Kitabı oku: «Обними меня, Завтра! Повести, рассказы», sayfa 2
Глава 4
Следующий день был более узнаваем и более расцвечен красками и ощущениями. С утра потеплели батареи отопления. Были слышны потуги появившихся сантехников – их рабочее ворчание. Начальствующие окрики слабо раздавались то где—то рядом, то вовсе издалека.
Ворвался как ураган в палату Григ, сразу скакнул к кровати Облизаловой. Строго спросил, обнаружив излишества в её облике:
– Что это? – указывая подбородком на нечто темное на голове Надежды.
– КФС—любовь, – незамедлительно среагировала Надежда на излишнее любопытство Грига. Он понял и задал следующий вопрос:
– На спине лежали?
– Да, я же помню, – ответила ласково Надежда.
– Есть вопросы?
Казаринова, всегда помнившая о своей неотразимости, проявляя хорошую память, вякнула:
– Ну, вот кому плохо, что в палате и на душе теплее стало?
Григ только скосил на нее глаза, уже поворачиваясь на 180 градусов, махнул в её сторону рукой, словно бросил кляп ей в рот:
– Всё! – вышел, сердито захлопнув за собой дверь.
Григ не понял – он или его близнец бросил в Казаринову этот кляп, устыдился и за себя и за него, покраснел и отшлепал обоих повлажневшими руками.
Дверь немного приоткрылась, словно кто—то прислушивался к происходящему в тринадцатой палате. Казаринова и старушка Разуваева хохотали.
– Надя! Ты когда Григу лекцию прочитала про КФС? Похоже, он тебя понял.
– Надюша! А что такое КФС—любовь? Было похоже, что вы на одной с ним волне.
День начался с активного кукареканья. Старушка Разуваева словно по команде, приостановив утренний моцион, поторопилась на сходку к подружкам. У перевязочной уже стояла толпа больных Грига. В этот день операций не было, и Григ достаточно времени уделял каждому больному: шутил, объяснял, ободрял. Облизалова с Казариновой осматривали швы, пытаясь предугадать время окончательного заживления ран, и не торопились на встречу с Григом. Вернулась старушка Разуваева и, указательными пальцами показывая на двери, зашептала, отвлекая Зинаиду:
– Там гость хочет с тобой пообщаться. У него не получается телефон настроить. Я сказала, что ты всё можешь.
Зинаида, ничего не сказав, вышла в коридор. Среди прочих больных выделила худощавого мужчину, скромно подпирающего стену с телефоном в руках. На просьбу Зинаиды, внимательно всматривающейся в его лицо, подал телефон, попросил вместе с ним присесть, показывая на ряд сцепленных сидений вдоль стены. Зинаида, молча оценивала программную начинку, поинтересовалась:
– Телефон куплен с рук?
Мужчина ответил утвердительно.
– Проблема не в настройках, скорее заводской брак, – грустно высказалась Зинаида и телефон вернула.
Мужчина сказал «спасибо» и пошёл по коридору. Не успела Зинаида войти в палату, как услышала лай, вздрогнула и повернула на лай голову. Именно этот мужчина, сотрясаясь всем телом, издавал нечеловеческие звуки. Зинаида не стала заходить в палату, осталась обдумывать ситуацию, которая требовала переосмысления.
Сашок выплыл на коляске из смежного коридора, как всегда приветливый и веселый. Зинаида интуитивно устремилась ему навстречу, отвечая на приветствие, поторопилась с вопросом:
– Александр! Скажи, будь добр, этот мужчина – шутник или действительно травмированный?
– Петушок?
– Да.
Сашок всмотрелся в обеспокоенное лицо Зинаиды и, утвердившись в совершенной безвредности любопытства, начал рассказ, надолго приковав внимание и старушки Разуваевой, неожиданно появившейся рядом.
– Есть такая деревня – Кукарека. Там семьями кукарекают, а в соседней деревне ещё и лают. Он родом из Кукареки или из другой, что рядом. С нашим следователем случилась по молодости история. Он девушку из этой деревни обманул. Мать девушки его прокляла, сначала он закукарекал, а потом и вся его родня.
– А лаять когда начали?
– Этой истории я не знаю.
– Не верю я в эти сказки. Ты, наверное, шутишь. А петухи и собаки в этой деревни не заговорили человечьими голосами?
– Надо подумать, – хитро подмигнул Сашок, прищелкнул языком и резво крутанул колёса коляски. Зинаида заторопилась на перевязку, оставив его со старушкой Разуваевой. Старушка за неделю присутствия в больничных стенах полюбила Сашка больше даже чем самых важных и нужных для неё людей, опережая всех, торопилась ему навстречу и могла до бесконечности с ним болтать на разные темы.
– Сынок, мне то уж скажи правду: с тобой – то почему беда случилась?
– Думаете, когда сам пойму – тогда беда к другому пойдёт? – ответил с неохотой погрустневший Сашок. – Или будете помнить и молиться за меня?
– Я мало и плохо училась, Саша, но всегда любопытной была, потому отметину на лице и получила. Ни одну молитву не знаю – сама выкарабкиваюсь, зачем Господу отвлекаться на ленивых.
Старушка лукавила.
Глава 5
Было дежурство Грига. По отделению гулял свежий ветерок, заманивая за собой сквозь приоткрытые окна коридоров отделения надоедливый шум автомобилей и их вкрадчивые и похожие на контрольные выстрелы гудки. Григ то и дело выходил из ординаторской: прислушивался к посторонним звукам, всматривался в полутемные лабиринты коридоров. Уже и самой полночи надоело появление этого контролирующего существа в белом халате, и она выпустила на волю вечно закабаленный сон, и рассеяло его без труда среди белых стен, на парковке автомобилей, на зеленых лужайках и среди трепетной листвы молодых деревьев. Григ не смог утром вспомнить – как он оказался сидящим на подоконнике перехода в административное здание, но всё остальное помнил до жутчайших подробностей.
«Он смотрел в окно. По зеленой лужайке бегали блики от дорожных фонарей. Эти блики словно завертелись, закружились в водовороте. На лужайке объявилось что—то необычное. Летательный аппарат – мелькнула догадка. Серые фигурки отделялись от аппарата похожего на большое гнездо и стали окружать Храм. Каждая из фигурок прикладывалась к стенам совсем ненадолго, отстранялась и не дожидаясь друг друга возвращалась к аппарату. Чудеса! – подумалось Григу. Вмешательство посторонних сил его не возмутило и не напугало. Наверное, он более всех хотел подобного вмешательства. Записался бы он в подобный зеленый патруль? Скорее нет, чем да. Григ ощутил выпирающее изнутри громадное нечто, это ощущение сдавливало всё – и дыхание, и сердцебиение. Казалось и все кровотоки и малые, и большие замерли. Что происходит? – наконец, усилием воли он вытолкнул из себя этот мешающий комок, рванул на себя старенькую ручку оконной створки и выглянул наружу. Фигурки, снующие по лужайке, услышав скрип, спешно сомкнули ряд и начали быстро заполнять «гнездо». Со стороны главных ворот послышался женский крик: – Эй, люди, помогите войти! Люди—и—и!
Фигурки замерли, Григу остро захотелось спрыгнуть на лужайку и побежать на этот голос раньше этих осторожных запрограммированных роботов, но он отстранился от окна и быстро зашагал по молчаливому коридору к посту. Схватил трубку телефона и набрал номер приемного отделения. Наконец, хриплый голос Михалыча отрапортовал готовность слушать.
– Михалыч! Что на территории происходит? Какие—то люди патрулируют, а главное, женщина помощи просит. Разберитесь! Я сейчас спущусь к вам!
Михалыч дакнул и замолчал. Григ как был в белом халате и белом, нависающим на брови колпаком, так и побежал на первый этаж спасать. Пока искали ключи с Михалычем, неожиданно исчезнувшие, пока пробирались к запасному выходу и выходили, прошло значительное время. Когда выбежали на улицу и обежали здание корпуса, у входа обнаружили почти в полуобморочном состоянии больную Облизалову. Она сидела на ступеньках, притуленная к стенке в позе полной расслабленности с замороженным выражением на лице. Григ наклонился, схватил руку, пытаясь нащупать пульс, ладонью другой руки шлепнул по лицу.
– Что Вы делаете! – капризно и плаксиво выдохнула возмущение Облизалова.
– Почему вы здесь, а не в палате? – грозно вопрошал Григ, упираясь лбом о стенку, попытался Облизалову подхватить под руки и поставить на ноги.
– Помоги! – выкрикнул, оборачиваясь на Михалыча.
Михалыч стоял спиной, и смотрел в сторону Храма и крестился: – Свят, свят, свят.
Григ и предположить такого не мог. Он отстранился от Облизаловой, спустился с крыльца, запинаясь на каждой ступеньке, пошел вперед с протянутыми руками. Купол храма отделялся, оставляя под собой светящийся бублик. Крыльцо полоснул пучок света, словно кто—то со стороны запечатлевал исключительный кадр на фотопленку.
– Видел? – спросил Григ, обернувшись к Михалычу.
– Нет, – в испуге ответил Михалыч и более утвердительно добавил – показалось что—то.
– Всем бы так казалось! – брякнула Облизалова. Она сначала стала на колени, потом, придерживаясь одной рукой за стену, начала подниматься.
– Видели? – снова спросил Григ, но, уже обращаясь к Облизаловой, естественным образом уходя в наклон, и помогая ей встать на ноги.
– Видели бы вы, что я видела, то не стояли бы или сидели, а лежали!
Григ не заметил перехода границы субординации. Вот так и образуются новые общественные или социальные группировки – отметил про себя.
Свидетели значимого события становятся родственниками, так образуются и мафии.– подумалось Михалычу. Но он всегда был против мафий, против всякой профессиональной семейственности, поэтому скривился как от зубной боли.
– Пошлите устраиваться на отдых! – зрело оценив навязанное состояние, высказал Михалыч и пошел открывать дверь, вдруг появившимся ключом.
Осознавая, что пропустил что—то важное, Григ возмутился:
– И где же этот ключ был раньше?
– Где? В кармане сапога – вот где. Забыл. Жена вчера карман этот выдумала. Я ж на улицу пошел – переобулся. Успел. От такого и память заработала.
– От какого? – Облизалова отряхивалась и тоже попыталась взять в свидетели Михалыча.
– Как вы, уважаемая, на улице оказались?
Михалыч держал открытой входную дверь и демонстративно шаркнул ногами, приглашая войти.
Вошедшие расселись в фойе приемного отделения на белые сиденья. Михалыч и Григ, понурые и демонстративно уставшие, ждали объяснений от Облизаловой, тем временем собираясь с мыслями.
– Я отпросилась к стоматологу. Отдохнула немного дома от процедур. Дождалась мужа, он приехал с работы поздно. Привез к больнице, и я его отпустила. Оказывается: все ворота закрыты. Целый час вокруг ходила, пыталась щели найти, чтобы пролезть. Попыталась даже землю рыть под железной оградкой.
Григ видел, как заволновалась Облизалова, вспомнил о своей ответственности за больную, выпадом руки остановил рассказ.
– Тише, тише. Давайте спокойно пройдем в отделение.
По открытому рту и выжидательной фигуре Михалыча было понятно, что тому на сон грядущий очень хотелось получить повышенную дозу адреналина, прослушав, например, жуткий детектив или байку, но вспомнив о собственном здоровье, он одобрительно хыкнул и первым встал, торопясь поднять Облизалову с места. Григ поддержал ее с другой стороны. Надежда, встав, руки приподняла, отказываясь этим жестом от дальнейшей поддержки, отряхиваясь, разгладила обеими ладонями черную кожаную куртку по разводам принта. В тусклом свете коридора приемного отделения рисунок блеснул уникальным светом. На ладонях остались блестящие частички и странные борозды сероватого цвета. Надежда смотрела на ладони и размышляла, словно «упала» в воспоминания.»
Соседки не спали, ждали появления Надежды. Встретили её с наигранной обеспокоенностью.
– Надя! Ты почему так задержалась? Мы решили, что надумала остаться дома.
– Григ ведь на дежурстве, рискуешь! – вскрикнула Зинаида.
– Тише, девчата, давайте спать, – ответила недовольно Надежда, освобождаясь от одежды, осторожно навешивая её на плечики.
Увидев на обнаженной спине Надежды наспех сделанную перевязку, вскочила с постели старушка Разуваева.
– Утром увидит тебя Григ, то скандал закатит и всем достанется.
– Закатил уже, видите – живая. Я же проползала под оградкой и, кажется, даже на некоторое время от боли отключалась. Такое привиделось!
– Перевязку поправить надо, какая—то мешанина на спине и, похоже, рана инфицирована, – подошедшая Зинаида слегка отдернула кромку многоуровневого узора из коричневого пластыря на спине Надежды. Та замерла.
Соседки окружили, всматриваясь в спину, словно оценивали написанную художником—авангардистом картину.
– Ну, давайте уже, поправляйте. – Надежда стояла без движения.
Зинаида, оценив ситуацию, осторожно начала отделять уровни пластыря. Когда появился во всей красе шрам с разрывными краями и белёсой начинкой посередине, соседки издали испуганный протяжный вздох «а—а—а».
– Что там? – с тревогой спросила Надежда.
– Да нет, не очень страшно. Надо замаскировать поудачнее, чтобы лишних вопросов не возникало, но, дорогая, думаю, состояние раны Григу точно не понравится. – Зинаида выбрала из кучи обрезков более свежие полоски лейкопластыря и осторожно начала накладывать их поверх бинта, – Не вздумай КаФээСы прилепить к ране!
Закончив перевязку, облегченно вздохнула.
Я в другие места их пристрою, – доложилась Надежда и, пользуясь случаем, опять завела лекцию об уникальных качествах пластин КФС.
– КФС – Корректор Функционального Состояния копирует природные системы поддержания жизнедеятельности человека, нормализует его жизненные биоритмы, регулирует работу сердечно – сосудистой, нервной, эндокринной, иммунной, пищеварительной и выделительной систем…
Старушка Разуваева шаркнула по очереди о прикроватную ножку каждым шлёпком, разувшись, присела на кровать, немного поболтала голыми ногами в такт звучащего нравоучения и так же в такт побила подушку, прилегла, прижимаясь к обласканной подушке правой щекой, и с наслаждением вытянула ноги под шерстяным одеялом.
– Охота тебе голову занимать ерундой, – сказав это, зевнула, накрыла левой ладонью лоб и глаза и сразу же заснула, слегка хрюкнув.
Зинаида, не вслушиваясь в лекцию, понаблюдала – как Надежда готовится ко сну, тоже всем видом показывая несостоятельность ночного бдения – сказала: «Выключаю свет. Спокойной ночи!» – пошла к дверям, чтобы исполнить предупреждение.
– Вот так и останетесь – с болячками! – не изменяя преподавательскую интонацию, Надежда заспешила пристроить уставшее тело, увешанное коробочками КФС, на отдых.
Глава 6
Григ решил прогуляться. Постовую сестру предупредил – где будет находиться. Пройдя несколько шагов по длинному переходу в административное здание, он присел на широкий белый подоконник. Это место было недосягаемо для камер наблюдения.
За окнами гулял ветер и срывал старые сухие ветки, они ударялись о стекла или об оконные карнизы и падали на запорошенную снегом землю. Рябиновые гроздъя без устале качались, и в этих качаниях можно было усмотреть и насмешку, и сомнение, и горечь. Тихие шаги отвлекли внимание. В дверном проеме перехода показалась Зинаида. Она постояла некоторое время без движения, словно ждала разрешения на каждый следующий шаг. Григ молчал. Не дождавшись реакции Грига, она насмелилась и все же приблизилась.
Как ему хотелось взять её за руки, посмотреть ей в глаза и сказать – «Я тебя ждал, я так долго тебя ждал». Но он не мог позволить себе подобных сантиментов. Он перестал быть мечтателем, за двадцать лет он научился быть жестким и хладнокровным, потому что таким он нужен был всем. Заговорила первой она:
– Гриша! Ты – такой чужой! – Зинаида прижалась к холодной стене, – Я знала, что ты именно здесь. Спасибо тебе!
Григ встал рядом с Зинаидой:
– Зина! Не думай, что у меня сложилось хуже, чем могло бы.
Поняв, что выдал затаенный спор с самим собой, поправился:
– У тебя, надеюсь, всё нормально?
– Какое нормально, если сюда попала!?
– Вовремя попала, да и свиделись, наконец, – Григ говорил быстро и уверенно: – Звучит цинично и даже более – тебе спасибо! Ты всегда была моим маяком, – хитро подмигнул, – А то ещё будет!
Они молчали, долго молчали. Им обоим было приятно молчать и этим молчанием единиться…
Зинаида присела на холодный подоконник, Григорий сделал тоже самое. Они сидели в полуосвещенном коридоре перехода и болтали ногами, настраиваясь на одну волну в воспоминаниях. Падение лёгких комнатных тапок с ног Зинаиды, послужило сигналом – Григорий быстро встал с подоконника, со словами:
– Я узнал тебя, только когда стали зашивать рану, – наклонился, быстро и легко обул Зинаиду.
У Зинаиды от этого перехватило дыхание, она, не скрывая своего восторга, вскрикнула:
– Надо же! Я это поняла. Неужели я так изменилась? Согласилась с мыслью, что намеренно не узнаешь и даже хочешь досадить, а мне так хотелось тебя обнять.
– Когда на операционном столе лежала? Обнимай сегодня, не откладывай до завтра, – пошутил Григорий, дерзко вглядываясь и проникая взглядом в самую её глубь.
Зинаида молчала. Григорий ощутил себя юнцом.
– Жених—то жив?
– Все женихи живы! – уклонилась от должного ответа Зинаида. – Ты ведь женился раньше, чем я замуж вышла.
– Понятно же, что дураком был.
– А сейчас ты – величина, и жаль, что не я такую величину создавала.
– Может я от злости и стал хирургом – это очень даже возможно…
Григ вернулся в ординаторскую, некоторое время машинально перебирал папки с историями своих больных. Рассортировав их по номерам палат, выдвинул ящик стола и положил папки далеко вглубь. Стал разглядывать письменный прибор. Рука потянулась за ручками.
Он вытаскивал их по очереди и свойства каждой следующей проверял на клочке бумаги. Показалось, что он последний день выдержал в этом предельно фантасмагорическом мире и должен зафиксировать свое состояние, чтобы смочь пережить ночь с надвигающимися ВРЕМЕННЫМИ РАЗРЫВАМИ. Выбрал достойную подружку – красивую серебристую ручку с синими окрылками, и начал набрасывать рисунок. Поразмышлял над рисунком, сняв белый колпак, встал, подошел к окну, пристроил колпак на подоконнике, тут же одумался – схватил колпак и бросил его на стол. Сел, смял рисунок, потом начал мять белый колпак, но тот не поддавался. Оттолкнул колпак на соседний стол, схватил бумажный комок, поиграл им и, прицелившись, бросил его в стоящую в углу мусорную корзину. Попал! И успокоился.
Глава 7
Надежда, услышав свой храп, проснулась. Отодвигая к стенке одеяло, встала с кровати. Решила сразу же, – что в туалет не пойдет по коридорным лабиринтам, а зайдет в клизменную. Подойдя к дверям, щелкнула включателем. Щелчок был глухим и нужного действия не произвел. Повторила щелчок. Снова полоса света в дверной щели не проявилась. Вспомнила требование старшей медсестры – ни при каких обстоятельствах не пользоваться данным служебным помещением. Начала бить кулаком по большой клавише включателя, на счете «ПЯТЬ» перестала бить и, рассерженная безрезультативностью, открыла дверь во всю ширь.
Увидела на светлом круге стены проекцию двух фигур – мужчины и женщины. Парочка сидела на кушетке, переговаривалась. Собеседники даже не обернулись. В мужчине Надя узнала мужа Николая, женщину не признала, та была гораздо старше и её и Николая. Послышался и мужской голос третьего участника.
– Вот стоило ненадолго удалиться – началось чужеземное вторжение! Как вам это нравится?
Надя хотела вмешаться – но голос никак не прорывался изнутри, и она поняла, – ей дозволено только наблюдать, присела на кушетку рядом с мужем.
– Кто—то понял. А я нет. Какое вторжение? Они же помогли моей Надюхе!
Надя поняла, что Николай начнет рассказывать о случившемся с ней, прижалась к нему, словно боялась не услышать.
– А КаФээСы почему не помогли? – съехидничал третий голос, Надя напрягла зрение и, наконец, увидела лежащий между Николаем и женщиной березовый веник. Веник шелестел точно в такт озвучиваемых слов: – слышал, что корректирующие свойства в поведении в любое время производят. А оно вон как вышло – почти потеря памяти!
– КаФээСы она сняла, когда в стоматологию отправилась!
– Ну, ж я и говорю, все это чушь – даже зубы не стерпели подлога.
Женщина, до той поры молчавшая, осторожно высказалась, поддерживая беседу:
– Все могу понять, не пойму – почему десант инопланетян появился тогда, когда Надежда головой ушиблась?
– Никакие это не инопланетяне, а бандиты!
– Бандиты? – переспросил Веник, – почему они были в униформе?
– Что? Бандиты не могут носить униформу? – сам себе вслух удивлялся Николай, – любая операция требует жесткого сценария, а сценарий оформления. Спасибо только могу сказать. Помогли – подняли!
Надя помнила: как звала людей, как расчищала площадку от наросших глиняных взгорков, подлезла под оградку.
Словно прочитав мысли жены, Николай продолжил:
– Мужики бросились вытаскивать.
Надя пыталась вспомнить лица спасителей. «Лиц ведь не было! Какие мужики? – инопланетяне это были. Если бы не участливый крик, то точно в тарелку бы затащили, и где бы она сейчас была?…»
Вместо Нади хохотнул Веник. Надя поняла, что её мысли становятся достоянием общего собрания, забоялась своих мыслей – разом решив, что лучше бы удалиться. Вышла почти на цыпочках в коридор, подержалась обеими руками за голову. Вспомнила – зачем заходила, пошла по лабиринтам…
Валентин видел, как по коридору шла молодая женщина, держась за голову и немного постанывая. Он пошел ей навстречу, поравнявшись, чтобы увидеть лицо женщины наклонился, волнуясь, спросил:
– Что с Вами?
Женщина одну руку сняла с головы и, показывая в сторону дверей клизменной, сказала: – Там…, – снова приложила руку к голове, продолжила путь. Валентин проводил взглядом женщину, пошел по указанному направлению. Он подошел к двери осторожно, открыл её и и так, держась за ручку, не заходя внутрь, с низкого порожка оглядел комнату. От слабого коридорного освещения мало что проявилось. Тишина комнаты, высвеченные предметы не привлекли внимания бывшего следователя. Он закрыл дверь, пожал плечами, остался стоять, чтобы дождаться странную женщину.
Надежда шла навстречу Валентину, держа руки в карманах цветастого халата. Было похоже: женщина окончательно проснулась; она выглядела вполне бодрой. Валентин спросил:
– Вы в порядке?
Надя узнала в мужчине Петушка, улыбаясь, ответила:
– Приставать, мужчина, нету смысла.
– Какие глупости! – ответил Валентин и, демонстративно отвернувшись от неё, направился в свою палату. «Но бывает и хуже» – признался себе Валентин, теряясь в темноте комнаты. Через некоторое время он вышел встревоженным. Навстречу, шаркая подошвами стоптанных сандалий, двигался сам Григ.
– Плохи дела у соседа – сильно стонет, – Валентин торопил Грига жестом, указывающим на соседнюю палату.
Григ, не вынимая рук из карманов халата и ничего не говоря, повернул на стон, доносившийся из открытых дверей палаты №7, вошел в темноту. Палата быстро осветилась. Через несколько минут он вышел, оттолкнул от дверей Валентина, устремляясь в направлении ординаторской; его крик прорезал тишину – «На операцию!»
Ожил коридор, наполняясь голосами, быстрыми шагами, бряцанием колес каталки и воем проснувшегося лифта.
Валентин остался стоять, но ему страстно захотелось поучаствовать в спасении соседа – влиться в этот профессиональный поток, стать живительным его ручейком, он даже начал задыхаться от этого святого желания сопричастности, захотел ответственности и борьбы. Он, уставший от ответственности адвокат, уже десяток лет мечтал от нее освободиться. «Но – кому ее передать? Если бы был верующим, то не нужно было бы думать так. Ответственность не передают. Она сама удаляется к Создателю – откуда ее и направили».
