Kitabı oku: «Невеста для царя. Смотры невест в контексте политической культуры Московии XVI–XVII веков», sayfa 6

Глава 2
«НЕ ВЗИРАЯ НА БЛАГОРОДСТВО ИЛИ КРОВЬ»
Выбор царской невесты

Выбор царской невесты был делом продолжительным и весьма нелегким. Дело в том, что царь сам выбирал себе девицу в невесты и в этом выборе руководился единственно своим личным усмотрением. Со стороны невесты не требовались ни знатность происхождения, ни близость ее родителей к царскому двору, ни богатство. Счастье стать царскою невестою обусловливалось исключительно красотой девицы, ее непосредственными личными достоинствами. Требовалось лишь одно: чтобы девица, при взгляде царя, пришлась ему по душе, а происхождение и состояние и все другие посторонние соображения в расчет не принимались. Поэтому царь не ограничивал своего выбора дочерями своих близких князей и бояр или семьями ближайших бояр московских, но искал себе невесту со всей своей вотчины, которой была вся Русь.

Такой выбор, естественно, требовал поголовного смотра всех девиц Московского государства. Для этого в Москве составлялась царская грамота и посылалась ко всем помещикам Руси, разделенной для удобства на округа, с наказом, чтобы помещики везли всех своих дочерей-девиц в город для смотра. В областные и другие города царь посылал доверенных людей из окольничих и дворян с дьяками, которые, вместе с наместниками и воеводами, должны были пересмотреть всех девиц назначенного округа. Конечно, помещики, под опасением опалы, обязаны были отнюдь не укрывать своих дочерей и не мешкать привозом их в город. <…>

На этом [региональном] осмотре доверенные царя должны были выбирать самых красивых девиц и составить особую роспись. Красавиц этих к назначенному сроку нужно было доставить в Москву, и здесь их ожидал еще смотр, более подробный и тщательный, в присутствии самых близких к государю лиц и самого царя. <…>

Из привезенных красавиц царь сам выбирал себе самую лучшую, которая приходилась ему по душе. Свое решение царь выражал тем, что подавал избранной своей невесте платок и кольцо. Тотчас же после избрания царская невеста торжественно вводилась в царские хоромы, в которых и оставалась до времени свадьбы на попечении и под надзором ближних боярынь и своих государевых родственниц¹⁶⁸.

Этот образ избрания невесты для царя вновь и вновь появляется в популярной и научной литературе. Приведенный отрывок взят из популярной книги конца XIX века и содержит все обычные мифы о смотре невест в Московии. Царь «в этом выборе руководился единственно своим личным усмотрением». Он выбирал невесту, учитывая ее красоту, а не высокое происхождение или родословную. Смотры невест были «поголовным» поиском по всей стране и проводились придворными, отправленными в регионы, чтобы собрать претенденток, которые могли понравиться царю. И когда эти претендентки наконец демонстрировались государю, он обозначал свой выбор, преподнося платок и кольцо той, «которая приходилась ему по душе». Итак, хотя процесс был «продолжительным и весьма нелегким», все управлялось царем, и решение принимал он один. Смотр невест являлся квинтэссенцией автократической власти.

Такой идеализированный взгляд на смотр невест, какой отображен в этом отрывке, а также во многих научных подходах, представляет для современного читателя много проблем интерпретации. Во-первых, он основан на источниках разного качества и вида, включая иностранные отчеты и официальные свадебные описания, которые часто противоречат друг другу и игнорируют изменения в обычае смотра невест, происходившие со временем. Во-вторых, в этой версии смотра невест красота – единственный критерий отбора, в то время как в других источниках указаны иные критерии, в том числе генеалогия: говорится о поисках не самых высокородных кандидаток, а тех, что не связаны с известными родами московского двора. Наконец, вышеприведенное описание смотра невест искажает цель и значение данного обычая. В то время как смотр невест, несомненно, транслировал образ автократичного и всемогущего правителя, за таким образом скрывалась иная реальность. Как видно из официальных (канцелярских) источников, бояре, придворные разных чинов и царские родственники играли самую непосредственную и даже определяющую роль в выборе невесты. Результат был коллективным решением.

В этой главе вскрываются противоречия в общепринятом нарративе московского смотра невест и исследуются три важные стадии: формирование списка претенденток, его сужение до небольшой группы финалисток путем учета физических данных и происхождения и, наконец, отбор. В главе показано, что смотр невест был в меньшей степени независимым царским суждением, а в большей – трезвым и взвешенным отбором здоровой, красивой и (как надеялись) фертильной невесты из нужного рода, а лучше сказать – не из нежелательного. Таким образом, родство становится важным критерием, о чем умалчивают иностранные описания и что полностью игнорируют официальные российские описания женитьб. Наконец, в этой главе рассматриваются сами невесты и то, как их идентичность менялась после избрания на смотре. В главе представлен материал для построения нового нарратива о смотре невест, полностью основанного на источниках, внимание уделено изменениям, которые претерпевал обычай в течение двух столетий. Показана важная роль женщин – и победительниц, и проигравших – в конкурсе невест.

Механизм смотров невест

Традиционный нарратив о смотре невест по большей части основан на собранных воедино иностранных отчетах и официальных описаниях московских женитьб. Иностранные записки, несомненно, богаты деталями и потому являются самым упоминаемым источником информации о смотре невест. Но, как предостерегал В. Ф. Райан, «это не более чем заметки путешественника с описанием того, что для автора незнакомо, чуждо, даже отталкивающе, что может сделать его повествование интересным и полезным, а задача его позднего читателя и ответственность историка – распутать этот клубок, оценить правдивость истории, учесть убеждения, доверчивость и предубеждения путешественника, его компетентность как наблюдателя, его знание местного языка и обычаев, достоверность его информации»¹⁶⁹. Когда иностранные записи о смотре невест «распутываются» и «оцениваются» так, как предлагает Райан, то значительная часть традиционного нарратива оказывается ворохом разрозненных нитей. Мало помогают в установлении правды и официальные описания свадеб. Истинная цель смотра невест выявляется, если отчеты иностранцев и официальные описания свадеб сопоставляются с канцелярскими документами, созданными в связи с поиском невесты. Остатки бумажного следа от, несомненно, колоссальной писчей работы, эти документы помогают сформировать новое и более правдивое представление о том, каков был механизм смотров невест.

Подбор невест

Большинство ритуалов московского двора осуществлялось внутри изолирующих стен Кремля. Только несколько дворцовых событий – процессия в Вербное воскресенье, освящение воды в праздник Богоявления, крестные ходы (я привожу наиболее изученные примеры) – заставляли царя и его окружение выйти за стены Кремля на обозрение подданных¹⁷⁰. Как верно подметил историк Пол Клебер Монод о Западе до периода Реформации, «до эпохи религиозных реформ европейские монархи воспроизводили культовые жесты правителей перед крошечной аудиторией придворных. Их священные тела редко можно было увидеть, и они никогда не могли быть постигнуты своими подданными»¹⁷¹. В Московии аудитория для большинства царских ритуалов – коронация, крещение, празднование в честь наречения имени и т. д. – была, если уж на то пошло, еще более крошечной. Смотр невест в этом плане сильно отличался от иных обычаев. Его открытие происходило непосредственно на публичном пространстве возле Кремля. Это был ритуал, который – вновь процитирую Монода – функционировал как «публичное провозглашение темы власти» или как то, что Мишель Фогель назвала «информационной церемонией»¹⁷². Немногие царские ритуалы – даже не коронация и не венчание – могли использоваться для проецирования заранее заданного образа величия и силы так эффективно, как смотры невест.

На протяжении почти двух столетий своего существования в Московии смотры невест организовывались по-разному, но некоторые элементы обычая сохранялись все это время. Первым шагом в организации смотра невест была отправка придворных из царского московского двора в главные города Европейской России, чтобы провести региональные смотры потенциальных претенденток. В своих записках иностранные путешественники по-разному намекали на начальный смотр невест. Петр Петрей (1615) писал о том, как Василий III «велел созвать» молодых женщин «со всей земли»¹⁷³. Франческо да Колло (1518) докладывал, что «сей Великий Князь Василий – как мне рассказали – решил завести жену, чтобы иметь детей и обеспечить себя законным наследником и преемником Государства; для этого повелел объявить во всех частях своего Государства, чтобы – не взирая на благородство или кровь, но лишь на красоту – были найдены самые красивые девственницы»¹⁷⁴. Джером Горсей (1571) описывал, как Иван IV «собрал со всего государства самых красивых дочерей его бояр и дворян, девушек, и выбрал из них жену для своего старшего сына»¹⁷⁵. Иоганн Таубе и Элерт Крузе (1572) в подробностях рассказали, как в 1570 году царь Иван IV «отправил нескольких людей во все края, даже в те земли, которые только недавно стали частями этой огромной страны, проверить всех девушек, молодых и старых, высокого и низкого происхождения, с тем, чтобы записать их имена, рост и строение, чтобы исключить подмену и обман, и приказал всем им, числом 2000, прийти в Александрову Слободу»¹⁷⁶. Страленберг (1730) также предполагал, что были делегации, отправленные для сбора невест: «Когда государь восприял намерение к супружеству и в Сенате о том обявил, тогда бояре изыскивали всех прекраснейших девиц и отсылали оных во двор царски[й]»¹⁷⁷. Самуэль Коллинс (1667) описывал, как царь Алексей Михайлович «собрал многих молодых девушек»¹⁷⁸. Фуа де ла Невилль (1689) сообщал в целом, как российские правители приказывали, «чтобы со всей России привозили ко двору самых красивых девушек»¹⁷⁹.

Прямые указания на поиск по всему царству присутствуют и в обширной канцелярской документации по поводу смотров невест в XVI веке. Два оригинальных канцелярских черновика содержат списки придворных, направленных далеко по всему царству в поисках кандидаток на смотр невест для первой женитьбы Ивана IV. Один черновик Владислав Дмитриевич Назаров датирует серединой декабря (12–18 числами) 1546 года, а другой – примерно 9 января (см. табл. 2.1)¹⁸⁰. Эти списки, хоть и неполные, содержат имена 29 придворных, разделенных на 13 групп, которые были направлены в 27 региональных городов с целью начальной оценки невест для царя Ивана IV. Каждого придворного сопровождали дьяк и подьячий. Каждая такая делегация была назначена в 1–4 города – в зависимости, как полагают, от численности городского населения¹⁸¹. Например, окольничий Иван Иванович Беззубцев и дьяк Посник Путятин были направлены на юг от Москвы: в Коломну, Каширу, Серпухов и Тарусу¹⁸². Князь Петр Андреевич Булгаков и дьяк Гаврило Тыртов были направлены на восток: во Владимир, Суздаль и Юрьев¹⁸³. Великий Новгород, Переславль и Кострома были, по всей видимости, довольно большими городами и заслужили отдельные делегации¹⁸⁴.

Таблица 2.1. Список городов, посещенных придворными с целью отбора кандидаток на смотр невест для Ивана IV, декабрь 1546 года и январь 1547-го

Источник: РГАДА. Ф. 135. Отд. IV. Рубр. II. Д. 2. Л. 6–8.

Придворный со своим малым писчим штатом просматривали претенденток не в одиночестве. Чиновники, направленные из Москвы, работали в связке с местным руководством, т. е. с наместниками (губернаторами), которые были обычно боярами или окольничими, и вместе они формировали жюри – как их назвал В. Д. Назаров, «комиссии» – для проведения регионального смотра невест¹⁸⁵. Например, призывы, распространенные царем Иваном IV в Бежецкой пятине в декабре 1547 года, четко показывают, кто служил в такой отборочной комиссии в разных районах (пятинах) Великого Новгорода:

От великого князя Ивана Васильевича всеа Руси в нашу отчину в Велыкий Новгород в Бежитцкую пятину от новгорода верст за сто и за полторас[та] и за двести князем и детем боярским. Послал есми в твою отчину в Великий Новгород окольничево своего Ивана Дмитреевича Шеина, а велел есми бояром своим и намесником князю Юрью Михайловичю Булгакову да Василью Дмитреевичю [Шеину – вероятно, брату посланника. – Прим. авт.]¹⁸⁶ да окольничему своему Ивану смотрити у вас дочерей девок нам невесты. И как к вам ся наша грамота придет, и у которых у вас будут дочери девки – и вы б с ними часа того ехали в Великий Новгород, а дочерей бы есте у себя девок однолично не таили, повезли бы есте в Великий Новгород часа того не мотчая. А которой вас дочь девку у себя утаит и к бояром нашим и к намесником ко князю Юрью Михайловичю и к Василию Дмитреевичу и к окольничему нашему к Ивану не повезет – и тому от меня быть в великой опале и в казни. А грамоту посылали меж себя сами не издержав ни часу¹⁸⁷.

Ясно, что в Новгороде отбор претенденток был осуществлен жюри из трех человек: окольничим Иваном Дмитриевичем Шеиным (отправленным из Москвы для этой цели), боярином князем Юрием Михайловичем Булгаковым (наместником) и боярином Василием Дмитриевичем Шеиным (который, по всей видимости, уже находился в Новгороде). Им троим ассистировал по крайней мере один дьяк – Оврам (или Орап) Качабаров сын Погожево¹⁸⁸. Формирование комиссий в больших и средних по размеру городах Московии и ясно видимая проделываемая ими работа не могли быть не замечены населением, равно как и не оставляли возможности не понять их политический посыл: величие царя и его власть должны быть поистине безграничны и богоустановленны, если его женитьба требует столь грандиозного действа, как это.

При других женитьбах использовалась сходная процедура. В церемониале (свадебном чине) женитьбы младшего брата Ивана IV, князя Юрия Васильевича, и Ульяны Палецкой в 1547 году говорится, что кандидатки были призваны – возможно, указом – в Москву, где им устроили проверку: «И Царь и великий князь Иван Васильевич, всея России, велел бояром и князем дочери девки привезти на свой царский двор; и как девки свезли, и царь великий князь Иван Васильевич, всея России, и князь Юрья Васильевич девок смотрели; и полюбил князь Юрья Васильевич княжну Дмитриеву дочь Федоровича Палицкова, княжну Ульяну»¹⁸⁹. Аналогичным образом в церемониале женитьбы князя Владимира Старицкого и Евдокии Нагой в 1549 году содержится намек на распространяемый призыв на смотр невест в Москве:

…приговорил государь, царь и великий князь Иван Васильевич, всея России, женить брата своего, князь Володимира Андреевича, удельнова; и приговорил прописать у бояр и князей дочерей девок и по времени их пересмотреть; и тогда свадьбу государь царь отложил для своего походу к Казани; а приговорил смотреть после Казанскаго дела.

И мая в 24 день в неделю смотрел царь и великий князь Иван Васильевич, всея России, и князь Володимир Андреевич девок и полюбил девку Авдотью Александрову дочь Михайловича Нагова¹⁹⁰.

Региональные, начальные смотры невест, по всей видимости, дожили до XVII века, но в условиях новой династии в процесс были внесены коррективы. Когда в 1669–1671 годах царь Алексей Михайлович стремился жениться во второй раз, он призвал к себе возможных невест преимущественно из Москвы, но также из Костромы, Суздаля, Рязани, Владимира и Великого Новгорода¹⁹¹. Как мы увидим далее, претендентки были представляемы царю дробно в течение многих месяцев – обычно по две-три или четыре, а не все сразу во время одного смотра невест. На организации свадеб царя Федора III в 1680 и 1682 годах и царя Ивана V в 1684‐м сильно сказались заболевания женихов (физические и психические), определяющее влияние родственников и фаворитов, а также общие перемены в политической культуре при дворе. В результате эти три последних смотра невест были значительно меньшими предприятиями, возможно, без обширного поиска среди провинциалок той, что «всех милее». В целом в XVII веке смотры невест, как и многое другое, представляли собой вариации на прежние темы¹⁹².

Кто составлял по заданию комиссий список кандидаток? Были ли это, как говорится в официальных свадебных описаниях и в некоторых отчетах иностранцев, дочери «бояр и князей» или, как сообщает да Колло, «самые красивые девственницы», избранные «не взирая на благородство или кровь»?¹⁹³

Если бы мы опирались только на отчеты иностранцев, то считали бы, что смотр невест был полностью открытым конкурсом, включавшим кандидаток от всех сословий и из каждого уголка царства, отобранных за свою красоту, благочестие и добродетели. А если бы мы опирались только на официальные документы, то полагали бы обратное: смотр невест совсем не был открытым конкурсом, и список кандидаток полностью составляли имена девушек из выдающихся княжеских семей и боярских родов. Однако из канцелярских источников выясняется, что это не было ни открытым конкурсом, ни соревнованием аристократок. В смотрах невест XVI–XVII веков не участвовали крестьянки, дочери священников и очень редко можно было встретить княжон (по крайней мере, до конца XVII века). Указы, рассылаемые комиссиями по отбору, имели адресатов: князья, занимающие административные должности в регионах или служащие в кавалерии, и дети боярские (служилые люди среднего звена), несшие службу в городских гарнизонах. Когда в 1547 году Иван IV приказывал провести предварительные смотры невест в Вязьме, Дорогобуже, Ростове, Великом Новгороде и, возможно, где-то еще, он четко адресовал эти указы «князем и детем боярским дворовым и городовым», а не всему населению¹⁹⁴. Под «князьями» не подразумевались семьи с большой властью и чинами, иначе упоминались бы эти чины (бояре, окольничие, воеводы, наместники). Скорее, имелись в виду те из Рюриковичей, кто соскользнул в относительную безвестность, занимая административные чины в регионах, возглавляя местную кавалерию или провинциальные (уездные) администрации. Таким образом, это выражение – «князья и дети боярские дворовые и городовые» – вероятнее всего, обозначало вообще все семьи, которые являлись местной привилегированной группой, но едва ли были известны в Москве. Валери Кивельсон исследовала эти семьи как «провинциальную знать» – «нижний ранг привилегированной элиты внутри строго стратифицированного, четко выстроенного сообщества»¹⁹⁵.

Несмотря на появление вроде бы заманчивой возможности для тех отцов, чьи дочери подходили под описание, сохранившиеся свидетельства указывают, что «князья и дети боярские» не всегда стремились послать дочерей участвовать в этих предварительных региональных смотрах невест. Царские призывы могли встречать упорное сопротивление со стороны «провинциальной знати». Поиски первой невесты для Ивана IV предоставляют нам важнейшие сведения. Как мы уже видели в указе, отосланном в декабре 1546 года в Великий Новгород, Иван IV предупреждал князей и детей боярских, чтобы «у себя девок однолично не таили»¹⁹⁶. Такое предупреждение было нелишним. Князь Федор Семенович Мезецкий, отправленный в Ростов в декабре 1546 года, в конце месяца докладывал Ивану IV, что после распространения царских воззваний ко всем князьям и детям боярским в регионе не последовало ни единого ответного отклика: «И которых есмя, государь, розсыльщиков с твоими государевыми грамотами и своими грамотами посылали, и те, государь, розсыльщики все к нам в Ростов съехались. И после того есмя, государь, жили в Ростове неделю, и к нам, государь, из Ростовского уезду не бывал никаков человек». Между тем Мезецкого понизили и заставили отбирать невест самостоятельно. «А сказали, государь, нам – у князя у Петра да у князя у Ивана [Семеновичей] у Яновых их дочери. И у тех есмя, государь, смотрили. Да и у владычних [т. е. архиепископских] есмя, государь, детей боярских и у городцких людей смотрили ж» (дочери Петра и Ивана Яновых-Ростовских, упомянутых в тексте, не могли быть скрыты от смотра невест, поскольку один из братьев, князь Петр, сам был вовлечен в поиски невесты для царя, организуя региональные смотры невест в Муроме и Нижнем Новгороде)¹⁹⁷. В Ростове дело у Мезецкого не пошло, и он со своим дьяком, Дмитрием Гориным, отправился со следующим заданием в Ярославль¹⁹⁸.

С подобным же нежеланием принимать участие в региональных смотрах невест столкнулся и брат князя Федора, Иван Семенович Мезецкий, отправленный в Вязьму. Он с сожалением писал царю:

Государю великому князю Ивану Васильевичу всеа Русии холопи твои Иванец Мезетцкой да Щенок челом бьют. Послал еси, государь, нас в Вязьму, и мы, государь, приехав в Вязьму, твою государеву грамоту послали в Вяземской уезд князем и детем боярским в станы и в волости, да и свои есмя, государь, грамоты по твоему государеву слову послали во все станы и в волости ко князем и детем боярским. И мы, государь, живем в Вязьме две недели, а ни один князь или сын боярской сами у нас не бывали и дочерей своих к нам не везут. А у городцких, государь, людей дочерей таковских нет, люди все молоды, не дородны. А смотрили есмя, государь, дочери у князя Василья у княж Иванова сына Гундорова. И какова, государь, княжна рожеем [внешностью, обликом. – Прим. ред.] и леты – и мы, государь, к тебе послали тому список за своими печатьми с подьячим с Устюгом. А сами есмя, государь, поехали в Дорогобуж генваря в 2 день¹⁹⁹.

Нежелание участвовать не ограничивалось только смотром невест для Ивана IV. Такое же сопротивление провинциальных служилых людей вызвал смотр невест, организованный для умственно отсталого брата Ивана IV, князя Юрия Васильевича. Княгиня Анна Пенкова обязана была показать свою дочь в Москве, но вместо этого отправила царю в октябре 1547 года письмо с отказом. В письме она утверждала, что дочь ее больна. Согласно убедительным рассуждениям Назарова, Пенкова просто нашла оправдание, чтобы не показывать дочь. Она писала: «Государю царю и великому князю Ивану Васильевичю всея Русии княж Васильева жена Пенкова Анна челом бьет. Велел еси, государь, мне быти на Москву з дочерью з девкою за десять день до Дмитреева дни. И по грехом, государь, по моим дочи моя больна, весть е[е], государь, не мочно»²⁰⁰. Похоже, мать содрогалась от мысли, что ее дочь выйдет замуж за слабоумного князя Юрия²⁰¹. Фактически Пенкова заставила дочь «прогулять» смотр невест.

Назаров объяснял сопротивление смотрам невест несколькими причинами. Он предполагал, что отцы подходящих дочерей могли быть демотивированы слишком малыми шансами на успех; что были логистические трудности, с которыми столкнулись бы многие кандидатки (плохие дороги и стоимость надлежащего убранства для участницы смотра невест); что некоторые отцы могли быть в отъезде по долгу службы (как Петр Янов-Ростовский) или больны; наконец, что наиболее серьезные и нацеленные на успех кандидатки могли отправляться прямиком в Москву, не доверяя суждениям местного правителя и других чиновников, которым случилось войти в состав комиссии на региональных смотрах²⁰².

Но Иван IV не верил, что у князей и детей боярских были столь невинные причины для недоставления дочерей на региональные смотры. Отчет князя Ивана Мезецкого, посланный из Вязьмы, спровоцировал суровый ответ. Иван IV написал Мезецкому: «И мы к ним послали другие свои грамоты с [опа]лою, а велели им [князьям и детям боярским Вязьмы] и з дочерьми своими к вам [к Мезецкому] ехати часа того. И вы б к ним наши грамоты розослали часа того, да и от себя грамоты п[о]слали по нашему слову часа того, а велел[и] и к себе ехати и дело б есте наше делали по нашему наказу»²⁰³. Сохранившаяся черновая копия указа Ивана IV не оставляет сомнений в серьезности данного вопроса:

От великого князя Ивана Васильеви[ча] всеа Русии в Вязьму и в Дорогобуж князем и д[е]тем боярским дворовым и городовым. Писал к нам князь Иван Семенов[ич] Мезецкой да дворцовой дияк Гаврил[о] Щенок, что к вам послали наши грамо[ты] да и свои грамоты к вам посылали по нашем[у слову], что[бы] есте к ним ехали з дочерьми своими, а велел есми им смотрити у вас дочерей себе невесты. И вы дей к ним не едете и дочерей своих не везете, а наших грамот не слушаете. И вы то чините не гораздо, что наших грамот не слушаете. И вы б однолично часа того поехали з дочерьми своими ко князю Ивану Семеновичи Мезецкому да к дворцовому дияку к Гаврилу к Щенку. А которой вас к ним з дочерьми своими часа того не поедет – и тому от меня быти в великой опале и в казни. А грамоту посылайте меж себя сами, не издержав ни часу. Писана на Москве лета 7055 генваря 4²⁰⁴.

Эти послания показывают, что, независимо от качества дорог, от стоимости наряда молодой девушки для смотра невест или от сомнения ее отца по поводу шансов на успех, Иван IV и его советники ожидали от провинциальных служилых людей подчинения указу. Сопротивление смотру невест в Вязьме вряд ли было уникальным: о подобном же «неподчинении» докладывали из Дорогобужа и Ростова – все это были очень разные регионы, что говорит о широкой распространенности сопротивления. И оно не ограничивалось лишь женитьбами Ивана IV и его брата Юрия. Когда царь Алексей Михайлович в 1669–1671 годах искал себе невесту для второго брака, то слышали, как некий Петр Кокорев давал советы друзьям-придворным не допускать своих дочерей до участия: «Лучше б они девиц своих в воду пересажали, нежели их в Верх к смотру привозили!»²⁰⁵

Помимо этих причин, предложенных Назаровым, легко представить еще две, по которым князья и дети боярские в регионах отказывались принимать участие в том, что, несомненно, было единственной в жизни возможностью стать родственником царя. Во-первых, отцы в этих призывах царя могли видеть больше рисков, чем возможностей. Следовало считаться с семейной честью. Участие в смотре невест предполагало изъятие дочери из ее уединения во внутренних покоях жилых помещений семьи и выставление – буквально – на всеобщее обозрение, т. е. то, что в культуре изоляции женщин из элиты должно было весьма смущать отцов, матерей и, возможно, самих молодых девушек. У провинциального служилого человека, чья семейная честь зависела от репутации женской части дома, сама мысль, что его юную дочь будут тщательно проверять – чужой человек будет изучать ее рост, вес, длину носа, ширину бедер, цвет глаз, не говоря уже о заведомо унизительной проверке на девственность, – могла вызывать сопротивление как мысль о недопустимом попрании социальных норм обращения с молодыми женщинами из элиты²⁰⁶.

Второй вероятной причиной, по которой князья и дети боярские не отвечали на царские призывы, были разумные сомнения, стоит ли присоединяться к тем «политическим играм», что возникали вокруг женитьбы правителя. Боярские роды в Москве были профессионалами в этих играх. Политические драки и войны были их единственным занятием. Но, как показала Валери Кивельсон, менее влиятельные благородные семейства, особенно провинциальные, не вращались в этих кругах²⁰⁷. У них было мало, а то и вовсе не было опыта в высокой придворной политике и потому, вероятно, было мало защитников или покровителей в Москве. Участие в смотре невест забросило бы их в самый центр политиканства, динамика которого – кто соратник? кто враг? – возможно, не до конца была понятна семьям вне ближнего круга придворных. Даже начальные этапы поиска невест – иногда, как мы видим, проходившие в провинциальных городах – могли быть связаны с риском, поскольку отборочная комиссия включала в себя членов наиболее влиятельных родов. Отцы могли не хотеть рисковать своими дочерьми, а также судьбой и счастьем своего рода ради призрачного шанса стать царской родней. И, как мы увидим в последующих главах, опасения этих отцов не были безосновательны²⁰⁸.