Kitabı oku: «Время гладить кошек», sayfa 3

Двадцать лет спустя в той же квартире. Фортуна и Антон

– Какая квартира! В самом центре. От родителей?

– Нет, от моей любимой тетушки. А ей досталась от ее сестры, которая получила в свою очередь ее после смерти мужа. Там история очень длинная. В общем, тетя пустила меня пожить, пока я учусь.

– Хорошая у тебя тетя.

– Не то слово – золотая.

– Мне бы такую. Почему мне никто не оставил в наследство квартиры напротив Летнего сада?! Да какого Летнего сада, хотя бы в Мурино. Нет, всего приходится добиваться самому. А я не хочу влезать в ипотеку, чтобы выплачивать до пенсии. Я хочу жить свободно, дышать, наслаждаться жизнью, любить, любить тебя, а не только свою работу, будто мне с ней заводить детей.

– Прямо монолог рыцаря, лишенного наследства.

– Слезливо получилось?

– Пойдет для районного драмтеатра.

– А это кто? – Указал он на портрет кота на стене.

– Любимый тетушкин кот, который постоянно теряется, но потом чудесным образом находится. Даже я его однажды нашла. Вообще, рыжий кот – это символ, это проклятие нашего рода. Так тетя говорит. Все коты были рыжими и Васьками, кроме одного. Легко поверить, что это был один и тот же кот.

– А кот просто шкурку менял, – рассмеялся Антон. – А, я понял, ты за кота получила такое приданое?

– Ну не совсем так. Я же говорю, что история длинная, если у тебя есть время, расскажу.

– У меня целая жизнь.

– Ты всю жизнь собираешься меня слушать?

– Да, слушаюсь и повинуюсь, – улыбнулся юноша, скрипнув паркетом в доме девятнадцатого века, в старой квартире, намоленной историей. Там все как в фильме. Быт ненавязчив, заставлено и тепло. На стенах – фотографии, люди смотрят на нас, что-то говорят. На полке подсвечник, «Гарри Поттер» и ваза для цветов, она пуста, в ней женственность давно засохла. Все знают женственность – она цветная, она безумно обожает свежие цветы, сколько бы ни говорили против, сколько бы разумных доводов ни приготовил прыткий ум мужской. Цветов там не было давно. А если женственность засохла, после пятидесяти уже никакие букеты не страшны. Неинтересны, обыденные, что есть, что нету.

– Есть ваза?

– Да, вот, – взяла Фортуна пустую вазу. – Я сейчас наберу воды. – Скользнула Фортуна с вазой в ванную. Скоро вернулась.

– Прямо девушка с кувшином.

– Как?

– Маловата, конечно, но как-нибудь. – Розы не хотели в глину. – Вот участь: стоять в толпе и ждать, пока не сдохнешь.

– Кончай уже поэта корчить из себя. Поэты рано умирают, а у меня на тебя есть планы.

– У них, наверное, тоже были планы? – Перевел я взгляд с цветов на фотографии. Им вроде как цветы понравились. – Родня?

– Да, тетушкина, ну и моя тоже.

– Она здесь жила?

– Ее мать. Ее уже нет. Я здесь после ее смерти ничего не трогала.

– Почему?

– Не знаю, страшно как-то. Не хотела ворошить.

– Не всю бабушку еще вынесли.

– Ну ты полегче. Не беспокойся, бабушки здесь уже нет.

– Я же образно.

– Получилось без-об-раз-но, – сказала она с грустной улыбкой по слогам. – Думай, когда говоришь. Бабушка была супер.

– Это она читала? – Поднял я томик «Гарри Поттера».

– Ну да. Попросила что-нибудь под глинтвейн у камина.

– Ну и как ей?

– Говорила, что под нее очень хорошо засыпается.

– Вечным сном.

– Лёва, веди себя прилично.

– Я понимаю, тебе нелегко об этом шутить. Я держусь как могу, а рядом с тобой это сложно.

– Бабушку не трогай.

– Вот-вот, я тоже ощущаю ее присутствие.

– Нет ее здесь от слова совсем.

– Хорошо, а то я чувствую запах старины.

– Я обожаю старину.

– От тебя? Я бы заметил.

– Я обожаю старину Льва. Он видит во мне только прекрасное. А между тем люди не стареют только на фотографиях.

Мне кажется, мы провалялись на диване неделю, целую неделю я изучал фотографии, Фортуна рассказывала мне о своих предках. Мне в этом плане повезло меньше, я ничего не знал о своих. После того как прадеда репрессировали, все стали осторожны и предпочитали забыть прошлое, дабы не портить им настоящее, перестали друг другу передавать свою историю. Будто включился режим исчезающих сообщений.

– Мы так с тобой можем вечность пролежать.

– Легко.

– Надо что-то делать.

– Сделай.

– Давай ты первый.

– Кофе будешь?

– Давай.

– Сахар нужен?

– А ты что, уходишь?

– Нет, я еще не все фотки посмотрел.

– А кто тебя заинтересовал?

– Этот кот, он тоже из ваших?

– Кот?

– Ну да. Очень похож на кота. Очень самодовольный и независимый.

Хитрое черно-белое фото посмотрело со стены с одобрением, замурлыкав в ответ.

– Так кто этот кучерявый блондин?

– Рыжий.

– Рыжий кот Васька.

– Нет, не Васька, это проклятие нашего рода. Мне кажется, я в него.

– В смысле?

– Я буду тебе изменять.

– Я знаю.

– Откуда?

– Ты слишком красивая, чтобы висеть в одном музее. Тебя надо возить по выставкам, чтобы не только я восхищался, а еще полмира.

– Это брат моего прадеда, я даже не знаю, кто он мне!

– Внучатый прадедушка.

– А такое бывает?

– Говорят, но я не встречал.

Призрак деда

– А это что за дверь? – попробовал я ее открыть, но дверь была заперта.

– Это кабинет ее мужа, до этого кабинет деда. Тетушка закрыла его с тех пор, как умер Феликс, – объяснила Фортуна.

– Деда закрыла? Уже страшно.

– Перестань. Но лучше не заходить.

– А что там такого страшного?

– Там хранится тайна. Это она так говорила.

– Прямо заинтриговала.

– Ключ есть, если хочешь, я тебе покажу, я заходила, ничего такого особенного: окно, шкаф, книги, стол, лампа, все как по учебнику.

– А ты его видела?

– Нет, откуда. Его звали Феликс, он слыл большим ученым, кстати, тоже химиком. Жутко способный. Говорят, его дед знал Теслу. Знаешь такого?

– Ну, конечно, и машина отличная, говорят.

– Да, но не все знают, кому она обязана своим именем.

– Люди вообще дальше своего носа не хотят видеть.

– Говорят, одно его имя способно подзаряжать автомобиль.

– Хорошая шутка. Прямо рекламный слоган.

– У каждого есть свой человек для подзарядки.

– А если нет своего?

– Тогда кот самое то – так говорит сестра моей тетушки.

– А для разрядки?

– А для разрядки существуют близкие люди.

– Родственники те еще вампиры. Мои, по крайней мере. Про твоих я не знаю.

– Ты еще не передумал о них слушать?

– Нет. А чем он так провинился, этот ваш Феликс?

– Он все и сразу, точнее сказать – всех и сразу. В общем, по преданию, дедушка Феликса был знаком с Теслой, видимо, тоже неплохо зарядился. Опять же, это бабушкины догадки, но только после этой встречи с магом он выучил французский за месяц. Тогда за кружкой пива Тесла ему рассказал принцип электромагнитной запутанности или привязанности. Я точно не помню, но бабушка мне так объяснила. Передача импульсов на расстоянии.

– Так запутанности или привязанности?

– Не важно. Какая разница? Хоть заразности. В общем, Тесла дедушку не понял или батарейки у него уже садились. Не оценил принцип.

– А если серьезно, в чем был принцип?

– Объясню тебе, как сама это поняла. Вот ты уедешь далеко и как только меня захочешь, я сразу же это почувствую.

– А если не почувствуешь?

– Значит, ты захотел другую.

– Другой такой нет на всем белом свете.

– Бе-бе-бе, – ехидной улыбнулась Фортуна.

– Ты сама про Теслу придумала?

– Нет, бабушка. Она никогда не врала. А что?

– Вообще-то Тесла всегда был за переменный ток, насколько я знаю, он являлся ярым противником постоянного тока в сетях. Слишком много жертв.

– Что ты имеешь в виду?

– То, что безумная любовь убивает.

– Ха-ха. Ну, посмотрим. На самом деле у меня с физикой всегда были проблемы.

– Да ладно тебе прибедняться, – нарисовал в воздухе стройную фигуру, проглотил невидимый эскиз и облизнулся, словно настоящий лев. – С такой-то внешностью, не смеши.

– Со внешностью проблемы только и начинаются.

– Как интересно.

– Еще бы, с такими корнями.

– Какими?

– Он незаконнорожденный.

– Кот, лишенный наследства? – Взял я с полки статуэтку лягушки с монетками на спине, которая должна, по преданию, приносить богатство.

– Вроде того.

– А с виду такой серьезный и чертовски красивый.

– Одно другому не мешает.

– Я не думал, что незаконнорожденные могут быть так прекрасны, – смотрел я на лягушку.

– Тебя раздражает чужая красота?

– Это зависть, обычная мужская зависть, – улыбнулся Антон. – А это родственница? – Показал он лягушку Фортуне, та посмотрела на нее вопросительно.

– Неужели непонятно? Тот Василий Прекрасный, а это Василиса Прекрасная. Поставь земноводное на место, – улыбнулась она.

– Слушаю и повинуюсь. А что было незаконнорожденного в Василии?

– Ты серьезно хочешь это знать?

– Да, я люблю котов. В них загадка и сила.

Внебрачный сын

– Такому рождению не позавидуешь. Где-то между пятой и шестой линией, в съемной комнате, тайно, прямо на дому незамужняя девушка родила мальчика. Этим мальчиком и был дядя моей бабушки, на которого ты так пристально смотришь.

Где-то на другом берегу Невы посыльный вручил записку одному неизвестному режиссеру:

«Поздравляю. У тебя сын. Рост 56, вес 3900».

Мальчик был так красив, что похож на девочку. Назвала Васей.

Все началось с легкого флирта во время съемок очередного фильма под руководством Леонида, не помню фамилию, точнее, не знаю. Все звали его Леня. Можно я буду рассказывать ее словами, чтобы было не так скучно?

– С матом?

– Откуда ты знаешь?

– Я просто так спросил. Почему-то представил твою тетку престарелой элегантной дамой с сигаретой в руке, которая с хрипотцой рассказывает свои мемуары.

– Ты не представляешь, как точно ты ее описал. Так вот. Стояло лето, стояло у всех, даже у собак, что харчились у киношного лагеря, было состояние вечного флирта. «Хорошее кино без съема не снять. Снять хорошее кино, подумать только, сколько глубины заложено в этом глаголе, снять хорошее кино – это как снять платье, сколько любопытных волнующих тайн, сколько эмоций скрыто под ним, и сделать это надо как можно легче, чтобы легкое летнее платье упало на пол, создав море любви», – не уставал повторять Леонид. Он давно уже присмотрел себе прелестную жертву, еще во время кастинга, нет, это не была молодая взбалмошная актриса, готовая ради искусства на многое, а ради большого – на все. С такими всегда было слишком много проблем в итоге, потому что рано или поздно кино заканчивается, но не все это могли понять и принять.

Это был очередной малобюджетный фильм, по мотивам одноименного произведения черт знает кого. По сюжету главные персонажи, участники одной горной экспедиции в Грузии, должны были влюбиться друг в друга безумно.

Кругом творилась полная дичь. Днем жарко, ночью холодно, и всем приходилось спать друг с другом. Было много выпивки, что укорачивало поиски теплых объятий для новой ночи.

– Чувствую, ток там был постоянным.

– Нет, никого не убило, к счастью. Даже более того. Полку прибыло. Только вот кино закончилось. А потом были страстные письма, ночные звонки и короткие гудки. Короче, она над ним издевалась как могла.

– А с чего вдруг, он ей что, роль не дал?

– Я сама не понимаю, то ли интуиция, то ли характер. Разговор был примерно такой:

– Ну что ты замолчала? Ты для этого позвонила?

– Мужика бы сейчас!

– Я же сказал, буду завтра.

– А мне нужен сейчас.

– Я приеду рано утром.

– Два-то мне зачем.

– А ты откуда знаешь, о чем они говорили?

– Бабуля рассказала.

Из ревности он готов был прибежать к ней на край света, если бы только знал, где этот самый край. Свет всегда был краеугольным камнем любого режиссера, то солнца мало, то его слишком много, то тень падает под другим углом, и не было никаких сил ее поймать.

– А как звали девушку?

– Ты еще не догадался?

– Нет.

– Света.

– А я думаю, к чему эта долгая прелюдия.

– К чему, к чему – к короткому сексу.

– Без света.

– В том-то и дело, без Светы его мучила бессонница, а Света только хохотала над его чувствами. Ей было смешно, что такой славный, взрослый, такой маститый режиссер бегает за ней как мальчик. Надо признать, что эта Света была очень взбалмошной, можно сказать, истеричкой. Она, конечно, не знала, какой сюрприз ее ждет.

– А ты откуда знаешь?

– Бабушка всегда говорит, что я на нее похожа.

– Да?

– Да.

– Что-то я не заметил.

– Значит, влюбился.

– Ты уверена?

– Да, к бабке не ходи.

– Я бы сходил, вдруг еще что расскажет. – Посмотрел я на ее фотографию, с которой не замечало меня суровое красивое лицо. «С такой не забалуешь. Любого кота на чистую воду выведет».

– Не ходи к бабке.

– Ладно, уговорила. Рано мне, пожить еще хочется.

– В целом, Свете тогда было все равно, потому что у нее назревал роман с другим актером.

– Откуда же тогда взялся ребенок?

– Я же говорю, от режиссера, от Леонида.

– Практически Леон.

– Что, тоже из твоего прайда?

– Не уверен. Неужели и я похож на кота?

– Нет, не похож, этот в отличие от тебя был очень уверен, он даже однажды ночью готов был на ней жениться.

– А что пили?

– «Киндзмараули».

– Точно «Киндзмараули»? После него обычно танцевать тянет. Лезгинку.

– Ну ты и зануда. Откуда я знаю? Я просто так сказала.

– Вот и он просто так. Чего не пообещаешь девушке по пьяни.

– Ты по себе судишь?

– Неужели я тоже к тебе вчера с этим приставал?

– К счастью, у нас обошлось. А они в ту ночь ехали в соседних купе, их мотало и сталкивало раз за разом в ночном вагоне, в котором они возвращались со съемок, именно тогда ее «нет» прозвучало неубедительно, в эту лазейку какой-то ловкий сперматозоид и проник.

– «Я только спросить!» – Протиснулся он в толпе других к яйцеклетке.

– Откуда ты все знаешь? – рассмеялась Надя.

– Опытным путем, – весьма опрометчиво съязвил бравый Лев.

– Кто-то уже от тебя залетал?

Морда юноши стала кислой. Было видно, как он не любил врать, просто ненавидел. И сейчас он никак не мог себе этого позволить.

– Пытаюсь вспомнить, ну ты пока рассказывай дальше.

– Они вышли из кино и поехали домой.

– Это уже было.

– В общем, он ввалился к ней пьяный с бутылкой вина обсудить рабочие моменты. Она не смогла его выпроводить, потому что это было ее любимое вино. Вот так он и родился. – Не стала Фортуна дожидаться ответа, она понимала, что, скорее всего, это будет вранье. И тогда уже Антон для нее быть перестанет, с одной стороны, но с другой уже звонил и молчал в трубку голос какого-то брошенного чувства.

– Отличный повод. – Все еще взвешивал свой ответ Антон.

– Ты о чем?

– О вине.

– Ну тогда признавайся. Хватит уже торговаться с совестью.

– Залетела одна. – Всколыхнул копну волос Антон. Он был горд, взъерошен и убит.

– То есть у тебя есть еще дети?

– Да нет, я по залету получился. Вот ты докопалась.

– А откуда ты знаешь?

– Мои добрые родственники рассказали. Мать даже аборт хотела сделать. У них тогда кризис был и бытовой, и экономический. В общем, не в тему я был на тот момент, но срок уже был большой, и меня оставили.

– Да ладно тебе переживать.

– Пережил уже.

– Я думала, от тебя кто-то залетел. Прямо детей уже представила, с которыми ты меня знакомишь.

В этот момент в домофон позвонили.

– Ага, вон в дверь уже ломятся. Беги открывать.

– Это же хинкали. Быстро они слепили. – Пошла открывать дверь Фортуна.

– Точно, мы же заказывали. А я все думаю, откуда взялось киндзмараули.

Хинкали мне всегда напоминали про Нику, мою сводную сестру, потому что ее первый был грузин. Не знаю, под каким грузинским соусом так вышло, потому что с Никой мы переписывались какое-то время, потом перешли на короткие эсэмэски, два раза в год, по случаю дня рождения. Все, что я знала о ней, то что она уехала поступать в Герцена, кое-что мне рассказывала тетя Надя. Она знала все и про всех.

Моя Ника

Конечно, у всех училок есть свои фавориты, ради которых они приходят на работу, иначе кто бы захотел ходить на уроки за такие гроши. Необходима муза. Вот и сейчас, сидя на зачете, она смотрела на пухлую щечку своего студента, который сдавал зачет, и говорила сама с собой:

– Тряхнуть, что ли, стариной? Но у него же еще пушок на щеках, как у персика. Ты права, дорогая, вдруг у меня аллергия на персики. Ну его. – Расписалась она у него в зачетке и махнула рукой его улыбке.

Работа уже не доставляла больших удовольствий, как вначале, она пятой точкой чувствовала, что надо что-то менять. Засиделась. Больше всего ее угнетал коллектив, сборная заслуженных старушек, которые прошли нудный путь от магистров в старшие преподаватели, растеряв по дороге все свои амбиции и мечты и не требуя для своих жизней большего, спокойно доживали свой век на кафедре, листая перед студентами желтые конспекты давно минувших лекций. Там остро не хватало свежего воздуха. Большинство из них имели опыт супружеской жизни, но на счастье это похоже не было. Ее жизнь тоже не отличалась блеском. Надо было срочно заняться собой. Срочно полюбить себя, срочно записаться к лору.

Жизнь ее была пуста, а утро начиналось с самоудовлетворения. Неплохое начало дня. Ощущалась ли в этом какая-то вина? Разве что пара бокалов, не больше. Ей нравилось быть хозяйкой своих удовольствий. Не ждешь, не надеешься, что кто-нибудь удовлетворит, открываешь себя и угощаешь сама. Я не была нимфоманкой, но это было единственным позитивным удовольствием дня. В общем, каждой одинокой женщине это знакомо, и не мешало бы практиковать. Она практиковала. Но одним сексом с собой сыт не будешь, хотя штука хорошая для переживания мелких ран. Были вопросы и поважнее, которые были жизненно необходимы. Встретились они тебе на пути, и не обойти их никак. Ей не хватало воздуха, нечем было дышать. То ли аллергия на цветы, которые периодически цвели, то ли на людей, которые ей их не дарили. И так она записалась к лору, к которому давно уже хотела сходить. Если вам нечем дышать – идите к лору.

Ника глазами тети

– А как же муж?

– Муж, не знаю, был ли он в тот момент, возможно, он жил где-то в дальней секции ее сумочки, рядом с губкой для обуви и совсем далеко от губной помады, она доставала его, когда нужны были деньги, новая сумочка или пальто. Она умела его достать. Наверное, хорошо знала, где у него что лежит.

– Да, она была хорошим психологом.

– То есть в любви он был совсем непригодным?

– Не знаю, приелся, наверное. Притерся, не осталось острых углов, из-за которых рождаются чувства.

Она совсем не была похожа на классическую училку, скорее на студентку старших курсов, красивую, элегантную, стройную. Она знала себе цену, не то что зачет – незачет, она могла была выше всей этой мелкой возни, самоанализа, правильно ли я делаю, морально ли это. Запросто могла покурить со студентами, даже выпить. Она не видела в этом ничего такого. Короче, делала то, что хотела.

– Она хотела лора?

– Нет, она просто хотела дышать. Дышать полной грудью, а не в полноса.

– Задышала?

– Да, прямо стала другим человеком.

– Что же он такого сказал?

– Вам нужен не лор, а психолог.

– Неужели вы не можете ничем мне помочь?

– Избавьтесь от кота.

– У меня нет кота.

– Есть, я же вижу, что есть. Зачем вы продолжаете его гладить, если у вас на него давно аллергия?

– Гладить?

– Да. Зачем вы пытаетесь все это сглаживать?

– Что именно?

– Свое недовольство. Чтобы быть еще более недовольной. Недовольство не дает вам дышать полной грудью.

Здесь она наконец-то поняла, о ком речь. На лице ее возникла трагическая радость, будто умер ее любимый дядя, но оставил ей большое наследство. Скоро она вышла из-под опеки холодных объятий.

– И что она сделала?

– Развелась.

– Так просто?

– А что делать? Раз доктор прописал, тут уже не поспоришь. Она из тех, кому нужен диагноз, из тех пациентов, которые должны услышать от доктора страшное слово из трех букв, чтобы бросить курить или пить, открывать на ночь холодильник. А пока нет вердикта врача, они могут терпеть это чудовищное недомогание.

– То есть кот – это метафора?

– Да, она, к счастью, восприняла это слишком буквально, – улыбнулась тетушка, и на ее лице показалось послевкусие победы над очередным абьюзером.

Ника – какая есть

Прекрасный вид голой, уверенной в себе, а значит, уже красивой женщины, которая прогуливается по квартире. Она была уверена в себе, даже несмотря на то, что в носу у нее были палочки с мазью, которую прописал лор. Вот уже год она не могла дышать нормально. Благо лор попалась толковая, она не стала настаивать на операции, как другие лоры. Выписала эту мазь, и вуаля, нос задышал, пошел кислород, и мир стал из черно-белого становиться цветным. Значит, виной тому был недостаток кислорода. Я жила в вакууме. Однако старых привычек я не бросила. Жизнь была уже не такой пустой, как раньше. Она заполнилась кислородом. День мой начинался очень позитивно, в ду́ше я включала любимых Muse, подпевала. Как я могла от этого отказаться? Под теплыми струями воды я любила себя, теперь уже без чувства вины. Пока некому было передать эту миссию, кто, если не я сама. Неизвестно, как бы прошел мой день, если бы вместо этого я пролистала всю ленту в Инстаграме. Зато известно, как пройдет потом жизнь – незаметно, в чужом огороде. Думаю, что прошел бы паршиво, потому что все новости смело можно было выкинуть в корзину, так как они не были жизнеутверждающими, они были так же виртуальны, как и корзина. По крайней мере, раньше я так и делала, я с утра питалась чужими жизнями, вместо бутербродов, даже кофе не помог мне их смыть, они так и бродили в моей голове, словно мелкие хулиганы, которые набросились на мое настроение и пытались его уронить. Едва я стала отъезжать от дома, как в меня тут же въехал мужик на джипе. Выскочил, начал причитать и размахивать руками. Подумаешь, я не посмотрела в зеркало, чего я там не видела, я всегда знаю, что выгляжу прекрасно, а наблюдать за жизнью других после таких новостей у меня не было никакого желания.

– Извини, мужик, ну зацепила я твое зеленое корыто. Ну, хорошо, не зеленое и не корыто. – Пришлось мне выйти из машины.

Мужчина был небольшого роста, кучерявый и в спортивном костюме. Глядя на меня, он огрызнулся, сделав еще пару контрольных выстрелов своими губами, до меня дошел аромат свежей зубной пасты.

– «Коллинз»? – осекла я его.

– Нет, Алекс. А что?

– Зубная паста «Коллинз».

– При чем здесь это? – выдавил он из себя, словно пасту, и стал еще мягче. Он не знал, как называется паста, потому что ее покупала жена. Эта незамысловатая цепочка мыслей сразу же смутила его и обезоружила.

– Ника. – Подала я ему руку. Мужчина, который чистил зубы перед выходом из дома, уже заслуживает внимания.

Он долго не знал, что с ней делать, наконец пожал и отпустил. Возможно, он даже хотел ее поцеловать, но это вряд ли. Как в любом фильме с рейтингом чуть выше пяти на Кинопоиске, здесь должен был завязаться роман, потому что всякий уважающий себя мужчина, завидев такую красоту с удавкой на шее из легкого чувства вины, сразу же становился лицом заинтересованным, чувствуя себя в поиске чего-то прекрасного. Да, вот, нашел, выключайте свет, будем смотреть кино.

Но не тут-то было, все его пули попали в бронежилет под названием «непоколебимость и независимость». Нику так просто не выключить.

«Нет, не кобель». – Обошла я свою машину, будто пытаясь внимательнее рассмотреть, где он тут помочился, чтобы пожурить и отпустить восвояси.

– Легкая царапина. – Пожала я плечами.

– Какая же это царапина – это рана. – Бегали его глаза туда-сюда, от вмятины на машине к моим ногам в мини.

– Не ищите там сходства.

– Где?

– Там, куда вы смотрите, уверяю вас, это не вмятина.

– Глубокая. – Бережно дотронулся он рукой до помятого крыла своей машины. – Тут ремонта на пару тысяч.

«К жене бы так прикасался», – усмехнулась я.

– Ну вы же застрахованы.

– Что вы сказали?

– Страховка все покроет.

«Что с ним делать? Отпустить его к жене, чтобы больше так не делал?»

– А моральный ущерб? – усмехнулся водила. Одной фразой он из благородного джентльмена превратился в хитрожопого мужика. Мятный запах его свежего дыхания куда-то пропал. Оказывается, не было никакой зубной пасты, только сладко-кислый налет вчерашнего пива с чипсами.

Он достал пачку сигарет и из нее сигарету, потом посмотрел на меня, предложив мне.

«Мужик, ты же другой, не будь таким, как все. – Покачала я головой. – Если ты хочешь, мы выпьем с тобой кофе, не больше. Зачем тебе все это? Дома жена, дети, ты на главной дороге, не сворачивай».

Он улыбнулся.

– Кофе?

– Спасибо, в другой раз.

– Не волнуйтесь, я угощаю.

– Не волнуюсь, я привыкла платить за себя сама.

– Ни в коем случае, страховка покроет. – Улыбнулся он мужественно.

«Вот, в смокинге тебе гораздо лучше, не снимай. Не снимай девушку, которая не хочет, ты не режиссер, жизнь – не кино. И меня не надо снимать тоже, я не снимаюсь, хотя иногда мне нравится покривляться актрисой».