Мой прошлый разговор с Вейгом и Стивом, кажется, возымел эффект и мне дают что-то типа премии. Это выглядит как жалкая подачка, но я очень рад этим деньгам. Я прекрасно понимаю, что это ненадолго, – я раздам кое-какие долги, расплачусь за квартиру, и у меня останется ещё несколько сотен. Так что, в принципе, я смогу протянуть ещё недели две. Это будут хорошие дни, когда я смогу не думать о деньгах в моём кармане и смогу больше сосредоточиться на работе.
Про разговор о моей новой должности пока ничего не слышно. Забегая вперёд, я представляю, что Стиву теперь постоянно придётся так просить за меня или мне самому нужно будет напрячься и выпросить премиальные. И это не сможет продолжаться долго.
А пока я хочу отдохнуть от тяжёлых мыслей. Я снова смогу сам купить себе выпивки. Сегодня я могу это себе позволить. Купить нормальной еды. Уже жду, когда отправлюсь в супермаркет и почувствую себя полноценным членом этой человеческой массы, тратящей деньги.
Так хочется сделать всё самому. Собственно, и праздновать я буду сам. Один. Не хочу ни с кем делить своё недолгое счастье. Даже с Катрин.
Но не всегда всё выходит так, как мы планируем. Вечером раздаётся звонок моего сотового. Это мой старший брат. Кажется, мало, что может сейчас испортить мне настроение, а редкие разговоры с братом могут легко вогнать меня в уныние. Мы очень редко видимся и ещё реже созваниваемся, поэтому я несколько удивлён его внезапному появлению в моей новой жизни. Мы с ним никогда особо не враждовали и до некоторых пор даже были очень близки.
Мне едва исполнилось восемнадцать лет, когда из госпиталя позвонили и сообщили, что у отца, который попал туда после второго инфаркта, ночью случился ещё один приступ. Мы с братом сразу отправились в госпиталь и провели там несколько часов, пока врачи боролись за его жизнь, пытаясь вновь заставить его сердце работать. Но его сердце остановилось и больше не поддавалось никакой врачебной магии. Отец был уже мёртв, когда мы сидели в зале ожидания и молились без слов.
Мы остались вдвоём, и с тех пор что-то словно надломилось в наших отношениях. Мы не стали ненавидеть и уж тем более винить друг друга в смерти отца. Мы просто отдалились, каждый заперся в своей скорби, боясь нарушить идиллию своего горя. Папа был единственным связующим звеном, которое держало нас с братом вместе долгие годы, несмотря на все разочарования и обиды, которые мы без труда ему доставляли. Не удивительно, что, в конце концов, его сердце не выдержало. Я почти не навещал его, когда он попал в госпиталь второй раз с очередным инфарктом. Я думал, раз он выкарабкался однажды, то сможет это сделать и ещё раз. Но я был не прав и это самая большая ошибка в моей жизни, которую я, наверно, никогда не смогу себе простить и забыть. Я и не хочу забывать.
Если у человека в жизни есть рана, которая постоянно болит, это становится самым верным стимулом не допустить появления ещё одной такой раны. Пусть эта рана кровоточит. Пока это не смертельно, с этим можно жить, периодически меняя повязку. Пусть эта боль никогда не даёт о себе забыть. На её фоне всё остальное будет казаться всего лишь жалким укусом какого-нибудь мелкого насекомого. Этому нас тоже учил наш отец.
Мы с братом были плохими учениками.
Однако Даниэль – так зовут моего брата – смог сделать так, чтобы Роман Таневский, наш отец, им гордился. У брата своя адвокатская контора. Это приносит ему стабильный годовой доход и постоянные семейные разборки.
Так уж сложилось, что того, что было у брата, никогда не было у меня и наоборот; так мне в большой, а брату в меньшей степени везло в отношениях с женским полом, а брату больше везло в денежных вопросах. И как мы с ним не старались изменить это проклятье в стили Вуду, у нас ничего не получалось. Брат был женат уже дважды. Сейчас у него третий брак и он уже близок к той стадии, когда о нём говорят «трещит по швам». Согласитесь, назвать это везением можно с большой натяжкой. Я же, наоборот, всегда хорошо ладил с противоположным полом. Из этого, правда, ничего серьёзного пока не вышло, но в таких делах спешка может быть довольно губительным фактором и мой брат живой тому пример. Мне спешить некуда. В отличие от своего старшего сородича, я финансово зависим от множества обстоятельств и это не прибавляет мне смелости сделать из моего везения нечто социально правильное, то есть жениться. Исключением не являются и новые события, связанные с Катрин, в которых я так же, никак не затронут финансово. Это не делает из меня крутого парня.
Брат говорит, что соскучился и хочет увидеться сегодня. Я милостиво приглашаю его посетить мою скромную обитель, благо все необходимые расслабляющие вещества для этого уже имеются.
– Скоро буду, – говорит брат.
Через час мы уже курим, закидываем в себя какую-то еду, запиваем всё это сангрией и смотрим очень популярный и дико пошлый сериал по кабельному телевидению.
Странно, но сегодня я рад видеть Даниэля и его присутствие нисколько меня не раздражает. Оно даже придаёт мне сил. Мне так о многом надо рассказать ему. Я почти забыл, что он единственный родной мне человек в этом забытом всеми небесными силами городе.
Мы пьём сангрию сегодня.
Я рассказываю ему о том, что, возможно, скоро женюсь на Катрин, о том, что это фиктивный брак и о причинах, по которым это нужно Катрин.
– Ты же знаешь, что это дерьмо незаконно, так?
– Я сейчас разговариваю со своим старшим братом, а не с юристом, – говорю я.
– Да, но всё равно.
– Я это всё знаю, Дан. Но фиктивность этого брака сама по себе фиктивна.
– Ну, если вы оба соответствуете всем требованиям штата, то никаких проблем возникнуть не должно. Но юристы её матери могут захотеть тебя проверить тебя. Так что придётся ещё доказывать правдоподобность вашего брака.
– Так, ладно, брат. Тогда прикинем. Мы оба совершеннолетние, оба являемся гражданами, не являемся родственниками и со вчерашнего дня это брак по обоюдному согласию.
Катрин никогда особо не нравилась Даниэлю, но мой брат не из тех, кто будет предвзято относиться ко всем, кто по каким-либо причинам им не симпатичен. Тем больше, он не собирается мне навязывать своё видение ситуации. Как юрист, он предлагает помощь в составлении и проверки всех документов по завещанию и по брачному договору.
– Ты опять поругался с Ким? – я решаю перевести все стрелки на брата.
– С чего ты взял?
– Когда ты последний раз был тут просто так?
– Хороший аргумент, но нет.
– И что с ней не так?
Он устало разводит руками.
– Всё немного сложнее, чем кажется.
– Не расскажешь?
– Ну, – вздыхает он, – взять хотя бы то, что он полностью пытается контролировать все мои расходы и приходы. Этого мало?
– Наверно.
– Говорю тебе, она пытается вытрясти из меня всё до последнего пенни. Кажется, деньги – это всё, о чём она думает. А сама она между прочим так и не работает.
– И что подсказывает тебе твой опыт?
– А ничего, – говорит он с натянутой улыбкой. – А кроме того, она всё реже позволяет мне видеться с дочерью. А ты знаешь, что это худшее, что может сделать женщина.
У Даниэля есть дочь от первого брака. Моя прекрасная и любимая племянница Кэрри.
– Ты уж извини, брат, что тебе приходится это выслушивать.
Я хлопаю его по плечу и делаю глоток сангрии.
– Для этого ты здесь, брат.
– Знаешь, я со всяким могу смириться, но это всё просто выводит меня из себя. Я никогда ей сильно ни в чём не отказывал, хотя мы знавали и не лучшие времена, когда мне наверно стоило её притормаживать. Но сейчас это просто какой-то ахтунг.
– Отправь её обратно в Лос-Анджелес. Обратно к шесту, в чём проблема?
– Проще её пристрелить, если честно. Я сто раз предупреждал её, что подам на развод, но она тут же превращается в пушистую и ласковую собачонку. Блядь. А проходит всего два дня, и она опять находит какую-то ерунду, как повод для ругани.
– Может это у неё болезнь какая?
Я знаю, что брат со мной не согласится.
– Шутишь, да? Какая к чёрту болезнь? – взрывается Даниэль. – Болезнь, ага. Шопофрения и бабкомания. Плюс к этому мозгодолбофилия! Вот и все её болезни. Тут медицина бессильна.
– Ну, ты же всё-таки юрист, – говорю я, пытаясь звучать, как можно убедительнее, – есть же какие-то дыры в законе, в вашем брачном договоре или как там у вас, я не знаю.
Брат на минуту замолкает и уходит в глубокую задумчивость. Я наливаю себе ещё сангрии и делаю неутешительные выводы, что брат всё ещё что-то испытывает к своей супруге. Будет просто отвратительно, если это любовь.
– Есть, – говорит брат, – но дело в другом. Видишь ли, брак, – это очень странная штука, брат. Ты женишься, чтобы заботиться и защищать женщину, которую любишь, но в конечном счёте оказываешься сам защищённым меньше, чем чёртов кролик в шляпе фокусника.
Я усмехаюсь.
– И самое ужасное, что ты постоянно ловишь себя на мысли, что ты будешь делать, когда всё закончится. Что если однажды ты проснёшься и осознаешь, что рядом никого больше нет.
– Ты пытаешься меня запугать или что?
Брат улыбается в ответ.
– Нет, просто у каждого брака свой путь к счастью. Я иногда рассуждаю, что если наш путь вот такой.
– Да уж, – говорю. – Каждый третий удачный.
– Согласен, иногда это очень смахивает на лотерею.
Я делаю ещё один глоток и пожимаю плечами.
– Брат, если хочешь узнать моё мнение, то этот брак не очень похож на призовой. Прости.
– Да всё порядке, – шмыгает носом Дан. – Я найду способ осадить эту кобылу, обещаю. Рано или поздно не выдержу и дам ей пинка. Единственный плюс этого брака – отсутствие детей. Таких же спиногрызов, как она я б не вытерпел. Я люблю детей и был бы счастлив, появись у меня ещё один ребёнок. Кэрри уже большая и ей не помешал бы брат или сестра, чтоб с ранних ногтей училась заботиться о ком-то кроме себя. А то потом вырастают такие кровососущие дуры, как, к примеру, её же мать.
Мы допиваем бутылку вина.
– Что ты думаешь делать дальше? – спрашивает Даниэль.
– Что?
– Ну, когда вы с Катрин поженитесь. Чем думаешь заниматься?
– А чем я ещё могу заниматься? Буду работать, как работал.
– То есть ни на какую часть наследства ты не претендуешь? – брат, словно пытается выпытать у меня признание.
Я говорю ему предельно честно, как есть. Самое последнее, что я сделаю в своей жизни, это стану обманывать собственного брата.
– А какое я имею право? Это деньги Кат и как она скажет, так и будет. Я, если честно, не хочу иметь с этим делом. Просто хочу ей помочь. Поженимся, уладим все юридические вопросы и разбежимся.
– А если не отпустит?
– Кто? Кат и не отпустит? Да ладно тебе. Она сама намекала на подобный расклад.
– Может это её хитрость? Не хочет тебя пугать раньше времени. А потом возьмет, да и не отпустит. И ты прилипнешь к чужим деньгам и будешь вечно находиться в состоянии, будто ты ей ещё и должен. Поверь моему горькому опыту, брат, женщины хитрее, чем кажутся.
Все снова оказываются умнее меня.
Сначала мои друзья посеяли во мне зерно сомнений, теперь мой собственный брат. Все хотят мне добра, а в итоге я опять пытаюсь найти во всём этом что-то негативное и начинаю невольно разгадывать якобы коварный план Катрин.
Да нет, Катрин не такая, думаю я про себя.
– Скажу тебе только вот что, Рен. Ни в коем случае не влюбляйся. Иначе будет всё так, как я тебе рассказал.
– Спасибо, конечно, но я думаю, что до этого не дойдёт. Ни до первого, ни до второго, – отшучиваюсь я и пытаюсь встать на ноги.
– Рано меня благодарить, – говорит мой брат, почёсывая затылок. – Вот когда вы дойдёте до стадии распада, тогда-то ты мне спасибо и скажешь, брат.
И только теперь я замечаю нечто странное. Я тянусь к руке брата и ещё выше задираю рукав его свитера. Он пытается одёрнуть руку, но я лишь сильнее в неё вцепляюсь.
– Что это, Данни?
– Что?
– Этот шрам, – говорю я. – Откуда он?
– А, это, – отмахивается он – разбил дома о раковину, случайно.
Он криво улыбается, из чего мне становится ясно, что он что-то недоговаривает.
– Брат, не ври, – говорю я, рассматривая рану, – Если б ты поранился о разбитую раковину, было бы несколько рваных краёв. А тут, один ровный порез, как будто тебя полоснули ножом или бритвой.
– Нечего рассказывать.
– Я не хочу думать о худшем. Уж лучше пусть это будет Ким. Это она?
– Да не обращай ты внимания. Обычная бытовая травма, всего-то.
Я с подозрением смотрю на Даниэля. Хоть мы и редко видимся, но никогда до этого брат мне не лгал и ничего от меня не скрывал. Возможно, он делает это из лучших побуждений, поэтому я больше ничего ему не говорю. Это его дело. Но я нутром чую, что это дело рук Ким.
В своей безысходности я стараюсь выглядеть более сильным и уверенным в себе. Страх? Комплексы? Несостоятельность? Трудно сказать точно. Любой риск мне кажется неоправданным и глупым. Наверно, поэтому я не предпринимаю никаких сознательных действий. Все размерить невозможно, и эта мысль меня тормозит.
Мне кажется, что все чего-то ждут от меня. Я сам жду от себя чуда, которое никогда не произойдёт, пока я буду жалеть себя и слепо верить в призрачный момент просветления. Если вы хоть раз давали себе зарок прям завтра начать жизнь с чистого листа, то вы поймёте, почему у меня ничего не меняется.
Ничего не меняется и дни всё так же проходят быстро и мимо.
Мне кажется, что все от меня чего-то ждут. Я не спрашиваю, чего именно. Наверное, боюсь ответа. За этим обязательно последует понимание того, что я не смогу оправдать чьих-то надежд и ожиданий. Или не захочу. Не из вредности. Скорее из инфантильности. Может, из понимания того, что детские пороки свойственны и взрослым, а исправлять их приходится уже совсем не по-детски. И приходится выбирать, что делать дальше. Пустить всё на поруки судьбы или ринуться в рискованное путешествие в мир новых ошибок. Выбор – это всегда ошибка. А ошибка, повторённая дважды – уже опыт. А в опыте наступления на одни и те же грабли сто раз к ряду нет прогресса.
Этот мир будет гореть в аду, пропитанный алкоголем и нефтью, осквернённый шлюхами и политиками, а такие личности, как я не пошевелят и пальцем, чтоб спастись. Когда в душе и в голове бардак, бардак вокруг кажется ничтожным и отходит на второй план.
И вот я стою один на пожарной лестнице, курю и, как иногда бывает, разговариваю сам с собой.
– Ты просераешь своё время, – говорю я себе.
Я и Тесс Поланд пьём кофе на обеденном перерыве в кафе, что через дорогу от нашего офисного здания. У неё длинные прямые рыжие волосы, собранные в хвост, чёрные очки в роговой оправе. На ней строгий тёмно-синий пиджак поверх белой блузки и светлые джинсы с горизонтальными прорезами обрамлёнными лохмотьями. Через них видно её бледную кожу.
Это её шестой месяц работы в нашей конторе в качестве финансового аналитика. Она ненавидит скучный офисный дресс-код, поэтому её деловые наряды часто разбавлены яркой вызывающей бижутерией. В целом, она мне нравится и для меня до сих пор остаётся загадкой, почему именно меня она выбрала в качестве своего приятеля.
Тесс не замужем, но у неё есть четырёхлетний сорванец, которого она не хочет делить с его вторым родителем. Я постоянно забываю, как зовут пацана. Пока Тесс трудится, с мальчуганом нянчатся её родители, у которых она, собственно, и живёт.
– Это охренеть, как удобно, – говорит Тесс, – сын всегда сыт и воспитан, старики его балуют. Я могу работать и устраивать свою личную жизнь. Можно не сплавлять ребёнка на выходные его отцу.
Я не знаю, сколько ей лет. Никогда не спрашивал.
– Вчера приходил этот козёл, – говорит Тесс, допивая свой кофе.
– Кто? – спрашиваю.
– Майкл. Отец Робина.
Точно. Робин. Её сына зовут Робином.
– Случилось что-нибудь необычное?
– Конечно, блядь, случилось, – говорит Тесс, – и всегда случается, когда этот урод появляется в жизни собственного сына. На сей раз хоть не пьяные пришёл, и то спасибо. Но воняло от него, я тебе скажу. Он провёл ночь в полиции. Избил какого-то бомжа на автобусной остановке. Ему, видите ли, не понравилась надпись на табличке бедного человека. Можешь это себе представить?
– Думаю, нет.
– А вонял он так, скажу я тебе, как будто он с этим же бомжем потом пил на брудершафт. А выглядел ещё хуже. Он принёс деньги для Робби. Этот герой спрятал их от копов у себя в трусах. Прикинь, боялся, что отнимут сокамерники или копы не вернут. Ты представляешь, как эти деньги потом пахли? Бедный Франклин ошалел, проведя ночь лицом к лицу с мошонкой это дебила.
– Вонючий выдался денёк, не так ли? – говорю.
– Тот ещё! – Тесс взмахивает руками. – Но и на этом дело не кончилось. Я еле выставила его за дверь. Робин в это время спал, а я не хотела, чтоб ребёнка спросонья шокировала такая картина. Так он начал распевать песни под окнами.
– Ну, мы и не в Каламазу1, – пытаюсь сострить я, – пусть поёт.
Юмор, что называется, не доходит до аудитории.
– Хвала небесным силам, мои родители вовремя вернулись из магазина. Отец выкинул его с нашего двора и пригрозил вызвать копов. Тому явно не улыбалась перспектива опять торчать в участке, и он свалил. Обещал вернуться со своим адвокатом, мы мол, не даём ему видеться с сыном.
– Вы же не женаты, – говорю я.
– Ай, Рен, – отмахивается Тесс. – Он пробитый на всю голову. Ты знаешь, сколько он за свою жизнь перепробовал наркоты и бухла? Я благодарю Всевышнего, что Робби не родился дурачком каким-нибудь.
– Как ты вообще от такого родила?
Тесс вздыхает и опрокидывается на спинку кожаного дивана.
– Ошибки молодости, знаешь ли. Не хочу сейчас об этом. К тому же вряд ли тебе захочется слушать всю эту историю в подробностях.
Время обеда заканчивается, Тесс поднимается и направляется к выходу. Я продолжаю сидеть на месте.
– Ты идёшь? – спрашивает она, уже подтолкнув дверь.
Я качаю головой.
– Нет, – говорю, – я, пожалуй, ещё выпью кофе.
Левая бровь Тесс поднимается над оправой очков.
– Ты уверен?
Я машу ей рукой и закуриваю.
– Да. Ты иди. Всё нормально. Я скоро буду.
Она пожимает плечами и выходит. Заказываю себе ещё кофе. Я ведь теперь не подчиняюсь их правилам и вернусь с перерыва, когда захочу. Или вообще просижу здесь до следующего кофе брейка. Эта мысль меня немного утешает. Моё никому необъявленное бунтарство даёт мне немного свободы и независимости. Ещё несколько минут чтоб почувствовать себя хозяином положения. Я всё-таки возвращаюсь в офис через двадцать минут.
– Ты опаздываешь, – набрасывается на меня Стив.
– Так же, как вы опаздываете с моей новой должностью, – отвечаю я спокойно и сажусь за своё рабочее место.
Стив надувает ноздри.
– А ты нахал, – говорит он.
– Ну, уж что есть, то есть, – отвечаю я без лишнего напряжения в голосе. Стив какое-то время стоит за моей спиной и подбирает слова, которые смогут выразить всю суть моей неправоты.
Я включаю монитор, ввожу пароль от своей учётной записи.
Я знаю, что он не побежит жаловаться Вейгу. Ни сейчас, ни потом. Ведь в глазах Вейга это будет выглядеть так, будто Стив теряет свой авторитет в коллективе. Стив подходит ближе ко мне со спины и говорит:
– Ты бы осторожнее вёл себя, Рен.
– А что такое, Стиви? – безучастно спрашиваю.
– Ты уже который день ведёшь себя, будто ты тут на особых условиях.
– А разве не так?
– Глядя на тебя, другие тоже начнут вести себя слишком вольно.
– Боишься анархии? – спрашиваю я, зная, что он не ответит. – Но вообще-то я не на особых условиях, ты прав. Я вообще без условий…
– Знаешь, – говорит Стив сквозь сжатые зубы, – мне вся эта ситуация тоже не особо нравится, но и ты поверь мне. Я не могу прыгнуть выше головы. А твоё разъебайское поведение ставит под сомнение обсуждение другой должности.
– Ты легко можешь поставить меня на место, – говорю я. – Сделай так, чтобы Вейг согласился повысить меня хотя бы до менеджера, с добавкой к зарплате, и я тут же превращусь в послушную офисную овцу. – Я показушным образом стучу пальцами по клавиатуре и издаю звуки, имитирующие блеяние.
Живот Стива надувается, и он трясёт своей светлой курчавой гривой. Он вроде и находит моё поведение забавным, но должность не позволяет ему давать слабину.
– Ладно, – будто сдавшись, говорит Стив. – Бесполезно с тобой сейчас спорить. Работай. Постараемся вернуться к разговору ближе к концу рабочего дня. А лучше завтра.
– Ja woll mein Fuerer! – говорю я в спину уходящего Стива.
Конечно, с моей стороны это выглядит как наглость, так себя вести, но сейчас я просто по-глупому горд собой. Отчаянные времена требуют отчаянных мер.
На моём столе звонит рабочий телефон. На дисплее высвечивается номер Тесс. Дождавшись третьего звонка, я поднимаю трубку.
– Да, – говорю я, специально понизив голос.
– Ты это, можешь говорить сейчас? – спрашивает она.
– Могу. Что ты хотела?
– У меня есть к тебе одна просьба, ты просто не можешь мне отказать, – по голосу я слышу, что она улыбается. – Я хочу, чтобы ты немного поработал в эскорт услугах.
Я ухмыляюсь.
– Ты знаешь, сколько стоят мои услуги?
– Могу догадаться.
– Что ты ещё задумала? – мне в голову невольно приходят самые изощрённые представления о подобном виде услуг, – Звучит ни капли не заманчиво.
– Хорошо, – говорит Тесс, – мне тут кое-что нужно доделать, а буквально минут через десять я приду и всё расскажу.
– Договорились, – я кладу трубку.
Она появляется в моём кубике через десять минут. Стоит в проходе, её волосы уже распущены и огненными волнами спадают на её широкие плечи. Две верхние пуговицы её блузки расстегнуты, и я могу видеть ажурный край её белья. В руке у неё два бумажных стаканчика с кофе из автомата. Один она протягивает мне. Я с благодарностью принимаю кофе и делаю жадный глоток не боясь обжечься.
– Давай, выкладывай, – говорю я ей.
– Как только мы с тобой расстались после обеда, мне позвонил Майкл.
Я всем своим видом показываю, что пытаюсь вспомнить, кто такой Майкл. Кажется, я уже слышал это имя сегодня.
– Майкл, отец моего сына, – напоминает Тесс.
– И чего же вдруг понадобилось старине Майку? – спрашиваю я, делая ещё один глоток кофе.
– А как ты думаешь, чёрт возьми? Вчера ему не дали увидеться с сыном, он хочет попытать счастье ещё раз, сегодня. Но я так не хочу встречать его одна. Мне нужен кто-нибудь, чтоб сопровождал меня. Я выбрала тебя.
– Я весьма польщён, конечно, – говорю я, прикладывая руку к груди, – но есть одно но.
– Не парься, ничего сложного.
– Я не парюсь. Просто, Тесс, это не совсем эскорт услуги, – улыбаюсь я, иногда у неё случается подмена понятий.
– А что это?
Я пожимаю плечами.
– Больше похоже на услуги бодигарда.
– Да какая, к черту разница.
– Ну что ж, хорошо, – говорю. – И кем ты меня ему представишь?
– А это и не важно, – отмахивается Тесс. – Придумаем что-нибудь. На крайний случай прикинемся любовниками.
Я дважды польщён.
– На очень крайний случай, – протягиваю я, хитро ей подмигнув.
Тесс смеётся.
– Это как карта ляжет, – говорит она. – В общем, будем действовать по обстоятельствам. Важнее, чтоб ты смог в случае чего дать ему отпор. Он парень вспыльчивый. Бывает иногда. Но ты не бойся, ему достаточно одного удара, и он успокоится. Надеюсь, конечно, что до этого не дойдёт. Так вот, приедем, вытерпим этого индейца где-то с часик, останешься на ужин. Потом я отвезу тебя домой.
– А как на счёт твоих родителей?
– Они должны будут вернуться как раз к ужину. Может позже. Так что не факт, что ты их вообще застанешь. За моих стариков не переживай, они вполне адекватные люди. Если не будешь перегибать палку, то всё сложится крайне удачно.
Я киваю.
– И да, кстати, – на полном серьёзе говорит Тесс, – перед моими стариками изображать любовников не обязательно.
Выбрасывает в мусорное ведро пустой бумажный стаканчик и разворачивается, чтобы уйти.
– Погоди, блин! – кричу я ей в след. – Я ещё не сказал своё «да».
Она возвращается, широко улыбается и расстегивает ещё одну пуговицу на блузке. Высокие стенки моего кубического офиса не позволяют увидеть это никому кроме меня.
– Ещё б ты сказал нет, – говорит она почти шёпотом.
Теперь широко улыбаюсь я.
– А уговаривать ты умеешь, – сообщаю я ей. – Ладно. Когда отправляемся?
– Ну вот сразу после работы и поедем, – не задумываясь отвечает Тесс.
Я морщусь.
– Так сразу? Мне хотя бы душ принять.
– Примешь перед ужином, – быстро отвечает Тесс и уходит.
– Можно считать это свиданием, – говорю я сам себе как бы в шутку.
– Я всё слышу, – кричит она, уже удаляясь к своему месту. – Ни в коем случае, Рен, ни в коем случае.
Ровно в пять часов мы спускаемся на парковку и отыскиваем машину Тесс. Она вечно забывает, где припарковала свою синюю Хонду Интегра две тысячи первого года. Ещё около сорока минут в пути, и мы уже в Стерлинг Хайтс, сворачиваем на семнадцатую милю, по обе стороны которой, словно в одной шеренге выстраиваются симпатичные домики чем-то похожие друг на друга. В этой части города я люблю бывать меньше всего. Другие районы города меня прельщают не больше.
Всё очень просто – процентов десять этих милых и уютных домиков занимают так нелюбимые мной азиаты. Если к чернокожим мы все уже давно привыкли и относимся к ним как к чему-то устоявшемуся, то к китайцам, корейцам и вьетнамцам зачастую отношение как к чему-то отвратительно экзотическому. Уверен, мы и к этому скоро привыкнем.
Первая моя мысль, когда мы подъезжаем к дому Тесс и её родителей, что подобные районы всегда представлялись мне островками свободы и спокойствия. Размеренная и мирная жизнь в лучших традициях Догвилля, ограждённая от беспокойств и страхов центра, который давным-давно стал больше похож на рэперское гетто, чем на город. Здесь живут люди с достатком, возможно, чуть больше среднего, если такой вообще существует. Половину своих доходов они тратят на оплату кредитов, ипотеки и на учёбу детей в колледже. При этом они сохраняют, привычный для них, ритм жизни со всеми его праздниками и выездами к озеру на уик-энд.
Дом Тесс представляет собой одноэтажное строение с гаражом-пристройкой. Двор просторный и опрятный, очевидно, что миссис Поланд проводит не один час, убирая опавшие листья и подстригая цветочные кусты. В глубине двора я даже замечаю – а это нетрудно – несколько гипсовых статуэток животных примерно метр в высоту, расставленных без какого-либо определённого порядка. Большой надувной бассейн стоит слева от пристройки. Дом обделан горизонтальным сайдингом оливкового цвета. В одном из окон горит свет, что довольно необычно для такого времени суток.
Закрадывается мысль, что Майкл уже в доме. Тесс говорит, что это комната Робина, хотя моя версия тоже не исключена.
Машина останавливается возле ворот гаража, и мы выходим. Из дома к нам направляется молодая женщина лет тридцати. Я сразу понимаю, что это няня, которая присматривает за мальчиком в отсутствии взрослых. Возможно она и старше, но выглядит она неплохо. Трудно представить, какие такие жизненные обстоятельства заставили её подрабатывать няней в доме не то чтобы очень состоятельных людей. С её фигурой и, как мне кажется красивым лицом, она вполне могла бы сойти за ведущую прогноза погоды на пятом канале, как минимум.
– Это Рита, приглядывает иногда за малышом, – объясняет мне Тесс и обращается к ней, – как там Робин?
Я улыбаюсь собственной способности угадывать людей по первому взгляду. Но это просто удачное стечение обстоятельств.
– Спит, – отвечает Рита и подозрительно косится на меня. Видно, мужчина, приезжающий с Тесс домой, явление редкое. – Он сегодня на удивление спокойно себя вёл. Хорошо пообедал и совсем не доставлял мне хлопот.
Тесс протягивает ей две пятидесятидолларовые купюры.
– Это хорошо. Спасибо, Рита, – говорит она и жестом приглашает меня пройти за ней в дом.
Мне немного некомфортно – я вроде и гость, а вроде и любовник. Но, кем бы я ни являлся на самом деле, у меня появляется стойкое ощущение, что меня сегодня ждёт что-то более фееричное, чем просто разборка с бывшим партнёром Тесс. Внутренне весь сжимаюсь, сам не знаю отчего, и прохожу в дом. Типичный американский семейный дом со всеми его прелестями. Тут тебе и уйма фотографий из быта семьи почти на каждой стене, и стандартные обои с цветочно-геометрическим орнаментом, и классического стиля мебель. Пахнет в доме только что сваренным кофе. От этого запаха становится уютней.
Тесс уходит в туалет в другой конец дома, оставляя меня одного в коридоре. Комната, в которой горит свет, это комната Робина. Он крепко спит в своей детской кровати в форме гоночной машины, красного цвета. Парень любит засыпать при включенном свете. А ему уже четыре года, и он просто обязан уметь спокойно засыпать в темноте, полной чудовищ. Я предусмотрительно прикрываю дверь в его комнату и двигаюсь дальше, пока не слышу звук шагов позади себя.
– Эй, чувак, – я догадываюсь, кто это может быть. Голос скрипучий и резкий.
Я оборачиваюсь и тут же испытываю некое облегчение. Я-то ожидал увидеть какого-то здорового бугая со злобной миной, но то, что является моему взору, это обычный крендель с немного опухшими глазами, одетый как стереотипная рок-звезда, или как их там ещё называют. У него длинные вьющиеся светлые волосы, судя по всему крашенные, тёмная полоска неопрятной бороды от нижней губы, оба уха проколоты большими кольцами, в каждом по три штуки. На нём кожаная жилетка, накинутая на голое тело, и кожаные штаны на шнуровке зигзагом. Никогда бы не подумал, что рок звёзды могут щеголять по дому с дыркой на большом пальце правого носка.
– Мужик, я с тобой разговариваю, – повторяет он. – Чего замер-то?
Он подходит ко мне ближе. У него какая-то почти педерастическая походка, он словно пружинит при каждом шаге. Я замечаю, что он на пару дюймов ниже меня.
– Нет, – говорю я. Мне отчего-то вдруг делается весело.
– Дай-ка угадаю, – говорит он. – Ты, должно быть, новый бойфренд Тесс.
Он сжимает и разжимает два пальца правой руки, изображая кавычки. Я же пытаюсь держать в голове легенду, придуманную нами с Тесс по дороге.
– Да, это я, – отвечаю и приветственно улыбаюсь.
– Что ж, – говорит Майкл и склоняет голову на бок, как удивлённая собачонка, – Майкл Рикли.
Майкл Рикли сгибает руку в локте и открывает ладонь для рукопожатия. Теперь он похож на маленького динозаврика с короткими передними ручонками. Я пожимаю его руку. У него, однако, крепкое рукопожатие – я чувствую все его массивные кольца на пальцах.
– Ренард Таневский, – представляюсь я своим полным именем. – Можно просто Рен.
Наконец он делает несколько шагов от меня, и я с радостью выдыхаю. Не потому, что мне неловко, когда мужики вторгаются в моё личное пространство, тут дело в его алкогольного амбре. Ещё от него пахнет крепкими сигаретами.
– Играешь на чём-нибудь? – неожиданно спрашивает Майкл.
– Прости, что?
– Инструмент, – машет руками он. – На инструменте, говорю, играешь каком-нибудь?
Ücretsiz ön izlemeyi tamamladınız.