– Извините, – сказал Попугаев Вовка. – Мне, наверное, голову напекло. Потому что вас нет, а я вас, представьте себе, вижу перед собой.
– Я как раз именно так и делаю: стою перед тобой – и всё тут, – отвечает человечек. – Я стою, как ты видишь, а они шныряют и шмыгают. Они шныри. Познакомься.
Разноцветное сверкание остановилось. Оказалось – тоже маленькие человечки, все разной окраски.
– Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня. И Саламандрик, – представил их человечек. – А я мормыш. Меня Свиря зовут.
– Нету вас! – закричал Попугаев Вовка.
Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня подошли к Вовке. Каждый по очереди его легонько за волосы подёргал. А самый маленький шнырь Саламандрик ущипнул Вовку за нос.
– Всё равно нету, – сказал Попугаев Вовка. – Вы мне от жары привиделись.
Ты, я думаю, с Попугаевым Вовкой заодно. Что ещё за шныри, скажешь. Ни шнырей, ни мормышей нету.
Может, когда-нибудь ты побываешь в лесу или в поле под Новгородом и вдруг почувствуешь, даже вздрогнешь от этого чувства, будто мимо тебя пролетела красная ласточка. Ветер её крыла коснулся твоих ресниц, ты невольно сощурился – это шнырь прошмыгнул.
Телевидение его не возьмёт. Глаз не тот. Стеклянный.
И мормыша телевидение не заметит. Мормыш с чем хочешь сольётся. У зелёного встанет – зелёным станет. У жёлтого – жёлтым, неразличимым.
Только глаз живой и творящий может их разглядеть.
Мормыш Свиря взял Вовку под руку, вежливо отвёл его в тень под дубок.
– Садись, Вова.
Шныри принесли воды из ручья в горсточках. Полили Вовкину голову.
– Не печёт?
– Не печёт, – сказал Вовка. Хотел добавить: «И всё равно нету вас и быть не может».
Шныри ухмылялись разноцветными рожицами. Вовка вздохнул и не сказал этого.
На ветку над Вовкиной головой птица села маленькая – соловей.
– Чего же ты не стреляешь? – спросил мормыш Свиря. – Бабахни – и не будет в лесу соловья.
Тут Попугаев Вовка сразу всё понял.
– Ага, – сказал он. – Знаю, к чему вы клоните. Только факт: ружьё моё это – игрушечное. Оно понарошку.
– А целишься ты понарошку?
– Ты когда целишься, что думаешь?
Вовка почесал затылок, решил слукавить.
– Я, когда целюсь, так думаю: «Птичка, птичка, покружись над моей головой».
– Ну и враль! – засмеялись шныри. Смех был переливчатый, как вода по камушкам.
– Ловок, – сказал мормыш Свиря. – Целишься ты и думаешь – наповал. В самое сердце живое. Или тебе, Попугаев Вовка, есть нечего? Или тебе пух, перо нужны для подушки?
– Я больше не буду, – сказал Вовка. – Я только в хищников буду палить.
Хотел Попугаев Вовка заглянуть мормышу Свире в глаза, мол, поверил или ещё сомневается, повернулся к нему, а его нет. И шнырей нет. Только соловей на ветке сидит. Горлышко у него то раздувается, то опадает от смеха.
– Причудилось, – сказал Попугаев Вовка. – От жары и лесного духа. Бабушка говорит, что лесной дух смутный. Мороку на глаза наводит, мысли в голове путает.
Взял Вовка ружьё на плечо и обратно пошёл.
Озоровал зверь Иидрик, озоровал – за всеми углами сразу. Устал.
И захотелось ему в лес пойти.
Выбежал из города – где лес?
Раньше лесу много было. Вековые сосны стояли вплотную к городу. Могучие дубы осеняли большие пространства. Берёзы-шептуньи шептали: «Ладушки, ладушки…».
Наконец добежал зверь Индрик до леса. Ух, хорошо!
Птицы-синицы его приветствуют, щеглы и овсянки ему песни поют.
Слоняется зверь Индрик меж берёз и осин. Дышит лесными ароматными травами. Видит – Вовка идёт Попугаев.
Спрятался зверь Индрик в куст. «Ну, – думает, – я этого Вовку сейчас эх насмешу!»
Когда Попугаев Вовка подошёл ближе, выскочил зверь Индрик из куста. Встал на задние лапы и запел:
– Цынцы-брынцы. Балалайка…
Оторопел Попугаев Вовка. Отступил даже. Глаза большими стали, как блюдца.
Тут ружьё само Вовке в руки вскочило и бабахнуло.
Удивился зверь Индрик, потому что вдруг слабость почувствовал по всему телу. В голове кружение. В жёлтых глазах туман. Упал он на сырую землю.
Земля, правда, сухой была. Это в сказках так говорят, когда кто-нибудь помирает.
– Шла собака через мост… – прошептал зверь Индрик и прямо на глазах стал бледнеть, как бы таять.
Растерялся Попугаев Вовка от такого поворота. Глянул по сторонам. Мормыш Свиря, а также шныри Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня и Саламандрик рядом стоят.
Грустные-грустные.
– А что он?! – закричал Попугаев Вовка.
– А что он? – спросил мормыш Свиря. – Застрелил ты, Попугаев Вовка, весёлого зверя Индрика. Долго его не было и опять не будет. Кто маленькую Таню из лужи вывел? Зверь Индрик. Кто сделал так, что у дворника тёти Анфисы метла ромашками зацвела? Зверь Индрик. Кто всех ребятишек новой игре научил – «Кинешь – поймаешь. Побежишь – догонишь»? Зверь Индрик. Ну, озорной он, слов нет…
– Ружьё-то игрушечное! – закричал Попугаев Вовка, оправдываясь.
Мормыш Свиря поморщился.
– Сказочного зверя настоящим ружьём не застрелишь, только игрушечным.
Попугаев Вовка трахнул своё ружьё о берёзу и заплакал.
– Слезами делу не поможешь, – сказали шныри. – Нужно спасать.
– Я не умею, – сказал Попугаев Вовка.
Мормыш Свиря присвистнул даже.
– Спасать ещё не умеешь, а стрелять уже научился…
Шныри уже шныряли и шмыгали. Собирали по берегу ручья разноцветную глину и разноцветные камушки. Растирали их в мелкую пыль. Смешивали с цветочным мёдом.
А зверь Индрик таял. И уже просвечивали сквозь его кошачьи бока и собачьи лапы трава и букашки в траве. Ещё чуть-чуть – и совсем исчезнет весёлый зверь Индрик.
Вот тут Попугаев Вовка поступил как мужчина. Вырвал он из своей бедовой головы клок волос. Шныри кисточку смастерили. Подали Вовке банку с водой. Банок в лесу теперь сколько хочешь – туристы бросают.
Взял Вовка на кисть жёлтую краску. Нарисовал зверю Индрику глаза. Они тут же принялись вращаться и таращиться.
Поддел Попугаев Вовка на кисточку зелёную краску. Зверь Индрик язык высунул и слизнул её. И себе и Вовке на лбу и щеках зелёных пятен наставил.
Дальше легче пошло.
Подставляет зверь Индрик бока. А Вовка знай красит.
И оба поют вдохновенно.
– Шла собака через мост, – поёт зверь Индрик.
– Оторвала кошке хвост, – подпевает Вовка.
Мормыш Свиря, а также шныри Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня и Саламандрик тоже поют:
Чёрные овечки
Вылезли из печки.
Зашумели: «Бу-бу-бу!»
Не проходит дым в трубу.
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий про эти события ничего не знают. Только удивляются очень. Теперь как встретят они за одним углом зверя Индрика, так и Вовка там Попугаев. Как встретят за другим углом Вовку, значит, и зверь Индрик неподалёку. Теперь они неразлучные.
– Цынцы-брынцы! – поют. – Ланцы-дранцы!
Ты недоволен, конечно.
Столько сказок и ни одной тайны!
Вот тебе сказка – что в ней тайна, ты сам угадай.
Зверь Индрик облил жеребёнка Мишу из-за угла водой газированной с лимонным сиропом. Да ещё в тот момент, когда Миша казался себе очень красивым.
Миша обиделся.
Пошёл бродить по окраине города. Не по той, где высокие новые дома и асфальтовые дороги, – по другой, где нет ничего этого. Зато есть старые пароходы на козлах. Смолёные баржи. Дощатые заборы. Репей ростом с Мишу. И фиолетовый чертополох.
За одним забором, растрескавшимся насквозь, – глубокая, широкая яма.
А в яме пыль.
В эту яму и упал жеребёнок Миша, задумавшись.
Захотелось ему ещё крепче обидеться, может быть, даже заплакать, лёжа в пыли.
Но тут прямо перед своим носом увидел жеребёнок Миша мешочек кожаный, который как бы выкрикивал: «Загляни в меня побыстрее!.. Ой, не трогай меня – я ужасная тайна!»
Жеребёнок Миша мешочек схватил.
Из ямы выскочил. Огляделся по сторонам и побежал к мышонку Терентию.
– Старинный предмет, потому что потёртый, – заявил мышонок Терентий. – Наверно, опять серебро и золото. Впрочем, давай посмотрим одним глазком и археологам отдадим.
Но мешочек был туго набит семечками. Тыквенными.
От семечек исходил запах тайны и тихий таинственный шум, словно шорох в пустой квартире.
– Чувствую, кому-то так одиноко, – прошептал жеребёнок Миша.
– Чувствую, кому-то так не хватает друзей, – прошептал мышонок Терентий.
И вместе они прошептали:
– Чувствуем, кто-то нуждается в нашей помощи.
Ни Главный Археолог, ни милиционер товарищ Марусин, ни прабабушка Агриппина, поглядев на семечко, ничего не сказали. Только зверь Индрик сказал:
– Молчу…
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий на Мишину речку пошли.
Молча идут по берегу.
Мишина речка тоже молчит.
В молчании набрели друзья на сарай, упавший в траву. Рядом с ним одинокая яблоня с одним-единственным яблоком.
В молчании пошли друзья дальше – очутились перед Воротами посреди поля и не заметили, как вступили на дорогу непроторенную, не широкую и не узкую, а как раз такую, по которой одному идти страшно.
Тут молчание кончилось.
– Миша, тебе не кажется, что мы идём слишком медленно? – спросил мышонок Терентий, оглядываясь. – Может, бегом припустить?
– Вперёд бегом не идут, – сказал жеребёнок Миша. – Бегом идут только назад.
Мышонок Терентий хотел задуматься над Мишиными словами, но ему помешал странный запах.
– Удивительно. Пахнет мясной подливой.
Жеребёнок Миша тоже принюхался. Обоняние у жеребят слабое – у жеребят слух хороший.
– Слышу тонкое бодрое пение.
– К чему бы это? – спросил мышонок Терентий.
– Наверно, к тому же всё, – прошептал жеребёнок Миша. – К тайне.
Тонкое бодрое пение происходило за кустом шиповника.
– Ты тут постой. Я сбегаю погляжу, – сказал жеребёнку Мише мышонок Терентий.
– А я поверх кустов вижу. У меня шея длинная…
Видел жеребёнок Миша огород цветущий. Над грядками сверкание переливчатое, будто брызги, а в брызгах радуга. На пеньке под кустом человечек сидел с красными волосами. И ему, Мише, махал рукой.
– Нас приглашают, – сказал жеребёнок Миша. – Пожалуйста, держи себя в руках. Пожалуйста, не удивляйся во весь голос.
– Здравствуйте, – сказал человечек, когда жеребёнок Миша и мышонок Терентий вежливо к нему подошли.
Сверкание на огороде как бы рассыпалось, успокоилось – между грядками стояли другие человечки с разноцветными волосами.
Конечно, это был мормыш Свиря, а также шныри Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня. И Саламандрик.
Шныри поздоровались приветливо и тут же снова забегали, да так быстро, что у жеребёнка Миши и у мышонка Терентия засверкало в глазах.
– Они спокойно стоять не могут, – сказал мормыш Свиря. – Они шныряют и шмыгают. Это они дело делают. Пропалывают огород. Собирают вредителей. Песни поют, чтобы всходы быстрее росли. – Мормыш Свиря прошёлся вдоль грядок. – Мы тут выращиваем собачью редиску. У неё запах мясной подливы. Кремовую капусту с сиропом. Карамельный горох. Мармеладную репу. Правда, всё это для другой сказки. Дел у нас много, но мы готовы помочь, если у вас беда.
– Пока что у нас беды нет, – сказал мышонок Терентий. – Пока что у нас вопросы. Эти семечки для чего?
Мормыш Свиря задумался. Сжал одно семечко пальцами. Семечко запищало.
– Ясно, – сказал мормыш Свиря. – Семечки не для разгрызания. Их сажать нужно. Думаю, там, где сарай, упавший в траву, где одинокая яблоня с одним-единственным яблоком. Думаю, будут трудности…
– Трудностей мы не боимся, – сказал мышонок Терентий. – Трудности нам по плечу.
А жеребёнок Миша стоял и смотрел на грядку с морковкой.
– Это морковка простая? – спросил он.
– Простая, – сказал мормыш Свиря.
– Вы её такой и оставьте, пожалуйста. Я простую морковку люблю.
– Угощайся, – сказал мормыш Свиря. – Будь другом. Это очень приятно, когда любят простую морковку. В той, другой сказке все будут очень капризные. Будут требовать морковку деликатесную: виноградную и крыжовенную.
– Можно и Терентию быть вашим другом? – спросил жеребёнок Миша. – Он тоже простую морковку любит. Хотя больше всего он любит голландский сыр.
Шныри перестали шнырять и шмыгать. Они крикнули хором:
– Мвсдрдзям…
Жеребёнок Миша, у которого был исключительно тонкий слух, сумел разобрать:
– Мы всегда рады друзьям.
Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня и Саламандрик выдёргивали морковку из грядки.
А жеребёнок Миша и мышонок Терентий ели её.
На следующий день жеребёнок Миша и мышонок Терентий снова пришли на берег Мишиной речки.
Отыскали лопату в сарае, упавшем в траву. Вскопали землю. Посадили семечки. Полили водой.
Жеребёнок Миша сказал:
– Произрастайте.
И семечки тут же взялись произрастать.
Суток не прошло, а уже тыквочки лежали рядком. Созревали. Только одна какая-то егозливая каталась вокруг одинокой яблони с одним-единственным яблоком.
Наконец она завилась волчком, закопалась в землю и принялась расти – вниз!
Все тыквы толстеют, желтеют на солнышке, а эта юла вниз растёт, да быстро так, что друзья удивляться не успевают – смотрят на неё с испугом. Даже зверь Индрик.
Ты спросишь – где Попугаев Вовка?
Родители купили Вовке велосипед, чтобы он за углами не околачивался. Вовка гонял на своём велосипеде с большой резвостью – зверю Индрику стало за ним не поспеть.
Однажды под вечер, когда зверь Индрик в сердцах ругал Вовку за то, что променял Вовка все забавы, все песни на какую-то железную дребезжалку, земля содрогнулась, раздался звук взрывной силы и продолжительное шипение.
И тут все увидели – от тыквы, которая росла вниз, отскочила верхушка, как крышка от чайника.
Изнутри семечки тыквенные выскакивают, верещат и щёлкают по лбу кого попало.
Зверь Индрик отмахивается от них, как от пчёл, и вопит:
– Кемцы-емцы! Ланцы-дранцы! Что за огород такой несусветный? Вы зачем из тыквы выскакиваете?
– А если Оно кушать хочет, – захныкали семечки и одно за другим затолкались в мешочек кожаный, который висел на яблоне.
– Кто кушать хочет? – спросил жеребёнок Миша.
– Оно, которое в тыкве, – ответили семечки едва слышно. Они уже начали сохнуть. А как ты знаешь, ничто сушёное говорить не может.
Заглянули друзья внутрь тыквы. Все трое.
В тыкве темно. Из глубины духота идёт. Что-то чавкает там, и хрустит, и дышит…
– Бежим! – закричал зверь Индрик. – Там дракон Кусач. Пятиглавый змей.
Бросились они наутёк.
Остановились в канаве. Потому что упали.
Первым поднялся зверь Индрик.
– Струсили, – сказал он. – Это нам не к лицу.
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий с ним согласились. Решили: нужно спускаться в тыкву. Посмотреть своими глазами.
– Зафурыкали фурыки на фуражников, – проворчал зверь Индрик.
– Что? – спросили жеребёнок Миша и мышонок Терентий слабыми голосами.
– Это я к слову, – сказал зверь Индрик. – Может быть, завтра полезем. Смелость – она каждый день нужна.
Но жеребёнок Миша и мышонок Терентий уже окончательно пришли в себя.
– Если смелости нет сегодня, то и завтра её не будет.
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий пошли в сарай, упавший в траву. Отыскали лестницу-стремянку. В сараях, упавших в траву, много чего найти можно.
Ни в какого пятиглавого дракона Кусача они, конечно, не верили. Но, как ты теперь знаешь, всякая хорошая тайна может повернуться боком либо тем, либо этим.
– А вдруг Оно хищное? – сказал мышонок Терентий.
Зверь Индрик его успокоил:
– Не робей, я буду отступление обеспечивать.
Друзья опустили лестницу в тыкву. Подождали немного – вдруг Оно голову высунет?
Но Оно не желало.
Жеребёнок Миша первым в тыкву полез. Пока он к лестнице приноравливался, мышонок Терентий вперёд проскочил. Мало ли! Вдруг беда – чтобы заслонить друга грудью.
Горло у тыквы было узким. Дальше оно расступалось пещерой.
Было жарко. Пахло так густо и сладко, что сразу всем захотелось воды. Со стен свисали липкие космы. Зверь Индрик лизал их зелёным языком.
А внизу, в темноте, сторожилась тайна – будто шорох в пустой квартире.
Так было страшно.
– Не пора ли уже отступать? Ланцы-дранцы! Я уже к лестнице прилипаю, – сказал зверь Индрик.
В узкое горло тыквы солнышко заглянуло. Солнце всегда помогает смелым. Все увидели, что внизу сидит Неизвестный.
Шерсть длинная, тёмно-красная.
Нос длинный, свитый в кольцо.
Уши большие.
Ноги толстые.
Глаза закрытые – Неизвестный спал и во сне посапывал.
– Вы кто? – спросил его мышонок Терентий.
– Брррррррр, – сказал Неизвестный. – Ап-чхии!
Развернул нос длинный. Распрямил ноги толстые.
Зверь Индрик дал команду решительную:
– Смело назад!
И наружу выбрался первым.
За ним мышонок Терентий.
Жеребёнок Миша упал – оступился.
Когда и он вылез, зверь Индрик бодал рогом самую толстую тыкву и себя нахваливал.
– Вовремя я отступление скомандовал. Это и есть дракон Зубывон.
– Ты говорил, Кусач.
– И сейчас говорю. Он кусачий и бодучий. Он ломачий и топтучий. Плакали свечки возле нашей речки… – Зверь Индрик посмотрел на жеребёнка Мишу и мышонка Терентия жёлтыми хитрыми глазами. – Вы, ребятишки, тут без меня справитесь. Так что побегу я. Меня неотложные дела ждут.
Когда его шум затих в отдалении, жеребёнок Миша сказал:
– Терентий, ты знаешь, кто сидит в тыкве? Оказывается, там просто одинокий маленький мамонт.
Мышонок Терентий разволновался. От волнения его голубая шерсть стала синей.
– Мы его спасём! – Мышонок поддёрнул трусики и спросил шёпотом: – Миша, ты умеешь спасать мамонтов?
– Миша не умеет, – сказала прабабушка Агриппина.
Прабабушка сидела под яблоней, вязала шапку с помпоном.
Мышонок Терентий вытаращился на неё: мол, откуда она?
Прабабушка спрятала вязанье в корзинку.
– Терентий, ты меня удивляешь. Какая прабабушка усидит дома, когда её правнук кричит и вопит у реки?! А что касается мамонтов – спасать их не умеет никто. Их никогда не спасали.
– Как же нам быть? – спросил мышонок Терентий.
Прабабушка Агриппина пожала плечами.
– Теперь я пойду домой, – сказала она. Посмотрела на тыквы жаркого спелого цвета. Вздохнула: – Кончается лето… – И, стараясь не горбиться, пошла.
И всё же как спасти мамонта?!
– Ты не умеешь, я не умею.
– Одна голова хорошо – две головы лучше.
– Значит, вдвоём мы гораздо лучше не умеем спасать мамонта.
Друзья размышляли над этим очень трудным вопросом, пока не услышали странный звук: «Уф-ффф…»
Посмотрели на тыкву, которая росла вниз, а из неё маленький мамонт торчит – голова, плечи и передние ноги наружу. Ресницами хлопает и тяжело отдувается.
– Как же ты вылез? – спросил жеребёнок Миша. – Разве мамонты могут лазать по стенам тыквы?
– Уф-ффф, – запыхтел мамонт. – Извините. Меня кто-то подталкивает и выталкивает. Но здесь моему животу узко.
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий бросились в сарай, упавший в траву.
Отыскали верёвку.
Обвязали мамонта.
Дёрнули что есть мочи.
Мамонт ни с места. Друзья потянули ещё раз. Опять что есть мочи. Но сил у них не хватило.
Тут послышалось тонкое бодрое пение. Вокруг жеребёнка Миши и мышонка Терентия шныри зашныряли, зашмыгали. И прямо перед ними из ничего возник мормыш Свиря.
Чуня, Друня, Шишигуня, Мара, Свара, Макакуня и Саламандрик ухватились за верёвку.
Мормыш Свиря постучал по тыкве согнутым пальцем, вздохнул и скомандовал:
– Дружно… Рр-разом!
Верёвка натянулась – загудела. У тыквы треснула горловина. Мамонт шлёпнулся на землю и затрубил радостно.
А вместо тыквы, которая росла вниз, лежала на земле тыква расколотая, вся в глине – усталая очень.
– Ах, какое высокое небо! – шептала она. – Ах, как птицы поют. Кончается лето…
Ни царапин, ни ушибов у мамонта не оказалось. Малыши падать умеют. Этому их учить не нужно.
Маленький мамонт смотрел на жеребёнка Мишу и мышонка Терентия большими глазами. Глаза у него были такие ясные, такие доверчивые, что жеребёнку Мише и мышонку Терентию вдруг очень захотелось стать посмелее, повыше ростом, подобрее и покрасивее. Ресницы у мамонта были длинные. Коротенькие клыки загибались кверху. Казалось, мамонт широко улыбается.
Но если присмотреться, мамонт улыбался застенчиво.
– Здравствуйте. Взрослого имени у меня нет, а мама зовёт меня Гдетыгдеты, – сказал он. – Вы не знаете, где моя мама?
– К сожалению, не знаем, – ответили ему жеребёнок Миша и мышонок Терентий, смущаясь.
– Кто же разрешит мне съесть тыкву? – грустно спросил Гдетыгдеты.
– Мы! – дружно воскликнули жеребёнок Миша и мышонок Терентий. – Ешь на здоровье.
Гдетыгдеты поблагодарил и принялся есть тыкву.
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий стояли неподалёку и размышляли, как объяснить маленькому мамонту его чудесное появление на свет и то, что он остался без мамы.
А он, съев тыкву, подошёл к жеребёнку Мише и мышонку Терентию и спросил:
– Извините. Вы ещё не узнали, где моя мама?
– Нет, – сокрушённо ответили жеребёнок Миша и мышонок Терентий.
– Как жаль. Кто же мне разрешит съесть вторую тыкву?
– Пожалуйста, ешь, – разрешили ему жеребёнок Миша и мышонок Терентий.
Мамонт Гдетыгдеты сказал: «Большое спасибо» и пошёл есть вторую тыкву.
А когда съел, вздохнул устало и сонно.
В небе летел самолёт.
По шоссе мчался автобус междугородный «Москва – Ленинград».
Мамонт Гдетыгдеты проводил их взглядом и ещё раз вздохнул.
– Извините, – сказал. – Вы всё ещё не знаете, где моя мама? – Он помигал длинными ресницами и объяснил: – Я всегда сплю, прислонившись к маминой ноге.
Жеребёнок Миша и мышонок Терентий посмотрели на свои ноги.
– Извините, – вздохнул Гдетыгдеты.
Тут послышался ласковый переливчатый смех – смеялась Мишина речка.
– Иди сюда, Гдетыгдеты, – сказала она. – Перед сном нужно умыться. Даже обязательно, если маленький мамонт съел две большие тыквы.
Пока Гдетыгдеты умывался, Мишина речка рассказывала ему сказку. А когда он умылся и отряхнулся всей кожей, речка сказала:
– Прислонись к стволу яблони.
Он прислонился. Яблоня наклонила ветку, на которой висело единственное яблоко.
Гдетыгдеты съел его и уснул, улыбаясь.
А Мишина речка сказала тихо:
– Может быть, мамонты и не вымерли, может быть, они превратились в деревья. В те, что одиноко стоят посреди полей и лугов.
– Миша, что же нам делать теперь? – спросил мышонок Терентий.
Тут раздался велосипедный звонок и вкатил Попугаев Вовка.
Увидав мамонта, Вовка замер.
На велосипеде замереть трудно – Вовка тут же упал носом в тыкву. Но даже не закричал скандальным голосом, не пнул тыкву ногой.
– Вот это да! – прошептал он. – Выходит, я врун. Я сказал милиционеру товарищу Марусину, что тут хищный зверь. Что вас он уже растерзал.
– А тебе кто сказал?
– Известно кто – Индрик.
Милиционер товарищ Марусин шёл вместе с Вовкой, но Вовка на велосипеде, конечно, обогнал пешего.
– Нужно составить рапорт и немедленно послать его по начальству, сказал милиционер товарищ Марусин, оценив обстановку.
– Тебя, – он повернулся к Вовке, – попрошу сохранять тайну. Вас, обратился он к жеребёнку Мише и мышонку Терентию, – попрошу оставаться здесь и на всякий случай прикрыть маленького мамонта мешковиной. У вас имеется мешковина?
– Найдём в сарае, упавшем в траву, – сказал жеребёнок Миша.
– Желаю вам всего наилучшего. – Милиционер товарищ Марусин повернулся круто и зашагал в город, обеспокоенный судьбой мамонта.
Вслед за ним Попугаев Вовка умчался, тоже торопясь очень.
– Ты не можешь мне объяснить, чего они так растревожились? – спросил мышонок Терентий.
– Боятся, чтобы мамонт не заболел ангиной, – ответил ему жеребёнок Миша. – Если он заболеет, его будет трудно лечить. Мамонты – не слоны, они не привыкли к лекарствам.
Попугаев Вовка терпел два часа.
Сначала он терпел легко. Гулял и на всех мальчишек и девочек смотрел свысока: он знал такое, а они, глупые, ничего не знали. Потом тайна стала в нём разрастаться и щекотать изнутри. Он даже купил ирисок, чтобы заклеить рот, чтобы вдруг не сказать.
Но тайна разрасталась и теперь просто жгла его.
Попугаев Вовка, конечно, не знал, что тайна обладает способностью разрастаться, поворачиваться другой стороной и что, в конце концов, самое таинственное в хорошей тайне – это вопрос, что с нею делать.
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.