Kitabı oku: «Игры виновных: сезон первый», sayfa 3
Глава 3
1
– Какого хрена у вас произошло, Румина?! – кричал Паша.
– Я не знаю! Не знаю! – кричала она в ответ.
– Ты не можешь не знать, ведь это ты засадила ему по голове бутылкой! – Паша продолжал разговор в том же духе.
– Да, засадила! Но он был в порядке и сваливал из нашей комнаты! Я не знаю, что произошло! – Румина закрыла глаза и сомкнула на переносице большой и указательный пальцы.
– Не дай бог, с ним повторится то, что уже было, клянусь, я придушу тебя. Это всё будет на твоей совести! – ещё яростней крикнул Паша, ударив кулаком по приборной панели. Он давил на газ со всей силы, не обращая внимания на ямки, грязь, куски асфальта. Он злился. Он боялся.
Он нашел своего друга лежащим на диване. Никто даже и не сообразил, что он в отключке.
Знакомые Паши говорили, что нашли Сашу на лестничной площадке. Они думали, что он напился и уснул, при этом никто даже не подумал проверить пульс или проверить дыхание. Только спустя десяток пощёчин Паша понял, что его близкий друг без сознания. Он взял его на руки и, не привлекая внимания, отнёс к машине. За ним выбежала Румина. Её слегка пошатывало, всё-таки парочка выпитых ею бокалов вина давали о себе знать, но она смогла рассказать о произошедшей ситуации. Паша приказал ей садиться в машину, и они поехали.
2
Саша почувствовал, что его трясёт. Голова раскалывалась от резкой боли. Между тем он начал слышать отдалённые голоса, один из которых казался очень близким, другой просто знакомым – новым, но довольно знакомым. Они кричали, может быть ругались, Саша пока ещё не мог этого понять. Между ними был ещё чей-то, такой томный, приятный, но абсолютной чужой. Этот голос что-то пробормотал, затем издал короткий смешок и исчез.
Сашу начало тошнить, его ослабшее тело бросало по сторонам. И вместе с тем он всё-таки нашёл в себе силы открыть глаза и обнаружил, что лежит на заднем сиденье. Сфокусировав свой взгляд, он увидел, как Паша раздражённо ударяет кулаком по приборной панели. А рядом с ним сидела девушка… рядом с ним сидела Румина. Под бровью начало щипать и пульсировать. Он рефлекторно приложил ладонь и почувствовал что-то липкое. Это была кровь.
Постепенно в воспоминаниях начали всплывать произошедшие события. Он очень громко выдохнул, привлекая к себе внимание, и сказал:
– Очень даже неплохой метод отшивания от нового знакомства, Румина.
Она слегка вскрикнула от неожиданности.
Паша резко вдавил в пол педаль тормоза. От резкой остановки все они подались вперёд, чуть не вылетев в лобовое стекло. Ещё пара толчков, и машина остановилась. Несмотря на злость, бушующую в Паше, он с лёгкостью справился с управлением.
– Тише, тише, братишка, ты же нас поубиваешь, – откашливаясь, сказал Саша.
– Слава богу, ты в порядке, – не скрывая радости и улыбки, ответил тот. – Слава богу! Я думал, ты снова потеряешься, козлина, я так испугался за тебя! – продолжал он и, резко повернув голову к Румине, озлобленно сказал: – А ты радуйся, сучка, потому что я готов был тебя пришить!
Она хотела было возразить ему из-за оскорбления, но всё же решила молча опустить голову.
– Паша, Паша, Паша! Тише! Остынь! – удивленно крикнул Саша, схватив друга за воротник его пиджака. – Никогда не говори ей так больше. Тем более что она тут ни при чём!
И рассказал ему, как всё произошло.
Выслушав описание ситуации, Паша вышел из машины. Саша последовал за ним. Они закурили по сигарете.
Пусть Саша и не особо одобрял курение, сам иногда мог себе позволить выкурить одну. А сейчас и случай подходящий. В этот раз выдалась слишком стрессовая ситуация, чтобы вдыхать в себя чистый воздух.
Румина по-прежнему молчала. В этот момент они все молчали. Все пережёвывали это событие в головах, и хорошо, что никто не проронил ни слова в этот момент.
Докурив, Саша повернулся к Румине.
– Ну что, пора бы познакомиться поближе, – предложил он. – Меня зовут Саша, – и, улыбнувшись, протянул ей руку.
– Румина, – ответила она, не удосужившись посмотреть ему в глаза и оставив его руку без взаимного пожатия. Саша не увидел в этом жесте ничего плохого. Он понимал, как сильно она напугана, даже учитывая её мужественный (по первому впечатлению), смелый и чересчур уверенный взгляд.
– Что ж, вот и познакомились. Я предлагаю разойтись по домам. Нам всем нужно выспаться, и, если честно, после всего этого жрать захотелось сильнее обычного, – сказал Паша, обезоружив ребят своей восхитительной улыбкой.
Все согласно кивнули.
3
На следующее утро Сашу разбудил не будильник, не его домашнее животное, не даже звонок Паши. Его разбудил взволнованный голос мамы и каких-то мужчин на пороге. И голос этот ничего хорошего не внушал.
– Саша! Сашенька! Просыпайся, сынок. К тебе пришли из полиции. Боже, божечки, – она обхватила ладонями свои щеки, – не зря я переживала! Что ты наворотил? Я ведь знала, что не нужно было тебя отпускать, – не унимаясь, она бегала по комнате, проговаривая эти слова шаг за шагом.
– Мам, честно, я без понятия, по какому они вопросу. Вчера всё прошло очень круто и весело. Нет никаких причин для паники, – спокойным, ровным голосом ответил ей сын.
– Если бы всё так и было, эти бы не приехали, – укоризненно сказала она.
– Не переживай, мама. Я съезжу с этими, как ты выражаешься, и приеду тоже с этими. Хотя нет, лучше Паше позвоню, – ухмылка не спадала с его лица. Саша принялся собираться, не отвлекая маму от повторения вслух мыслей, наполненных паникой и трагедией.
Сашу погрузили в «бобик» и отвезли в участок. Всю дорогу полицейские, усевшиеся рядом, молчали. Даже не разговаривали между собой. Даже не включили радио.
Интересный момент.
Подъезжая к участку, Саша слегка удивился, когда увидел там Пашу. Курящего Пашу, конечно же.
НО!
Ещё больше он удивился, увидев рядом с его другом Румину. И у Саши возник другой интересный вопрос: почему у этих двух людей одинаковое выражение лица?
«Какого же хрена вчера произошло?» Саша почувствовал, как его окатывает небольшая волна паники. Он успел поздороваться с каждым из них, прежде чем их завели внутрь здания и рассадили по разным комнатам.
– Александр, вы в курсе, что вчера произошло? – спросил большой дядя. В прямом смысле слова большой: его рост был где-то около двух метров, налысо бритая голова, где-то пятидневная щетина, а тяжелый томный взгляд карих глаз заставлял комок в горле превращаться в валун. В общем, все указывало на то, что он похож на очередного суперкрутого полицейского из русских сериалов, транслирующихся на второсортных каналах. По идее, внешний вид и низкий тембр его голоса должны были заставить Сашу слегка наложить в штаны, но вместо этого он произнес: «Судя по звёздочкам, вы так себе офицер». Конечно же, произнес не вслух.
– Смотря о чём вы, товарищ, – съязвил Саша, пытаясь скопировать голос Сталина.
– А, так ты шутник, ещё и незнайка, – офицер тяжело вздохнул. – А произошло, сынок, то, от чего смеяться совсем не хочется.
И, судя по выражению лица полицейского – точнее, товарища старшего лейтенанта, – сложилась действительно паршивая ситуация.
Офицер поднялся со стула и начал хлопать руками по брюкам, затем по джинсовой жилетке, надетой поверх футболки. Найдя то, что ему нужно, выдохнул (это было похоже на то, когда ты как будто теряешь свой паспорт, а потом находишь его на самом дне рюкзака). Через минуту его телефон оказался на столе прямо перед Сашиным носом. Офицер разблокировал телефон и зашёл на «Ютуб». Открыл раздел «В тренде» и, указывая на экран, сказал:
– Смотри.
И если взгляд офицера не смог это сделать, то видео, которое посмотрел Саша, заставило комок в его горле превратиться в огромную глыбу страха и отчаяния…
4
Кадр.
На экране появился загородный участок.
(Саша слегка удивился – он почти такой же, как тот, где они вчера отдыхали. Почти такой же каменный забор с красивыми металлическими узорами. Почти такой же дом, построенный из дерева и без единого гвоздя, как в старорусских сказках, только в современном стиле.)
Вот только коттедж был не точно такой же, а именно тот, где они вчера отдыхали.
Самое интересное, что сьёмка велась со стороны соседнего дома. Дома, о котором говорил Паша, когда они ехали на вечеринку.
Седой старик сидел на своей кушетке, кряхтел, качался легонько взад-вперёд, что-то бормотал. В такой позе ему не хватало только смирительной рубашки и белков, заполонивших всю видимую часть его глазных яблок. Обычно так изображали больных либо людей, в чьи тела забрался призрак.
Глаза.
(Саша взглянул в его глаза. Они показались ему знакомыми, словно он их уже видел, и видел совсем недавно. «Сон», – сказал он про себя. Этот старик похож на того охранника, который приснился ему позапрошлой ночью. Холодок пробежал по его телу, превратившись в мурашки. Саша пристально продолжал смотреть ему в глаза – они в прямом смысле слова наливались ненавистью, злобой, кровью.)
Старик томно смотрел в окно. Раскачивался на кушетке то сильнее, то чуть притормаживая, но не отрывая взгляда от окна. Но потом он резко спрыгнул и подбежал к окну.
В уголке его рта образовался маленький шарик, состоящий из нескольких пузырьков, которые то сужались, то расширялись в зависимости от его дыхания. Такое бывает у псов, которые подхватывают бешенство.
Смена кадра.
Его холодный взгляд устремился вверх. Застывший, как статуя, он не отрывал глаз от девушки, стоящей практически обнажённой, смеющейся и кричащей что-то в его сторону. Она бессовестно задрала свою чёрную футболку и махала ему рукой, желая, чтобы он обращал внимание только на неё.
– Они думают, это весело, – сухо пробормотал старик, – они думают, они молоды и им все дозволено. Думают, что, имея красивые молодые тела, можно делать всё что угодно. Думают, что их года позволяют издеваться над такими стариками, как я. Думают, что набивают себе популярность, выставляя напоказ своё обнажённое тело. Но они не думают, что это всё временно, что всё заканчивается, – его рот расплылся в ухмылке. – Да, рано или поздно всё заканчивается. Бессовестные малолетние отпрыски, вас нужно наказать, нужно научить хорошим манерам. Ха-ха-ха, – старик зашелся кашлем, – вы станете отличным примером другим молодым невоспитанным уродам…
Он продолжал бормотать что-то и дальше, но уже то, что было трудно разобрать.
(Офицер, давший Саше телефон, отвернулся от него, скорее всего непроизвольно, о чём-то задумавшись. Обычно ведь они смотрят подозреваемому прямо в лицо, не оставляя проявления его эмоций ни на секунду. Но в этом случае полицейский не увидел, как лицо Саши слегка побледнело. Он узнал эту девочку. Это ведь она была там. Она находилась в комнате с Руминой.)
Она продолжала смотреть на старика, махать одной рукой, как бы показывая ему, чтобы он поднимался к ней. Она продолжала смеяться и уже другой рукой сжимала по очереди каждую грудь, не забывая покрутить соски, словно накручивала звук на магнитоле.
Старик пристально смотрел на неё. Он продолжал что-то бормотать, при этом облизывал губы.
(И тут Саша заметил, что тот своей дрожащей, покрытой венами рукой трогал себя между ног, всё так же что-то бормоча. Отвратительное, мерзкое зрелище.)
Смена кадра.
Рыжеволосая девочка отвернулась от старика и опустила футболку. Последовали какие-то неразборчивые движения, словно она с кем-то разговаривала, жестикулируя руками. Это скорее было похоже на возмущение. Видимо, к ней в комнату зашёл кто-то ещё. Кто-то, кого она совсем не ожидала увидеть. Спустя какое-то время ситуация в её пространстве разрешилась, и она повернулась обратно, совершенно не удивившись, увидев старика на том же месте.
Он стоял уже со спущенными штанами. Девушка не смогла скрыть своё удивление, прикрыв рукой рот. Её брови поднялись вверх, глаза округлились, и она продолжала смеяться. Снова повторила трюк с задиранием до шеи футболки, но только теперь вместо приглашения она сжала ладонь в кулак и начала имитировать жест, означающий мастурбацию.
Голова старика слегка дёргалась из стороны в сторону, рука все энергичнее двигалась на уровне его паха, пузырьки в уголке его рта превратились в пену – и с другой стороны тоже. Ещё немного, и он начал дёргаться, приоткрыв рот и слегка рыча. Затем он посмотрел вниз, вытер тыльной частью ладони пену у краёв губ, приложил руку к сердцу и выдохнул. Затем он начал всматриваться в подоконник, видимо запоминая те места, которые нужно будет вымыть тряпкой или губкой.
Смена кадра.
Старик, слегка пошатываясь, вышел во двор. На нём был чёрный махровый халат, чёрные трусы-парашюты и… и всё. Ноги он решил оставить босыми.
(Раньше от увиденного Саша готов был провалиться сквозь землю. Теперь ему стало страшно так, как никогда прежде.)
Камера следовала за взглядом старика. И первое, что тот увидел, – проезжающий метрах в тридцати от него зелёный «Фольксваген», за рулем которого сидел юноша, что-то кричащий рядом сидевшей брюнетке.
Смена кадра.
– Вы все здесь ляжете! – громко крикнул старик, доставая из-под халата пистолет. Первым делом он направил его на рыжеволосую героиню, которая по иронии судьбы отвернула голову. Может быть, ей захотелось посмотреть, не осталось ли чего выпить, может быть, к ней снова кто-то зашёл. Это уже не имело значения.
Бах.
Надо признать, глаз у старика был здорово намётан. Грохот от выстрела, всколыхнувшего бы весь коттедж, если бы там не играла музыка, мог спасти много людей, но этого не произошло.
Объектив камеры устремился в окно, продолжая следовать за взглядом старика. Саша нехотя последовал за взглядом старого безумца. Он увидел, что теперь из окна торчала только рука, а потолок и небольшой кусочек стены были заляпаны кровью.
Смена кадра.
Старик с невообразимой (можно сказать, похвальной, но это будет неправильно) для его возраста скоростью вбежал в дом.
Смена кадра.
– Вы все в этом виновны, черти! – кричал он, не переставая палить по всем, кто там находился. – Вы за это ответите, мелкие бессовестные говнюки! – Он продолжал гневно кричать и смотреть, как рядом разлетаются головы. Как красные капли передаются воздушным путём от одного тела к другому. Почти как болезнь, только хуже.
Выбросив один пистолет, он достал из внутреннего кармана второй – это был шестизарядный серебристый револьвер.
(Саша закрыл лицо уже трясущимися руками.)
Все находящиеся в доме на этот момент молодые люди стали лёгкой мишенью, наверное, даже для подростка. Паника, прочно повисшая в воздухе, сбивала всех с толку и мешала думать. Мешала остаться в живых. Каждый пытался куда-то убежать. Все пинали друг друга, прятались за чужие спины. Каждому стала дорога только своя жизнь, несмотря на то что некоторые входили в дом обнявшись или за руку. В конечном итоге для большинства крайним шагом была пуля либо лоб другого человека.
Раздалось ещё пять выстрелов, ещё пять молодых, красивых тел лежат на полу, смешивая между собой кровь.
Смена кадра.
– Он виновен больше всех, – чуть понизив голос, проговорил старик. Он остался стоять один, но в окружении тех, кто не смог спрятаться или убежать. – Они так сказали, да… это они, ОНИ ТАК СКАЗАЛИ! – От ярости его лицо начало трястись. И, выкрикнув последнюю фразу, старик направил горячее дуло к виску. Там остался ещё один патрон. Для него. Раздался последний выстрел.
Смена кадра.
Сначала чёрный фон. Затем, спустя мгновение, на чёрном фоне образовались белые буквы:
Продолжение следует…
5
– Тебе всё так же смешно? – спросил офицер.
– Нет, – ответил Саша. Голос стал хриплым, сухим и словно доносился откуда-то издалека. Саша не пребывал в этот момент в шоке – он пребывал в ужасе.
– Ты что-то знаешь об этом?
– Нет! – он замотал головой из стороны в сторону, но не отрывал взгляда от экрана и не спешил возвращать телефон владельцу. Потому что он увидел ещё один кадр. Длина видео резко увеличилась на три секунды, проявляя следующую картинку, как будто кадр после титров:
НЕ ВРИ – ТЫ ВСЁ ОБ ЭТОМ ЗНАЕШЬ.
ЗДРАВСТВУЙ, САША.
Он швырнул телефон офицеру:
– Какого хрена? Что за подстава?
– Эй! Эй! – офицер схватил его за плечи. – Ты чё творишь?
– Мы же уехали оттуда раньше! Зачем здесь моё имя?! – Саша начал заикаться, сердце колотилось в бешеном ритме.
– Какое имя? Ты о чём?
– Мы ведь уехали раньше, вы же знаете!
– Ладно-ладно, верю. По какой причине вы уехали?
На этот вопрос Саша начал отвечать мгновенно, заикаясь на словах. Он рассказал о том, как случайно зашёл в комнату к девушкам, как Румина запустила в него бутылкой, как он оказался в отключке.
Видимо, остальные рассказали то же самое, потому что офицер после всего рассказа уныло опустил голову. Он приказал каждому из них не выезжать из города, на случай если они понадобятся следствию, и распустил по домам.
Все втроем они сели в машину к Паше. Но никто так и не сказал ни слова.
Глава 4
1
Только проснувшись, Саша почувствовал себя измотавшимся, раздражённым, сонливым. Если бы из двух последних факторов можно было произвести вакцину, то создалось бы чувство, что ему поставили пять, а то и все шесть капельниц во время его сна. Который, кстати говоря, был коротким, всего каких-то шесть часов.
Прошла неделя с того момента, с того кошмарного случая в особняке, где они и те, другие выжившие, получили травмы – кто морально, а кто физически. Остальные же оставили всех, кто им дорог. С одной стороны, они оставили себя в красивом месте с отличной музыкой, красивыми и не очень красивыми людьми. С другой – таковым это место не являлось.
Он понял, что спал в одной позе, когда попробовал потянуться – тело застонало, местами затекло, а спина отдавала короткими порывами боли. Такое впечатление, будто он таскал тяжелые предметы по десять часов в день, с перерывом в полчаса на обед за всё рабочее время, в течение двух недель. Ужасное состояние.
После всех упражнений по физической зарядке, давшихся ему очень и очень тяжело, он подобрал с пола свой телефон, чтобы проверить на уведомления. Саша повторял этот жест по сто раз за день в течение прошедшей недели.
И на этот раз по-прежнему не было ни пропущенного звонка, ни эсэмэс – ни от Паши, ни от офицера полиции, ни от (с чего бы это!) Румины, чьи глаза пробивались у него в памяти каждую свободную минуту. Он положил телефон в то место, откуда его и поднял.
Каждый раз, когда Саша просыпался, у него болела голова. То ли от удара крепкой бутылкой из-под шампанского, то ли от того, что его отключило на тусовке.
Это не имело значения.
Он всё равно выпивал таблетку анальгина или найза, смотря что первым попадалось под руку.
Саша не стал умываться и пошёл прямиком на кухню. В доме царила тишина, но он знал, что не один здесь. Отец ещё рано утром уехал на работу. Да уж, Саша ему не завидовал: постоянный подъём по противному звуку будильника в пять утра, быстрые сборы, лёгкий и не менее быстрый завтрак, странное, постоянно втирающее какую-то ахинею и засоряющее бессмысленной информацией шоу на радио.
И всё это ради того, чтобы в пять сорок утра быть на остановке и ждать автобус – специально отведенный от организации, в которой он работал. Автобус, разводящий рабочих из дома на работу и обратно. Конечно же, если копнуть глубже, то не только ради этого. В первую очередь ради мамы, ради Саши, ради себя – ради семьи, если хотите. Многие позавидовали бы его упорству, физической силе, силе духа, выносливости, в числе многих был и сам Саша.
У Саши смешивались разные чувства – он был горд тем, что у него такой отец, в то же время ему было жаль его. Время и работа (в особенности работа!) не щадили отца. В молодости он был высокий, широкоплечий, с широченной улыбкой и отличным чувством юмора. Длинные вьющиеся волосы, спадающие на плечи. Яркие, полные амбиций и уверенности карие глаза. Видимо, всё это одни из причин, почему его полюбила мама. Сейчас же всё иначе, конечно. Осунувшийся, ворчливый, задумчивый. Волосы стали значительно короче, а седина охватила практически всю голову. Взгляд выглядел потускневшим, иногда грустным. Он заметно похудел – очень заметно, – и создавалось впечатление, что с каждым годом становится все худее и худее.
Но вы знаете, всё это отходит на второй план. Именно так и есть. Если просто посмотреть на него – он в какой-то степени остается прежним. Его улыбка – пусть уже и с меньшим количеством зубов – остаётся ослепительно-заразительной. Потому что великолепное чувство юмора осталось при нём. Потому что всё та же уверенность, что всё будет хорошо, не исчезает из его головы, и он делится ею со своей семьёй в каждый удобный момент. И это прекрасно. Это вдохновляет. Это заставляет не опускать руки.
* * *
Саша не удивился, когда застал маму на кухне. Она сидела, сложив руки и скрестив пальцы между собой, образовав замочек. Будто бы ждала, когда в стоящей рядом с её замочком кружечке остынет чай. Его мама молча смотрела в окно, выходящее на задний двор, где лёгкий, тёплый майский ветер колыхал бельё, которое она вывесила сушиться.
Она не обратила внимания на Сашу – не то чтобы не поздоровалась, даже не взглянула. Он, конечно, попробовал утешить себя той мыслью, что она просто хочет одиночества, побыть наедине со своими мыслями. Она же всё-таки женщина, такое у них периодически бывает, и к этому нужно относиться с уважением.
Однако он прекрасно понимал, в чём настоящая причина такого поведения. Нет, ей не всё равно, она любит его. Дело в том кошмаре, дело в том, что он был там, дело в том, что там убили людей, дело в том, что он снова отключился (об этом ей сказал Паша, чёрт бы его побрал). Дело было в её страхе – в страхе снова потерять на неопределённое время сына. Саша всё это понимал.
Он смотрел на мать, и с каждым взглядом в её сторону он убеждался в том, насколько она красива. Невысокая, с длинными, спускающимися ниже плеч, роскошными волосами темно-каштанового цвета. Да, пусть сейчас она их красит, скрывая те редкие пряди седины, что начали появляться, но они продолжают оставаться роскошными. Её улыбка настолько белоснежна, что с трудом верится в то, что она не искусственная. А её длинные, ухоженные и нежные пальцы словно созданы для игры на фортепиано, чем она, собственно, и занимается. Она преподаватель в музыкальной школе.
Всё его детство и иногда до сих пор с утра пораньше она наигрывает «Собачий вальс» Шопена. А иногда, если уж прямо хочется задать мотивационную планку на весь день, она играет главный саундтрек из фильма «Пираты Карибского моря». Либо же, перед сном, она с удовольствием – и всегда со спокойной лёгкой улыбкой – играет «Лунную сонату» Бетховена.
И сколько бы раз семья ни просила маму написать своё собственное произведение, она всегда отказывалась, аргументируя это тем, что не пришло подходящее время. А на вопрос, который витает за обеденными разговорами уже около шестнадцати лет, – а когда же наступит это подходящее время, – она отвечает, что не знает. Очаровательная женщина.
Саша покрутился на кухне около пятнадцати минут. Разогрел бутерброды с колбасой и сыром, налил себе кофе, поставил всё на поднос и ушёл к себе в комнату, чтобы не беспокоить маму, но перед этим всё равно спросил:
– Мам, всё хорошо?
В ответ она наградила его тишиной, всё так же не обращая и взгляда на сына. Саша ушёл.
Почему он не стал вытягивать из неё слова? Хоть какие-нибудь. Не потому что ему безразлично, а потому что он знал причину, знал, что в этот момент ему лучше её не беспокоить, знал, что этот разговор через силу может окончиться ссорой, руганью и самое страшное – слезами. Это имело большое значение. Саша не мог этого допустить.
Теперь он был погружен в эти мысли. Он был раздражён ещё пуще, чем утром, и, кажется, становился запредельно зол.
Саша не мог найти объяснение – не тому, что случилось в особняке, а этому видео, который показал ему офицер. Видео, которое находилось во вкладке «В тренде» на «Ютубе», предназначенное всем, кто его увидит, и в то же время видео, посвящённое конкретно ему. Это пугало, это настораживало, это злило, это сводило с ума, в конце концов.
Вопросы слетелись к нему в голову, как воробьи на голые стволы деревьев в позднюю осень: видел ли послание только он? Видели ли другие? Видел ли офицер? Видела ли его семья? Видел ли Паша? Видела ли Румина? Если да, то почему он ещё не печально известен? Почему никто не названивает ему, не пишет бесконечные эсэмэс? Или, может быть, мама, папа, Паша, Румина как раз-таки и молчат, потому что видели? Бред какой-то. Всё это начинает сильно нервировать.
Резко зазвонил телефон, и Саша от неожиданности дернул рукой так, что кружка с недопитым кофе слетела со стола. На экране высвечивались буквы, соединенные в имя очень знакомого ему человека. Человека, о котором он думал больше всего, от которого ждал, но нисколько не ожидал звонка.
Это была Румина.
– Алло? – голос Саши прозвучал сухо.
