Kitabı oku: «Историк и власть, историк у власти. Альфонсо Х Мудрый и его эпоха (К 800-летию со дня рождения)», sayfa 3

Трудные годы

Вплоть до восстания мудехаров в 1264 г. политическая звезда Альфонсо Х сияла во всю силу, как в Испании, так и вовне ее. Начиная же с этого года проблемы начали накапливаться.

Оставляя в стороне вопрос Гранады, чьи отношения с Кастилией уже не стали такими, какими они были до разрыва в 1264 г., и бесконечные имперские дела, о которых мы только что упоминали, Альфонсо Х в последние годы его правления пришлось столкнуться с двумя тяжелыми проблемами: восстание магнатов в 1272 г. и вопрос престолонаследия, вставший в 1275 г. из-за непредвиденной смерти наследного инфанта дона Фернандо де ла Серда, что завершилось в итоге восстанием другого его сына, инфанта дона Санчо, и лишением короля всей его власти и полномочий.

Я не буду долго останавливаться на первой из проблем, я упоминаю ее здесь лишь потому, что это стало яркой иллюстрацией сопротивления знати, как социальной группы, инновациям и законодательным реформам Мудрого короля и его практически самодержавной форме правления. Своими законами и иными конкретными распоряжениями Альфонсо Х сократил власть знати и особенно ее свободу действий. С другой стороны, политика Альфонсо Х по отношению к городам последовательно лишала знать одной из базовых опор ее социального влияния. В самом деле, распространение «Королевского фуэро» в Старой Кастилии и в кастильской Эстремадуре имело серьезнейшие политические и социальные последствия. Речь идет о прямой связи рыцарей – членов муниципальных олигархий с королем посредством вассальной связи. В знаменитой Привилегии Эстремадуры, изданной в 1264 г., Альфонсо Х превратил всех рыцарей, исполнявших муниципальные обязанности, в своих вассалов или в вассалов наследного инфанта, взяв на себя к тому же обязательство платить им индивидуальные сольдады, как вассалам. В то же время, он угрожал лишить привилегий тех, кто был вассалами магнатов или инфантов, за исключением лишь вассалов наследного инфанта.

Эти меры, среди прочего, объясняют недовольство знати и ее бунт в 1272 г. На кортесах, созванных в Бургосе осенью того года, Альфонсо Х добился того, чтобы бунт не распространился на другие сословия, то есть на горожан и духовенство, но не смог избежать того, что значительная часть грандов отправилась в добровольное изгнание в Гранаду, откуда они вернулись несколько месяцев спустя, когда король решил удовлетворить большую часть их требований.

Проблема престолонаследия

Проблема престолонаследия была более значимой и сложной. В середине XIII в. наследование трона регулировалось традицией, в силу которой отдавалось предпочтение первородству по мужской линии и, в отсутствие первенца, старшему из выживших детей. В случае отсутствия детей мужского пола, доступ к трону могли получить женщины. Таковы были принципы, регулировавшие порядок престолонаследия в течение веков с XI по XIII, со времени смерти в 1072 г. Санчо II, не оставившего прямых наследников, и вплоть до несчастного случая, положившего конец короткой жизни Энрике I в 1217 г. Так бы продолжалось и далее, если бы в Кастилии благодаря законодательной деятельности Альфонсо Х не началась бы рецепция римского права. Мудрый король был весьма далек от мыслей о том, что это вмешательство в публичное право принципа, происходящего из римского частного права (ius representationis), повлечет за собой не только раскол в королевстве и в его собственной семье, но даже гражданскую войну, которую прервет лишь его смерть в апреле 1284 г.

Факты общеизвестны. В июле 1275 г. в Сьюдад-Реаль, по дороге в Андалусию, скончался наследный инфант дон Фернандо де ла Серда. Согласно Партидам, его старший сын и внук Альфонсо Х, также носивший имя Альфонсо, должен был быть провозглашен наследником кастильского короля. Тем не менее, как по причине его малолетства, так и из-за того, что инфант дон Санчо и с ним вместе добрая часть знати и народа предпочитали, чтобы применялась традиционная норма о наследовании, место первенца оказалось занято вторым сыном. Таким образом, Альфонсо Х вскоре обнаружил, что он попал в западню между законностью, созданной им же самим, и мнением и общества, и даже его собственной семьи, державшейся того, что именно Санчо был тем, кто обеспечит продолжение династии.

Но имели ли Партиды достаточную силу для того, чтобы оправдать сомнительную активность короля, пытавшегося ввести норму, не утвержденную официально? Ведь согласно общему мнению историков, Партиды не были провозглашены при жизни их автора и получили силу закона лишь во времена его правнука, Альфонсо XI, который в «Уложении Алькалы» в 1348 г. признал Партиды как «официальное право кастильско-леонского королевства». Это известно. Но тем не менее мы располагаем свидетельствами в поддержку того, что Партиды прекрасно действовали, то ли в силу простого их провозглашения при дворе короля, о чем у нас нет сведений, то ли, как считает О’Кэллэген, по той простой причине, что Партиды были расширенным и пересмотренным «Зерцалом», кодексом, провозглашенным в Паленсии в 1255 г., право пересмотра которого в случае необходимости оставалось за королем.

Впрочем, есть и еще один довод в поддержку тезиса о том, что Партиды имели силу во времена Альфонсо Х и, как следствие, их распоряжения о порядке престолонаследия были законом. Несколько лет назад профессор Макдональд привлек внимание к существованию нескольких рукописей Второй Партиды, в которых, в результате умелого вмешательства, был изменен смысл закона 2 из титула 15 в том смысле, что в случае смерти старшего сына право на трон не переходило к его детям (то есть к инфантам де ла Серда, сыновьям первенца Альфонсо Х), но уходило ко второму сыну правящего монарха. Более того! До сего дня никто не обращал внимания на один пассаж из «Истории Испании» (или «Первой всеобщей хроники»), составленной по приказу Альфонсо Х, в который был вставлен почти дословно тот же самый пассаж по поводу завещания короля вандалов Гензериха. Этот бесценный текст я воспроизвожу ниже дословно:

Он установил в своем завещании, чтобы после него правил его старший сын. Если же он умрет, то, хотя бы у него и были дети, чтобы правил следующий его брат, родившийся после него, и далее, все прочие дети, которые будут у короля, один за другим, и чтобы внуки им не мешали (История Испании, гл. 242).

Эта вставка или исправление в тексте «Истории Испании» должно было быть сделано несколько лет спустя после смерти Мудрого короля, поскольку пересмотр этого текста начался в правление Санчо IV, в 1289 г.

С исторической точки зрения престолонаследие после Альфонсо Х создает в целом меньше проблем. Одна из них – имея в виду ту энергию, с которой Филипп III Французский защищал права на трон своих племянников, инфантов де ла Серда, – в том, существовала ли в брачном соглашении между доном Фернандо де ла Серда и доньей Бланкой Бургундской клаузула, фиксировавшая решение вопросов престолонаследия в порядке, предусмотренном Партидами. Каталонский хронист Бернар Дескло отметил по этому поводу следующее: было соглашение… что после смерти дона Фернандо его внуки должны стать королями. А одна версия Четвертой всеобщей хроники, составленная в середине XV в., воспроизводит ту же информацию, когда сообщает, что:

Этот инфант дон Фернандо, в бытность свою инфантом, женился на дочери короля Франции по имени донья Бланка. И женился с таким условием, что если у нее будут от него дети, они будут править Кастилией после него. И они, спустя много лет, потребовали королевство себе.

В апреле 1278 г., после долгих колебаний, Альфонсо Х, ради блага королевства и дабы утихомирить возмущение, вызванное в 1277 г. странным заговором, возглавленным инфантом доном Фадрике и доном Симоном Руисом де Камерос, признал своим наследником инфанта дона Санчо. Это признание Санчо старшим сыном и наследником принесло королевству покой, хотя и повлекло бегство в Арагон королевы, сопровождаемой ее невесткой и внуками, инфантами де ла Серда. Вопрос о престолонаследии стал причиной раскола внутри семьи короля и фактического разрыва его брака. Как если бы этого было мало, отношения Альфонсо Х с Филиппом III Французским, весьма напряженные с 1276 г., дошли практически до вооруженного противостояния между двумя королевствами, результатом чего стало предложение Альфонсо Х уступить своему внуку, Альфонсо де ла Серда, дальнее и маловажное королевство Хаэн, в качестве компенсации за то, что он был отстранен от наследования трона Кастилии. Решение это не удовлетворило ни Францию, ни тем более инфанта дона Санчо.

Чувствуя себя ущемленным в правах и боясь, что король вновь переменит свои распоряжения относительно наследства, дон Санчо порвал с отцом и начал при поддержке большей части королевства восстание, которое завершилось сентенцией о лишении Альфонсо Х его королевских функций, провозглашенной в Вальядолиде в апреле 1282 г. инфантом доном Мануэлем. Перед фактом подобного восстания реакция Альфонсо Х не могла быть иной, кроме как проклясть и лишить наследства дона Санчо. Представляется, что это проклятье преследовало его до могилы, несмотря на то что незадолго до смерти король, его отец, озвучил намерение простить сына. Однако он этого так и не сделал, по меньшей мере, формально, хотя хронист и говорит обратное. Будь оно так, не имели бы смысла слова, которые, согласно племяннику Альфонсо Х и двоюродному брату инфанта дона Санчо, знаменитому писателю и политику дону Хуану Мануэлю, произнес король дон Санчо на своем смертном ложе:

Поверьте, что моя смерть не от болезни, но от моих грехов и особенно от проклятья, посланного мне моим отцом за многие мои дела, которыми я его заслужил.

А тогда, в 1282 г., когда инфант дон Санчо отозвал у своего отца все его королевские прерогативы (фактически это было низложение) во время торжественного собрания в Вальядолиде, Альфонсо Х остался лишенным любви большей части своей семьи и уважения большей части своего королевства. Лишь небольшой отряд знати и города Мурсия, Бадахос и Севилья продолжали хранить ему верность и повиноваться ему. Это объясняет, почему, узнав о восстании и о предательстве своего сына Санчо, король отозвал свое признание того наследником и вернулся к своему изначальному намерению применить распоряжения Партид по этому поводу, то есть объявить наследниками высшей власти над королевством своих внуков. Что наиболее удивительно, он, предполагая, что инфанты де ла Серда умрут, не оставив наследников, распорядился, чтобы им наследовал король Франции, поскольку он происходит от той же линии, что и мы.

Можно сказать, что это удивительное, если вовсе не нелепое решение было отражением семейной ситуации, которую Альфонсо Х был вынужден признать, как бы больно это ни было: что осенью 1282 г. вся его семья была на стороне мятежного инфанта и что, за исключением дона Диниша Португальского, внука кастильского короля, не сделавшего ничего, чтобы помочь ему в противостоянии с доном Санчо, ему оставалось надеяться только на короля Франции. Самое же интересное и, в известном смысле, странное то, что это распоряжение относительно престолонаследия содержалось в последней воле, или в кодициллах Альфонсо Х, составленных 10 января 1284 г., когда его сын инфант дон Хуан вновь принял его сторону, и ему, в уплату за верность, король пожаловал королевства Севильи и Бадахоса. По уму, Альфонсо Х должен был распорядиться, что, в случае кончины инфантов де ла Серда без наследников, их права вернутся вновь к основной ветви рода, представленной доном Хуаном, а не уйдут к французской ветви, как бы близко к кастильской она ни была. Если бы было так, Мудрому королю не пришлось бы вновь возвращаться к обоснованию правоты своего решения, говоря, что ни у кого нет оснований говорить, что мы забираем власть у своего рода и передаем ее чужакам.

Смерть Альфонсо Х, последовавшая 4 апреля 1284 г., положила конец наследственному кризису, по меньшей мере, внутри королевства. Инфант дон Хуан и все кастильские магнаты, оставшиеся верными покойному королю (а в 1284 г. их было уже немало), признали королем дона Санчо.

Заключение

Время, когда жил Альфонсо Х, было великолепным, хотя и полным трудностей. Ему на долю выпал век великих перемен, и монарх, без сомнения, содействовал глубоким изменениям в своем королевстве. В этом смысле Альфонсо Х решительно вел Кастилию в то, что мы, историки, называем Новым временем. Он делал это сознательно, хотя многие из его проектов и начинаний и оказались обречены на провал. Возможно, что в свои последние дни король, вспоминая все то, что было в течение его правления, пришел к выводу о том, что история, во многом, это длинная дорога обманов, часто личных. По меньшей мере он умер, покрытый любовью своей незаконнорожденной дочери Беатрис, португальской вдовой королевы, дочери любви его юношеских лет, а не политических соглашений, как остальные его дети.

Несмотря на все это, мы должны отметить, в качестве заключения, что Альфонсо Х был, без сомнения, интеллектуалом, поэтом и человеком искусства. Но также он был великим политиком, во многом опередившим свое время. Он не только удержал все земли, оставленные ему его отцом, но и раздвинул пределы королевства, и довел до конца беспрецедентный труд по заселению новых земель. Поэтому мнение Хуана де Мариана и многих других, последовавших за ним, не только несправедливо, но поверхностно и глупо. Как написал профессор О’Кэллэген, большой специалист по эпохе Мудрого короля, «более чем тридцатилетнее правление Альфонсо Х было отмечено не только великими триумфами и тяжкими тревогами, но и значимыми и важными успехами».

Эпоха Мудрого короля: политическая история

Акилино Иглесия Феррейрос
Вклад Альфонсо X в развитие правовой традиции на Пиренейском полуострове

Я решил обойтись без традиционных слов благодарности⁹, но не могу не выразить удивления, вызванного полученным мною приглашением, поскольку несколько лет назад оставил изучение законотворческой деятельности Альфонсо Х Мудрого. Начатые исследования остались незавершенными и, сосредоточившись на других проблемах, я едва следил за последующими научными достижениями в этой области. Таким образом, моим возможным вчерашним слушателям и сегодняшним читателям не стоит надеяться на научную новизну, но они могут рассчитывать на то, что я постараюсь не злоупотреблять той широтой, которую предполагает данное моему сообщению заглавие.

Тем не менее я воспользовался этой возможностью, чтобы ознакомиться с публикациями последних лет, посвященными законотворчеству Альфонсо Х Мудрого, и обнаружил, не без определенного удовлетворения, что идеи, высказанные мной еще сорок лет назад, сохраняют свою актуальность и, став своего рода бесхозяйным имуществом, переходят от автора к автору¹⁰. В основе моей концепции лежала идея о тройной задаче, стоявшей перед Альфонсо Х в области законодательства и подразумевавшей обобщение и систематизацию определенной историографической традиции. И эту идею можно найти на первой странице веб-сайта, посвященного изданию Партид¹¹.

Возможно, не будет лишено интереса упомянуть причины, побудившие меня сформулировать вышеприведенную триаду. Это потребует обращения к новой ситуации, сложившейся после оккупации полуострова мусульманами в первые годы VIII в., с одной стороны, и, с другой, к новым перспективам, появившимся в XIII в., когда Альфонсо Х разворачивает свою деятельность.

Период, начавшийся в VIII в., ознаменовался падением власти вестготских королей и постепенным ее замещением другими королевскими (или равнозначными королевским) правлениями на севере полуострова, со временем увеличившими свои территории и количество подданных. Теоретико-юридические аспекты этой ситуации отражены в моей работе «Муниципальное право, сеньориальное право, королевское право»¹², заглавие которой отсылает к моей концепции, развивающей идею Альфонсо Х об исчезновении с приходом мусульман единой правовой системы вестготов и ее сложном восстановлении в последующие годы¹³. Одним словом, речь идет о кризисе власти и формировании новых правовых механизмов, строящихся сообразно сложившимся обстоятельствам. С подобными трудностями столкнулись Капетинги в процессе утверждения их власти¹⁴: таким образом складывается общество, так называемая res publica christiana, чьи истоки Исидор Севильский относит ко временам вестготского королевства; общество, в котором задачей короля после прихода мусульман было вершить правосудие светское, для чего необходимо было определить божественный порядок творения. Папе при этом отводилась подобная задача в области правосудия духовного¹⁵.

В этот период на полуострове еще действуют некоторые старые, освященные авторитетом Вестготской правды, законы, которые сосуществуют с привилегиями, раздаваемыми новыми королями при распределении своих земель. Новые законы появляются в XIII в., и их редакции способствует восстановление права, которое несколько неточно называют ius commune (общее право)¹⁶.

В этом столетии складывается ситуация, когда короли, позиция которых уже достаточно упрочилась, стараются расширить свою власть – свои привилегии. Это новое положение дел описывает Э. С. Проктер, отмечая, что Альфонсо Х правит многосоставным королевством, о чем свидетельствует применяемое титулование: «Дон Альфонсо Божией милостью король Кастилии, Толедо, Леона, Галисии, Севильи, Кордобы, Мурсии, Хаэна и Алгарве»¹⁷. Нечто похожее можно было бы сказать о Хайме I, который в те годы носил титул «дон Хайме Божией милостью король Арагона, Майорки, Валенсии, граф Барселоны и Урхеля и сеньор Монпелье»¹⁸; Фридрих II в момент обнародования конституций именуется следующим образом: ««Imperator Fridericus semper Augustus, Ytalicus, Silicus, Ierosolimitanus, Arelatensis, Felix, Pius, Victor et Triumphator»¹⁹. Тем не менее непосредственный преемник Хайме I, его сын Педро Великий, захватив Сицилийское королевство, подписывается как король Арагона и Сицилии: «Nos, Petrus, dei gracia rex Aragonum et Sicilie»; «Signum Petri Dei gratia Aragonum et Sicilie regis»²⁰.

Сейчас нет возможности останавливаться на этом различии, но необходимо подчеркнуть, что я исхожу из существования королевства, состоящего из нескольких королевств. Для того чтобы понять, о чем далее пойдет речь, необходимо учитывать, что в титуле Альфонсо Х упоминаются королевства, к моменту его правления существовавшие уже только формально, поскольку после последнего объединения Леона и Кастилии существовали только кортесы, называемые кастильско-леонскими или кастильскими, хотя после 1230 г. время от времени могли происходить созывы, отдельные для Кастилии и Леона²¹.

Фридрих II обнародовал в 1231 г. в Мелфи книгу конституций для подданных Сицилийского королевства²²; Хайме I, которому приписывают авторство «Книги мудрости» (Libro de saviesa), представляющей собой перевод трактата «Золотые частички» (Bocados de oro или Bonium), около 1240 г. издал фуэро Валенсии (Fori Valentiae) – по сути, комментарий к Кодексу Юстиниана, а в 1247 г. обнародовал фуэро Арагона (Fori Aragonum), другой свод законов, дать определение которому несколько сложнее²³. В Каталонии мы не находим ничего подобного, но это объясняется тем, что на этих территориях действовала Вестготская правда, и решение 1251 г. о ее отмене также указывает на причины, по которым здесь так и не удалось утвердить новый свод законов. Таким образом, одна и та же традиция развивалась с различными особенностями. Альфонсо Х был первым, кто дал Кастилии свод законов. Итог его деятельности – «Книга законов» для всех его подданных, для всех земель и их жителей, называемая «Семь Партид», была следствием объединения всех его королевств в единое целое.

По изложенным выше причинам в данный момент не следует вновь обращаться к этой концепции. Кроме того, как указано в одной статье 2020 г., «Иглесиа Феррейрос начал ожесточенную дискуссию на эту тему в своих многочисленных исследованиях, написанных в 1980–1986 гг. Тогда, в 1986 г., появилась его наиболее авторитетная работа, выдвинувшая образцовую концепцию в этой области, которую в том же году развил Крэддок»²⁴.

Объяснение, данное мной так называемым «загадкам Партид», ограничивается лишь причинно-следственной связью между событиями, книгами и документальными свидетельствами: в соответствии с рукописной традицией, «Королевское фуэро», в основном предназначенное для Кастилии и обеих Эстремадур, не имевших своего королевского законодательства, с 1255 г. стало распространяться посредством личных пожалований в виде привилегий. К этому времени относится начало работы над «Зерцалом», так и оставшимся незавершенным. В марте 1256 г. в Сорию прибыло посольство из Пизы для того, чтобы предложить Мудрому королю выдвинуть свою кандидатуру в качестве претендента на престол Священной Римской империи²⁵. Это предложение привело к прекращению работы над «Зерцалом», и в канун дня Св. Иоанна началась работа над Партидами. О незавершенности «Зерцала» очевидным образом свидетельствуют сохранившиеся списки, с одной стороны, и, с другой, внутренние отсылки, точные, когда речь идет о законах первых пяти книг, единственных сохранившихся, и неточные, когда относятся к содержанию следующих книг, при этом восьмая книга, ссылка на которую присутствует, не должна была стать заключительной. Если принять предположение Крэддока о том, что составление Партид было завершено в 1267 г., закон о введении их в действие по времени совпадает с прологом. Их распространение было осложнено не только объемом текста, но и начавшимся в 1270 г. мятежом знати, направленным против Альфонсо Х. На кортесах в Саморе, созванных в 1274 г., было достигнуто соглашение, согласно которому впредь все тяжбы следовало подразделять на королевские и подлежащие рассмотрению на основании фуэро. В отношении первых применялось королевское законодательство, тогда как вторые велись в традиции, предшествовавшей началу законотворческой деятельности Альфонсо Х.

Согласно сохранившимся свидетельствам, при решении королевских тяжб прибегали как к «Королевскому фуэро», так и к Партидам. Таким образом, оба свода законов сохранили свою ведущую роль, но только в делах, входящих в королевскую юрисдикцию. Кроме того, «Королевское фуэро» продолжало использоваться там, где оно было принято и действовало как муниципальное право. Плюс ко всему, за исключением полномочий, ограничивающих муниципальную автономию, – назначение алькальдов, апелляции к королю, установление денежных штрафов, – оно использовалось также применительно к сфере сеньориальной юрисдикции, о чем свидетельствует так называемое Фуэро Вервьески или Бривиески.

Эта ситуация сохранялась, пока в 1348 г. в Алькала-де-Энарес король Альфонсо XI не установил приоритета источников права, которыми впредь судьям надлежало руководствоваться при принятии решений. Согласно постановлению, в первую очередь следовало обращаться к королевскому законодательству (в данном случае, к самим «Уложениям Алькалы»). Во вторую очередь можно было прибегать к муниципальным фуэро и обычаям с рядом ограничений, каждое из которых утверждало приоритет «Королевского фуэро» над фуэро муниципальным. Предписания фуэро поддерживались при условии, что они использовались, за исключением тех случаев, когда монарх сочтет, что их тексты следует улучшить или исправить, или же они противоречат Божьей воле и справедливости и законам «Уложения», которые затем будут приравнены к законам короля. Альфонсо XI, противореча свидетельству, сохранившемуся в «Хронике Альфонсо Х», утверждает, что, поскольку Партиды не были введены в действие, он обнародует их заново, для того чтобы к ним могли обращаться в случаях, когда в перечисленных выше источниках судья не мог найти подходящей нормы²⁶.

Таким образом, первое провозглашение Партид источником законодательства относится к 1265 г. (даже если обнародованный текст не был идентифицирован), и в 1348 г. кодекс был провозглашен вновь. При этом оба экземпляра промульгации (документа о провозглашении), оригиналы которых хранились в Королевской палате на случай необходимости прибегнуть к ним для разрешения споров о букве закона, в настоящее время не найдены, и, следовательно, установить их содержание невозможно.

Судя по всему, сейчас в центре научных дискуссий стоит вопрос о возможных редакциях Партид между промульгацией 1267 г. и новой промульгацией, осуществленной Альфонсо XI в 1348 г. В моем понимании, эти дискуссии не опровергают высказанного ранее, поскольку не похоже, что ни одна из них не была обнародована²⁷. Я лишь утверждаю следующее: один текст Партид был обнародован в 1265 г., и в 1348 г. Альфонсо XI заявляет, что, упорядочив труд Альфонсо Х, обнародует его впервые²⁸. И в этом случае ключевая проблема состоит в идентификации обнародованных в эти годы оригиналов, что никак не противоречит общей картине.

Вне зависимости от того, какие варианты могут быть найдены в манускриптах, я обращаю особое внимание на одну цитату, которая доказывает существование устоявшейся редакции, единого утвердившегося текста Партид. Только таким образом можно объяснить, что итальянский юрист Ольдрадо, который к 1348 г. уже умер, цитирует их так, как мы это делаем сегодня: номер книги, номер раздела и номер закона²⁹. И так как его ссылка на Partid. II.15.3 сегодня находится в месте, указанном в издании Королевской академии³⁰, а также в изданиях Диаса де Монтальво и Грегорио Лопеса, следует сделать вывод: утвердившийся текст Партид существовал до 1348 г., и, по крайней мере, в этом конкретном месте в него не привнесла изменений ни промульгация, осуществленная Альфонсо XI, ни промульгация, проведенная в 1555 г. Карлосом I, когда издание Грегорио Лопеса приобретает официальный характер и его текст признается оригиналом, к которому нужно прибегать в случае возникновения споров о букве закона³¹.

Учитывая, что направления исследований, – изучение документов эпохи Альфонсо Х исходя из их оборота³², исследование кастильских актов, опубликованных в последние годы, анализ сочинений юристов для того, чтобы установить момент, с которого начинают ссылаться на Партиды, и проверка используемой системы цитирования, – должны оставаться неизменными, мне показалось уместным по-своему последовать примеру поэта Эухенио Монтеса, весьма поэтично сравнившего короля Сицилии Фридриха II и кастильского короля Альфонсо Х. Два деятеля XIII в., в течение своего правления вступавших в конфликт с папством, которых, кроме того, сближает оценка их интеллектуальной деятельности, данная почти восемьдесят лет назад во времена расцвета империализма³³, что сейчас, после Гражданской войны, открывает широкий простор для обсуждения.

Сравнения всегда одиозны и, как правило, некорректны, особенно когда они производятся за пределами контекста³⁴, без необходимой точности. Хайдеггер указывает на то, что математика – наука точная, чего нельзя требовать от истории, но «математическое познание не строже, чем историко-филологическое»³⁵.

Исследователи, говоря об этих деятелях, обычно выделяют их роль интеллектуалов, порой используя современные определения этого понятия. В случае Фридриха II следует уточнить, что английский клирик XIII в. Матвей Парижанин (Мэтью Пэрис) был первым, кто определил его как stupor quoque mundi et immutator mirabilis³⁶, и что сам Фридрих II в прологе к своей книге об охоте с ловчими птицами представляет себя следующим образом: «Auctor est vir inquisitor et sapientie amator Divus Augustus Fredericus secundus Romanorum imperator, Ierusalem et Sicilie rex»³⁷. Таким образом, не следует ни связывать эти обозначения, приписывая им одинаковое происхождение³⁸, ни влагать в уста современников характеристику, придуманную самим императором³⁹, поскольку даже Данте отмечает, что он славился как человек рассудительный и высокообразованный – «loico e clerigo grande»⁴⁰. Меньше вопросов вызывает прозвище, под которым известен только Альфонсо Х – «Мудрый»⁴¹.

Эта слава двух высокообразованных людей не имеет непосредственного отношения к их роли законодателей, и поэтому следует покинуть царство поэзии и сосредоточиться на конкретных аспектах их законотворческой деятельности, чтобы указать на определенные схожие моменты в процессе решения трудностей, с которыми они неизбежно сталкивались. Я не пытаюсь установить текстуальные тождества между Liber Augustalis (Мельфийские конституции) и трудом Альфонсо Х, которые бы позволили констатировать взаимосвязь между этими текстами. Находясь внутри идейного контекста так называемого res publica christiana [христианского государства (лат.)], оба деятеля подойдут к решению одних и тех же проблем по-своему и, на тот момент, независимо друг от друга. Речь идет не об установлении связей, а об указании на совпадения при использовании общих мест.

В 1231 г. в Мелфи, городе в области Базиликата (совр. пров. Потенца), Фридрих II обнародовал так называемые Liber Augustalis для своего Сицилийского королевства⁴², а несколькими годами позднее Альфонсо Х издал «Королевское фуэро» для Кастилии и обеих Эстремадур, затем – «Семь Партид» для всех жителей своего королевства. Таким образом, они воплотили в жизнь теорию, которую впоследствии систематизирует Джакомо да Витербо, подчеркнув, что король-судья должен был превратиться в короля-законодателя для того, чтобы посредством законов отвечать на запросы времени.

Оба законодателя действовали в рамках одной и той же правовой концепции власти, основывавшейся на послании апостола Павла, в котором признается ее божественное происхождение. Эта концепция прошла через фильтр так называемого политического августинианства и нашла точное выражение в трудах Исидора Севильского. Таким образом, обрисованная в послании папы Геласия res publica christiana, становилась политической реальностью. В конечном счете, короли были поставлены во главе своих людей, – своих народов, – божественным проведением для того, чтобы, внушая страх, устанавливать христианскую справедливость, за что им надлежало давать отчет перед Богом. Для выполнения своей задачи королям следовало дать своим вассалам законы, чтобы те знали, как можно и как нельзя поступать, а судьи, назначенные королем, должны были поклясться судить справедливо, прежде чем приступить к исполнению своих обязанностей⁴³.

Тем не менее два названных законодателя исходили из разных ситуаций. Фридрих II был призван стать императором с детства, как только его избрали королем римлян. Несмотря на драматические первые годы царствования, 22 ноября 1220 г. в Риме папа Гонорий коронует его как императора⁴⁴. Когда Альфонсо Х составил «Королевское фуэро» и приступил к работе над «Зерцалом», он еще не принял пизанское посольство и предложение императорской короны.