Kitabı oku: «Антология социально-экономической мысли России. XIX–XX века. Том 1», sayfa 4

Ко всему этому нужно еще добавить частичную экспроприацию населения, которою сопровождалось падение крепостного права, а также отделение промыслов от земледелия и вытекающая отсюда необходимость покупать то, что прежде производилось дома.

Влача за собой обрывки цепей крепостного права, которое надолго переживает свою юридическую отмену, крестьянство первое время и от новых условий получает только отрицательные стороны, – перенаселение, трудность приспособления к рынку и еще нередко несение тяжелых податей для растущих денежных потребностей государства.

Потому естественно, что крестьянское хозяйство в начале капиталистической эры отличается необыкновенно низким уровнем. Деревня является в большинстве случаев болотом пауперизма, причем чем далее, тем становится хуже. Относительное благосостояние, выработанное при условиях крепостного быта, постепенно утрачивается под давлением непосильной борьбы и растущего населения, которое не имеет еще достаточного отлива. На этой почве вырастают все ядовитые злаки, какие свойственно перенаселению: кулачество, голодные аренды и пр. Голодовки не только не исчезают, но как будто даже усиливаются. Так дело продолжается до тех пор, пока развившаяся промышленность не сдвинет севшего на мель корабля народного хозяйства в открытое море.

Отдел третий. Экономические особенности колониального развития капитализма

Глава VIII. Северо-Американские Соединенные Штаты

1. Основные черты развития народного хозяйства в Соединенных Штатах

Развитие капиталистического производства в Европе является, в известном смысле, вынужденным необходимостью дальнейшего уплотнения населения. Оно порождается оскудением свободных и несвободных даров природы, закон убывающего плодородия почвы, этот бич человечества, а вместе и самый надежный его руководитель по пути прогресса, стоит у колыбели капитализма, повелительно требуя перехода к новой, высшей форме производства. Нищета и перенаселение характеризуют общественное состояние в начале капиталистического развития. Делом капитализма является уврачевать эту нищету повышением производительности человеческого труда, устранить первоначальное перенаселение повышением ёмкости территории относительно населения. Мы видели, что состояние населения (и перенаселения) задает тон всему капиталистическому развитию. С ним связаны судьбы рабочего класса, который от нищеты перенаселения поднимается до высокого культурного уровня, причем экономия высокой заработной платы заступает место экономии низкой. С ним связаны судьбы земледелия, ибо волна перенаселения, поднимая крупное хозяйство, опускает крестьянское, напротив, по миновании состояния перенаселения, ослабевает крупное хозяйство и укрепляется мелкое.

Но если в колониях отсутствует первоначальное перенаселение, то отсутствует и первоначальное накопление, – точнее, процесс этот выполняется в метрополии, колонии же получают уже готовый, накопленный капитал из метрополии. Колонии являются в некотором смысле Аркадией, беспечальною страной, которая не знает самых мучительных стадий развития промышленного капитализма, – стадий предкапиталистического перенаселения и первоначального накопления. Они пользуются плодами этого развития, муки которого пережила старая Европа, не зная унаследованной и застарелой бедности, они сразу вступают в стадии высокого развития производительности труда и народного богатства. Вот в чем кроется одно из самых основных условий изумительного роста народного богатства в Соединенных Штатах.

Первая и наиболее непосредственная причина, почему высокопромышленная страна заинтересована в колониях, есть закон убывающего плодородия почвы, благодаря которому является выгоден ввоз земледельческих продуктов, под условием вывоза промышленных. Отношения колониальной страны и метрополии строятся далее на возможности выгодного приложения капиталов, принадлежащих метрополии, в колониях. Известно, что прибыль на капитал так же, как и заработная плата, в колониях выше чем в метрополии. До известной степени, этот высокий уровень и прибыли, и заработной платы зависит от одной и той же причины, – от слабости конкуренции в новых странах и от изобилия здесь естественных богатств, благодаря которому общая производительность труда весьма высока. Этот высокий уровень производительности труда превращает здесь абсолютно высокую заработную плату в относительно низкую (чем и создается основа экономии высокой заработной платы, этого, прежде всего, американского явления).

Это значение колонии было также выяснено Уэкфильдом, который писал следующее: «В Америке высоки как прибыль, так и заработная плата. В Америке земля так хороша, она приносит столь обширный продукт труда и капитала, что все возделывающие ее получают очень много. Хорошей земли в Америке так много, что для каждого нет никакой необходимости затрачивать свой труд и капитал менее производительно, чем в земледелии. Поэтому весь капитал, затрачиваемый в Америке, дает высокую прибыль и высокую заработную плату… В Англии поле производства ограничено… Это ограниченное поле производства так полно капиталистов, что они, соперничая между собою, понижают прибыль до весьма низкого уровня, и так полно рабочими, что они, конкурируя друг с другом, уменьшают заработную плату до весьма низкого уровня… В Англии оба класса, и капиталисты, и рабочие, борются из-за места (room). Потому низкая прибыль и низкая заработная плата обязаны своим происхождением ограниченности поля производства для труда и капитала».

Фабричная система еще не вытеснила собою системы домашнего или индивидуального труда. В процесс производства разделения труда не существовало. Ученичество было весьма распространено, и ученики должны были обучаться всему производству, а не только одной какой-либо специальности, как в настоящее время; башмачник должен был, напр., учиться всему производству, начиная от дубления кож и кончая отделкой башмака. Благодаря этому между мастером и учеником существовали более близкие отношения, чем в наши дни. Отрасли промышленности не составляли удела корпораций. В употреблении были немногие и притом грубые орудия; не было ни уменья, ни средств строить машины. При недостатке рабочих рук крупное производство могло существовать только на основе несвободного труда. Рабство явилось поэтому экономической необходимостью в колониях, раз вообще была почва для крупного производства. Наряду с рабством негров, другой формой обеспечения трудом крупного предприятия являлось и временное закабаление белых, по преимуществу, за долги.

Период от 1815 до 1830 годов в Соединенных Штатах К. Райт определяет как период переходного состояния промышленности; он начинается введением фабричной системы и заканчивается более или менее полным ее распространением в крупной текстильной промышленности.

В Соединенных Штатах не население опережало рост капитала, а капитал опережал рост населения. Поэтому, если первые стадии развития капитализма в Европе отмечены хроническим избытком населения, то в Америке наоборот, – хроническим его недостатком. Уже в силу этого заработная плата здесь должна находиться на высшем уровне, чем в Европе. Но есть и другая могущественная причина, гарантирующая рабочему известный, сравнительно высокий уровень заработной платы, – это наличность свободной земли и возможность для каждого рабочего бросить промышленность и завести собственное хозяйство.

В Америке перемена профессий, не исключая и земледелия, есть самое обычное явление, основная черта американской жизни. Американец всего больше соответствует тому отвлеченному «economic man», от представления о котором исходила в своих дедукциях классическая школа.

Итак, высокий уровень заработной платы сравнительно с Европой является фактом общепризнанным. Из этого факта вытекает несколько важных следствий. Прежде всего, предприниматель, выплачивая высокую заработную плату, требует и напряженного труда. Другими словами, Америка является областью полного господства экономии высокой заработной платы, которая нашла здесь и видных теоретиков (Шенгоф, Гентон и др.). Приведем несколько устарелое, но зато чрезвычайно выразительное свидетельство Дуэ относительно интенсивности американского труда: «От рабочего требуется здесь вдвое или втрое большее количество труда, чем в Европе. Машины на фабриках идут почти вдвое скорее чем в Англии и втрое скорее чем в Германии. При прядении хлопка рабочий делает до 20 английских (4 немецких) миль в день; ткач, который не может присматривать, по крайней мере, за двумя станками, едва ли проживет своей заработной платой. Каменщик, который кладет в день менее 2500–3000 кирпичей, найдет работу только в случае особой нужды, потому что четырехэтажные дома в 25 футов ширины и 60 вышины должны быть готовы в 4 месяца. Сельский рабочий должен быть в состоянии один наблюдать за 40 акрами, и при этом его рабочий день даже летом продолжается не более 10 часов. Здесь в Америке никто не располагает временем, чтобы курить во время работы. На фабриках нельзя болтать, петь или вообще делать какой-либо перерыв; это запрещено или же становится запрещенным само собою». Естественно, что такая напряженная работа требует и соответствующего питания. «Одним картофелем, хлебом и вообще мучнистыми продуктами не может прожить ни один американский работник. Даже итальянцы, словаки и ирландцы, привыкшие дома к исключительно растительной пище, скоро усваивают привычку получать больше трех раз в день мясо или вместо него яйца, масло и сыр, молоко, рыбу и питательные напитки. Растительные блюда служат не больше как приправой и употребляются в малом количестве»¹⁵.

Дороговизна рабочей силы составляет одну из сильнейших причин, двигающих Америку по пути промышленного прогресса и совершенно исключительного здесь развития машинного производства. «Естественно, экономия в средствах производства прежде всего направляется на самый дорогой его фактор, – именно, заработную плату. Насколько невозможно ее понизить, стараются по возможности совсем ее не платить, замещая труд капиталом». Отсюда понятно происхождение специально американского гения, – изобретательности. Им Америка обязана колониальному характеру своего развития.

Американскому предпринимателю приходится иметь дело не только с дорогой рабочей силой, но и сравнительно низшего качества: постоянно прибывающая волна эмиграции приносит далеко не лучших представителей европейского труда. К тому же указанная текучесть американской жизни, частые перемены профессий мешают образованию у широкого круга рабочих той технической выучки, которая составляет в Европе отличие, так назыв. skilled labour. Этим объясняется другая черта американской техники, превосходно выясненная Сарториусом: стремление расширить сферу необученного труда на счет обученного, что, при прочих равных условиях, требует более сложных и многочисленных машин. Эта черта, – также прямой результат колониального характера развития, – противодействует развитию рабочих союзов английского типа, – замкнутой организации отдельных профессий, но требует широкого, не профессионального, а локального, иногда даже национального сплочения труда (рыцари труда, американская федерация труда). Отсюда понятны огромные различия в английских и американских рабочих организациях.

Слабое развитие профессиональных союзов и прочих боевых организаций в Америке объясняется также и тем, что при данных экономических условиях в них нет необходимости, – все важнейшие функции их исполняет свободная земля. Экономическую роль рабочих организации в капиталистическом хозяйстве можно выразить так, что они содействуют, ускоряют и вынуждают переход от экономии низкой заработной платы, которая господствует во всех старых странах в начальные стадии капиталистического развития, к экономии высокой заработной платы. В Америке такой задачи не существует: благодаря свободной земле развитие капитализма и началось здесь прямо с экономии высокой заработной платы. В частности, рабочие организации стремятся обеспечить своим членам известный уровень заработной платы, – здесь это обеспечивает своей реальной или потенциальной конкуренцией свободная земля, – страховать своих членов от безработицы, – и это делает свободная земля, – гарантировать им известную продолжительность рабочего дня и условия труда, – но это само собой разумеется при той интенсивности труда, которая вынуждается экономией высокой заработной платы. Свободная земля – палладиум американских рабочих, вернее обеспечивающий их интересы, нежели всякие рабочие организации.

Для американского рабочего сословия фонд свободной земли даже после своего истощения является благодетельным, ибо благодаря ему создался высокий уровень standart of life, который легче отстоять, чем завоевать вновь. Рост потребностей у рабочего, достигшего уже известного уровня развития, ведет к постепенному поднятию заработной платы и препятствует ее понижению. Поэтому и в Америке, вместе с ростом народного богатства, мы видим непрерывное повышение заработной платы.

Новейший американский автор пишет о потребностях теперешнего американского фермера следующее: «Хотя цены упали, но уровень жизни поднялся. Многое из того, что составляет в настоящее время предмет удобства и комфорта, 40–50 лет тому назад являлось роскошью, доступной только богатым людям. Например, в Сев. Каролине средний фермер имел сахар в кофе только по воскресеньям. Он сам делал свои плуги, бороны, ручки, люльки и спицы, строил свой дом и сарай. Его жена шила не только платье для всего семейства, но и матрацы, подушки, одеяла и т. д. Теперь фермеры строят лучшие дома, покупают столы, шкапы, скатерти, чулки, занавески, картины, пианино, органы, часы и т. д. Они покупают больше и лучшего качества платье, шляпы и обувь. Они едят лучше приготовленную пишу, покупают больше рыбы, мяса, сахара, кофе и риса».

На долю американской энергии и предприимчивости должны быть отчасти отнесены успехи американского земледелия. Но не эти качества, как они ни ценны, обусловили ту всепобеждающую силу американского земледелия, от которой рушится и стонет земледелие европейское. Успехи эти стоят в связи с колониальным характером американского земледелия, с обращением под обработку новых земель; благодаря этому экстенсивному, а не интенсивному повышению производства, росла производительность американского земледелия: производство зерновых хлебов с 1839 по 1889 год выросло с 615 625 312 буш. до 3 518 816 904 буш., а в частности, пшеницы с 84 823 272 до 486 373,968 буш. Причины американской конкуренции лежат не в каких-либо преимуществах американского земледелия как такового, преимущества эти не играют никакой существенной роли, – поселите в Америку русского мужика и он будет почти столь же опасным конкурентом европейскому земледелию, как и теперешний американский фермер.

Причина эта в том, что, благодаря изобилию свободной земли, здесь временно не чувствуется закон убывающего плодородия почвы; преимущества Америки в данном случае не в культуре, а в некультурности. Так как рента и цена земли являются функцией закона убывающего плодородия почвы, результатом ограниченности производительных сил земли, то здесь нет или почти нет и ренты и цены земли. Левассер говорит: «Американцы употребляют мало удобрения. Земля в большинстве штатов еще не имеет достаточно высокой ценности для того, чтобы возделыватель решился увеличивать ее производительность, затрачивая лишний капитал. До сих пор дело больше сводилось к возделыванию новых земель, а не мелиорированью старых»¹⁶. Сюда же относится и односторонний характер американского земледелия, который является результатом стремления извлечь наибольший доход из земли с наименьшими издержками. Этого рода разделение труда или, точнее, специализация производства, не только не имеет ничего общего с разделением труда в промышленности, но является также одной из форм хищнического хозяйства, при котором менее всего заботятся о наиболее использовании земли.

Недостаток рабочих, естественно, составляет основную особенность американского земледелия; если он чувствуется здесь и в промышленности, тем более он должен чувствоваться в земледелии. Американский хозяин должен прежде всего и во всем экономить труд. В связи с этим стоит чрезвычайно низкая работоинтенсивность хозяйства, существующего наемным трудом, а также и его односторонность, позволяющая большее сбережение труда. «Благодаря необходимости экономить труд, остаются невыполненными меньшие работы, которые в Европе служат к украшению и содержанию в чистоте имения и усадьбы. Столь аккуратно и чисто содержимых дворов, столь опрятного содержания поля, столь хорошо вычищенного скота, как все это часто встречается в имениях Германии и Австрии, я почти не видал в Америке», – пишет проф. Вилькенс.

Благодаря общему недостатку рабочей силы в Америке, сельскохозяйственные рабочие не являются такими париями рабочего сословия, как в Европе, – они предъявляют совершенно такие же требования, как и промышленные рабочие.

Стремление экономить на заработной плате приводит, прежде всего, к тому, что предприниматели стремятся записать рабочего не на весь год, а на определенный срок, на то время, когда в наибольшей степени сосредоточиваются сельскохозяйственные работы. Это вызвало своеобразное явление американской жизни, – странствования земледельческих рабочих, составляющих условие существования пустынных ферм дальнего Запада.

Вторым следствием недостатка рабочей силы и высокой заработной платы является широкое распространение сельскохозяйственных машин, стремление усилить капиталоинтенсивность хозяйства за счет трудоинтенсивности. Условием, облегчающим широкое применение машин, является крайне экстенсивный, а вместе однообразный характер сельскохозяйственного производства в Америке. Мы уже знаем, что машина находит тем больший доступ в сельское хозяйство, чем оно экстенсивнее и проще, одностороннее; степень участия машин в производстве должна уменьшиться после того, как американское земледелие станет интенсивнее. Обширные девственные степи, ровные и свободные от камней, представляют особенно благоприятное поле для паровой обработки в обширных хозяйственных комплексах.

Машинная обработка почвы облегчается и тем, что здесь машина сама идет к фермеру. Большая часть машинных фабрикантов и торговцев имеют агентов, которые разъезжают по стране и, не щадя красноречия, нахваливают сельским хозяевам свои машины, которые отдаются в кредит. Этот кредит, конечно, весьма дорог, он обходится иногда в 40 %, но в большинстве случаев машина очень необходима, чтобы заменять дорогую заработную плату. «Если фермер не может по размеру своего имения или средств сам купить подходящую машину, то он соединяется с одним или несколькими соседями в маленькое товарищество и машина приобретается сообща; или же, что также нередко бывает, он совсем отказывается от покупки нужной машины и нанимает ее у другого сельского хозяина или предпринимателя за соответствующую плату… Во многих местах установился такой обычай, что фермер за деньги отдает косить хлеб особым предпринимателям, которые ездят со своими машинами от фермы к ферме. По местам и при особых обстоятельствах владельцы поручают другим даже пахать свою землю, в том случае, если требуется необыкновенно глубокая вспашка, для чего употребляется, большей частью, паровой плуг, или же если впервые запахивается прерия или пастбище».

Машинное производство сделало мыслимым возделывание пустынных областей Запада, которое было бы невозможно иначе в силу недостатка рабочей силы. Вместе с тем оно повысило в несколько раз производительность рабочего, точнее, ту земельную площадь, которую он может обработать. Машина до известной степени регулирует и должную интенсивность труда, благодаря чему относительно удешевляется рабочая сила.

Заключение

Глава IX. Основные особенности современного момента развития капитализма

Капиталистическое производство никогда не являлось, строго говоря, народным хозяйством, уже его первые шаги отмечены интернациональным характером. В настоящее же время капитализм представляет собою, несомненно, явление мирового хозяйства, которое может быть понято только как таковое. В особенности же судьбы развития сельского хозяйства находятся в исключительной зависимости от мирового рынка. Поэтому, чтобы подвести окончательные итоги всего нашего изучения, нам следует еще выяснить современные особенности миpовoгo рынка.

Капиталистические и некапиталистические страны, составляющие в своей совокупности целое мирового хозяйства, связаны между собою несколькими цепями, различного материала и различной прочности. Все эти различия погашаются в понятии внешней торговли, которая представляет собою общий итог зависимости стран между собою; но они должны быть особо выделены в теоретическом анализе.

Первая цепь, связующая между собою все культурные страны, есть международная торговля в собственном смысле как результат международного разделения труда. Эта цепь, выкованная из прочного металла, становится все прочнее с развитием культуры. В основе этой формы разделения труда лежат естественные различия в условиях производства, позволяющих производить данный товар при наиболее выгодных условиях или вообще создающих возможность производства данного товара (напр., определенный климат). Особенность этого разделения труда состоит в том, что все меняющиеся страны выигрывают от такого обмена, он предполагает поэтому отношения равенства и отсутствие эксплуатации одной страны другой. Это разделение труда является естественным последствием роста и утончения потребностей, которому не в силах удовлетворить даже разносторонне развитое внутреннее производство. По справедливому замечанию Зомбарта, эта форма внешней торговли растет и будет расти вместе с культурой. Именно ростом этого рода внешней торговли объясняется тот факт, что наибольшая доля торговли самых культурных стран падает на обмен их между собою; «рынок» в наибольшей степени создают друг для друга капиталистические страны.

Вторая цепь, связующая между собою страны в международном обмене, сделана совсем из другого металла, чем первая. Это – зависимость одних стран от других как от своего рынка. Ни одна страна и ни одна отрасль производства не обладают волшебной привилегией быть всепоглощающим и ничего не возвращающим рынком, что рынком являются разные отрасли производства друг для друга. Развитое капиталистическое производство представляет собою самодовлеющий рынок, способный к автоматическому расширению как путем дальнейшего разделения общественного труда или экстенсивного развития капитализма, так и роста уже существующих отраслей, или интенсивного развития капитализма.

Третья цепь, связывающая страны в международном обмене, отлита из совсем иного металла, чем две предыдущие. Она обязана своим существованием закону убывающего плодородия почвы и связывает между собою страны, вывозящие продукты земледелия, и их ввозящие. Эта зависимость стран, ввозящих от стран вывозящих, характеризует собою, мы знаем, развитие мирового капитализма как явления популяционистического и находится в зависимости от особого способа поднятия ёмкости территории относительно населения в капиталистическом обществе. Стоимость ввозимых предметов пищи играет в теперешних капиталистических странах немалую роль в общем составе импорта.

Однако значение импорта продуктов земледелия нужно мерить не фактическими размерами ввозимой ценности (эта ценность за последнюю четверть века к тому же относительно понижается благодаря понижению цен на продукты земледелия), но его историческим значением для импортирующих стран, которые освобождаются, благодаря этому ввозу, от ига убывающего плодородия почвы. Капиталистическая цивилизация в теперешнем масштабе едва ли была бы возможна без этого условия, оно имеет хотя отрицательное, но колоссальное значение. Городская цивилизация и промышленность, быть может, уперлись бы в барьер убывающего плодородия почвы, выражающегося в росте цен на продукты земледелия, как он начался было в первую половину капиталистического развития, и зачахли бы, недоразвившись.

Какие же могут быть сделаны выводы относительно капиталистического развития в его целом? Единственный, заслуживающий внимания, диагноз и прогноз относительно капиталистического хозяйства принадлежит Марксу и сделан 33 года тому назад. По учению Маркса, естественная концентрация производства неизбежно ведет к обращению средств производства из частных в общественные и установлению социалистического хозяйства. Насколько можно признать справедливым учение Маркса для настоящего времени? Никто не спорит, что Маркс чересчур упростил и схематизировал ход развития промышленности, в котором тенденция к концентрации производства есть только одна из многочисленных тенденций, как централизующих, так децентрализующих. Равнодействующая этих тенденций выражается, действительно, в общей, хотя и слабо выраженной, концентрации производства, но эта концентрация ни по характеру, ни по темпу, ни по значению не является такой, какой представлял ее Маркс. Тем не менее, для обрабатывающей промышленности за диагнозом Маркса нельзя отрицать известной относительной правоты. Но он совершенно неправ касательно земледелия. В земледелии не только никакой концентрации не происходит, но с чрезвычайной силой выступают децентрализующие тенденции.

Но раз земледелие и промышленность (а также и торговля) характеризуются если не противоположным, то, по крайней мере, различным ходом развития, можно ли развитие капиталистического хозяйства определить какой-нибудь одной господствующей тенденцией, как попытался сделать это Маркс, очевидно, нельзя. Формула, по которой этот ход развития определялся бы в сторону концентрации или наоборот, была бы неверна, потому что не учитывала бы всей фактической сложности развития. Поэтому общее воззрение Маркса о развитии капитализма, с неотвратимой необходимостью ведущем к коллективизму, также неверно.

Единственное, что позволяют нам утверждать данные науки, это то, что настоящее экономическое развитие ведет к постепенному отмиранию самых тяжелых и грубых форм эксплуатации человека человеком, хотя и разными способами; в промышленности – концентрируя производство и подвергая его все более общественному контролю, в земледелии – уничтожая крупное предприятие и ставя на его место крепкое крестьянское. Оба эти течения объединяются в мощном демократическом потоке, который – можно сказать с чувством удовлетворения – приносит новые, лучшие, более удовлетворяющие требованиям социальной справедливости общественные формы.

Но если диагноз и прогноз Маркса уже потеряли свое значение в применении к развитию форм капиталистического предприятия, то еще больше они утратили цену в применении к развитию капиталистического хозяйства в его целом. Они основываются на наблюдениях над развитием английского капитализма 40–50-х и, пожалуй, начала 60-х годов, – эпохи английской супрематии, момента высшего развития товарного экспорта. Капиталистическое развитие всех прочих стран и связанные с ним изменения в мировом рынке – все это пришло позже. Связанность стран во взаимном обмене на почве международного разделения труда тогда только еще устанавливалась. Проблемы, которую ставит будущему закон убывающего плодородия почвы, совсем не существовало для Маркса. Прогноз Маркса, имевший определенное значение для своего времени, для настоящего времени не неверен, а просто неприложим, ибо лишен всякого содержания.

Ошибка Маркса да послужит нам предостережением. Она объясняется не тем, что ему не хватало ума, – ум он имел гениальный, – и не тем, что ему не хватало знаний, – он принадлежит к самым ученым экономистам не только своего, но и всех времен, – она объясняется общими социально-философскими воззрениями Маркса, его переоценкой действительных способностей и значения социальной науки, границ социального познания.