Kitabı oku: «Мой край», sayfa 3

С первым днём весны

 
Сегодня первый день весны,
И Питер задышал любовью.
Воркуют птицы, посмотри,
Когда-нибудь и мы с тобою…
 
 
Март заступил в свои права,
Невы журчанье слышно в кромке,
И тает лёд, вот-вот трава…
А я сижу смотрю в сторонке.
 

Любимый город мой

 
Что такое Питер, детка?
Это по утрам в метро газетка
И ароматный кофе по пути.
 
 
Дворцы, сады, прекрасные аллеи,
Дворы-колодцы, крыши и музеи,
 
 
Речной трамвайчик вдоль берега Невы,
И ночью непременно разведут мосты.
 
 
И всё? Конечно, нет…
Здесь творчеством пропитан воздух,
С большой любовью этот город создан,
 
 
Живая музыка из каждого двора.
Резвится и смеётся детвора.
 
 
Здесь люди помнят страх блокады,
Всегда помочь друг другу рады.
 
 
Порой бывает сложно, не беда!
С любовью к тебе, Питер, навсегда!
 

Люблю и верю в город «нашенский»

Памяти моего дедушки

Мочалова Станислава Васильевича

 
Мы памяти предков навечно верны,
Нижайший поклон им до самой земли!
Они интервентам разных мастей дали примерный урок
И отстояли в неравных боях край наш и Владивосток!
 
 
Заря взошла, выходит город из тумана.
Всё больше видится в красе своей.
Форпост страны на Тихом океане —
Неутомимый страж и труженик морей.
 
 
А бухту сопки окружают
В сплетенье, словно девичья коса.
Они родные нам, от ветров защищают,
К тому ж неописуема краса.
 
 
Сирены судов тишину разрывают,
Будто бы людям труда они гимн исполняют.
 
 
Отсюда в море на задание идут —
На месяцы и даже на года —
Рыбак, моряк, военные суда…
А после снова возвращаются сюда.
 
 
Знакомым курсом возвращаются они,
И уж посчитаны разлуки дни.
Спешат прийти к домашнему порогу,
А это значит – в бухту Золотого Рога.
 
 
Мой город юн, но это не порок,
А потому – расти и процветай, Владивосток!
 

Антон Дронов

Родился 1 декабря 1991 года в небольшом посёлке Хоста между Сочи и Адлером. Сейчас проживает в Краснодаре.

В школьное время работал внештатным корреспондентом нескольких городских газет. Сейчас является соавтором учебных пособий «Современная зарубежная литература» и «Американская литература: поэтика и дидактика», а также автором десяти научных статей, опубликованных в разных тематических журналах по литературоведению и текстологии.

Художественные работы стал публиковать сравнительно недавно. В 2023 году вышли три рассказа в сборнике «55‑словники. Выпуск 8». В данный момент готовится к выпуску авторский поэтический сборник «Мантиссада».

Образок в душе

 
Повзрослел я – четвёртый десяток
Разменял впопыхах на чужбине.
То в степях, то в равнинах измятых,
То в полях колосисто-косматых
Дождевал по утрам проливными.
 
 
Убежал я в семнадцать из дома
Покорять бесконечность России,
Да не знал я, что столь неудобно
Будут в мыслях шептаться любовно
Помутнённые дали родные,
 
 
Где горой подпоясалась Хоста,
Обернулась в лесистый наряд,
Заплела свои реченьки в косы
И глядит на Синоп денно-нощно —
Незабытый мной родненький град.
 
 
Там шагал босиком я по лужам
И учился там вслух говорить
О любви, о предательстве, дружбе
По душам, сокровенно, наружно —
Хоста сердце сумела взрастить.
 
 
И качали меня на руках,
Прекапризного, прелюбопытного,
Черноморские бризы в шелках,
В стрекотне же бродяжек-цикад
Я искал себя, столь ненасытного.
 
 
Там и маменька в ночь целовала —
Исцеляла от детских невзгод,
А бабуля с утра просыпалась
И пекла, на романсы сбиваясь,
Хороводы ажурных блинов.
 
 
Там отец, шебутной заводила,
Нас подбадривал с младшей сестрой,
И Семён, рыжебрюхий Аттила,
Вместе с Мошкой, трёхцветной Сибиллой,
Потешались над Фарькой-щенком…
 
 
…Оставайтесь, родные престолы,
В наших душах святым образком!
Мы без вас под ребром суходольны,
И без Родины мы не способны
Забываться целительным сном.
 
 
Ты, Россия моя, бесконечна —
У тебя столько чýдных дорог.
На одной я, конечно, исчезну,
Ведь людские пути не безмерны,
Только помнить бы свой уголок.
 

Край ста солнц

 
Молча вечер догорает,
Остужается земля.
Осень летний зной сметает
С постоялого двора.
 
 
На земле моей родимой
Пожелтела уж трава,
Горы градом нелюдимым
Расстилаются с крыльца.
 
 
Приоделся тополь чинно —
Багровела в нём роса,
Золотистою лепниной
Покрываются леса.
 
 
И, казалось, нет на свете
Сиротливее поры —
Провожает юкка цветом
Смех и крики детворы.
 
 
Я родился в крае тёплом,
Где сто солнц со всех сторон,
Как изысканно подобран
Сочи солнечный фасон!..
 

Горянка

 
В скупой долине проклятых судьбой низин,
Где жил отрёкшийся от рода Керандýк,
Росла красавица – её узнал я крин,
Чеканный горем скал, и, право, не рискнул
 
 
Предать забвению её полночный вздох,
Луна когда зажглась в глазах немых морей,
А горец жаждал сыновей, не дочерей,
Нарёк отец Мацéстой дочь свою в ту ночь.
 
 
В ложбинах скал скитался тенью злобный дух —
Стяжающий Исток – живительный ручей.
Коль скоро изнемог от боли Керандýк,
Мацéста, взявши Слово, в отблесках свечей
 
 
Покинула очаг, к ущелью пробралась.
Скала по воле девы тóтчас раздалась,
Явила в затхлых недрах грозный Дух во мхах —
Корнями он оплёл невесту впопыхах…
 
 
Оплакивала мать Мацéсту горько там,
Где дочь стояла, жертвуя в заре собой.
Но где Исток? Лишь день стоял пустой
И скорбный Керандýк, взывающий к Богам.
 
 
Послышался вдруг в землях странный гул,
Протяжно нарастал – бежал он прочь, на волю, —
И вырвался из недр Исток, и протянул
Родителям дитя, дышащее надломно.
 
 
– Того, кто жил во тьме предвечных скал, —
Мацеста молвила, – сумела одолеть…
Вода целебная впредь будет к людям течь,
Никто чтоб смерти в жизни не искал.
 
 
Её завет последний странствует в теснинах,
Услышать смог его во скалах я Орлиных.
 

Ольга Дюкова

Родилась недалеко от Омска в 1974 г. Живёт и работает в Москве. Жизнь связана с творчеством в разных направлениях. Первая специальность – учитель музыки. В 2006 г. окончила Московский государственный университет леса. В этом же году прошла курс «Музейное дело» при Академии кинематографии и искусства. Более 16 лет Ольга Николаевна является научным сотрудником Российского музея леса, проводит лекции, экскурсии, презентации, сотрудничает с другими музеями, публикует свои статьи на сайте музея и в ежегодном журнале.

В 2020 г. сотрудничала с искусствоведами AICA при создании мультимедийного проекта Countryside в Нью-Йорке. В 2021 г. окончила курсы радиоведущего и актёра дубляжа шоу-школы Останкино и получила навык по записи аудиокниг в мастерской «Радиотеатр Д. Креминского». В том же году стала участницей Международного литературного онлайн-проекта при поддержке ИСП. Её публикация о жизни и творчестве М. М. Пришвина «Жизнь как ощущение русской души» вошла в сборник «Звёздный путь».

Патологоанатом

– Внученька! – Тревожный голос зазвучал в телефонной трубке. – Здравствуй, дорогая!

– Ба, привет! Что случилось? – спросила Лиза.

– Ничего страшного, не волнуйся, – пыталась скрыть тревогу бабушка. – Я просто упала.

– Что? Упала? – с ужасом воскликнула Лиза. – Когда?

– Спускалась по ступеням в магазин и промахнулась на ступеньку, не увидела. На ногу упала. Ушиб, наверное. Хорошо, магазин рядом. Доковыляла до дому, натёрла мазью, лежу.

«Только бы не шейка бедра, – подумала про себя Лиза. – Ну, раз дошла, возможно, и правда ушиб».

– Так, – твёрдым, решительным голосом сказала Лиза, – лежи, не двигайся! Я сейчас приеду к тебе. В больницу поедем рентген делать.

Бабушка Лизы жила одна в небольшом городишке Тверской области. В свои восемьдесят плюс, как принято сейчас говорить, выглядела она хорошо, здоровье не подводило. Активная, энергичная, привыкла всё делать сама.

Лиза прыгнула в свою «Шкоду» и помчалась к бабушке. Открыв ключом дверь, она увидела бабушку, которая спешила к входной двери, вытанцовывая степ или твист, передвигалась, не отрывая подошву от скользкого ламината, делая повороты корпусом и помогая руками.

– Ты что, бабуль, к конкурсу «Танцы со звёздами» готовишься? Это ещё что за пляски? – возмущённо сказала Лиза. – Я же просила не вставать с кровати, пока не приеду.

– Да я услышала, как ты дверь ключом открываешь, – виновато сказала бабушка, – и пошла. Я прямо шагать не могу, а вот скользить такими движениями получается.

– Понятно. Скажи, где документы, полис? Помочь одеться?

– Всё здесь, на комоде лежит, – сказала бабушка.

– Тогда поехали.

Лиза взяла её под руку, и они стали спускаться по ступенькам в подъезде. Хорошо, первый этаж.

Районная больница была на окраине города, в довольно плачевном состоянии. Здание было построено ещё в советскую эпоху и требовало капитального ремонта. Бабушка и Лиза вошли в дверь корпуса, где была вывеска «Приёмное отделение».

– Ух, сколько народу сегодня! – удивилась бабушка. Человек пятнадцать расположилось в коридоре в ожидании врача. Присесть было некуда. Пара лавок была занята людьми. Остальные стояли.

– Здесь терапевт принимает? Кто последний? – спросила Лиза.

– За мной будете, – сказал мужчина и уступил место бабушке со словами: – Садись, мать. Я постою.

– Спасибо, не нужно беспокоиться. Мне бы опереться на стену. Не могу ногу согнуть. Больно.

– Упала? – поинтересовался мужчина. – Я тоже руку сломал, наверное.

Кто-то из очереди сказал:

– Сегодня воскресенье, всех здесь принимают.

Лиза огляделась по сторонам: длинный коридор с облупившейся зелёной краской, стёртый линолеум на полу, драные лавки из кожзама. Полумрак. Где-то вдали горела всего одна на весь коридор «лампочка Ильича», раскачивавшаяся от сквозняка. И постоянный скрип двери кабинета, которая не закрывалась. Бррр… Зрелище не для слабонервных. Не больница, а «заброшка» какая-то из фильма «Чернобыль».

– А приём вообще будет сегодня? – начала возмущаться уже длинная очередь в кабинет. – У многих срочно! Есть врач вообще в кабинете?

И первый в очереди рванул ручку двери кабинета. Но войти в него не успел, ему навстречу вышел врач, интеллигентный мужчина пожилого возраста, и прояснил ситуацию.

– Уважаемые! – громко произнёс он. – Все врачи, специалисты задействованы сейчас на операции. Операция сложная, сколько продлится, никто не знает. Сегодня воскресенье, и приём вести некому.

– А вы что, не врач? – спросили недовольные пациенты.

– Я патологоанатом, – с достоинством сказал мужчина. – Попросили вам передать эту информацию.

И он снова заперся в кабинете.

Очередь с больными затевала бунт, переговаривалась между собой и возмущалась. Надо же, патологоанатом! Его на операцию не взяли, дежурить оставили. Отделение у него спокойное.

– Ага, – сказал мужчина, – «жмурики» тихо лежат, никого не беспокоят.

– А мы ещё живые здесь! – крикнул больной. – Нам помощь нужна.

Кто-то стонал, корчился от боли. Парень лет двадцати схватился за желудок. Бабушка Лизы больше не могла стоять и подпирать стенку.

Услышав все эти возмущения, патологоанатом не выдержал и, вооружившись тонометром, вышел к больным.

– Так, давайте, – окинув взглядом толпу, подошёл к бабуле, которая обмахивалась платком. – На что жалуетесь?

– Давление подскочило под двести.

– Высоковато, – врач сдвинул её рукав, чтобы померить давление. – Плохо чувствуете себя? Что принимаете?

Бабуля назвала препарат.

– Так, так, так, ага, ага, ага, – доктор стал несколько раз повторять эти слова, как бы искал в своей голове список медикаментов от давления, чтобы посоветовать пациентке. – Целую или половинку таблетки принимаете? Пейте целую, понятно?

– Понятно, – сказала бабуля и как-то приободрилась.

– Чай каркадэ у вас есть дома? Очень помогает снижать давление.

– Не патологоанатом, а гомеопат какой-то, – хихикали люди из очереди.

Довольная бабуля поковыляла к выходу, а очередь потянулась к специалисту широкого профиля.

– Стоп, стоп! – отстранил рукой врач надвигающуюся массу людей. – Не все сразу. Так, бабушка, которая стенку подпирает, как атлант… – Увидев у стенки бабушку Лизы, врач сделал жест рукой. – Что случилось?

Лиза, подхватив бабушку, начала объяснять проблему:

– Упала на ногу. Нам бы рентген сделать.

– Это я и сам знаю, что снимок нужен, – перебил её патологоанатом. – Никита! – крикнул врач.

Из кабинета появился молодой крепкий санитар.

– Кресло инвалидное прикати, бабушку довезти в другое крыло на рентген.

– Хорошо, Семён Иванович. – Санитар быстрыми шагами пошёл по коридору, из подсобки выкатил кресло. – Садись, бабуль, включай пятую передачу и погнали.

– Может, на первой поедем, помедленнее? Тут у вас бездорожье такое и линолеум вздулся, – осторожничала Лиза, усаживая бабушку в кресло.

– Ой, ай! – стонала бабушка, усаживаясь.

– Потерпи немного, – успокаивала её Лиза.

После того, как снимок был готов, Лиза, бабушка и санитар вернулись к кабинету патологоанатома. Очередь заметно уменьшилась. Специалисты-врачи всё ещё были на операции. Патологоанатом оказался очень компетентным специалистом. Молодому парню диагностировал острый панкреатит и определил в палату. Пациенту со сломанной рукой уже накладывали гипс. Мужчине, от которого исходило такое амбре, что, постояв минуту около него, можно было самому оказаться в нетрезвом состоянии, патологоанатом посоветовал не злоупотреблять спиртными напитками. Принёс аспирин от головной боли и дал напутствие на будущее беречь сердце и сосуды. А то так можно оказаться прямиком в его отделении, в морге, на полке с биркой. И тут он уже ничем не поможет.

– А вот и наша бабушка, – заботливо произнёс доктор, посмотрел на снимок. – Слава богу, перелома шейки бедра нет, ушиб, – диагностировал он. Выписал лекарства: мазь, таблетки, уколы – и эластичный бинт, чтобы обматывать всю ногу.

У Лизы груз с сердца упал.

– Понимаю вас, – сказал Степан Иванович. – У пожилых это беда. Многие не встают, боятся упасть, так и лежат до конца своих дней.

– Спасибо вам, доктор, – искренне сказала Лиза. – Как повезло, что вы сегодня здесь.

Патологоанатом улыбнулся:

– Сорок лет здесь работаю. Вот на пенсию не отпускают, а молодёжь не едет сюда.

– У нас Степан Иванович на все руки мастер. Постоянно выручает, и за кардиолога, и за терапевта, и за травматолога. В общем, специалист, поискать ещё такого! – с гордостью заявил санитар.

– Ваша правда, – добавила Лиза.

– Девушка, давайте я вам помогу бабушку до машины доставить.

– Меня Лиза, кстати, зовут. А вас?

– Никита, – ответил молодой человек.

– Очень приятно. Буду вам безмерно благодарна, – сказала Лиза.

Улыбаясь и поглядывая друг на друга, молодые люди повезли бабушку на кресле к машине.

Покидая это больничное здание, Лиза удивилась, насколько мрачным и отпугивающим оно ей сначала показалось. Но люди, добрые и отзывчивые, с которыми она познакомилась, полностью поменяли эту картинку. А на сердце стало легче и светлее.

С улыбкой Лиза завела машину.

Любовь Косинова

Родилась в день весеннего равноденствия в городе Балашове. Первое стихотворение – «Дед нарёк меня Любовью» – посвятила дедушке. Бабушка пекла на дни рождения внучки жаворонков в честь прилёта первых весенних птиц и тем самым «пришила ей крылья». Долгие годы красиво летала во сне и наяву: школа – музыкалка, изостудия, танцевальный класс.

Новое мощное железное крыло любимого унесло в далёкие тёплые края, где в уютном гнёздышке родились дочь и сын.

Саратовский педагогический институт позволил поработать с детьми, передать им творческие умения и навыки, многому научиться у них.

Сегодня с мужем возделывает сад, где есть место и детям, и цветам, и птицам, и, тем более, книгам. Соавтор многочисленных сборников от различных издательств, лауреат и победитель многих литературных конкурсов. Награждена медалью Екатерины Великой «За пополнение библиотечных фондов», многочисленными грамотами, дипломами, благодарственными письмами и кубками.

Дорога домой

Колёса окрылённых «лошадиных сил» спешно вращаются, отматывая километры серого асфальтового полотна, бегущего к нашей с мужем общей малой родине. Торопимся! Летим! Скачем!

Летим в город – кузницу пилотов военно-транспортной авиации.

Скачем в город – здравницу представителей доблестного Хопёрского казачества.

Неповторимый и ничем не заменимый Балашов – родина славных предков, город-дедушка, «город большой, как Солнце». Мы согласны с Борисом Пастернаком, воспевшим нашу обитель в своём одноимённом стихотворении:

 
По будням медник подле вас
Клепал, лудил, паял,
А впрочем – масла подливал
В огонь, как пай к паям.
И без того душило грудь,
И песнь небес: «Твоя, твоя!»
И без того лилась в жару
В вагон, на саквояж.
Сквозь дождик сеялся хорал
На гроб и в шляпы молокан,
А впрочем – ельник подбирал
К прощальным облакам.
И без того взошёл, зашёл
В больной душе, щемя, мечась,
Большой, как солнце, Балашов
В осенний ранний час.
Лазурью июльскою облит,
Базар синел и дребезжал.
Юродствующий инвалид
Пиле, гундося, подражал.
Мой друг, ты спросишь, кто велит,
Чтоб жглась юродивого речь?
В природе лип, в природе плит,
В природе лета было жечь.
 

1917 г.

Успеть надо засветло, чтобы вдоволь налюбоваться придорожным природным ландшафтом, с которого и начинается наша малая родина. Дороги у нас в стране везде красивые! От Ульяновска до Хвалынска путников сопровождают вечнозелёные приволжские мачтовые сосны, произрастающие на высоких белёсых песчаных склонах, перемежающиеся с подсолнуховыми, пшеничными, ржаными и гречишными полями. Но как только мы уходим вправо от стелы «Саратов» по направлению на Воронеж, то как будто попадаем в иное измерение, настолько по-другому устроена здесь природа, издали и многоярусно окаймляющая родные пенаты.

Это совершенно особенный, уникальный волшебный мир: стройные сосновые великаны сдают пост стражей дорожного правопорядка дубовым исполинам широколиственных лесов с обширными кронами различных форм и окрасов, тесно уживающимся с южными, сизыми пирамидальными тополями, похожими на остроконечные мечи богатырей в парадном строю, ведущему к высокому плато, испещрённому многочисленными разбойничьими оврагами.

Там, на левом берегу реки Хопёр, на холме, и обосновался наш Балашов, а по правому берегу он оставил место для разгула лесных массивов. До города остаётся часа три пути. Дыхание перехватывает, ком подкатывает к горлу, а в животе оживают бабочки.

Дорога постепенно наряжается в невероятно переливчатое кружево, в узорах которого игриво прячутся озорные лучи солнца. К вечеру оно подсветит дорожный ажур пурпурно-оранжево-лиловым закатом, и краски заиграют по-новому. А крупное яркое светило, пока не сядет за горизонт, будет смотреть нам прямо в глаза, словно спрашивая: «Надолго ли?» И сильное клокочущее волнение охватит нутро, как перед первым в жизни свиданием. Желание в такие минуты нас посещает одно: только бы не в последний раз, только бы вернуться сюда ещё…

Ещё и ещё раз прогуляться по кудрявым дубравам окраин знаменитого Хопёрского заповедника, где можно встретить робкого пятнистого оленя, мощного лося и опасного кабана!

Ещё и ещё раз окунуться в прохладную освежающую купель самой чистой реки Европы, устланную повсеместно у отмелей округлыми распластанными листьями белых водяных лилий и ярко-жёлтых кувшинок на тёмно-зелёном фоне воды. Добавьте сюда тонкие мазки свешивающихся серебристых ветвей плакучей ивы и синих трепещущих прозрачными крыльями стрекоз, и вы получите правдивый хопёрский пейзаж.

Когда после долгой разлуки я доверяю своё тело и душу Хопру, я плачу, как будто вхожу в священные воды Иордана! Река моя родная окутана тайнами и легендами, взлелеянными в моём детском сердце, о старике Хопре, который однажды, в очень далёкие времена, набрёл на холм, из которого било двенадцать ключей. Старик соединил русла ручейков в один, и получилась река, на которой он построил небольшую мельницу и молол зерно для крестьян из окрестных деревень.

Хлеб на хопёрской водичке был очень вкусный. На том месте, где родники соединяются в одну речушку, сидит на камне под сенью дубов старик Хопёр, а река стекает с его бороды. А деток-родников стало с тех пор ещё больше! Оттого и водица в реченьке прохладная и освежающая до самой что ни на есть приятности! Дедушка мой меня часто хопёрским родничком называл, потому что детство моё целиком и полностью на Хопре прошло. Многому меня научил: плавать, лодочкой управлять, рыбку ловить. Правда, всегда приговаривал: «Плохая из тебя рыбачка, ты рыбу ешь, а хорошие рыбаки её не едят, у них другой спорт – ловить!» А я, и правда, рыбку очень люблю. До сих пор!

В детстве мелкую сушёную предпочитала всем остальным, особенно когда заболею. У дедушки в сенцах рюкзаки висели с сушёной рыбкой, так я её вместо конфеток и таблеток таскала.

Название «Хопёр» Владимир Иванович Даль перевёл как «пристанище диких гусей». И отчасти он был прав, потому что по реке проходит один из маршрутов миграции перелётных водоплавающих птиц. В прибрежных, богатых кормами, затонных ольховых заводях прячутся озёра с милыми птичьими названиями: Лебяжье и Гусиное. В этих живописных озерцах, красиво заросших осокой, рогозом, камышом, сусаком зонтичным и какими-то дивными розовыми болотными душистыми цветами, ловится бесчисленное количество карасиков, маленьких, сладеньких, с ладошку. «Ну и улов!» – засомневаетесь вы, но когда обваляете в муке и на разогретую, шкворчащую маслом сковородочку, да до хрустящей корочки, то быстро поймёте, что большего и желать не надобно. Ммм!!! Не оторваться! Семечки!

Поэтому и конкуренты у рыбаков имеются: ужик молоденький подплывёт к садку, да так и норовит голову в сетку засунуть и рыбку стащить. А рыбаки ему: «Цыц! Воришка! Самим мало!»

Рыбы и в самом Хопре видимо-невидимо! От мелкого колючего ерша до хищной зубастой щуки. Бабушка моя отменные щучьи котлетки готовила, а ушица по-царски, да в котелке, да на костре, да на природе сама себя сделает, только вот пескариков, окуньков, плотвичку или краснопёрочек наловить надобно, помыть, почистить, в марлечку сложить, а как сварятся – вынуть и разных специй добавить. А ещё водятся голавль, лещ, язь, судак, густера, чехонь, сазан, жерех, и даже стерлядка попадается, и вырезуб. В омутах и ямах таятся от посторонних глаз огромные усатые сомы и налимы им под стать. Однажды дед с отцом выловили такого размером с ванну. Там он и жил, пока бабушка из него пироги не приготовила и соседкам не раздала. А до той поры все мальчишки с улицы прибегали диковинку за усы подёргать и разговоры послушать про рыбацкие подвиги.

В Хопре и его окрестностях много какой живности водится. Бывает, купаешься, а с тобой ужик заигрывает, длиннющий, больше метра, а случалось, и гадюка проплывала мимо. Но с этой особой шутки плохи. В хопёрских дубравах много гадюк, того и гляди наступишь, а ещё и медянки. Все чистую водичку любят. Глядишь, ласка промелькнёт на том берегу или норка, да – в норку. А порой и копытное придёт водицы испить, да свой оставит след, из которого «Иванушке» пить не след, иначе… Т-с-с!.. Не ровён час Баба Яга объявится… растопит костерок на ольховых шишках, да и… а не то леший подслушает… и напугает, помешает дикую смородину да малину у него воровать. А терновник, куда Братец Лис не должен бросать Братца Кролика», кикимора с особой жадностью охраняет, потому как сказку из детства беречь надобно! Дедушка меня часто с собой в лес брал, чтобы я с природой не по учебникам знакомилась, а воочию.

Однажды я, семилетняя, нос к носу в лесу с лосёнком встретилась. Рожки у него только проклюнулись, а ножки уже хорошо окрепли. Дедушка неподалёку был и велел мне не бояться, зверю прямо в глаза смотреть, тогда тот поймёт, что слабее, и уйдёт. А мне и не хотелось, чтобы лосёнок уходил, интересно было его рассматривать. Так и стояли вдвоём, глазели друг на друга человеческое дитя и лосиный детёныш. А рядом, за деревом, наверняка мама его затаилась и наблюдала, как бы я не обидела её малыша. А за ней дедушка мой следил… Теперь-то уж я точно это знаю.

Леса хопёрские густые, сказочные: дубовые рощи, обвитые пахучим хмелем, берёзовые пролески, сдобренные земляничными полянами, – скорёхонько к себе приманивают. «Одну ягодку беру, на другую смотрю, третью примечаю, а четвёртая мерещится…» – глядь, а ты уже в знатном сосновом бору, для сов, орлов и грибников приветном. Вон кто-то дудочку и кувшинчик потерял, а кто-то корзинку оставил, неужто двенадцать месяцев повстречал… Пионеры, наверное! Рядом «трио» пионерских оздоровительных лагерей прямо среди сосен расположилось, и все они благополучно соседствуют друг с другом: «Космос», «Салют» и «Восток».

Я свой лагерь «Космос» для детей работников железной дороги до мельчайшего камушка помню. Он самый красивый, наверное, потому что железнодорожники многие мечтали свои электровозы до самого космоса водить. Супруг мой, будучи мальчишкой, ещё и в общегородском «Салюте» бывал, а в «Востоке» дети лётчиков отдыхали. Мы с будущим мужем в ту пору и не знали о существовании друг друга. Вот бы взглянуть тогда на судьбу свою одним глазком на состязаниях – «Зарницах», которые регулярно проводились между соседями, и «космонавты» у «салютовцев» почти всегда выигрывали! А потом, после соревнований, «соперников» обязательно купаться на Хопёр водили.

Пляжи хопёрские чистые, тёплые, светлые! Молочно-белый, мелкий, как овсяная мука, горячий песочек так и манит зарыться в него всем телом, согреться. И снова в прохладную воду!

Мальчишки постарше украдкой за буйки заплывут, кувшинок нарежут и ну девчонкам дарить на бусы! Каждый балашовец с детства знал, как длинный, гибкий стебель хопёрского цветка перочинным ножичком нарезать так, чтобы он в цепочку превратился. Вот и форсили девочки по пляжу в аборигенных украшениях – доказательствах мальчишеской симпатии. Как папуаски, загорелые, коричневые, песочком присыпанные, но белокурые, потому что под жарким балашовским солнцем даже волосы брюнеток выгорают и приобретают ржано-пшеничные оттенки.

А ещё на Хопре байдарочники водятся! А как им не водиться, коли быстрая водица! Только ведь у берегов-то на Хопре мелко и спокойно, а шагнёшь чуть поглубже, и понесёт тебя течением, быстрым, стремительным. Недаром с башкирского, а, возможно, и скифско-сарматского языка «Хопёр» переводится как «река Река», то есть быстрая. Вот и влечёт путешественников-сплавщиков навстречу приключениям. Многое их на пути поджидает: омуты и водовороты, многочисленные коряги от давно упавших в воду мощных вековых дубов, душистых акаций, извилистых вязов, клёнов, ясеней и прочей береговой растительности, в хитросплетениях останков которых бобры и выдры обосновались и плотины понастроили. Из морёного-то дуба и хатка славная выходит, долговечная, надёжная!

Слышала когда-то, ещё в советскую эпоху, от взрослых историю о том, что японцы, мол, предлагали местным жителям русло Хопра почистить, но с условием: всё добытое себе забрать. За морёным дубом иностранцы очень охотились, ведь дуб – превосходный строительный материал, а если он в воде несколько лет пролежит, то цены ему не будет, настолько прочен и красив становится. Но не договорились с хопёрскими казаками японцы…

Вот так и выходит, что у дедов моих добротный дом на берегу Хопра уже второй век гордо стоит и до сих пор не подмигивает прохожим покосившимися ставнями. А за домом – сад. Тургеневским среди своих называется, потому что на улице имени великого русского писателя расположен и новую, другую, сказку-быль из себя представляет. Родина – она ведь с дороги начинается, а рекой, лесом и родным домом заканчивается. Где на свет появился, чему обрадовался, что на всю жизнь до боли в сердце запомнил – то и Родина! Так-то.