Kitabı oku: «Бабочка во времени. Новое прошлое», sayfa 2

Глава 2

– Что ты такое несешь? – прошипела я, стоя за дверями комнаты, где находились Волконские. После глупого заявления Димки я просто была обязана переговорить с ним наедине. – Какая судьба? Какие высшие силы? Ты атеист.

– Я агностик, сестренка. Не путай термины. – Брата как будто бы не волновало происходящее. Складывалось впечатление, что перемещение во времени для него было как опоздать на автобус – ну, ничего, на следующем поедем.

– Да не важно, кто ты! – громким шёпотом воскликнула я. – Спасти Россию? Мы? Ты с дуба рухнул?

– Почему? Ты разве не понимаешь, что это реально наш шанс, – глаза у Димки лихорадочно заблестели. – Мы можем спасти монархию, поменять все к лучшему!

– Джейк Эппинг тоже думал сделать страну лучше, но спасение Кеннеди привело к катастрофическим последствиям¹.

– Здесь все иначе. Мы сможем предотвратить все кровопролития, которые последуют после революции. Я лишь хочу сделать лучше для нашей страны, пойми.

Я тяжело вздохнула.

– Благими намерениями вымощена дорога в ад, братец, – напомнила я ему известное высказывания, однако Димка на это лишь фыркнул. Тогда я взяла его за рукав пиджака и жалостливо произнесла: – Я хочу домой, к родителям.

Взгляд брата смягчился. Димка взял мои ладони в свои и осторожно сжал.

– Мы обязательно к ним вернемся. Обещаю, я найду способ, чего бы мне это не стоило. Но одновременно я хочу попробовать спасти Романовых. Хотя бы попытаться.

– А как же эффект бабочки? – неуверенно спросила я.

– Это же все вымысел авторов, не так ли? – усмехнулся Димка. – Вряд ли кто из них действительно путешествовал во времени.

Я в сомнениях пожевала губу. Не нравилась мне его затея, ой как не нравилась.

Словно прочитав мои мысли, Димка еще более доверительно произнес:

– Я каждый день буду работать над тем, как нам вернуться назад. Не прекращу поиски ни на минуту, честное слово. Только доверься мне, хорошо?

Я не хотела соглашаться, но доверять мне больше некому, кроме брата. К тому же, он умный малый и придумает, что делать, если все пойдет наперекосяк. По крайней мере, я на него надеялась.

– Хорошо, – сдалась я. – Но только как мы будем здесь жить? Кто нам поможет?

Димка расплылся в довольной улыбке.

– Думаю, Волконские и помогут. Если будем соответствующе себя вести.

– Это как?

– Ты – дави на жалость княгине, а я буду рассказывать князю о том, какие ужасы произойдут в будущем и как нам это остановить. К счастью, мы напоминаем им их пропавших детей.

– Кстати о них. Ты тоже думаешь, что они переместились во времени?

Брат кивнул.

– Вполне возможно. Или же их украли цыгане. – Димка тихо рассмеялся, а я толкнула его локтем в бок.

Вернувшись в комнату, где нас ждали Волконские, мы с Димкой извинились за задержку. Я со скромным видом села на диванчик рядом с Анной Николаевной, а Димка остался стоять посреди комнаты.

Откинув полы пиджака, он сунул одну руку в карман брюк, а вторую согнул в кулак и демонстративно кашлянул, привлекая к себе внимание.

– Итак, мы остановились на спасении Российской империи от большевиков. И первое, что нам нужно сделать…

– Подожди, Дмитрий, – перебил брата князь.

Димка вопросительно уставился на него. Владимир Михайлович бросил короткий взгляд на жену, потеребил усы и только потом продолжил:

– Пока вы разговаривали за дверью, мы тоже кое-что обсудили и решили предложить вам некоторое время пожить у нас в качестве наших племенников.

– Детей моей сестры, – уточнила Анна Николаевна.

– На некоторое время – это до 15 октября? До тех пор, пока вы нам окончательно не поверите? – уточнил Димка.

– Да, – кивнул Владимир Михайлович. – Если события, о которых вы рассказали, действительно произойдут, то мы с вами поговорим о спасении страны. А до тех пор, будьте гостями моего дома.

Князь специально выделил голосом слово «гостями», чтобы мы с Димкой поняли, на каких правах мы здесь.

Можно подумать, нам требовалось напоминание. Я и так каждой клеточкой тела ощущала, что мне не место ни в этом доме, ни в этом времени.

– По рукам. – Димка пожал ладонь князя.

– Глаша! – позвала Анна Николаевна горничную и, когда та пришла, добавила: – Детям нужно отдохнуть. Покажи им комнаты, которые я тебя просила прибрать.

– Детям? – Глаша удивленно посмотрела на Димку. Ну да, ребенком его даже десять лет назад уже не называли.

– Это дети моей сестры Веры.

– А, той, что из Парижу? – понимающе кивнула Глаша.

– Проводи их в комнаты, пожалуйста. – Анна Николаевна проигнорировала вопрос горничной.

– Слушаюсь, Ваше Сиятельство. – Глаша склонила голову перед княгиней, а затем, посмотрела на нас с Димкой и произнесла: – Следуйте за мной, пожалуйста.

Я поднялась с дивана и последовала за девушкой.

– Доброй ночи, – произнес Владимир Михайлович. – Вернее, утра.

– Доброго, – в один голос ответили мы с Димкой.

Глаша повела нас по коридору, на стенах которого висели электрические светильники и портреты мужчин и женщин, принадлежащих, надо полагать, семье Волконских.

Сначала горничная проводила Димку, а затем меня.

– Ого, – вырвалось у меня, когда я вошла в комнату.

На кремовых стенах с витиеватым серебряным узором красовались изящные светильники в форме цветков розы. Точно такая же люстра свисала с потолка ровно посередине комнаты и от нее было так много света, что у меня заболели глаза. Шторы, а также покрывало на кровати и полог были в тон стенам. На махровом коврике рядом с кроватью стояли изящные розовые тапочки.

– Вам нужна помощь с переодеванием, барышня? – поинтересовалась Глаша, стоя за моей спиной.

– Нет-нет! – поспешно сказала я. – Никакой помощи, я сама.

Глаша, кажется, только рада была моей самостоятельности. Она старалась не смотреть мне в лицо, но взгляд девушки то и дело цеплялся за мои волосы.

– Ночная сорочка в шкафу, а ночная ваза – под кроватью. На прикроватной тумбочке есть колокольчик. Если что, позвоните в него, и я приду.

– Хорошо, спасибо. – Я благодарно улыбнулась девушке.

У двери горничная замялась и, набравшись смелости, взглянула на меня и спросила:

– А что у вас с волосами, барышня? Нынче так модно в Париже?

– Да. У всех парижанок сейчас такие волосы.

Глаша несмело хихикнула.

– Чудно, право.

Распрощавшись со мной, девушка вышла из комнаты и осторожно прикрыла за собой дверь. Я огляделась в поисках выключателя настенной лампы и, найдя его, избавилась от чересчур яркого света. Глазам сразу же стало легче.

В шкафу оказалась не только ночная сорочка, но еще и куча платьев, по размеру похожих на то, что сейчас было на мне. Из этого я сделала вывод, что комната принадлежала пропавшей дочери Волконских.

Клетчатое платье нестерпимо давило, и мне не терпелось уже снять его и надеть свободную ночнушку, но спать мне пока не хотелось. Закрыв шкаф, я направилась к двери, с намерением навестить брата и обсудить с ним сегодняшний день. Однако выйти я не успела, потому что дверь внезапно открылась, и передо мной предстала Анна Николаевна Волконская.

– Не помешаю? – Княгиня кивнула в сторону двух уютных кресел у окна.

– Нет, проходите. – Я придержала для нее дверь и, когда Анна Николаевна вошла, плотно закрыла ее.

Шурша подолом темно-серой юбки и кутаясь в кашемировую шаль, княгиня подошла к креслам, но не села ни в одно из них. Я шагнула к ней, размышляя, о чем эта женщина хочет со мной переговорить.

– Я знаю, вы с братом утомились после такого… – она запнулась, подбирая нужное слово, но, так и не найдя его, повторилась, – такого. Я не отниму у тебя много времени. Просто хочу кое-что спросить.

– Спрашивайте, – кивнула я, надеясь, что на ее вопросы я с легкостью смогу ответить.

Анна Николаевна изящно сложила руки на животе.

– Вы с братом переместились во времени перед тем, как оказаться в воде или уже после?

– После, – уверенно ответила я. – Мы упали с раздвижного Дворцового моста в Неву, а когда оказались на берегу, вокруг уже все было иначе.

– Значит, чтобы переместиться во времени, нужна вода, – задумчиво произнесла Анна Николаевна.

– Не думаю, что только она. Мы с братом много купались, но ни разу не перемещались во времени.

– Купались в Неве? – Анна Николаевна пристально посмотрела на меня своими серо-зелеными глазами.

– Нет, в Неве не купались.

Анна Николаевна кивнула, отведя взгляд в сторону. В моем сознании мелькнула мысль, что она тоже хочет попробовать переместиться, чтобы отыскать своих детей.

– И все же я не уверена в том, что Нева – это проводник, – добавила я. – В наше время многие в нее ныряют по доброй воле. Например, водолазы. И все они возвращаются.

– Да? – на лице княгини мелькнуло разочарование.

– Мы с братом обязательно выясним, как мы сюда попали и как нам вернуться назад. – Немного подумав, я добавила: – И, если ваши дети сейчас в нашем времени, мы постараемся их найти и вернуть.

В серо-зеленых глазах княгини вспыхнула надежда. Она схватила меня за руки и крепко их сжала.

– Правда? Вы поможете?

Я кивнула.

– Значит, вы нам верите?

Хватка женщины ослабла. Она тихо вздохнула.

– Мой муж говорит, что я поверю каждому, кто даст мен надежду на то, что мои дети живы.

– Но сначала вы подвергли сомнению слова моего брата…

– Да, но тогда я еще не связала их с пропажей моих детей. – Анна Николаевна наконец отпустила мои руки и села на подлокотник кресла. – Куда мы только не обращались: в полицию, к ведунам, к царской семье… Все без толку. Никто не мог найти Диму и Леночку. У меня уже не осталось никакой надежды, и тут появляетесь вы – моя последняя надежда.

Анна Николаевна взглянула на меня так жалостливо, что у меня сжалось сердце. Наверное, наша мама тоже станет такой, когда не найдет нас с Димкой. Будет хвататься за любую ниточку, лишь бы получить надежду найти нас.

Теперь уже я взяла Анну Николаевну за руки и, подражая брату, доверительным тоном произнесла:

– Уверяю вас, мы и правда из будущего. И все, что предсказал брат, непременно сбудется. Увы, плохих событий в первой половине двадцатого века намного больше, чем хороших, и, возможно, это к лучшему, что ваши дети сейчас не в этом времени.

– Муж коротко рассказал мне о предстоящих событиях, – прошептала княгиня, будто это была государственная тайна, – но я даже представить не могу, что в стране может поменяться власть. Не будет монархии? Как в Америке?

Я мотнула головой.

– Хуже. Будет намного хуже. К власти придут люди, которым будет не свойственно милосердие и сострадание. Погибнет множество невинных людей, а те, кто останется в живых, будут жить в страхе.

– Когда у нас с месяц тому назад гостили Романовы, я невольно услышала, как Владимир выражал Александру Михайловичу свои опасения насчет революционеров.

– Романовы? – удивилась я. – У вас гостили царь и царица?

– Почти, – улыбнулась Анна Николаевна. Мое удивление ее позабавило. – Великая княгиня Ксения Николаевна, сестра Его Императорского Величества Николая Александровича, и ее муж великий князь Александр Михайлович, внук Его Императорского Величества Николая Павловича.

От всех этих имен у меня в голове образовалась каша. Единственный, кого я знала – это Николай Александрович, он же император Николай II. И еще Николай Павлович – это вроде бы Николай I, сын Павла I. А остальные, видимо, их родственники, стоящие на ранг ниже.

– Владимир проводил в детстве много времени с великим князем Александром Михайловичем, они вместе учились, а сейчас у них общие политические взгляды, – продолжала Анна Николаевна. – Наши дети тоже много времени проводили вместе, а когда Лена и Дима пропали, Романовы больше всех помогали нам с поисками. У Александра Михайловича и Ксении Николаевны большие связи – все же царская семья, как никак. Александр Михайлович множество наград имеет, до таких высот дослужился: в прошлом году звание генерал-адъютанта получил, шеф Императорского военно-воздушного флота…

Я слушала княгиню вполуха – сказывалась усталость. Однако, услышав о том, какой пост занимает этот ее великий и прекрасный князь Александр, я сразу же взбодрилась и переспросила:

– Он руководит военно-воздушными силами?

Анна Николаевна кивнула, озадаченная моим внезапным вопросом. Видимо, я повела себя невежливо, перебив ее, да еще и так громко.

– Тогда нам нужно рассказать ему про авиакатастрофу, которая произойдет 7 октября! – выпалила я. – Брат говорил, что будут жертвы. Мы можем их спасти!

Так вот, что чувствовал Димка, когда понял, что мы можем спасти всю страну. У меня сердце билось как ненормальное при мысли, что я могу предотвратить одну авиакатастрофу, а что уж говорить о спасении целой страны!

– Ох, ну… – протянула Анна Николаевна. – Надо, наверное, поговорить об этом с Володей…

– Немедленно! – воскликнула я, опередив встающую с кресла княгиню и вылетев из комнаты со скоростью света.

***

В отличие от сестры, Дима ни капли не устал. Возбужденный открывшимися возможностями, он вышагивал по комнате, которую ему отвели Волконские, и размышлял над планом по спасению Романовых.

Перебирая в голове события начала двадцатого века и анализируя их, Дима пытался понять, правильно ли будет начать с преследования большевиков и полного их уничтожения. Не станет ли столь жесткая расправа шансом для меньшевиков, у которых после неудачного декабрьского восстания заметно опустились руки.

Дима остановился перед письменным столом, и посмотрел в окно, из которого виднелись дома на другой стороне канала Грибоедова, который в этом времени называли Екатерининским.

Раздался короткий стук в дверь. Дима резко обернулся и увидел Волконского.

– Можно? – неуверенно спросил он.

Дима кивнул.

Войдя в комнату, Волконский потоптался на месте, будто это он был тут гостем, а не Димка.

– Ты хотел поведать нам свой план, – осторожно начал князь, – но я остановил тебя. Теперь вот не могу уснуть – так мне любопытно. Можешь рассказать о нем?

Владимир Михайлович робко улыбнулся.

Просиявший от его слов Димка усиленно закивал.

– Конечно. Конечно! Садитесь, пожалуйста… – Волконский сел в кресло, а Димка остался стоять и возбужденно заламывать пальцы на руках.

– Итак? – Владимир Михайлович деликатно кашлянул в кулак.

– Ох, да! – воскликнул Димка, слишком взволнованный внезапным интересом князя. – План. Мой план, да… Я как раз размышлял над тем, с чего следует начать, и в голову пока что приходит полное искоренение большевиков.

– Только их? – уточнил Волконский. – Или всех социал-демократов, не взирая на их умеренность и радикальность?

– Нет, только большевиков.

– И почему только их?

– Я уже говорил вам, что именно большевики захватят власть и убьют царскую семью.

– Можешь ли ты гарантировать, что после уничтожения большевиков другие не продолжат их дело. Те же эсеры и их боевая организация.

– В начале 1911 года ее распустят, – небрежно махнул рукой Дима. – Разоблачение Азефа² и несколько неудачных попыток теракта в марте 1910 подкосили решимость Савинкова³.

– Мой дорогой Дмитрий Иванович, – князь подался вперед, пристально глядя на Диму, и положил сцепленные между собой ладони на колени. – Я совершенно ничего не смыслю во временных перемещениях, но с точной уверенностью могу сказать, что любые наши деяния несут за собой последствия. Пока мы ничего не делаем, мы можем ориентироваться на будущие события, но как только мы начнем действовать… – Волконский медленно помотал головой. – Некоторые события могут поменяться. Мы должны быть готовы ко всему. Если, конечно, ваши с сестрой выдумки правдивы, и царскую семью действительно надобно будет спасать.

Откинувшись на спинку кресла, Владимир Михайлович посмотрел на озадаченного Диму снизу-вверх, однако в его взгляде молодой человек не заметил недовольства. Князь просто предостерегал его, давал совет.

– Значит, будем действовать осторожно, – согласился Дима.

Наблюдая за князем, он с радостью отметил про себя, что Волконский, похоже, верит ему, а проверка – это всего лишь формальность.

– Очень осторожно, – кивнул Владимир Михайлович. – Чтобы не породить ненароком еще одну успешную террористическую организацию, которая решит устроить подобное взрыву на Аптекарском острове⁴.

Дима издал радостный возглас и хлопнул в ладоши, чем напугал Владимира Михайловича. Вздрогнув, князь удивленно воззрился на молодого человека.

– Столыпин! – воскликнул Дима. – Ну конечно, Столыпин! «Дайте России двадцать лет внутреннего и внешнего покоя, и вы её не узнаете»⁵. Как же я раньше не додумался до этого!

– До чего? – Волконский приподнялся в кресле, внимательно глядя на Диму. – И причем тут Столыпин?

– При том, что он – надежда Российской империи. Его политика подразумевала две важные цели: сначала успокоение, а потом реформы, – затараторил Дима. – Именно он жестоко расправлялся с революционерами, чтобы подарить стране время для проведения необходимых реформ. Вот поэтому нам нужно начать именно с него. Вернее, с предотвращения его убийства. Вот он – переворотный момент. С его смертью революция начала набирать обороты и остановить это было уже некому. – Глаза молодого человека горели как у безумного – так он был вдохновлен.

– На Столыпина снова произойдёт покушение? Когда? – обеспокоенно вопросил князь, не сводя взгляда с Димы.

– 14 сентября 1911 года. В Киевском городском театре. Вместе с ним будет Николай II.

– Кто убьет?

Дима облизнул пересохшие губы и назвал имя:

– Дмитрий Богров. Секретный сотрудник охраны.

– Местный или из Киевской губернии?

– Из Киевской.

– Что ж, тогда… – Волконский не успел договорить, как дверь комнаты распахнулась и на пороге возникла запыхавшаяся Вика.

Дима удивленно взглянул на сестру, за спиной которой стояла еще и жена Волконского. Князь тоже порядком удивился этому внезапному появлению.

– Что случилось? – спросил Дима, глядя на взволнованную Вику.

В этом нелепом платье она выглядела как маленькая девочка, еще и глаза округлились, будто она чего-то испугалось. Внутри у молодого человека все сжалось от волнения за сестру.

– Димка! Волконские знают дядьку, который командует ВВС! – с запалом начала тараторить Вика. – Давай расскажем ему про аварию, пусть он отменит праздник, и ничего не случится. Или проверит исправность самолета. Ты же говорил, что будут жертвы, так? Давай предотвратим их! Мы же можем!

Обдумывая слова сестры, Дима посмотрел на князя, чей взгляд был направлен на Вику. Молодому человеку было очень интересно, что он думает насчет ее предложения. С одной стороны, это гуманно и благородно, но с другой это не докажет их правоту. Однако был еще инцидент с чумой…

– Девочка права, – вдруг произнес Владимир Михайлович. – Молчать нельзя, катастрофа все же. Я как-то не подумал…

– Надо Александру Михайловичу осторожно намекнуть, – подала голос стоявшая за спиной Вики Анна Николаевна.

– Намекну. Сегодня же и намекну, – кивнул князь и, повернувшись к Диме, спросил: – А что конкретно случится, и кто погибнет?

– Лев Мациевич. Его самолет буквально развалится на куски в воздухе.

Анна Николаевна тихо ахнула и прижала ладонь ко рту. Вика решительно смотрела на брата, и Дима не мог не отметить, как радует его блеск в глазах сестры. Молодой человек был уверен, что Вику переполняют те же чувства, что и его. Они действительно могут изменить прошлое.

Глава 3

– Авиакатастрофа 7 октября? Откуда такие сведения? – У великого князя Александра Михайловича был звучный и властный голос, который полностью соответствовал его суровому и статному виду. Жаль, что в замочную скважину я не могла видеть ни его, ни Владимира Михайловича с Димкой.

– Из весьма надежных, ваше высочество, – ответил Волконский.

– Готовится террористический акт с целью дискредитации царской власти?

– Не исключено.

Послышался вздох и звон бокала.

– И все же мне весьма любопытен источник, – произнес великий князь так тихо, что я сильнее прижала ухо к замочной скважине. Если кто-то из гостей увидит меня в таком положении, то Анна Николаевна будет долго меня отчитывать. Но не подслушать я не могла.

– Эти сведения привез я, – раздался голос брата. – В Париже у меня была тайная миссия: выслеживать революционеров.

Я еле сдержалась от возмущенного возгласа. Что за чушь он городит? Тайная миссия? Ну все, накрылся наш план по спасению Льва Мациевича медным тазом – великий князь точно не поверит Димке и Волконскому.

– Значит, вы, господин Рудомазин, решили продолжить дело своего родителя? Похвально. – В голосе великого князя проскальзывало уважение. – Что ж, тогда я прикажу проверить все летательные аппараты, которые будут демонстрироваться на праздновании воздухоплавания. Вот только…

Увы, дослушать его я так и не смогла. За моей спиной внезапно раздался веселый детский голос:

– Вика! Вот ты где!

– Ш-ш-ш! – шикнула я, прижав указательный палец к губам.

Серо-голубые глаза десятилетнего Никитки округлились. Сын великого князя – великий княжич? – послушно замолчал и шагнул ко мне. Мы оба притаились, но за дверью уже слышались тихие смешки и звон бокалов.

– Вот же блинский блин! – шепнула я, от досады закусив губу.

– Блинский блин? – озадаченно произнес Никитка. – Что это?

– Пойдем, я тебе объясню.

Взяв мальчишку за руку, я вернулась в комнату, которая сегодня в доме Волконских служила детским садом и была заполнена детьми великокняжеской четы Романовых, которые, как сказала Анна Николаевна, «наконец оказали нам честь отобедать с нами и провести вечер в наших скромных апартаментах».

Мы с Димкой ждали этого визита почти месяц! Я-то думала, что Волконские позовут Романовых, и те придут к ним уже через пару дней, но чтобы почти через месяц – это, конечно, ни в какие ворота. Однако иного выхода не было. Пришлось ждать Романовых и попутно изучать этикет и быт дворянского сословия, в которое мы с Димкой невольно вошли.

– Иди, поиграй со своими братьями, – я выпустила руку Никитки и устало опустилась на софу рядом с его сестрой Ирэн, которая была старше меня всего на два года, но казалось, что на все десять – так взросло она себя вела.

– Нет, я хочу узнать про блинский блин! – запротестовал мальчишка.

– Блинский блин? – Ирэн отвлеклась от своей заумной книги и покосилась на меня.

Я закатила глаза.

– Это такая фраза, которую употребляют в момент досады, – пояснила я. – У меня сгорел пирог! Вот же блинский блин!

– Или блин! Блинский блин, у меня сгорел блин! – хохотнула Глаша, которой поручили возиться с самыми маленькими княжичами: Дмитрием и Ростиславом. Был еще совсем мелкий, Василий, но он остался дома с няней. И слава богу, мне тут одного Никитки за глаза хватало.

Он меня как увидел, так аж рот раскрыл. Его восторга я не понимала: волосы у меня уже не были фиолетовыми – их осветлили и убрали в незамысловатую прическу, а красавицей я никогда не была. Однако мальчишка смотрел на меня как на божество и не отходил ни на шаг, что стало для меня большой помехой, когда я решила подслушать разговор удалившихся после обеда мужчин. Пришлось спрятаться от надоедливого Никитки, но и это не помогло.

– Полагаю, эту фразу лучше не произносить, – нравственно заметила Ирэн. – Звучит вульгарно.

– Блинский блин! Блинский блин! – радостно воскликнул Никитка.

Вскоре остальные дети подхватили за ним это выражение, и комната наполнилась детскими голосами, вопящими «блинский блин».

Да уж, не следовало им рассказывать про эту фразу…

Ирэн, неодобрительно покачав головой, вернулась к чтению. Меня же переполняли догадки о том, что сказал Романов. Не в силах оставаться в комнате, полной детей, я вышла коридор и направилась в сторону кухни, которая после обеда опустела за ненадобностью.

Стянув с прикрытой белой тряпочкой тарелки пирожок с яблоком, я уселась на стул и принялась его есть, обдумывая разговор мужчин в кабинете.

– Да что я так зациклилась на этом? – в конце концов пробормотала я себе под нос. – Димка же все равно мне все расскажет рано или поздно.

– Что расскажет? – Из дверной щели торчала любопытная носопырка.

– Ничего, – буркнула я. – Любопытной Варваре на базаре нос оторвали.

Мальчишка испуганно схватился за нос. Дверь открылась шире, и я увидела милую мордашку Никитки.

– Ну никуда от тебя не деться! – вздохнула я и откусила от пирога.

Мальчишка с завистью посмотрел на лакомство в моих руках. За обедом он ел плохо, а его родители этого даже не заметили.

– Хочешь пирожок?

Никитка лучезарно улыбнулся и кивнул. Подбежал к столу, уселся рядом и в ожидании уставился на меня своими большими серо-голубыми глазами. У всего семейства Романовых, что сейчас гостило в доме Волконских, глаза были одинакового серо-голубого цвета и напоминали сумеречное небо с темными тучами. Никиткины же глаза были ярче и походили на голубое небо с маленькими тучками.

– С капустой или с яблоком?

– С яблоком! – Мальчишка скривился и добавил: – Не люблю капусту, она вонючая.

Усмехнувшись, я протянула Никитке пирожок с яблоком, и он с аппетитом принялся его есть, болтая ногами, которые не доходили до пола.

– Когда я вырасту, то женюсь на тебе! – серьезно объявил мальчик.

От его слов я чуть пирогом не подавилась.

– Это что еще за заявление такое? – вопросила я, откашлявшись.

– Батюшка учит нас четко формулировать свои цели и озвучивать их, – сказал Никитка, невозмутимо жуя пирог.

– Ого, – протянула я. – Значит, твоя цель – жениться?

Никитка качнул головой.

– Жениться на тебе.

– Почему именно на мне? Ты знаешь, что я тебя старше?

– Да, Ирэн сказала, что ты младше ее на два года. Тебе тринадцать.

– А тебе десять, – напомнила я этому сопляку о его возрасте. – Ничего не выйдет, ты для меня слишком маленький.

Никита посмотрел на меня так, будто я сказала глупость. Дожевав кусок пирога и проглотив его, он спокойно произнес:

– Так я же вырасту.

– И я тоже вырасту. Разница в возрасте никуда не денется.

– Подумаешь, велика разница! – фыркнул Никитка.

– Велика – не велика, а разница есть! – уперлась я.

На некоторое время я даже забыла, что общаюсь не с равным по возрасту, а с ребенком. Надо признать, что Никита был развит не по годам.

– В нашем дворце на Мойке есть кухарка Марья. Ей уже минуло девятнадцать лет, и все считают, что она засиделась в девках. Но маменька мне по секрету сказала, что Марья ждет, когда ее жениху исполнится восемнадцать, и тогда они смогут пожениться, – поведал Никитка любовную историю, разворачивающуюся у него дома.

– И сколько ей еще ждать? – поинтересовалась я.

– Маменька говорит, что два года. – Никита сунул остатки пирога в рот и принялся вести подсчет на пальцах.

– Значит, она тоже старше его на три года, – заключила я.

Никитка отнял взгляд от своих ладошек и, посмотрев на меня, кивнул.

– Стало быть, так и есть.

– Это что же, мне тебя ждать восемь лет придется? – недовольно произнесла я, стараясь поддразнить мальчишку. – Ну уж нет, не хочу.

– Почему? – растерянно пробормотал Никитка.

– Долго. За столько лет все что угодно может произойти. Вдруг ты вырастешь страшненьким.

Никитка прищурил серо-голубые глаза и недовольно засопел.

– Я не вырасту страшненьким! Мне не в кого!

Я представила лица его родителей, сестры и старшего брата. Ну да, страшными их никак не назовешь. А великая княгиня так вообще очень даже симпатичная, и с такой любовью на своего мужа смотрит. Жаль, что в его глазах я не увидела такой же любви. Или же мне просто показалось?

– Ладно, я подумаю, – решила уступить ребенку я. Только бы больше не приматывался со своей женитьбой.

– Честно-честно? – Никитка аж со стула спрыгнул и посмотрел на меня с такой невинной надеждой, что у меня сердце екнуло.

– Поживем – увидим, – туманно ответила я. – Все будет завесить, каким ты вырастишь.

– Красивым и сильным! – радостно воскликнул Никитка. – Я обещаю!

***

Поздним вечером, когда я, совершенно уставшая от детей и приставучего Никитки, уже хотела лечь спать, ко мне пришел Димка.

– Ну как тебе Романовы? – сразу же спросил он.

– Не те, которых я бы хотела увидеть, но тоже сойдут.

Брат ухмыльнулся, поняв, что я намекнула на царскую семью.

Я села на постель и похлопала рядом с собой. Димка послушно сел.

– Вы поговорили с великим князем о катастрофе? – спросила я, не в силах ждать, когда Димка сам начнет рассказывать мне о том, что я так хочу узнать.

– Поговорили… – протянул брат, барабаня пальцами по коленкам.

– Что не так? Он не поверил? – испугалась я.

– Поверил. Просто выразил сомнения насчет даты. Мол, слишком поздно. Мероприятие должно закончится раньше.

– Может, ты ошибся? – предположила я.

Брат отрицательно качнул головой.

– Исключено. У меня фотографическая память на даты, ты же знаешь. Однако что-то все равно не вяжется. К тому же Романов сказал, что Столыпин уже сегодня совершил с Мациевичем пробное авиапутешествие, несмотря на свою стенокардию. Вот только для этого слишком рано. Пробный полет должен был произойти в начале октября, за день до авиакатастрофы…

– Может быть само наше присутствие здесь уже меняет ход истории? – пробормотала я, настороженно глядя на Димку.

Брат пожал плечами. Затем встал и направился к двери.

– Уже уходишь? – разочарованно произнесла я.

– Я устал, – вздохнул брат, задержавшись у двери. – Хочу умыться и лечь спать.

У меня был еще один вопрос к нему. Вопрос, который я задавала каждые несколько дней. Вопрос, на который получала один и тот же ответ.

– Ты еще не думал над тем, как нам вернуться?

– Мне пока не до этого, ты же знаешь, – было мне ответом. Неизменным ответом.

– Знаю. – Я встала и подошла к письменному столу. Достала из выдвижного ящика самодельный календарь и демонстративно зачеркнула сегодняшнее число. – Еще один день прошел зря…

– Ты издеваешься? – раздраженно бросил брат.

– Ни капли. Просто ты обещал, что параллельно со своей задумкой будешь еще и размышлять над тем, как нам вернуться в наше время. Прошел почти месяц, а ты все еще отмахиваешься от меня.

– Не ври, месяца еще не прошло!

– Прошло. – Я сунула календарь под нос брату. – Я отмечаю каждый день.

– Мы переместились 10 сентября, а сегодня только 23!

Я удивленно уставилась на брата, который, каким-то образом, потерял около двух недель.

– Ты забыл, что они живут пока еще по юлианскому календарю? Мы переместились 10 сентября по новому стилю, и попали в 28 августа по старому стилю. Ты разве на календарь не смотрел?

Димка застыл, как громом пораженный. Даже не моргал, обдумывая мои слова.

Я издала нервный смешок.

– Да, братец. И кто из нас историк?

– Черт… – наконец пробормотал Димка. – Черт, черт, черт! Да как я мог не обратить на это внимание?! Это же очевидно! Это же…

Брат запустил пальцы в волосы и взлохматил укладку. Да, лоханулся, так лоханулся, не спорю.

– Видимо, ты был так поглощен своими идеями, что даже не заметил даты.

Все эти дни он напоминал мне Ленина, строчившего свои апрельские тезисы – так поглощен был Димка идеей спасения монархии и страны.