Kitabı oku: «Очерки истории Франции XX–XXI веков. Статьи Н. Н. Наумовой и ее учеников», sayfa 9

Colonial conflicts, analysed in this book by Martin Shipway, undermined the Communists’ position in the Ramadier government from the moment it took office on 22 January 1947. War had broken out in Indochina a month earlier; it was a Communist Defence Minister, François Billoux, who was now responsible, at least nominally, for the armies fighting Ho Chi-Minh’s Communist-dominated nationalist movement.³⁸⁵By the early spring of 1947 the PCF was mobilising public opposition within France to the war; Billoux refused to stand up in the Chamber in homage to France’s troops fighting there; and when Ramadier sought a vote of confidence on his Indochina policy on 22 March, he was supported by the PCF’s ministers, but not by its other Deputies, who abstained. A week later an insurrection broke out in Madagascar its savage repression led the PCF ministers to walk out of the Council of Ministers on 16 April.

But it was wages policy that provoked the final break. Whatever the benefits of some policy initiatives backed by the PCF – the greater security enjoyed by public-sector workers after nationalisations, and the foundation of France’s welfare state – the PCF’s support for wage restraint alienated workers. That was already visible in the slow rate of party membership renewals that spring, as well as in the CGT’s disappointing results in elections to governing bodies of the social security system.³⁸⁶A strike over wages at Renault, organised by a small Trotskyist group from 25 April, left the CGT, after four days, with little choice but to join in. And when Ramadier, by now resolved to force the issue, asked for a vote of confidence over wages policy on 4 May, all of the Communist Deputies, including the ministers, voted against the government of which they were a part. It is likely that they expected Ramadier to resign; in the ensuing negotiations to form a government, they could demonstrate the impossibility of ruling the country without Communist co-operation. Instead, Ramadier found non-Communist replacements for the PCF ministers, and carried on governing with the support of Socialists, MRP and Radicals.³⁸⁷

With the dismissal of Thorez and his colleagues on 5 May 1947, the PCF was out of office and friendless: Stalin’s strategy of November 1944 had clearly failed. The PCF leaders, however, went on trying to implement it for five more months. On the international scene, the PCF evoked the ‘division of the world into two blocs’, but as a danger to be avoided rather than a fait accompli – even if the summer saw increasingly hostile statements towards ‘American imperialism’, especially after the Soviets had finally withdrawn from negotiations over the Marshall Plan, as well as (unsubstantiated) claims that the Americans had engineered the Party’s removal from government. In domestic politics, the Communists now did nothing to restrain outbreaks of industrial unrest; the aim was to prove how necessary their participation in government was. Thus, the emphasis at the Eleventh Congress, held from 25 to 29 June, remained the PCF’s status as a ‘party of government’ and the need to bring the Socialists (if not the MRP) back to a left-wing alliance. Even on 22 September, Thorez was still calling for the PCF’s return to office within a ‘government of democratic union’.³⁸⁸

Just as L’Humanité was carrying Thorez’s message to thousands of Communist readers, Duclos was gathering with leading figures from the Italian and East European Communist parties in Sklarska-Poreba. What they heard from the Soviet Politburo member Andreï Zhdanov could leave them in no doubt that Moscow’s line had changed radically. The world, said Zhdanov, was now divided into ‘two camps’ – the ‘imperialist and anti-democratic’ camp aimed at the ‘world domination of American imperialism’, and the ‘anti-imperialist and democratic’ camp, led by the Soviet Union, which sought the ‘undermining of imperialism, the consolidation of democracy and the eradication of the remnants of fascism’. Particularly dangerous in this confrontation was the ‘treacherous policy of right-wing Socialists like Blum in France, Attlee and Bevin in England, Schumacher in Germany’, who, as the imperialists’ ‘faithful accomplices’, were ‘sowing dissension in the ranks of the working class and poisoning its mind’.³⁸⁹It followed that alliances with such traitors, as practised until May by the French and Italian parties, were a crass error. The French and Italian comrades now stood accused of legalism, opportunism, and parliamentarianism, as well as a soft line towards the Marshall Plan, and were forced to make a thoroughgoing self-criticism before going home.

The PCF digested the Zhdanov line within a month. Thorez reproduced it at length in his report to the Central Committee on 29 October, regretting the Party’s ‘slowness’ in analysing the new international situation. No longer were the SFIO and MRP placed, as a year earlier, in the ‘democratic’ camp: now all non-Communist forces, from Socialists to Gaullists, belonged to the American party’.³⁹⁰The new line was translated into action in France’s workplaces and streets, on the back of rising working-class discontent resulting from falling living standards. Now the PCF proposed to lead industrial action, through its CGT majority, and to add political demands to wage claims. On 12 November the CGT’s Central Committee linked a virulent attack on the Marshall Plan (henceforth an ‘attempt by warmongering American capitalists to enslave Europe’)³⁹¹to calls for strikes in support of a 25 per cent wage rise. The strike wave that gripped France for the next four weeks involved some 2.5 million workers and an exceptional level of violence. Marseilles and other southern towns fell, albeit briefly, into a state of quasi-insurrection; CGT militants derailed the Paris-Lille express with the loss of sixteen lives. The Ramadier government fell on 22 November. But its successor, headed by Robert Schuman, held firm; the Socialist Interior Minister Jules Moch proved ferocious in his use of police and armed forces against strikers, adding further poison to his party’s now execrable relations with the PCF; the moderates in the CGT drifted back to work after three weeks; and the strike formally ended on 10 December. The PCF had made a significant demonstration of force; but it ended the year more isolated than ever, with the CGT now split by the defection of its moderates to form a new union, Force Ouvrière. In conventional political terms, the policy pursued since the Liberation was in tatters. But the autumn U-turn had returned the Party to Moscow’s good graces. A meeting with Stalin in Moscow on 18 November – three years almost to the day since their conversation of 1944 – confirmed Thorez as the leader who would take the PCF into its long crossing of the Fourth Republic desert.³⁹²

Conclusion: policy, office, votes – and Moscow

A conventional political party in a democratic system faces continual and difficult choices between ‘policy, office, or votes’.³⁹³Office is attractive to party leaders for the opportunities it offers to achieve policy goals, as well as for party patronage and personal advantage.³⁹⁴But the realisation of policy goals is always subject to constraints, whether political (for example, in relation to coalition partners) or economic and financial. In the long run, to dilute or sacrifice policy goals in the face of constraints simply to remain in office may lose votes, temporarily or permanently; a spell out of office may serve to revitalise a party (through the revision or reaffirmation of policies) and win back electoral support.

The PCF’s record in the Liberation era can be analysed from this perspective, On the one hand, it was inevitable that a party openly committed to the transformation of French society in the interests of the working class would have difficulty keeping working-class support indefinitely when governing at a time of great economic hardship. In that sense, the PCF’s departure from government in May 1947 was decided at Billancourt rather than Washington or Moscow. At the same time, the PCF drew important benefits from its time in office. Building on its Resistance record, it established a status – not held hitherto – as a party of government. It claimed credit for major policy achievements: many of the social transformations of the Liberation era, outlined in this book by Herrick Chapman, owed something to the activities of Communist activists, Deputies, and ministers, and earned the party a durable capital of goodwill among workers. The new nationalised industries became strongholds of CGT and PCF activists; local elections – despite setbacks in October 1947 – gave the party a network of municipalities, especially in the suburbs of major cities; both lasted for decades. The PCF’s roots within French society, even at the dawn of the twenty-first century, owed much to the Liberation era.³⁹⁵

But the PCF was not a conventional left-wing party; it was defined by its relationship to Moscow. This had two consequences. First, as is clear from the Soviet archives, it took orders from the Kremlin. These orders did not coincide with the party’s spontaneous preferences; several weeks might be required to assimilate them; but obedience always prevailed. In 1944– 45, the PCF aspired to a strategy of confrontation and even revolution; Stalin, through Thorez, made it behave like a conventional party. In 1947–48 the PCF leadership, at least, had grown rather attached to their mainstream status; Moscow obliged them to undertake ‘mass actions’ (especially political strikes). Secondly, the Soviet link, and the suspicions it provoked among non-Communists, inevitably shaped the PCF’s position in the French political system. Even with the wartime alliance surviving – uneasily – on the world stage, and the tripartite PCF – SFIO— MRP coalition governing France, the Soviet link, more than anything else, disqualified the leader of France’s largest party from the premiership, on three separate occasions. And as the world slipped into Cold War it ensured that the PCF’s exclusion from office, far from being the brief absence hoped for by Thorez, would last thirty-four years.

Наумова Н. Н
«Независимые» на пути к власти (1944–1951 гг.)³⁹⁶

«Независимые», или традиционные правые – это различные группировки умеренных, возникшие в освобожденной Франции на обломках некогда всесильных, а после Второй мировой войны переживавших упадок и политическое угасание довоенных правоцентристских либеральных объединений Демократический Альянс (ДА) и Республиканская Федерация (РФ). «Независимыми» их стали называть во второй половине 40-х годов, когда в движении умеренных начала выделяться группа «независимых республиканцев», вокруг которой в 1948 г. произошло объединение части традиционных правых в партию Национальный Центр Независимых. В 1951 г. на ее основе возник Национальный Центр независимых и крестьян (СНИП) – крупнейшее правоцентристское объединение Четвертой Республики, включавшее в себя всех представителей лагеря умеренных.

Сразу же по окончании войны слабые, малочисленные традиционные правые, не способные выдвинуть яркие лозунги реформирования и обновления общества, казалось, были обречены на жалкое существование и политическую гибель. Однако уже через шесть лет после Освобождения «независимые», учредив СНИП, стали играть ведущую роль в складывавшейся правоцентристской коалиции (1951–1955 гг.), а их лидеры – А. Пинэ, Ж. Ланьель, Р. Коти – в результате всеобщих выборов 1951 г. получили высокие государственные посты.

В центре настоящего исследования – проблема возвращения к власти традиционных правых («независимых»). Главную свою цель автор видит в выявлении и объяснении тех причин и обстоятельств, которые помогли умеренным группировкам, полностью дискредитированным в глазах французов во время войны, вновь встать во главе Франции и возродить свои идейно-политические ценности.

Хронологические рамки исследования охватывают период с момента освобождения французской территории в 1944 г. до складывания в 1951 г. правоцентристского блока во главе с «независимыми», в том же году пришедшего к власти.

История умеренных, или «независимых» достаточно хорошо изучена во французской историографии³⁹⁷. В работах же советских историков о них обычно писали в уничижительном тоне как о «консервативных» и «реакционных» формированиях, сохранивших в неприкосновенности «принципы экономического либерализма» довоенных умеренных³⁹⁸. И лишь в последние годы в отечественной науке появился ряд публикаций, в которых предпринята попытка дать более объективную оценку движению «независимых», изучить историю отдельных партий, вошедших в СНИП, проанализировать деятельность его известных лидеров (А. Пине, Ж. Ланьеля)³⁹⁹. Представляется интересным и необходимым исследовать еще и такой аспект истории «независимых», как возвращение традиционных правых к власти в годы Четвертой Республики.

* * *

В освобожденной Франции, жаждавшей политических перемен и широких социально-экономических реформ, к власти пришло правительство трехпартийной коалиции, включавшей в себя ФКП, социалистическую партию (СФИО) и Народно-республиканское движение (МРП). Следуя основным положениям программы Национального Совета Сопротивления, коалиция и глава Временного режима генерал Ш. де Голль намеревались наказать вишистских преступников и их сообщников, национализировать крупные предприятия, банки и некоторые отрасли промышленности, ввести широкую систему социального обеспечения, демократизировать политический строй⁴⁰⁰. Страна жила ощущением скорых перемен, желанием активно участвовать в их проведении, строить новое общество, не оглядываясь назад в то уже далекое довоенное прошлое, которое являлось «золотым веком» умеренных.

Вторая мировая война резко изменила положение умеренных. Многие из них поддержали сотрудничавший с оккупантами режим Виши и его главу – маршала Петэна. Практически все депутаты РФ и многие лидеры ДА проголосовали 10 июля 1940 г. за предоставление всей полноты власти Петэну, а потом некоторые из них вошли в его правительство, например, руководитель ДА П.Э. Фланден. Те умеренные, которые отказались поддерживать Виши, были немногочисленны и, хотя их представители – А. Мюттер от РФ и Ж. Ланьель от ДА – даже входили в Национальный Совет Сопротивления, участие традиционных правых в движении Сопротивления оказалось незначительным.

В результате, после освобождения страны умеренные оказались в полной растерянности: их позиции были серьезно поколеблены сотрудничеством с правительством Виши, партийные структуры распались, многие известные лидеры подверглись судебному преследованию за пособничество оккупантам. В глазах общественного мнения умеренные выглядели главными виновниками поражения Франции летом 1940 г. и вынуждены были нести ответственность за участие в правительстве Виши и за неучастие в движении Сопротивления. По словам известного французского политолога Р. Ремона, в 1945 г. они были «отвергнуты избирателями, покинуты своими бывшими сторонниками, оттеснены от власти; казалось, им больше нечего ждать от будущего»⁴⁰¹. Произошла серьезная дискредитация идейно-политических основ правоцентристских партий: их идеалов, политической традиции, идейных установок. Умеренные попытались интегрироваться в изменившуюся и пугающую своим «радикализмом» действительность. Но рассчитывать на поддержку избирателей в послевоенной Франции могли лишь те партии, которые открыто высказывались за перемены. Умеренные же оказались неспособны адаптироваться к условиям нового морально-психологического и политического климата. Все их усилия воссоздать или, может быть, объединить ДА и РФ не дали желаемых результатов⁴⁰². Таким образом, на правом фланге партийно-политической сцены Франции образовался некий политический вакуум: быть правым считалось немодным, если не позорным.

К тому же с 1944 г. во Франции существовала новая правоцентристская партия, вышедшая из Сопротивления – МРП. Именно она ассоциировалась теперь у французов – сторонников либеральных ценностей – с защитой устоев существующего строя и одновременно с необходимостью его некоторой модернизации.

Лидеры МРП выступали за усиление государственного регулирования, национализацию основных отраслей промышленности, за участие рабочих в управлении делами предприятий и получение ими некоторой доли прибыли, за создание «ассоциации труда, руководства и капитала», то есть за «реформу предприятия в духе классового сотрудничества»⁴⁰³. Вместе с тем, деятели МРП разделяли и некоторые воззрения представителей правых группировок, высказываясь за сосуществование государственных и частных (религиозных) школ, отстаивая идеи сохранения в неизменном виде колониальной империи. Это привлекало к ним многих последователей правых и центристских партий, переживавших после войны кризис доверия своих сторонников. В МРП хлынуло много приверженцев распавшихся довоенных правых партий, видевших в ней противовес коммунистам и отчасти социалистам.

Это наглядно продемонстрировала первая после Освобождения избирательная кампания – муниципальные выборы весны 1945 г. Их итоги оказались столь катастрофическими для умеренных (в 1935 г. ДА и РФ контролировали 51 % коммун, а в 1945 – только 11,5 %)⁴⁰⁴, что стало ясно: умеренным необходимо создать «обновленные», как сказал А. Мюттер, политические объединения, во главе которых стояли бы лидеры, известные своим участием в движении Сопротивления, и сделать более привлекательными для избирателей свои идейные установки. И хотя ДА и РФ официально еще продолжали существовать и даже участвовали в последующих выборах, в 1945–1946 гг. на их обломках возникли сразу три новые организации умеренных: Республиканская партия свободы (ПРЛ), Крестьянская партия и движение «независимых республиканцев».

Наиболее массовой (более 60 тыс. человек) и влиятельной организацией умеренных в первые послевоенные годы стала ПРЛ, образованная в декабре 1945 г. Ж. Ланьелем и А. Мюттером. Она претендовала на роль «четвертой крупной партии Франции» после объединений, входивших в трехпартийную коалицию.

Своей главной целью ПРЛ объявила «борьбу с господством трипартизма» и в условиях широкой национализации, проводившейся коалиционным правительством во главе с де Голлем, «защиту экономического либерализма»⁴⁰⁵. В соответствии с либеральной традицией ПРЛ выступала за «соблюдение всех свобод», всеобщее избирательное право, сильную исполнительную власть, «индивидуализм», «защиту частной собственности» и антидирижизм. Она резко критиковала «тотальный дирижизм в экономике, который неизбежно приведет к дирижизму в политике, …а потом и к новой диктатуре». Государству программа ПРЛ отводила традиционную, с точки зрения сторонников экономического либерализма, роль «ночного сторожа»: «наблюдать, дополнять, согласовывать, предусматривать, информировать, но никогда не управлять», ибо «государственное управление не способствует ни развитию, ни увеличению производительности труда». Однако лидеры ПРЛ допустили одно «исключение из правил», позволявшее государству вмешиваться в экономику: «отсутствие частной инициативы», т. е. те случаи, когда частные предприниматели не проявляли заинтересованности в развитии тех или иных отраслей промышленности. Это могли быть дорогостоящие, не всегда рентабельные предприятия.

ПРЛ объявила себя защитницей мелких и средних собственников, «страдающих в первую очередь от национализации», которая привела к «образованию чудовищных трестов-гигантов» и к «грабежу мелких акционерных предприятий».

Проведение во Франции глубоких социально-экономических преобразований не могло не повлиять на появление в программе ПРЛ социального раздела. Выступая за «дешевое государство», умеренные критиковали систему социального страхования, восстановления и расширения которой добивались левые силы. ПРЛ предлагала урезать государственные расходы на социальные нужды, а взамен организовать «ассоциацию труда и капитала», призванную сгладить классовые конфликты. Она требовала ввести государственное финансирование частных школ, а семью выдвигала в качестве основной ячейки общества. Пропаганда защиты «старых моральных устоев» и «гражданственности» была обращена в первую очередь к средним слоям – потенциальным избирателям новой партии.

ПРЛ называла себя партией, «сильно привязанной к парламентскому режиму»⁴⁰⁶, но одновременно c этим ее лидеры активно высказывались за усиление исполнительной власти путем расширения прерогатив президента республики.

В области внешней политики ПРЛ всячески поддерживала сотрудничество с США и западноевропейскими странами. По мнению руководителей партии, Франция была не в состоянии выйти из послевоенного экономического и финансового кризиса самостоятельно, без поддержки извне. Помощи они ожидали от США, с которыми «необходимо поддерживать дружеские отношения»⁴⁰⁷. ПРЛ являлась ярой, непримиримой противницей коммунизма. По мнению ее лидеров, «партия коммунистов нетерпима для нации, которая хочет жить»⁴⁰⁸.

В решении колониальных вопросов, которые в послевоенные годы приобрели для Франции большое значение, ПРЛ стояла на позициях ультраколониализма, выступая против предоставления независимости колониям, неспособным, по ее мнению, к самостоятельному политическому и экономическому развитию. Умеренные рассматривали колонии как интегральную часть французской колониальной империи. Они всегда высказывались за продолжение до победного конца войны в Индокитае, начатой в декабре 1946 г. правительством социалиста Л. Блюма, и заявляли, что потеря Индокитая «лишит Францию ранга великой державы»⁴⁰⁹.

Вопреки устоявшейся практике умеренных периода Третьей Республики, ПРЛ ввела систему оформленного членства и приняла Устав. Однако она так и не сумела превратиться в крупную политическую партию, хотя и французская пресса 40-х годов, и французские историки справедливо называли ее «самой солидной организацией традиционных правых»⁴¹⁰.

Две другие группировки умеренных – Крестьянская партия и «независимые республиканцы» – действовали независимо от ПРЛ, хотя в их программных установках было много общего: защита личности и политических свобод; приверженность к принципам демократии и парламентаризма; «свобода образования», т. е. сосуществование государственных и частных школ и право их свободного выбора; резкая критика «административного и экономического дирижизма», национализации и широкого социального законодательства; требование снизить государственные расходы; антикоммунизм, атлантизм и ультраколониализм. Все три новые группировки умеренных являлись самостоятельными, не зависимыми друг от друга политическими организациями. Каждая из них имела своих лидеров, проводила свои собрания или съезды, вырабатывала политические установки, имела свою автономную парламентскую группу и, за исключением «независимых республиканцев», свой печатный орган. Впрочем, все они были малоизвестны и непопулярны; многие французы, не видевшие между ними большой разницы, считали партии умеренных ненужными, консервативными, не сумевшими найти своего места на политической сцене освобожденной Франции.

Главными событиями 1945–1946 гг. – времени появления новых группировок традиционных правых – стали социально-экономические преобразования трехпартийной коалиции, разработка двух проектов Конституции, муниципальные выборы, избрание Первого и Второго Учредительных Собраний, принятие Конституции 1946 г. и, наконец, первые выборы в Национальное Собрание Четвертой Республики в ноябре 1946 г. Парламентские выборы закономерно подтвердили политический авторитет, популярность и сплоченность участников трехпартийной коалиции. Группировки умеренных в совокупности получили лишь 12,9 % голосов и заняли 62 места в Национальном Собрании (1946–1951). Казалось, их возвращение к власти навсегда останется несбыточной мечтой. Однако по прошествии всего одного года положение умеренных существенно изменилось⁴¹¹.

Огромную роль в политической истории традиционных правых и их возвращении к государственному управлению сыграли события 1947 г. После выборов в Национальное Собрание было сформировано однопартийное социалистическое правительство Л. Блюма. Через месяц, 22 января 1947 г., оно уступило место кабинету трехпартийной коалиции под руководством социалиста П. Рамадье, где ключевые посты по-прежнему занимали представители ФКП, МРП и СФИО. Однако в правительство Рамадье впервые после войны вошли и представители умеренных – «независимые республиканцы» М. Роклор и Л. Жакино. Они получили второстепенные посты – государственного министра и министра по морским делам, но с их приходом в правительство был открыт путь к реабилитации и росту политического влияния умеренных.

Впрочем, вскоре у традиционных правых появился серьезный конкурент по правому лагерю. В апреле 1947 г. по инициативе генерала де Голля была создана новая партия правого толка – Объединение французского народа (РПФ). По замыслам де Голля РПФ должно было стать не просто партией, а широким объединением, призванным заменить все остальные политические организации⁴¹². С первого же дня своего существования РПФ выступала с резкой критикой «слабого режима партий» и призывала к пересмотру конституции Четвертой Республики. Однако, в отличие от умеренных, высказывавшихся за усиление исполнительной власти в рамках существовавшего парламентского режима, голлисты требовали установления республики президентского типа. В экономической области члены РПФ призывали к ограничению государственного вмешательства в экономику и демонстрировали приверженность принципу свободы частного предпринимательства. Главным требованием РПФ в области внешней политики было достижение «национального величия» Франции.

РПФ стала крупной правой партией, программные положения которой оказались во многом близки лозунгам умеренных. Однако, в глазах избирателей, у голлистов было большое преимущество перед умеренными: в отличие от них в состав РПФ входили активные борцы движения Сопротивления, а руководство партией осуществлял национальный герой, глава «Свободной Франции» генерал де Голль. Если умеренные в целом приняли установленную конституцией 1946 г.

республику и стремились к активному участию в ее правительствах, то РПФ сразу же встала в оппозицию режиму Четвертой Республики. Голлисты рассчитывали, что в результате постоянных споров и разногласий правящие партии утратят возможность управлять страной и будут вынуждены принять конституцию, устанавливающую президентское правление. Нараставшие противоречия в кабинете министров укрепляли надежды РПФ.

В правительстве происходило сближение позиций СФИО и МРП, в то время как коммунисты все чаще оказывались в изоляции. ФКП выступала за радикализацию социальных преобразований, а СФИО и МРП считали, что пора остановиться в проведении реформ. Их точку зрения разделяли и умеренные.

Ослабление трехпартийной коалиции происходило на фоне тяжелого социально-экономического положения в стране: промышленное производство составило в марте 1947 г. 85 % от уровня 1938 г., ощущалась нехватка сырья, энергии, рабочей силы. Бюджетный дефицит достиг огромной суммы в 200 млрд. франков⁴¹³.

Обострению противоречий в правящем лагере способствовала и международная обстановка. 12 марта 1947 г. президент США Г. Трумэн провозгласил внешнеполитическую доктрину, возводившую антикоммунизм в ранг государственной политики и открывавшую период «холодной войны». Администрация США обещала предоставить Франции займы и кредиты при условии удаления коммунистов из правительства.

После того, как коммунисты в мае 1947 г. поддержали требования рабочих национализированных заводов Рено о повышении зарплаты и проголосовали против доверия правительству, премьер-министр П. Рамадье объявил об отставке министров-коммунистов, обвинив их в нарушении «министерской солидарности»⁴¹⁴. Трехпартийная коалиция распалась.

СФИО и МРП после удаления из правительства представителей ФКП не могли самостоятельно сформировать новый кабинет, так как имели всего 270 мест в Национальном Собрании, а для создания правительства требовалась поддержка парламентского большинства – не менее 314 из 627 депутатов. Лидерам СФИО и МРП пришлось обратиться за поддержкой к правоцентристским группировкам. В конце 1947 г.

сложилась коалиция партий «третьей силы», куда вошли социалисты, МРП, радикалы и умеренные, чье влияние в правительственных кругах постепенно усиливалось. В первом правительстве коалиции «третьей силы» умеренных представлял член группировки «независимых республиканцев» Р. Коти, занявший второстепенный пост министра реконструкции и урбанизации.

Итак, начало «холодной войны» и распад трехпартийной коалиции оказались на руку пока еще пребывавшим в политическом забвении традиционным правым: ФКП была отстранена от государственного управления; под лозунгом борьбы с коммунистической опасностью произошло быстрое сплочение всех антикоммунистических сил и в политической жизни Четвертой Республики наметился резкий сдвиг вправо. Либеральные ценности были противопоставлены коммунистическим и вновь, как и до войны, оказались для многих французов, напуганных «коммунистической угрозой», истинно демократическими, понятными, близкими. К тому же в условиях, когда в правительстве оказались вакантные места, а в парламенте правительственным партиям потребовались новые политические союзники, руководители коалиционных кабинетов (социалисты, радикалы и члены МРП) стали все чаще приглашать на министерские посты представителей умеренных, которые постепенно интегрировались в систему Четвертой Республики. «Холодная война», страх перед «коммунистической угрозой», болезненные колониальные проблемы – все это отодвинуло на задний план события недавней истории, связанные с участием умеренных в правительстве Виши или поддержкой его, и сблизили все антикоммунистические группировки от социалистов до умеренных.

* * *

Важную роль в укреплении позиций традиционных правых сыграло изменение социально-экономической стратегии правительства «третьей силы» в 1947–1948 гг. Именно в это время «независимые» получили возможность дать бой «не оправдавшей себя модели экономического развития»⁴¹⁵, осуществлявшейся трехпартийной коалицией до ее распада. Речь идет о «либеральном повороте»⁴¹⁶во французской экономической политике осенью 1947 г.