Kitabı oku: «Антология социально-экономической мысли России. XIX–XX века. Том 1», sayfa 2

Булгаков С. Н
Капитализм и земледелие³

Отдел первый. Крупное производство в земледелии

Глава IV. История германского землевладения XIX век

Недостаток рабочих рук, и именно редкость их населения, оказывается основной причиной хозяйственной их отсталости, вызывающей перенаселение: согласно этому парадоксу, заработная плата и спрос на труд всего выше там, где наибольшее его предложение благодаря густому населению, а всего ниже там, где предложение труда наименьшее, но зато и наименьший спрос: спрос на труд изменяется прямо пропорционально предложению. В этом противоречии движется новейшая хозяйственная история Германии, и промышленный капитализм мало по малу поражает на голову аграрный.

Нетрудно видеть – мы знакомы с этим уже по опыту Англии, – что эмигрирующие сельскохозяйственные рабочие не только получают надежду на улучшение собственного положения, но и, несомненно, улучшают положение оставшихся товарищей. Отношение между спросом и предложением труда изменяется в пользу рабочих. Вот почему и в Германии, хотя и в слабейшей степени, чем в Англии, мы наблюдаем одно и то же явление, коренящееся в самых основах экономики земледелия: положение труда, невыносимо тягостное в эпоху наибольшего процветания земледелия, становится более благоприятным в эпоху аграрного кризиса. Интересы предпринимателя и рабочего в земледелии антагонистичны как ни в одной из других отраслей промышленности, где существует известная солидарность интересов труда и производства, выражающаяся в экономии высокой заработной платы. Антагонизм этот оказывается фатальным для крупного производства, потому что повышение заработной платы настигает его в момент наименьшей платежеспособности.

Поднятие заработной платы сельскохозяйственных рабочих становится ощутительным с 70-х годов. Наибольшей высоты заработная плата сельскохозяйственных рабочих достигла, говорит Гольц, после франко-прусской войны, в начале 70-х годов. Вся экономическая жизнь испытала тогда необыкновенный подъем; значительное количество новых предприятий было впервые вызвано в жизнь, уже существовавшие расширялись, спрос на рабочую силу был выше предложения, золото было в изобилии; цены как на растительные, так и животные продукты сельского хозяйства достигли такой высоты, какой они никогда не достигали прежде за исключением нескольких голодных годов. Вследствие всех этих причин, возросла заработная плата сначала в городах, в промышленности. Сельскохозяйственные рабочие из восточных провинций Пруссии массами выселялись в города и промышленные округа западной Германии, чтобы заработать больше денег. Расширение железнодорожной сети, которое произошло за последнее время и на востоке, сделало это возможным с небольшими издержками. Если сельские хозяева хотели удержать у себя достаточное количество рабочей силы, они должны были значительно повысить цены. Подобный же подъем заработной платы сельскохозяйственных рабочих наблюдался и в Баварии в 70-х годах.

Начиная с 70-х годов заработная плата сельских рабочих – с вполне понятными колебаниями – растет, и, быть может, не столько растет уровень заработной платы наилучше поставленных рабочих, сколько уменьшается, а по местам даже исчезает тот класс голодных «свободных» рабочих, бездомовных и безземельных, который составлял социальную язву, a вместе с тем условие благополучия сельского хозяйства в первые три четверти XIX века.

Говоря абстрактно, ни за той, ни за другой отраслью человеческого труда нельзя отрицать права на поддержку и покровительство со стороны государства, и ни одна из них не имеет на это большего права, чем другая. Я знаю, какие красноречивые тирады могут быть сказаны на тему о тяжести налогов на хлеб для рабочего человека, но не менее красноречиво можно говорить и на тему о разорении сельского производителя под бременем низких цен. Там, где сталкиваются противоположные и одинаково оправданные интересы, не может быть дано принципиального разрешения вопроса, его решает фактическое положение вещей, удельный вес каждого из интересов. Поясню это парадоксальным примером. Представим себе, что Германия захотела бы разоружиться; эта мера, благодетельная для всего общества, тем не менее противоречила бы интересам рабочих Круппа и других фабрикантов, изготовлявших вооружение, потому что закрытие этих фабрик выбросило бы их на улицу. Однако здесь не может возникнуть никакого колебания, потому что, с одной стороны, затрагиваются весьма важные интересы всего общества, а с другой – им противостоят интересы небольшой группы. Но, несмотря на весь вред современного милитаризма, вопрос стоял бы далеко не так просто, если бы группа этих рабочих составляла значительную часть нации. Все сказанное a fortiori имеет силу относительно земледелия, – и здесь весь вопрос в фактической конкретной обстановке, не в что, а как. В первой половине XIX века хлебные пошлины в Англии, не оказывая поддержки земледелию, обогащали лишь за счет всей остальной нации лендлордов, они были вредны. В настоящее время хлебные пошлины в Англии ради интересов небольшой группы населения легли бы тяжело на всю отпускную промышленность и подвергли бы опасности все народное хозяйство. Напротив, теперешние пошлины в Германии, составляя некоторую поддержку земледелию, не оказывают чувствительного влияния на германскую промышленность, которая продолжает развиваться, поэтому они не могут вызывать того безусловного осуждения, которое они встречают в части немецкой прессы. Но дальнейшее экономическое развитие может и здесь изменить положение вещей коренным образом.

Решающий момент состоит в том, какое количество населения заинтересовано в хлебных пошлинах, какое в свободе торговли. К последней категории, очевидно, относится все неземледельческое население, т. е. около половины всего населения Германской империи, и часть земледельческого, именно покупающая хлеб. Нужно, однако, заметить, что метода прямого подсчета количества лиц, заинтересованных в повышении или понижении цен в данный момент, здесь недостаточно, он не только не решает вопроса, но придает ему неверную постановку: широкая экономическая политика не может ограничиться интересами нынешнего дня, она всегда должна ставить вопрос об условиях дальнейшего развития производительных сил страны и, в частности, земледелия. Вопрос этот относительно крестьянского хозяйства будет изложен в следующем отделе, а здесь коснемся сельскохозяйственных рабочих. Если заинтересованность в повышении цен на сельскохозяйственные продукты у юнкеров, крупного и среднего крестьянства более или менее очевидна, то она отрицается иногда для сельскохозяйственных рабочих. Указывают, что они тоже являются покупателями хлеба и других продуктов земледелия, следовательно, также заинтересованы в низких ценах на эти продукты (поскольку они не получают часть своей заработной платы натурою, в виде так называемого депутата). Но при этом совершенно упускается из виду то обстоятельство, что сельские рабочие суть не только потребители этих продуктов, но и производители их, и их потребительная способность определяется их успехами или неуспехами как производителей. Другими словами, ясно, что если и при данном состоянии цен дела крупного сельскохозяйственного предпринимателя плохи, то с их понижением они пойдут еще хуже, а вместе с тем ухудшится и положение сельскохозяйственного рабочего, которому грозит или дальнейшее понижение его заработной платы, или безработица. Не всякое повышение цен на продукты земледелия или доходности сельскохозяйственного предприятия ведет к повышению платы сельскохозяйственного рабочего, но известное понижение доходности или же падение цены ниже издержек производства сопровождается физической невозможностью платить даже прежнюю плату.

Поэтому в данном пункте интересы промышленных и сельскохозяйственных рабочих противоположны, что не устраняет, конечно, их солидарности в других, весьма существенных отношениях. Антагонизм этот не только не должен быть затушевываем, но он должен быть понят во всем своем объеме, ибо только при этом условии может быть установлено правильное к нему отношение и создана почва для ясной и сознательной политики.

Припомним, в заключение, основные моменты развития крупного хозяйства в германском земледелии. Крупное производство в земледелии есть здесь самая ранняя форма крупного предприятия вообще, оно существует долгое время, пока в промышленности царит еще всецело мелкое производство. Происхождение его, как это с полной точностью может быть установлено по крайней мере для восточной Пруссии, центра крупного землевладения, связано непосредственно с средневековой историей, и порог между старым и новым временем образует падение крепостного права. Отмена крепостного права совершилась на весьма выгодных для помещиков условиях: они увеличили в результате площадь своего хозяйства, обеспечили себе наемных рабочих, получили в виде выкупа значительный капитал. Если не считать потрясений, нанесенных войнами и кризисом 20-х годов, то время от 20-х до 70-х годов следует признать необыкновенно благоприятным для крупного земледелия. Во-первых, для него был обеспечен непрерывно растущий рынок и высокие цены на земледельческие продукты. Таким рынком первоначально явилась Англия, относительно которой Пруссия долгое время играет роль сельскохозяйственной колонии или аграрного округа. С течением времени такой рынок все в большей степени стал создаваться и внутри страны с ростом неземледельческого и городского населения. Капитал, кроме выкупных платежей, доставлялся кредитом. Изобильное предложение дешевого труда сельское хозяйство имело как благодаря созданному освобождением классу безземельных рабочих, так и чрезвычайно быстрому их размножению, толчок к которому дал именно хозяйственный переворот, созданный отменой крепостного права. Аграрное перенаселение, которому не было тогда отлива в другие части страны или в Америку, было к выгоде крупного землевладения; положение же класса сельских рабочих было весьма тягостно. Эта благоприятные для сельского хозяйства условия достигают наибольшего количественного развития в 50-х и 60-х годах, которые являются потому самым счастливым временем для прусского земледелия. Что же касается крестьянских хозяйств, то на востоке Пруссии многие из них, по-видимому, падают жертвой переходной эпохи приспособления к новым хозяйственным условиям и чрезмерной парцелляции вследствие чересчур быстрого населения, и их наследником нередко является растущее крупное хозяйство. С 50-х годов в Германии завязываются узлы новой промышленной жизни. Сначала медленно, а затем все быстрее и быстрые развивается промышленность (и в особенности крупная промышленность), страна прорезается во всех направлениях железнодорожными путями, Германия вступает на путь развития промышленного капитализма. Но этот путь оказывается роковым для капитализма земледельческого. Начать с того, что промышленный капитализм создает новые обширные и постоянно растущие сферы труда, оплачиваемого притом выше, чем земледельческий. Исчезает сначала избыток аграрного населения, благодаря которому заработная плата в деревне держалась на жалчайшем уровне, а затем уменьшается и вообще контингент сельскохозяйственных рабочих. Единственным средством удержать их является платить им высокую заработную плату, чего помещик не может или не хочет, а чаще всего то и другое вместе. Рядом с промышленными городами и округами местом отлива сельскохозяйственных рабочих является и Америка, чему возможность создана развитием новейших путей сообщения, стоящим в непосредственной связи с развитием промышленного капитализма и образующим одно из основных условий последнего. Таким образом, промышленный капитализм нанес удар земледельческому, лишив его дешевой рабочей силы. В то же время, благодаря тому же развитию новейших средств сообщения, на рынке появился хлеб из России и Америки, что создало условия для аграрного кризиса, выразившегося в понижении цен на продукты земледелия, а в конце концов и цен на землю или земельной ренты. Это обстоятельство лишило многих из землевладельцев капитала для ведения предприятия, который они почерпали, налагая на свои имения умеренную ипотеку; при росте цены земли она обеспечивала им постоянный источник предпринимательского капитала. Теперь же этот источник иссяк: для слабых капиталом землевладельцев оставалось входить в непосильные долги, что в трудные времена нередко вело к продаже с молотка. Особенно затруднительно было положение тех землевладельцев, которые купили имение с наложением значительного долга и по чрезмерно высокой цене (повышенной еще благодаря царившей до наступления кризиса уверенности в непрерывном росте цен и в будущем). Неудивительно, если ряды крупного землевладения дрогнули, и оно стало уступать свое место (уменьшаясь по местам относительно, а по местам и абсолютно) крестьянскому хозяйству.

Отдел второй. Мелкое производство в земледелии

Глава VI. Условия развития крестьянского хозяйства

1. Условия развития крестьянского хозяйства

1) Общая характеристика капитализма как явления популяционистического.

Всякая организация народного хозяйства предполагает известные количественные размеры, определенное количество населения, этой организацией охваченного. Различным ступеням народного хозяйства соответствует и различная плотность населения⁴; это является прямым следствием того, что население ограничено средствами существования. В то же время население находится в постоянном движении, – смена поколений приносит вечное обновление жизни, вместе с тем растет и число людей. Эти изменения в количестве населения являются необходимым условием смены хозяйственных форм, которая нередко именно этими изменениями и вынуждается. Роль движения населения в ходе экономического развития вообще принадлежит к наименее изученным и выясненным сторонам экономической жизни. Научное изучение истории населения едва начинается. Надлежащее выяснение роли движения населения значительно изменит наше понимание экономических процессов и, быть может, заставит внести этот момент в наши представления и о будущем развитии общества⁵.

Научному выяснению вопроса о населении чрезвычайно мешала до сих пор партийная страстность, с которой он обсуждался. Вопрос, имеющий, можно сказать, универсально историческое значение, был сужен до вопроса о причинах бедности в современном обществе и мерах борьбы с ней⁶. Вопрос обсуждался по преимуществу в той постановке, которую придал ему Мальтус. Мальтусу принадлежит бессмертная заслуга общей постановки вопроса о народонаселении⁷, после которой стало невозможно его игнорировать (мы видели также, насколько прав был Мальтус относительно Англии своего времени). Но он мог дать при тогдашнем состоянии общественной и экономической науки очень мало для выяснения вопроса. Как справедливо замечено было Марксом, формула Мальтуса отличалась чрезмерно абстрактным характером, недопустимым относительно такого исторически изменчивого явления, как движение населения, которое зависит от всей конкретной обстановки, включая сюда и естественные, и социальные, и политические условия⁸. Уже на основании теперешних знаний можно сказать, что формула, будто население вообще стремится превысить средства существования, неверна. История знает эпохи, когда население почему-либо отстает от них: под сильнейшим влиянием такого состояния населения происходило раскрепощение сельского населения Франции и Англии, а также, вероятно, и прикрепление населения к земле.

Но еще менее чем Мальтус, правы те, которые отрицают самую возможность превышения населением средств существования, вместительности данной организации народного хозяйства, емкости территории относительно населения. Обычное возражение в таких случаях, именно, что каждый вновь появляющийся рот приносит с собой и рабочие руки, может быть устранено тем соображением, что эта ссылка совершенно не считается с общественным характером теперешнего хозяйства. Лишь при существовании свободных даров природы – земли и т. д. – словом, при колониальных условиях, сопровождающихся, как мы увидим ниже, и особым способом размножения, каждый рот, действительно, приносит и новые руки: процесс производства носит здесь еще в значительной степени черты простой оккупации даров природы, общественное хозяйство является более собирательным, коллективным, нежели органическим единством. Но как только вся территория заселена, и хозяйство становится производством, а не оккупацией, то его ведет уже общественный человек, организующий производство с известной планомерностью. При этом является questio facti, способна ли данная организация вместить новое количество рук. Отношение между народнохозяйственной организацией и увеличивающимся населением может мыслиться в троякой форме. Первый и простейший случай тот, когда данная организация обладает еще значительной вместимостью, так что происходит количественное ее расширение, не сопровождающееся качественным изменением. Примером такого отношения может служить рост колониального населения, сопровождающийся простым расширением площади, привлекаемой к обработке (пока вся площадь не будет занята); примером этого же может послужить и современное капиталистическое хозяйство, которое обладает значительной способностью к количественному расширению; на счет этого расширения следует отнести рост населения европейских стран в XIX веке. Отношение между народнохозяйственной организацией и населением может мыслиться и в такой форме, что прирост населения, превышая уже емкость территории относительно населения, стимулирует переход к новым хозяйственным формам, обладающим большей емкостью территории. Такой случай мы рассмотрим ниже, говоря о возникновении капиталистического производства. Заметим, что здесь, образуется временное перенаселение в промежуточную эпоху, пока хозяйство не преобразуется соответственно новым требованиям. Наконец, последний случай отношения между народным хозяйством и населением состоит в том, что прирост населения, обгоняя вместимость данной организации, не вызывает в то же время по каким бы то ни было причинам перехода к высшим хозяйственным формам. Этот случай и может быть квалифицирован как перенаселение в собственном смысле.

Понятие перенаселения, конечно, вполне относительно. Его можно определить как такое состояние населения, когда имеется избыток рабочих рук, который не может быть производительно использован данным народным хозяйством. Здесь речь идет, следовательно, не о случайной или временной безработице – возможно, что таковая вытекает из данной хозяйственной организации и является до известной степени условием ее существования, – но о наличности постоянного избытка рабочих рук (возможно, что этот избыток выражается в существовании определенного класса безработных, но возможно, что избыточность распределяется на все рабочее население и выражается в недостаточной занятости последнего). Состояние перенаселения можно констатировать, таким образом, лишь после сложного учета баланса всего народного хозяйства; чем сложнее народное хозяйство, тем затруднительнее такой учет.

Состояние перенаселения имеет своим последствием нищету, болезни и порок, то, что Мальтус называл «restrictive checks» и что приводит население снова к равновесию. Движение населения в истории совсем не отмечено тем непрерывным и постепенным его ростом, к какому мы привыкли в XIX веке: население движется зигзагами, то взад, то вперед, то находится в застое. Задача уплотнения населения принадлежит к одним из наиболее трудно разрешаемых народнохозяйственных задач⁹.

Рост культуры выражается в росте потребностей, состояние бедности различно определяется поэтому для разных культур. А потому и состояние перенаселения ощущается в высшей культуре раньше и острее, нежели в низшей, где оно синонимирует нередко с голодной смертью. Как бы ни понималось, однако, состояние бедности, несомненно, что, при наличности перенаселения, известная часть бедности должна быть отнесена на счет абсолютной бедности, бедности производства, а не распределения. В первобытных стадиях культуры, где структура хозяйства проще и яснее, это едва ли может вызывать возражения. Возможность перенаселения в теперешнем народном хозяйстве отрицается обыкновенно ссылкой на неравномерность распределения благ и скопление богатств в немногих руках. Но не следует забывать, что вопрос об отношении населения к емкости территории может быть поставлен только относительно определенной, конкретной исторической обстановки; ссылки на возможные, но не существующие условия здесь не помогают.

Неравномерность распределения и скопление капиталов в руках немногих составляет одну из существенных особенностей теперешнего капиталистического строя, имеющего определенную емкость территории относительно населения. Устраните факт частного капиталовладения, вы измените тем самым в корне теперешнюю народнохозяйственную организацию, и вновь возникшая организация будет иметь иную, может быть, большую, а, может быть, и меньшую емкость территории. Но в пределах капиталистического хозяйства известную часть населения можно при наличности известных признаков квалифицировать как избыточную: об этом можно судить хотя бы по тому, что народное хозяйство, теряя эту часть населения в виде эмиграции, – а мы знаем уже, как колоссальна была в XIX веке европейская эмиграция, – ничего, кроме облегчения, не испытывает. Между тем в других случаях, теряя даже небольшую часть населения (напр., эмигрирующих сельскохозяйственных рабочих), оно чувствует это весьма болезненно. Огромные цифры европейской эмиграции в XIX веке красноречиво свидетельствуют, что, не взирая на рост емкости территории, европейское население систематически превышало возможные границы прироста населения.

Многим изложенные идеи покажутся отчуждающими, отчасти благодаря разным посторонним ассоциациям, с ними связанным. Тем не менее отрицать возможность перенаселения вообще (в вышеразъясненном смысле) нельзя уже по следующим соображениям. Если развитие социально-экономических отношений представляется процессом стихийным, от индивидуальной воли не зависящим, но ее собой определяющим, то такой же стихийной силой представляется человеческое размножение. Деторождение – акт индивидуальный, имеющий место в пределах данной семьи; население же есть социальное, собирательное понятие; каждая семья не знает о рождаемости во всех других семьях, население есть совокупный результат рождаемости различных семей. Хотя между формой хозяйства и размножением и существует известная зависимость, но эта зависимость чувствуется не столько в положительной, сколько отрицательной форме, как препятствие, когда население переступает известные границы и появляется уже перенаселение. В отношении между населением и формой хозяйства (Мальтус неудачно выражался в таких случаях: населением и средствами существования) выражается совокупное действие двух стихий: стихийной силы социальных отношений и не менее стихийной силы размножения, сил голода и любви. Согласное действие обеих этих стихий мы можем предположить только как случайное исключение; общим правилом является их несовпадение. Противное можно думать только с принятием учения о предустановленной гармонии, теологического оптимизма, долгое время царившего, да и до сих пор не умершего в воззрениях на перенаселение.

В пояснение должен добавить здесь, что сказанное относительно перенаселения вообще не нужно понимать в смысле социальной теории (как обычно понимается учение Мальтуса). Для нас это только экономическая теория, понятие перенаселения является лишним средством для более точной постановки экономического диагноза. Зло, проистекающее из перенаселения, является на известной ступени общественного развития столь же стихийным и фатальным, как и зло, проистекающее из социально-экономического состояния. Ожидать и желать сознательного приспособления населения к средствам существования от бедного, дикого и невежественного населения есть не меньший утопизм, чем требовать от патагонцев или бушменов, положим, машинного производства. Это было бы не только бессмысленное, но и бессодержательное требование, потому что пока социально-экономическая организация представляет собой стихию, не доступную человеческому контролю, к ней невозможно разумное приспособление. Стихия размножения может быть регулируема только тогда, когда больше сознательного контроля будет приложено относительно ведения социального хозяйства. Разрешение одной проблемы немыслимо без разрешения другой.

Но в приспособлении размножения к форме хозяйства мы видим во всяком случае особую проблему, которую предстоит разрешить будущему человечеству. До тех пор, пока человечество не овладеет стихийною силой размножения, бедность не может быть окончательно искоренена, опасность перенаселения будет всегда у дверей. Мне видится в будущем то состояние, когда люди будут сознательно приспособлять рождаемость к хозяйственным условиям. Этого можно ожидать, конечно, не от нравственного воздержания, которое с лицемерной жестокостью рекомендуется иными сторонниками Мальтуса. Можно думать, наоборот, что радости семейной жизни станут доступны большему числу людей, чем теперь, когда они составляют привилегию меньшинства. Помощи надо ждать от науки, от выработки ее методов регулирования населения.

Конечно, и в нравах должны произойти значительные изменения, лицемерие и предрассудки должны уступить место более честному, строгому и, осмелюсь добавить, нравственному отношению к вопросу. Люди, имеющие чрезмерно большое потомство, в особенности одержимые наследственными болезнями, будут, по известному выражению Дж. Ст. Милля, рассматриваться как пьяницы или преданные каким-либо другим излишествам.

В той постановке, в какой вопрос этот имеет значение и для настоящего, мы изучим его ниже. А так, всякая организация народного хозяйства представляет собою определенную фазу в развитии народонаселения, его плотности, состава и т. д. Современная, так называемая капиталистическая организация, рассматриваемая со стороны населения, также представляет совершенно своеобразное явление. Если европейская культура достигла необычайных, небывалых результатов в области развития производительности труда и создания народного богатства, то еще более удивительными представляются достигнутые ею результаты касательно повышения емкости территории относительно населения, уплотнения последнего. Европейская культура достигла в этом отношении невиданных и неслыханных результатов¹⁰. Разумеется, оба эти явления, – материальный прогресс и густота населения, находятся в связи между собою, это две стороны одного и того же явления. Но густота населения образует самостоятельную и великую силу цивилизации. Она увеличивает человеческий материал, который является субстратом культуры, она увеличивает, следовательно, возможность появления более многочисленных и более разнообразных талантов всякого рода, несущих свою лепту в духовную сокровищницу человечества: национальная литература, искусства, наука в том развитии, в каком мы сейчас их имеем, находятся в несомненной связи с этой обширностью человеческого материала. Далее густота населения развивает и усиливает общественность, создает более ощутительное психическое трение людей друг о друга, обогащает жизнь и повышает ее пульс; быть может, и в этом лежит причина общепризнанной нервности жизни XIX века в сравнении со всеми предыдущими. Города и городская жизнь являются кульминационными пунктами этого уплотнения населения, где взаимное трение людей достигает наибольших размеров, и культурный контраст деревни городу создается прежде всего именно различием в количестве населения.

Заслуги капитализма в области развития производительности труда общепризнаны; историческая роль капитализма в этом отношении, быть может, с наибольшим ударением была отмечена Марксом. Но гораздо менее оцененной и понятой осталась другая, не меньшая заслуга капитализма: создаваемая им ёмкость территории относительно населения.

Для капитализма в особенности характерно соединение повышения материального благосостояния с повышением плотности населения: здесь увеличивается не голодное и лишенное всяких потребностей население, но население с потребностями, непрерывно повышающимися. Этим европейский рост населения и его плотность отличается от тех случаев уплотнения населения, когда оно обязано исключительно благоприятным климатическим условиям и связанным с ними minimum’ом потребностей, который остается неизменным или понижается, но не повышается.

Уплотнение населения, характеризующее теперешнюю цивилизацию, связано с совершенно определенными изменениями в народнохозяйственной организации, именно с развитием товарного хозяйства, приведшим к отделению промышленности от земледелия, связано с развитием индустриализма. Именно индустриализму, развитию обрабатывающей промышленности (как мы знаем, в капиталистической ее форме) суждено было блистательное разрешение задачи уплотнения населения западной Европы.

И индустриализм разрешил эту задачу совершенно своеобразным способом, кладущим печать на всю историю XIX века. Уплотнение населения достигнуто путем не более или менее равномерного повышения ёмкости всей территории, а чрезвычайно неравномерных скоплений населения в ограниченных пунктах, городах, или промышленных центрах, между тем как целые огромные территории повышали свое население слабо, под конец даже совсем его теряли. Хотя поднялась ёмкость территории относительно населения и в земледельческих округах, однако это поднятие не было ни настолько всеобщим, ни настолько значительным, чтобы ослабить справедливость общего положения, что уплотнение населения совершилось в XIX веке за счет развития городов и промышленных центров, и распределение населения в наше время носит существенно новый характер отличаясь большей неравномерностью нежели в какую бы то ни было предшествующую эпоху.

Великие перемены в хозяйственной жизни народов делаются под давлением жестокой необходимости, а не свободного выбора. Деревенское население, находившее достаточное удовлетворение своих потребностей в деревне, конечно, не пошло бы за неверным заработком в новые места или города, возможность возникновения капиталистической промышленности была бы тем самым исключена. Необходимо, чтобы его погнала нужда или насилие, нужда от перенаселения, насилие от землевладельцев, но во всяком случае необходимо, чтобы было в наличности население, которое не может уже существовать в деревне.