Kitabı oku: «Кавказ. Выпуск XVII. Черкесия», sayfa 8

Изложим обряды, совершаемые при общественных торжествах и праздниках.

Как выше было сказано, у черкесов нет особых строений, посвященных молебствию. Священные рощи и леса, к которым никто не смеет прикасаться, заменяют храмы. Там, под тенью вековых деревьев, возносят они мольбы к небу, призывая имя всевышнего Тгашхоу. В каждой долине есть по нескольку подобных рощ. К каждой роще причисляют по нескольку домов и семейств, коих можно некоторым образом почитать прихожанами ее – тгахапх. В известные дни года один из стариков, некто вроде жреца, избранный раз и навсегда, отправляет служение перед дубовым крестом простой отделки и без украшений. Накинув на себя бурку, сняв шапку и став на колени, он громким голосом произносит молитвы, соответственные празднику или причине сходбища. Молитвы сии большей частью состоят в испрошении благ земных, урожая, дождя, избавления от повальных болезней, нашествия врагов и вообще всяких других бедствий. После молитвы он приступает к закланию приносимых в жертву барана, козла, коровы или быка; берет одну из зажженных восковых свечей, прилепленных к кресту, воском ее натирает волосы на лбу жертвы, затем совершает возлияние над головой ее приготовленным на этот предмет напитком, бузой⁴⁸, и тут же закалывает ее. Как видно, древний обычай жертвоприношений не изгладился влиянием христианства. Далее, жрец берет в одну руку маленький пирожок или лепешку, а в другую деревянный точеный сосуд, вроде большой рюмки, наполненный бузой, и, воздымая все это к небу, вновь молится. По окончании молитвы он подносит пирожок этот и сосуд старшему из присутствующих, а несколько других чаш и пирожков отсылает другим присутствующим, которые потом передают их друг другу. Окончив таким образом обряд моления, жрец объявляет о следующем ближайшем празднестве и назначает день, когда и куда именно собираться для того. При этих случаях делаются также объявления к общему сведению – по общественным делам, о найденных или пропавших вещах и подобные тому. Торжества эти носят общее наименование тгаха. Странно, что нечто подобное существует между татарами Южной Сибири⁴⁹, где праздники называются тахтах. Замечательны сходством и созвучием эти два наименования.

Означенному торжеству, впрочем, еще не конец. Голову принесенного в жертву животного насаживают на длинный шест, утвержденный в земле неподалеку от креста; кожу жрец берет себе, а мясо приготовляется тут же для пиршества. Во всем этом наблюдаются старые обычаи с неизменной точностью, как будто они определены канонами. Во время приготовления яств старики и старухи, взявшись за руки, составляют круг и с особым напевом открывают пляску. Их вскоре сменяют молодые люди обоего пола, и веселость делается всеобщей. За пляской следует пир. Кроме изготовленного мяса, каждое семейство обязано принести столик, на котором положены паста (круто отваренное пшено, или гомия), тщательнее обыкновенного приготовленная, пирожки с сыром и пр. Столики эти небольшого размера, такого, что вокруг каждого могут усесться человека 4 или 5, не более. Пирующие садятся на земле, на подостланные ветви и древесные листья, поджав ноги; садятся, впрочем, только старшие, главы семейств. Не случилось мне видеть при этом отвратительного зрелища пьяных, хотя напитки их – мед и буза – хмельны и могут при неумеренном употреблении произвести опьянение. Молодые люди не участвуют в пиршестве, они довольствуются остатками со стола и во все время пира прислуживают старшим, разнося им яства и напитки. Женщины и девушки во время пиршества составляют отдельные кружки и стараются скрыть от мужчин, что едят: девушки скорее согласятся остаться голодными, чем допустить видеть себя жующими.

Есть празднества, в которых женщины не участвуют, и тогда плясок нет. Иные же совершаются дома, в кругу семейном.

У горцев существует еще обычай прыгать через огонь, как у русских на Ивана Купалу. Это бывает летом. Прыгающие через огонь просят Мерием о прощении грехов и после этого почитают себя уже очищенными от них.

Жители морского прибрежья представляли до сих пор редкий пример постоянства в своих обычаях и привязанности к прежним поверьям и обрядам. Но с некоторого времени стало преобладать между ними магометанство, которое давно исповедуется дворянством.

Пренебрежение и насмешки, которыми дворяне и жители равнин осыпают своих отсталых собратьев за их старые религиозные обряды, если не искореняют сих последних, то сильно ослабляют. Обряды эти поддерживаются лишь на южном склоне хребта, и в 20-х годах были еще семейства, употреблявшие в пищу свиное мясо, хотя неявно. У жителей кубанских равнин и предгорий стоят везде мечети, население разделено на джемгаты, прежний быт предков уже забыт, а между кабардинцами и не подозревают его, так что рассказы о былом представляются им невероятной сказкой.

Несмотря на причины, содействующие упадку старых обрядов, одно обстоятельство противоборствует еще скорому их падению, именно недоступность края, сохранявшая его от всякого внешнего вторжения: даже во время внутренних потрясений никогда он не был театром действия. Он вообще мало посещается и между жителями его заметна грубость нравов, даже языка. Итак, оправдывается давнее замечание, что жители равнин вообще более образованны и нравами мягче, чем жители стран горных.

Я выше сказал, что черкесы питают почтение к грому, именуя его Шибле. Опишу обряд, совершенный в присутствии моем над тремя козами, убитыми громом.

В один день летом я отправился из дома кунака моего Иендарко Магомета с несколькими спутниками вверх по долине Дуаб. Было ясно, только на вершинах хребта виднелись тучи. Мало-помалу они растянулись и заволокли все небо, пошел дождь, сначала небольшой, а потом сильный. Бурки у меня не было, а потому я должен был искать убежища в ближайшем ауле. Вскоре послышался раскат грома и последовало несколько сильных ударов. Гроза, однако, скоро прошла, небо прояснилось, и мы опять пустились в путь. Проехав несколько верст, мы увидели группу людей обоего пола и разных возрастов, выходившую из небольшого ущелья, примыкающего к долине. Подъехав к ней, узнали причину их сходбища: мы увидели трех коз, только что пораженных громом. Нас пригласили остановиться, в чем, по обычаю, нельзя было отказать, чтобы не обидеть, тем более что то были все люди знакомые. Около коз составился круг и началась обычная пляска с напевом, в котором часто повторялись слова Шибле и Ялий (Илья). Между тем несколько человек отправились в лес, нарубили жердей и кольев, устроили из них на четырех столбах довольно высокий помост, уложили на нем коз и накрыли их листьями. Помост делается высокий, для того чтобы укрыть трупы коз от хищных зверей. В то время как они устраивали помост, другие успели сходить в аул и принести оттуда разных съестных припасов, в том числе и несколько живых коз. Эти последние тут же были принесены в жертву с обрядом возлияния, а головы их надеты на высокие шесты, воткнутые в землю около помостов. Вся эта процедура называется шибласха. Устроенного помоста, кольев и коз никто не трогает, и все это остается до совершенного разрушения и истления. Нечто подобное существует и у осетин, где в день пророка Ильи также насаживается на шест козлиная голова⁵⁰. Пока приготовлялись яства и варилась паста, заменяющая хлеб, молодежь обоего пола плясала с рвением, веселость и одушевление были общие. Когда все было изготовлено, нас накормили, и только тогда отпустили в путь. Пир между тем продолжался до вечера и должен был, по обычаю, повториться еще в следующие два дня.

Когда гром убивает человека, то его хоронят на том же месте, где он убит, и вместо трех дней пируют семь кряду, ибо приписывают событию мысль блаженства.

Неподалеку от места жительства моего в долине Пшад стояло большое дерево, в которое некогда ударил гром. Дереву этому приписывали симпатическое свойство исцелять лихорадки: страждущий приходил или приезжал к нему с запасом приношений, большей частью пирожков, которые тут же и съедались приехавшими с больным; перед отъездом они зашивали кусочек этого дерева в лоскуток материи и надевали больному на шею, чтоб он носил его постоянно; остальная часть той же материи привешивалась к ветвям вроде приношения. Дерево все было увешано подобными приношениями.

Суеверие – это общее наследие в роде человеческом – существует и у черкесов, хотя из него не выработалась у них, как у древних римлян, систематическая гадательная наука. Между ними существует также фатализм древних греков – убеждение, что никто не может избегнуть судьбы своей. Сверх того, они легковерны и полагают, что есть дни счастливые и несчастные, что существуют злые духи, привидения, домовые и что есть даже места, где эти духи, привидения и домовые имеют пребывание. Многие уверяют, что они их видели и с большим трудом смогли от них скрыться. У них есть также убеждение, предчувствие и верование в чародейство и сны.

Черкесы, как и другие народы, имеют своих гадателей или, лучше, гадальщиц, потому что гаданьем занимаются обыкновенно старухи, не делая из него, однако, ремесла, а побуждает только желание услужить тому, кто прибегает за этим утешением. Чаще же всего прибегают к ним за оным несчастные влюбленные. Старуха гадает в таких случаях на нескольких зернах фасоли (турецкий боб) с одним камешком.

Гадание у всех черкесов производится по лопатке (os huniera) домашнего животного, барана, например, или козы. Всматриваясь на свет в эту кость, предугадывают по животным линиям, в них находимым, хороший или дурной урожай, дождь или засуху, холод, суровую зиму, войну и вообще всякого рода благополучие или бедствие. Есть в этом роде гадания нечто основательное, конечно до некоторой степени: в наших странах старые, опытные охотники по костям дичи предугадывают же, будет ли зима слабая или суровая. Горцы приписывают лопатке все вещания и приводят в подкрепление тому следующий рассказ: один черкесский князек ночевал в соседнем ауле и после ужина, всматриваясь в лопатку барана, с которой за ужином очистил мясо, сказал присутствующим, что в эту ночь им нужно приготовиться к тревоге. И действительно, так гласит легенда, аул был атакован неприятельской партией, которая, благодаря предуведомлению гостя, была удачно отражена. Вот еще другая подобного рода легенда. Два брата гостили в соседнем ауле у одного доброго своего приятеля. Раз старший из них пошел к другим знакомым в ауле и задержан был где-то за ужином. Возвратившись после ужина в дом приятеля, он не нашел там брата, и когда спросил о нем, то ему сказали, что он во время ужина смотрел в лопатку – и, встав из-за стола, оседлал свою лошадь и поспешно уехал, не объявив куда. Услышав это, старший брат потребовал эту самую лопатку, посмотрел в нее, улыбнулся и сказал: «Брат мой увидел, что с женой его сидит наедине мужчина, но не рассмотрел, что мужчина этот – родной младший брат ее». Присутствующие, изумленные его искусством, захотели проверить, правду ли он говорит, и послали узнать об этом нарочного верхового. Нарочный, возвратясь, привез известие, что сказанное гостем совершенно справедливо.

Страх, наводимый мнимыми колдунами и ведьмами, бывает поводом гонений на них по обвинению пред Богом и людьми в нарушении общественного спокойствия и благополучия. Понятия черкесов в этом отношении таковы, что, по мнению их, есть люди, из обоего пола, которые имеют сношения с нечистым духом и посредством его приобретают способность превращаться в волков, собак, кошек и даже делаться невидимками, когда пожелают. Таких людей они называют удде и приписывают им [виновность по поводу] изнурительных детских болезней, заразы и падежа скота, объясняя, что эти беды происходят от вредного влияния их глаз. Их же обвиняют в истреблении и собственных детей своих. Так точно некогда, особенно в конце XII столетия, в Западной Европе закон признавал чародеев виновными в отступничестве от Бога.

Между черкесами существует поверие, что удды весной, в известную ночь, собираются на вершине горы, называемой Себеркуасха⁵¹, приезжая туда верхом на животных всякого рода как домашних, так и диких. Ночь проводят они в пиршестве и плясках, а перед рассветом, схватив мешки, в коих у них содержатся все блага земные, а в других – все вредное человечеству, в том числе и болезни, разлетаются по домам своим. Те из уддов, которым мешка не досталось, гонятся за другими, стараясь отнять у них оные. Таким образом, все болезни, коими страдает человечество весной, приписываются уддам.

Было время, когда мнимые удды подвергались частым гонениям, всяким обидам, даже пытке. Были семейства, называемые цысюе, то есть знахарь, которым приписывали дар узнавать чародеев. Когда предполагали, что болезни или другого рода страдания в околотке причинялись чародеями, то призывали знахаря и представляли ему подозреваемых в чародействе; а тот, по внимательном осмотре обвиняемых, указывал на виновных и отпускал признаваемых им невиновными. Таким образом, если обвиненные в чародействе не признавались перед обществом в грехе своем, то их подвергали пытке, секли, сажали связанными между двух пылающих костров и заставляли съесть кусок печенки, вынутой из убитой нарочно для этого черной, без малейшего пятнышка, собаки и зажаренной. Бедные жертвы, терзаемые подобными мучениями, принуждены были сознаваться в том, в чем их обвиняли; а как жареная печенка производила в них тошноту, то народ и оставался в убеждении, что они изрыгают все зло, ими причиненное и в них скрывавшееся. Уничтожив таким образом в виновном чары и взяв с них клятву навсегда бросить сношения с нечистым духом, освобождали его.

Теперь подобные расправы стали очень редки, однако ж, не совершенно искоренились. Находясь в 1836 году в Екатеринодаре, я узнал, что у соседственного народа, хамышейцев, коих аулы видны за Кубанью, умы были встревожены от появления разных болезней, приписываемых уддам, что был вызван цысюе и что инквизиционная комиссия переходила из аула в аул для разыскания виновных. Во время пребывания моего в горах я знал одно семейство, которого род был цысюе, и находился с ним в сношениях. Оно и до сих пор проживает в приморской долине Бзид, прозывается Хутиноко и принадлежит к поколению Тлечас.

Можно соболезновать о таком заблуждении черкесов, но нельзя и удивляться ему, когда мы видим из истории, что Парижский университет в 1293 году давал наставления к рассмотрению дел о чародействах, жалуясь на размножение их числа, и инквизитор Реми сознавался, что в продолжение 15 лет инквизиторства своего он подписал 900 приговоров против лиц, изобличенных в чародействе.

С того времени, как черкесы приняли закон Магомета, хотя и водворился новый род идеи между ними, но не совершенно забыты и прежде существовавшие предрассудки. В особенности в полной силе существует убеждение во вредном влиянии дурного глаза. Черкесы утверждают, что есть семейства, у которых дурной глаз родовой и передается из поколения в поколение. Для предохранения себя от такого влияния у черкесов-магометан существует обыкновение носить на себе, навешивать на детей и привязывать к уздам любимых лошадей стихи Корана, зашитые в кусочек сафьяна; а в старину стихи Корана заменялись кусочком дерева, в которое ударила молния.

У черкесов есть еще предрассудок, что колокольчик спасает от воровства. Оставляя в поле, вдали от жилья и без присмотра какой-нибудь предмет, они привешивают к нему колокольчик и уже думают, что никто его не похитит. Надобно полагать, что в былое время навешиванием колокола ограждалось церковное имущество от посягательства на оное.

ЗКОИРГО. Тифлис, 1862. Кн. 5.

Учреждения и народные обычаи шапсугов и натухажцев

У шапсугов и натухажцев нет особо устроенных постоянных судов⁵². Правосудие предоставлено частным лицам. Преступника преследует одно только чувство личного оскорбления. Преступник привлекается к суду только по настояниям обиженного. Исходя в деле своего суда из такого недостаточного основания, горцы, конечно, не могли оградить себя от анархии. Мы постараемся в надлежащей точности изложить все относящиеся сюда подробности.

Взаимная присяга выборных представителей от общин, составляющих описываемые племена, служит для всех и каждого обязательством не делать ничего во вред и бесчестие союзу и кончать со взаимной справедливостью все могущие возникнуть между членами различных общин споры. На этом основании каждый раз, когда обвиняемый требуется обвинителем или обиженным к ответу, то он должен предстать перед собранием выборных представителей; тогда лица эти, уже в качестве судей, имеют право делать приговор и определять взыскание пени, которая должна быть уплачена виновным обиженному в справедливое удовлетворение и возмездие.

Судьи избираются в числе, соразмерном с важностью дела, но не иначе как с обоюдного согласия обеих спорящих сторон. Приступая к разбору, они разделяются на две части и располагаются двумя отдельными кружками на таком расстоянии, чтобы не было слышно в одном, о чем рассуждают и разговаривают в другом. Они называются тааркохясь⁵³, что в переводе значит «присяжный». Из них же избираются два лица, по одному для каждой стороны, вроде адвокатов-руководителей, называемых тлукуо. Здесь я считаю уместным заявить в качестве неоднократного свидетеля о том замечательном превосходстве горцев, которое проявляется в легкости, даже, можно сказать, красноречии изложения мыслей, во врожденной способности их вести правильные прения, к которым имеют большую привычку. Адвокаты-руководители выслушивают жалобу и доводы обвинителей, передают содержание их объяснений обвиняемому и таким образом переходят от одного кружка к другому, до тех пор пока судьи не узнают вполне сущности и подробностей дела. Затем судьи обеих спорящих сторон сходятся в общую группу, чтобы выслушать показания свидетелей без присяги или под присягой, смотря по важности тяжбы. Свидетелями могут быть только люди, известные своей честностью и хорошим поведением. По выслушивании свидетелей все посторонние лица удаляются; судьи, оставшись одни, определяют приговор, имеющий силу окончательного судебного постановления и уже никакой апелляции не подлежащий. Прежде объявления решения обвинитель и обвиняемый дают присягу: первый – в том, что обязывается забыть всякое чувство неприязни к обвиняемому, а второй – в том, что обязывается беспрекословно подчиниться требованиям состоявшегося приговора и не позволять себе уклоняться от должного его исполнения. Чтобы больше упрочить взаимную связь налагаемых обязательств, берется и от истца, и от ответчиков по одному присяжному поручителю, отвечающему за поведение каждого. Весьма редко случается, чтобы после этого ответчик или осужденный изъявил свое неудовольствие или несогласие на решение.

Так как по большей части и в наказание, и в удовлетворение определяется пеня, то всегда назначается срок ее уплаты. Пеня уплачивается не иначе как в присутствии лиц, участвовавших в суде в качестве адвокатов-руководителей, а в делах большой важности – даже в присутствии двух судей. Эти люди служат посредниками для определения стоимости вещей, предъявляемых к платежу, а также для решения, по какому именно счету должны быть вещи приняты. О счете этом будет объяснено ниже.

Однако есть и смертная казнь: она определяется по суду в таких случаях, когда преступник, уже несколько раз кряду прежде нарушавший присягу и установленные правила, признается неисправимым. Так как община и родственники виновного отвечают за него и уплачивают часть пени, на него налагаемой, а в случае его несостоятельности платят всю сполна, то, когда тяжесть подобных последовательных значительных издержек делается, наконец, невыносимой, преступника объявляют исключенным из общины, лишенным покровительства законов и всяких прав. Человек, о котором такое объявление сделано, называется психядзь. Если он не успеет тотчас после объявления скрыться бегством, то схватывается, заковывается в кандалы, привязывается к дереву и убивается из огнестрельного оружия. Однако никто из своих не поднимет на него руку. Обыкновенно заставляют какого-нибудь раба сделать смертельный выстрел. Чаще же всего такого преступника бросают в воду, привязав ему на шею камень. Отсюда и произошло название психядзь, означающее слово в слово «брошенный в воду». Также иногда продают таких преступников в неволю туркам, которые по большей части всех туземных невольников вывозят в Египет и перепродают тамошним беям.

У горцев из-за отсутствия грамотности все житейские сделки совершаются словесным порядком; потому при судебном разбирательстве по большей части весьма трудно найти доказательства, достаточные для определения справедливости претензии. При отсутствии ответственности за показания ложные всякий может смело лгать и давать изворотливые ответы. Особенно затруднительно положение судей, когда дело доходит до фактического удостоверения. В таких случаях за неимением ясных улик обвиняемый призывается к очистительной присяге и даже может предложить ее сам для своего оправдания. Произнеся клятву в своей невиновности, он без дальнейших формальностей освобождается от всякой ответственности. Но так как подобный способ оправдания для многих, кому не страшна ложная присяга, может послужить обеспечением безнаказанности, то в отвращение сего требуется, чтобы оправдывающийся являлся к присяге с известным числом свидетелей безукоризненного поведения. Они со своей стороны для придания большего веса присяге клянутся, что верят всему сказанному обвиняемым. Этот род свидетельства называется таиркошес – «ручательство за верность присяги». Число свидетелей соразмеряется с важностью иска и значением преступления.

Для доказательства виновности ответчика необходима присяга по крайней мере двух свидетелей. К присяге не допускаются родственники как обвиняемого, так и обвинителя и те посторонние лица, которые или живут вместе, под одной кровлей, с представителями спора, или участвуют с ними в пользовании общим имуществом.

Если ответчик по истечении определенного судным решением срока будет уклоняться – что бывает весьма часто – от исполнения обязательства, к которому приговорен, то в этом случае он понуждается только одним истцом. Понудительные меры оригинальны не менее самой судебной расправы. Обиженный считает себя обязанным беспокоить ответчика всеми возможными средствами, какие сочтет достаточно действенными, чтобы ускорить уплату следующей ему пени. Он вправе захватывать самовластно всякое имущество, его должнику принадлежащее. Один из общеупотребительнейших приемов понуждения состоит в том, чтобы увести у ответчика одну или несколько штук скота, но оставить при этом особенный знак, обыкновенно палку, воткнутую в землю близ жилья или даже в самом его дворе. Это средство понуждения называется такго. Оно повторяется до тех пор, пока должник не выйдет из терпения и не станет, чтобы избавиться от постоянных тревог и опасений, засылать посредников. Весьма часто, когда такое постороннее вмешательство состоится, все захваченное возвращается сполна по принадлежности.

Не подействует и этот способ – есть другой, более враждебного свойства. У упрямого должника начинают случаться один за другим поджоги то сена, то запасов хлеба, то другой движимой собственности, а наконец, и дома. Не иначе как ночью, когда все спят, делаются подобные понуждения, но всегда, чтобы не подвергнуть хозяина опасности, а только напомнить ему о долге, его будят, предупреждая вовремя выстрелом, обычным сигналом тревоги. Обращаться таким образом можно не только с самим неисправным плательщиком, но и с его родными, чтобы заставить и их позаботиться об окончании дела и употребить для этой цели свое родственное влияние. Нетрудно представить себе, какие последствия может иметь исполнение подобной программы понуждений: право каждого употреблять такие способы для своего удовлетворения, порождая новые споры, делается источником запутанных и нескончаемых распрей.

У горцев кровомщение не есть необузданное, неудержимое чувство, вроде вендетты корсиканцев; это скорее обязанность, налагаемая честью, общественным мнением, требованием крови за кровь. Между тем почти вовсе нет примеров убийств, преднамеренных, хладнокровно рассчитанных с целью обобрать труп, или разбойничества, в настоящем смысле этого слова. Вообще убийства весьма редки и считаются необыкновенным происшествием в крае. Этот факт тем значительнее, что у горцев можно было бы ожидать весьма частых убийств, как естественного и неизбежного последствия права каждого самому преследовать оскорбителя и мстить врагу лично.

Самая тяжелая обида, возмущающая душу горца больше, чем убийство родственника, – это оскорбление, наносимое посягательством на честь родственницы, женщины или девушки, или вообще семейства; подобные случаи почти никогда не оканчиваются примирением, прежде чем позор не будет смыт кровью виновного или кого-нибудь из его родственников.

Обычай требует, чтобы кровный обидчик немедленно по совершении убийства бросал свой дом и искал убежища и покровительства в чужой общине; он должен сделать это потому, что если он останется дома, то ответственность за убийство распространяется не только на близких его родственников, но и на других членов его рода и даже на всех людей одной с ним общины. Если он показывается публично, то не иначе как вооруженным с головы до ног и окруженным свитой. Между тем родственники и друзья его употребляют все усилия, чтобы успокоить раздражительную мстительность родных убитого. Кровный обидчик может, если захочет, остаться дома, но в этом случае должен выплатить семейству своей жертвы цену раба. Плата эта называется унеимичипше. Затем окончательное миролюбивое соглашение может быть достигнуто при помощи посредников, когда они силой убеждения склонят семейство убитого принять в выкуп цену крови, тловуас, или, если дело идет только о поранении, согласиться на вознаграждение по определению суда. Нечаянные убийства относятся к разряду умышленных или вынужденных какой-нибудь причиной. Они оплачиваются той же ценой крови. Были примеры, что за случайную смерть, причиненную кому-либо домашним животным, вознаграждение требовалось от того, кому животное принадлежит; редко кому удавалось в подобном случае избавиться от уплаты пени. Всегда подыщется случай обвинить хозяина, и вознаграждение уже определяется сообразно степени его виновности. Таков обычай, его признают справедливым и безропотно ему покоряются. Ясно, что, по господствующим у горцев понятиям, преступность определяется не по качеству морального побуждения, а скорее только по количеству наносимого ущерба. Потому и само наказание ограничивается вознаграждением вещественным, основанным на простой сделке.

Из вышеизложенного можно заметить, что у шапсугов и натухажцев из всех преступлений менее всего было терпимо и строже наказывалось нарушение общественных обязательств. Эти обязательства – уважать неприкосновенность личных и имущественных прав каждого – устанавливались между родами и общинами каждого племени, а иногда между самими племенами взаимной присягой выборных представителей их.

Мы сказали уже о преступлениях против личности; остается говорить о нарушениях права собственности, то есть воровстве.

Покушение на чужое добро признается воровством, если оно сделано у своих. В этом случае разумеется не только та же самая община и то же племя, к которым принадлежит вор, но даже чужое племя, если только состоялась с ним присяга жить в добром согласии; так это было между шапсугами, натухажцами и абадзехами. Напротив того, если кто явно промышляет воровством на земле соседей, в отношении которых нет никаких обязательств, то на это занятие смотрят только как на лучшее средство показать свое удальство и ловкость.

Грабежа и разбоя по дорогам у горцев не существует⁵⁴, и было бы трудно пускаться на эти предприятия в стране, где каждый носит оружие. Обыкновенное воровство различается, смотря по тому, сделано ли оно: 1) из дома, со взломом дверей, замков и запертых сундуков, или 2) вне жилья, в чистом поле. Воровство со взломом считается более преступным и строже наказывается. Мы несколько раз упоминали о присяге, имеющей большое значение и обширное применение в общественных учреждениях и в судопроизводстве этих народов, потому признаем необходимым описать, как и на чем она приносится.

В прежнее время присягали на посохе, вырубленном в священной роще, называвшейся кийзехямебзь, и произносимую клятву начинали словами: «Я клянусь тем, кто создал эту ветвь…» Обычай этот существует и у арабов. Но с распространением в крае учения Магомета Коран заменил посох из священной рощи. Однако, может быть, по сохраняющейся еще привычке, всякий раз, когда надо присягать, Коран вешается на простую палку, воткнутую в землю. Надо при этом заметить, что присяга, как и общественные дела вообще, совершается всегда под открытым небом, то есть публично, а не в доме. Присягающий почтительно подходит, дотрагивается рукой до священной книги и начинает присягу словами: «Я клянусь этой книгой слова Божия…», кончив клятву, он подносит книгу к губам и отходит. Этот обряд распространен повсеместно и проник даже туда, где исламизм не успел еще пустить глубоких корней.

Горцы хотя и знали цену монеты, но денег в обращении у них вовсе не было. Потому уголовные пени определялись и уплачивались по расчету общепринятых издревле определений стоимости. Мы по необходимости оставляем за этими мерами ценности местные названия: сха, цю и moon.

Сха, как мера уголовной пени, бывает двух родов: 1) вуоркесха – по кровомщению привилегированного класса и 2) сха простая – по кровомщению за простолюдина. Стоимость первого рода больше второго. Слово сха значит «голова». Народ (тлфокотль) платил пеню высшему классу (вуорк) по счету на вуоркесха, но следовавшие от него пени получал по счету на простое сха. Эта привилегия высшего класса уничтожилась вместе с другими многими, как мы уже имели случай объяснить в нашей статье «О натухажцах, шапсугах и абадзехах»; но вуоркесха еще в ходу в высшем классе между его представителями. Ценность сха нельзя определить точным образом. Хорошая кольчуга, шлем, налокотники, шашка, лук, ружье, большой котел из меди и т. п. вещи, если стоят не больше шестидесяти цю, или быков, и не меньше шестидесяти баранов, то составляют вообще одну сха; но смотря по сану лица, за которого платится пеня, размеры этой стоимости (в указанных пределах) бывают различные; в уплате за князя (пши) сха считается в шестьдесят – восемьдесят цю (быков), за дворянина (вуорк) – считается уже меньше, смотря по сановитости рода, и доходит, наконец, до 8 цю (быков) в уплате за простолюдина (тлфокотль). Всякий предлагаемый предмет по качествам доброты, а больше по ловкости и убедительности посредников-оценщиков, может при определении стоимости составить одну или несколько сха.