Kitabı oku: «Бастард четвёртого мира. Том 2. Чего б не сулила безвестная даль», sayfa 5

– Может и так. Только я за свою долгую жизнь ни разу не слышал, чтобы кому-то удавалось вырвать добычу из цепких лап смерти, не заплатив непомерной цены взамен, –покачал головой Тэхтат. – Ничто не способно вернуть к жизни умершего. Воскрешение – невыполнимая задача даже для такого сильного оружия, как идол. А то, что описываешь ты – не что иное, как гибель молодого наследника Миндонара. Хочешь, сомневайся в моих словах, пришлый, но я сужу о том, что знаю твёрдо. Умертвия и те не живут в полной мере, а являют собой лишь тень, пустую гниющую оболочку без души. Что уж говорить о несчастном, которого уже обнимают корни Небытия?

– Мы всё же попробуем, – рубанул я в ответ и поднялся на ноги. – Так ты поможешь нам? Ты знаешь, где искать идол?

– Сожалею, друг, – с грустью произнёс старец. – С тех пор, как мой народ отверг часть сущности Тиборы, наша крепкая связь с реликвией, принадлежащей Истоку хаоса, прервалась. Я не могу направить вас.

– Хорошо… Достаточно того, что вы уже сделали. Я бесконечно благодарен тебе и смелости твоих воинов, вождь, за то, что мой товарищ до сих пор дышит и за то, что принимаете чужаков как почётных гостей.

Я низко согнул спину, на манер того, как сам Тэхтат приветствовал нас при первой встрече.

– Чем я могу отплатить за доброту? – спешно пошарил я в сумке. – У нас есть немного…

– Золота? – рассмеялся старец. – Оставь этот бесполезный металл при себе. Вам он пригодится скорее. Инфери ценят только стойкость духа и то, что помогает выжить. А из золота не смастерить ни лопаты, ни острого копья. Будем считать достойной платой нашу беседу, броктар. Мне было лестно разделить мысли с кем-то не из моего привычного круга, – косясь на замершую в углу внучку и мельком улыбнувшись, проговорил он. – А теперь ступай, пилигрим. Мне нужно многое обдумать из собственного прошлого. Порой память старика требует к себе особого внимания.

Решив, что разговор завершен, я поклонился ещё раз и направился к выходу.

– Твой приятель эльф, – окликнул меня Тэхтат, – давно ждёт тебя в кас-ятар. На общем это означает – «стол для каждого». Там питается всё поселение. Нечто вроде того, что вы, разумные, называете таверной. Следуй по левой стороне, увидишь за хижинами постройку выше остальных домов. Там и будет кас-ятар. Деревня небольшая, ты не заблудишься.

– Откуда ты знаешь, что Давинти там?

Заявление старика удивляло не меньше, чем вся минувшая аудиенция.

– Это моя повинность, – гордо произнёс старший инфери. – Я вождь племени и чувствую всё, что происходит в пределах наших границ. Поспеши, пока длинноухий до смерти не замучил местных расспросами.

Глава 5

Мелодичный голос поэта слышался издалека, проносясь, как всегда, восторженным колокольчиком чуть ли не над всем поселением, так что найти таверну не составило особого труда. Сам же Давинти с блеском неистового любопытства в глазах сидел в большой открытой лачуге, за вытянутым столом гигантских размеров.

– Вот уж действительно «стол для каждого», – подумал невольно я, проходя внутрь и буравя взглядом самозабвенно разглагольствующего приятеля.

Рифмач то и дело всплескивал руками и вновь погружался в разговор с одной из жительниц болотной деревушки. Он даже не сразу понял, что плечистая тень, полностью преградившая дорогу лучу полуденного солнца, падающего блеклой полосой на собеседников, это и есть я.

– Кхе-кхе!

Я нарочито громко закашлялся, пытаясь привлечь непоседливого эльфа, но реакции не последовало.

– КХЕ-КХЕ!

И всё же эльф по-прежнему не обращал на оклики никакого внимания, упоённо щебеча с довольно миловидной барышней, чьё холодное выражение лица обрамляла добрая копна длиннющих черных волос. Стан женщины был облачен в кожаный видавший виды доспех, а за спиной покоилось изогнутое древко такого же старого, но крепкого на первый взгляд лука.

– Давинти! – гаркнул я прямо в ухо поэту и тот, таки подпрыгнув на стуле от неожиданности, возмущённо выпучил глаза на источник напугавшего его шума.

– Ох! Варанта? – радостно и немного растерянно приветствовал меня тил. – Как хорошо, что ты нас нашёл. Ты знаешь, мой не обремененный чувством такта приятель, тебе непременно должно здесь понравиться. Тут варят такую необыкновенную на вкус, но всё же превосходную брагу. Ничем не хуже наскоро сработанного иллийского пива. К тому же никто не требует хотя бы малейшей платы, что, несомненно, является лучшим достоинством любого, даже самого паршивого питья. И да! Позволь представить…

– Разве я не велел тебе присоединиться ко мне в доме вождя? – перебил я приятеля, медленно и строго выговаривая каждый слог. – По причинам, о которых я даже и слушать не желаю, этого, конечно же, не произошло.

Скорчив недовольную гримасу, я развёл руками, подхватил трёхногий неказистый табурет и присел к компании.

– Н-у-у… Я-я-я… – принялся оправдываться поэт. – Поначалу я действительно искал тебя, но потом мне дико хотелось есть и вот… Э-э-э-м… Нам же вчера так и не довелось закончит трапезу из-за нападения проклятого чудища. Ты же помнишь? О-о-о, та тварь снилась мне утром. И теперь я имею довольно крупные опасения, что разнообразные жуткие кошмары станут преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Ох, жаль ты спросил не об этом. До сих пор чуть ли не лопаюсь от пережитых чувств.

Тил поёжился и изобразил искреннее сожаление.

– Так вот, – вернулся к оправданиям Давинти, – я брёл по улице в поисках резиденции уважаемого Тэхтата, а потом моим вниманием завладела еда, чьи поразительные ароматы доносились как раз из этого замечательного местечка. И позволь заметить, Варанта, я не зря свернул с намеченного маршрута. Я снова сыт, весел и полон сил для продолжения наших смертопасных приключений. Конечно, когда Тамиор полностью поправится… Кстати, как он?

Получив в ответ молчаливый кивок, стихоплет расплылся в широкой улыбке.

– Ну вот и очетлично! А пока позволь… – вновь попытался он.

– В общем, всё произошло так, как я и предполагал, – перебил я товарища и нарочито грозно ухнул локти о стол. – И почему я вовсе не удивлён? Ладно, чего ты там хотел мне представить? Валяй.

– Тогда… Восхитительная, неповторимая дочерь болот, дева, чья воинственность не оставляет сомнений, а красота застаёт врасплох – Линард! – торжественно заёрзав на стуле и певуче растягивая слова, проголосил эльф.

От усердия он даже пустил петуха, но поняв, что его чрезмерного ликования ровным счётом никто не разделяет, сбавил напор.

– Ты не замечаешь в ней ничего необычного, мой невнимательный друг?

– Нет, – отрезал я, мельком глянув на сидящую по левую руку особу и притянув поближе свободную кружку, наполнил её густым янтарным питьем.

– Ещё бы. Острый глаз опытного наёмника обмануть сложно, – прыснул рифмач. – Впрочем, в этой женщине всё же имеется некая достойная внимания изюминка. Линард хоть и живёт в забытой богами глуши, что и так вызывает интерес, однако самое любопытное – она вовсе не принадлежит к роду дикарей инфери. Напротив, в её жилах течет благородная эльфийская кровь!

Давинти чуть ли не захлебнулся волнением.

– Ты представляешь, Варанта? Вот уж где-где, а в таком захудалом местечке не думал повстречать кого-то из родичей.

– Брехня. Наверняка просто девица, такая же, как и все, – пожал я плечами. – Этот древний народ с лёгкостью меняет внешность, если ты ещё не удосужился понять. И твоя Линард, не иначе, как только притворяется эльфийкой, дабы тебе, наивная душа, было привычней с ней разговаривать.

Закончив тираду, я глотнул местной браги и, отмечая про себя пряность и мягкий вкус, уставился на дно чарки.

– Осторожнее с выводами, чужак, – прозвучал в ответ женский голос. – Во-первых, твой болтливый приятель не произнес ни единого слова лжи. Я действительно тил. А во-вторых, – девушка угрожающе шикнула на вытянувшегося в струнку под суровыми взглядами поэта, – если из твоего рта, Давинти, хоть ещё раз выскочит «дикари» или тебе вздумается называть «глушью» мою деревню, я награжу твои чрезмерно длинные уши и болтливый язык такой щедрой трёпкой, которую ты вряд ли сможешь скоро позабыть.

– Ох! Неужели то были мои речи? Вот простофиля. Конечно же, никакие не дикие и уж тем более не глушь, а крайне загадочные, любопытнейшие, реликтовые, на худой конец, обитатели вполне благоустроенных топей, – затараторил стихоплет, испуганно теребя ворот балахона. – Ума не приложу, и как целый сноп таких вдохновенных восклицаний мог превратиться в дурное словцо? Прошу прощения.

– Так-то лучше, – отозвалась ловчая.

– Ну-ну, – буркнул я, дождавшись окончания внезапной перепалки. – Только если всё так, как ты утверждаешь, тогда для чего обаятельная барышня прозябает в глубине болот, вдалеке от исконных земель, а не наслаждается изысканными видами заката где-нибудь в стеклянных замках Тилендаля?

– А ты, броктар, всех эльфийских женщин считаешь изнеженными чванливыми гордячками, только и способными, что примерять платья по десять раз на дню для бесконечных званых обедов? – раздраженно, придиркой на придирку ответила Линард.

– Не ёрничай, – отмахнулся я. – Ты прекрасно поняла суть моего вопроса.

– Да я и не спешила грубить. Просто отвыкла от излишних приличий. К тому же не терплю, когда меня пытаются сравнивать с теми, на кого я совершенно не похожа. Я поняла, о чём ты интересуешься, чужак.

Лицо девушки помрачнело, а взгляд наполнился тяжестью воспоминаний. Только сейчас я заметил, что правую щеку эльфийки на две неровные части разделяет старый уродливый шрам.

– Почему я здесь? – повторила она. – Эта мысль и меня мучила долгие годы. До тех пор, пока я сама всерьёз не поверила в осознанность своего серого выбора.

– Серого выбора? – непонимающе переспросил я. – Что это значит?

– Конечно. Вы же чужеземцы. Откуда вам знать о культуре смертных, одной нагой канувших в забытье? Но я постараюсь растолковать, – фыркнула охотница, принимаясь за пояснения. – Мы узнаём друг друга отнюдь не по лицам или другим чертам. Инфери могут принимать любой образ, а потому здесь нет ничего удивительного. Согласитесь, сложно отличить собственное дитя от десятка точно таких же сорванцов, когда тем взбредет в голову дурить озадаченного родителя и в течение нескольких дней всей гурьбой прибывать в одинаковом обличии. Взамен же мой народ видит цвет души всякого создания – некий ореол, окутывающий всех живущих существ покрывалом созидательной силы. И не только смертных. Мы считаем, что у многого есть оттенок. Слова и движения, действия и чувства – всё вокруг излучает свой особенный окрас. Раньше я не понимала, как такое возможно. Не могла видеть. Теперь же разум смотрит на мир совершенно иначе, а потому знает, что мой выбор окрашен серым.

– Веротрясающе, – шёпотом протянул Давинти.

– Ты и представить не можешь как, – продолжила девушка, скользнув по изумленной гримасе рифмача. – Я появилась на свет под гербами одной из достойных династий, почитаемой среди знати северных провинций Тилендаля по сию пору. С самого рождения мне не удавалось отыскать себе места ни в кругу сверстников, ни на роскошных балах, устраиваемых высшим обществом. Достигнув зрелости, я прекрасно научилась различать ложь и вычурное, неприкрытое лицемерие, насквозь пропитавшее умы придворных дам. Зависть, вечные сплетни, интриги – всё ради того, чтобы отхватить себе какого-нибудь лорда-недоросля побогаче, а затем дни напролёт распивать вино на террасе собственного имения.

Линард презрительно скривила рот.

– В придачу, мне слишком рано открылось, что женщина, в любые времена, вне зависимости от эпох и родовых регалий – лишь товар, разменная монета в руках мужчин. Развязывание междоусобиц, заключение мирных соглашений… Такие деяния всегда имеют одну и ту же цену. Никто из нас не смеет решать собственную судьбу, пока над ней довлеет власть отцов, мужей или правителей. Продать себя подороже – вот единственный смысл жизни. Некоторым удаётся получить в обмен неподдельную любовь, преданность и заботу, но таких счастливиц на пальцах пересчитать. Иные, коих ещё меньше, назло незавидной участи, способны добиваться признания силы и мудрости среди тех, кто не терпит равенства. А я… Я не стремилась обменивать свою шкуру на общепринятые блага. В моих жилах текла необычайная жажда охоты и приключений. Отец же видел будущее дочери много иначе. Потому, вопреки убеждениям родителей я отреклась от уготованного мне пути и сбежала. Промышляла наёмницей. Разбойничала по лесам с шайкой таких же молодых повес. Весёлое было время. Но годы странствий привели меня на тогда ещё только осваиваемые просторы Зарии. Тяжёлое эхо отгремевшей Войны Семи наложило смутный отпечаток на весь Тилрадан. И, несмотря на заключение пакта о мирном разделе территорий, кровавая смута утихала ещё долго. В ту пору я прильнула к одному из так называемых «Арьергардов Избавления» – шайка амбициозных недотеп, лижущих сапоги новому порядку. Однако даже эти прохиндеи умудрились тепло устроиться у огарков усмирённой вражды, вовремя присягнув на верность Поборникам суда. Сейчас трудно представить мир без покровительства столь великого оплота благочестия и справедливости, но тогда…

Прикрыв веки, лучница нервно коснулась лба пальцами и надолго приложилась к кружке с пахучим питьем.

– Избавление, – с насмешкой произнесла она. – Кто только придумал столь лицемерное название для деяний, что входили в перечень приказов для проклятого Арьергарда?

– И какие же приказы стояли перед тобой? – поддержал я вовсе поникшую эльфийку.

– Всё просто, мы должны были отыскивать и привлекать на свою сторону остатки разрозненных войск. Плевать, чьих государств они были – гребли всех подряд. Дармовое мясо для пополнения армий молодой правящей машины всеобщего благоденствия. Вот только благие намерения всегда шествуют по дорогам жестокости и вероломства, – спустя несколько мгновений задумчивости вновь заговорила Линард. – Иногда мы действительно находили тех, кто не мыслил себя без военного причастия и с радостью примыкал к рядам новой мировой силы. Но в большинстве случаев всё выходило совсем не так. Не было никакого «избавления». Арьергард… Тьфу!.. Под каждым благородным названием скрывалась очередная банда простых наёмников и мародеров, готовых на любую, даже самую грязную работу. Беспринципных, служащих чему угодно и присягающих на верность тому, кто больше заплатит. Говоря прямо, мы скитались по всему континенту в поисках свежей крови, грабили ради забавы, вторгались в уцелевшие поселения и уводили всех юных и способных держать оружие мужчин. А после переправляли их, словно скот, в тесных трюмах тилских кораблей до берегов Рундара. Там им обещали новую жизнь в обмен на вечную преданность. Всё, как полагается.

Девичьи губы скривились от плохо скрываемого презрения, а глаза застила мутная пелена.

– Несогласных же казнили на месте, выжигая порой целые деревни. Особую ценность в этой поганой охоте имели выходцы из реликтовых народов. Сильные, выносливые, некоторые живущие тысячелетиями. К тому же никто не почитал их частью разумного бытия, как не почитают и сейчас. А значит, и поступать, как с равными, нужды не было. Не нужно платить, не требуется повышать по службе или даровать земли за выслугу. Удобнее некуда.

– Совершенно чудовищно, – вторгся в пересказ возмущенный голос Давинти. – Сущее варварство!

– Так ведь и жизнь тебе не бочка с медом. Любой плод прорастает куда быстрее, если его сдобрить хорошей кучей смердящего навоза, – рассмеялась эльфийка. – В общем, – вздохнула она, – нашему отряду «Избавления» было известно, что многие уцелевшие реликты стекаются в область непроходимых топей на границах Кинарта и Виридиса, под защиту усопших предков, и строят новые города в надежде, что разумным достанет разума не преследовать их здесь. Но мы отправились за ними и в Шепчущее прибежище. В первые же часы перехода сквозь незнакомые заросли и сплошные болота половина нашей группы погибла в чреве жидкой земли и хитрых ловушек, щедро расставленных на каждом шагу хозяевами топей. Не избежала такой участи и я. Моя нога угодила в капкан. Зубцы самолова перебили кости. Дальше я не могла идти. Командир счел, что мне не дотянуть до возвращения в лагерь, а пренебрегать маневренностью отряда – дело рискованное. В конце концов, меня решили оставить. Бросить, истекающую кровью, неспособную двигаться, на съедение диким зверям или на потеху тем, кто так тщательно оберегал свои границы. Один из бывших товарищей по оружию даже задумал воспользоваться мной напоследок. Его они тоже не дождались.

– И что? Что было дальше? – вновь возбуждённо перебил рифмач.

– А дальше Шепчущее Прибежище стало моим по-настоящему родным домом, а племя инфери – семьёй.

Впервые на лице ловчей просеяла тёплая радостная улыбка.

– Они подобрали меня. Златали раны, научили жить и выживать в этом непростом, но прекрасном месте и предложили остаться навсегда. Это и есть мой выбор серого цвета. Вынужденный и в то же время осознанный.

– Ты не пробовала вернуться в исконные земли? – не унимался с расспросами поэт.

– Незачем, – отмахнулась девушка. – Мой род давно списал меня со счетов и отрекся от своего чада. В отчем краю меня ждёт только презрение или смерть. Здесь же я нашла то, что всегда искала – покой. Здесь нет ни лжи, ни притворства. Здесь я та, кем создана быть. Я охотница, и я охочусь. Добываю пищу для деревни. Как и остальные, я вношу свой вклад в жизнь всех разом и каждого по отдельности. И мне платят тем же теплом и заботой. Может, мы и спим на коре, а не на мягких перинах, но не это ли настоящее благоденствие?

– Любопытная история, – пробасил я, не найдясь, что ответить эльфийке.

– А если вам, чужеземцы, такая решимость до сих пор кажется престранной дурной блажью, то могу заверить, что знаю пару именитых особ, сбежавших из-под опеки семьи прямиком в племена грязных гоблинов, дабы сознательно стать женами вождей. Вот уж действительно диковинное безрассудство.

Округу заполонил мелодичный хохот.

– Линард! – послышался строгий голос со стороны главной деревенской улицы. – Юкар, тара Энект! – крикнул мужчина, стоявший поодаль и удерживающий в руке оружие, походившее на то, что пряталось за спиной нашей собеседницы.

– Мне пора, – встрепенулась она. – Я благодарна вам, чужаки. Наконец-то мне выпала возможность показать цвета своей души кому-то, кто никогда меня не знал и впредь больше не вспомнит. Хотя, как посмотреть, возможно, вы тоже найдёте здесь свой покой. Прощайте!

Ловчая подала знак соплеменнику, быстро заправила волосы в конский хвост, перетянув их веревкой, поднялась из-за стола и зашагала прочь. Затем вдруг замедлилась, встала вполоборота и согнулась в коротком поклоне.

– А ведь могла бы вернуться на родину и начать всё с начала, – бормотал Дави ей в след. – Мир не так жесток, как она думает. М-м-м, Варанта?

– Для неё это именно так. Мир, к которому привыкла Линард, не может навредить ей лишь потому, что остаётся далеко в прошлом. Вернувшись, она рискует снова потерять себя. И наверняка боится, что на сей раз окончательно.

– Пожалуй, – не стал спорить тил. – Все мы чего-то страшимся. Порой так сильно, что не решаемся открыть глаза. Метафора, – поспешил объяснить он.

– Да понял.

Тоскливая ухмылка наползла на лицо, а локоть шуточно ткнул друга, подтверждая, что хохма таки угодила туда, куда следовало. Продолжать трепаться совсем не хотелось. Я отвернулся и принялся разглядывать угловатые конусы крыш, размышляя над услышанным. Эльф мгновенно уловил нарастающую внутри меня тоску и тоже замолк, переключив интерес на кружку с брагой. Про Давинти можно было говорить всё что угодно – непоседливый, странный, неуёмно болтливый, иногда даже заносчивый и снова странный – но молчать, когда это действительно было необходимо, поэт всё же умел.

Откровенная беседа с тилской лучницей, вынуждено обретшей дом на чужбине, выдалась отнюдь непростой. Ещё долго мутная серая хмарь навязчивых дум клубилась вокруг сознания, пытаясь процарапать себе путь поглубже к нутру, чтобы доверху наполнить его беспокойством и тяжестью. И коварство это удавалось с лихвой – почему-то мрачная история незнакомой доселе эльфийки основательно выбивала меня из колеи. Возможно, усталость, скопившаяся за долгие дни путешествия, да к тому же нелегкие события минувшей ночи заставляли дать слабину, однако, мне назойливо чудилось, что причины кроются совершенно не в этом.

Было в её участи нечто болезненное, уродливое, мерзкое до тошноты. Казалось, будто всё, о чём рассказывала девушка, уже случилось с другими не раз. Вот только заканчивалось куда хуже. Прислуга, разменная монета, товар, вещь. В своей прежней жизни я слишком часто встречал подобное невежество по отношению к изящной половине мира, чтобы хоть на миг усомниться в правдивости слов Линард. От одной мысли, что кто-то считает верным разделять разумных на первый и второй сорт лишь по особенностям рождения, меня передёргивало всем телом, а в груди закипали несогласие и бешеная ярость. Меж тем порочное желание обладать, подчинить, унизить, а затем пользоваться всегда бурлило в головах несостоявшихся малодушных мужей в независимости от века и уж тем более устройства той или иной яви.

Нет, черноволосая эльфийка не стремилась жаловаться на нелёгкие перемены или суровый удел и не роняла слез. Видно, она просто так же, как и я, изо всех сил ненавидела ту прогнившую часть мира, где правит засилье зашоренных разумений, а жизнь порой зачинает непредсказуемые, опасные игры, после которых уже никогда не становится прежней.

***

Следующие несколько дней прошли в относительном спокойствии. Раздражала лишь непривычная вездесущая сырость, от чего кожа покрывалась надоедливым зудом, а одежды казались всегда влажными. Впрочем, время тянулось долгой однообразной чередой, и потому ежедневная сушка рубах и панталон становилась вполне занимательным событием. Мы спали, ели, пили, говорили ради хоть какого-то развлечения с обитателями деревни и снова ели, спали и пили. Мне даже начало казаться, будто моё тело обрюзгло, а жажда приключений начала медленно угасать. Давинти пытался как можно глубже проникнуть в обиход инфери, назойливо интересуясь любыми подробностями их обычаев и житейского уклада, объясняя удивленным селянам своё любопытство тем, что когда-нибудь он непременно воспоёт сей удивительный и малоизвестный народ в будущих творениях.

Так миновало четверо суток, а на пятую ночь Тамиор пришёл в чувства и тут же потребовал встречи с соратниками. Вождь, ничуть не возражая, немедленно отправил за нами ушлую внучку и уже через четверть часа воитель заключал меня с поэтом в крепкие дружеские объятья. На этот раз рыцарь и не думал скрывать радость того, что остальная часть отряда пребывает в целости и крепости духа. Чудилось, он счастлив видеть даже Давинти, хотя прежде нередко и, не оглядываясь на приличия, вовсю недолюбливал взбалмошного рифмача. Ну а спустя ещё пару дней белобородый полностью оправился и взялся настаивать на немедленном продолжении похода.

– Не слишком ли мы засиделись в гостях, Варанта? – по-стариковски не прекращал ворчать он. – Корабли Кинарта поди уже заждались капитанов.

– Возле моря своих капитанов хватает, – шутливо отнекивался я, всё ещё беспокоясь за полноту здоровья приятеля.

Однако надолго моих неумелых отговорок хватить не могло. Сказать по правде, за прошедшее время мы успели хорошо отдохнуть и набраться сил, потому особых возражений против рвения поскорее взяться за дело не последовало. И когда мешки с остатками припасов были собраны, ремни, шнуры и пряжки на броне затянуты, а оружие вновь покоилось за спиной, настала пора покинуть это странное, но приветливое и по-своему спокойное убежище.

Прежде чем уйти, было решено наведаться к главе племени, дабы попрощаться и ещё раз отдать низкий поклон вождю в знак благодарности за помощь и добрый приём. Тэхтат уже ведал о грядущем визите и, щурясь на свет раннего утра, встречал нас на пороге своей хижины. Приветственно опустив голову, он указал на входной проём, приглашая путников к очагу.

– Уделите старику ещё немного времени, – с улыбкой произнёс вождь. – Я не задержу вас надолго.

Мы согласно кивнули и проследовали внутрь. Не суетясь и словно заранее подготовившись к проводам гостей, старший племени предложил разместиться возле огня и сам уселся напротив.

– Мы пришли прощаться, уважаемый Тэхтат, – начал Тамиор.

– Знаю-знаю, – участливо прошелестел старец. – Только болван мог бы не догадаться о таком. Хотя и у глупца вряд ли бы возникли сомнения на столь очевидный счёт, – сипло хихикнул он. – Охотник пребывает в полном облачении лишь тогда, когда собирается на охоту, ну или когда возвращается.

– Вождь, позволь…

Тамиор решительно привстал, но тут же осекся, увидев перед собой поднятую ладонь Тэхтата.

– Сядь, воин. И позволь прежде сказать старшему.

Белобородый покорно занял своё место и приготовился слушать.

– Наше племя никогда не было богато пищей, – продолжил инфери. – Ртов много, а добытчиков по пальцам пересчитать. К моей скорби я не вправе снабдить вас дополнительной провизией в дорогу.

– О чём ты говоришь, уважаемый Тэхтат? – растревожился я. – Вы и так сделали для нас намного больше, чем мы вообще могли представить. Уж если перед кем и лежит долг, то только перед нами. Мы благодарны и готовы платить тем же.

– Остынь, благородный броктар, – возразил старец. – Мы сделали только то, что должны были сделать. Принимай других так, как хочешь, чтобы другие принимали тебя, прежде чем судить, кто стоит у твоего дома. Но я не закончил.

Вождь перевёл дух и сухо откашлялся.

– Пищей мы поделиться не в праве, а вот знающего проводника я вам дам. Уже за полдень Еглу выведет вас к песчаным берегам канри.

Сказав так, он выждал недолгое молчание, затем медленно поднялся и направился к выходу. Мы же, не намереваясь больше злоупотреблять радушием, встали на ноги и двинулись следом.

– А теперь прощайте, – проговорил Тэхтат, когда наш отряд миновал порог хижины. – Пусть удача не отворачивается от вас, а боги всегда встают на защиту.

В голосе старика чувствовалась лёгкая грусть. Он немного замялся и, потакая обычаю разумных, вдруг протянул в нашу сторону свои сухие ладони для рукопожатия. Поблагодарив вождя ещё раз, мы спустились по коротким ступеням. Наш проводник – худощавый юноша высокого, вровень с эльфом, роста – уже ожидал у тропы.

– Ах, чуть не забыл, – крикнул нам в спины Тэхтат и заспешил вдогонку. – Это подарок.

Поравнявшись с Давинти, он извлёк из-за пазухи небольшой свёрток и сунул его тилу.

– От ловчей. Линард. Говорит, никогда ещё не встречала слушателей внимательнее, – заулыбался вождь. – Не знаю, что это такое, но пахнет очень заманчиво.

Дави поднёс свёрток к лицу, втянул носом густой ароматный дух и блаженно прикрыл глаза. Немного замешкался, а затем, как бы украдкой поглядывая по сторонам, спрятал кулёк в сумку.

***

День набирал силу, а деревня инфери оставалась далеко позади. Вытянувшись в линию, мы молча двигались за юрким провожатым, стараясь идти след в след по извилистым и опасным стежкам Шепчущего прибежища. Определить, долго ли мы плутаем между топями, было сложно. Даже сейчас, в светлое время суток проклятые дебри окутывал густой полумрак, лишь изредка разделяемый на ломти солнечными лучами. Тени голых, уродливо изогнутых деревьев падали под ноги, сливаясь с серой, влачащейся по земле дымкой и, пожалуй, могли запутать даже самого матерого следопыта.

– Ты говорил с вождём? – решив хоть как-то развеять царящее повсюду уныние, обратился я к Тамиору.

– О чём? – отозвался белобородый.

– О целях нашего путешествия. Инфери почитают Истока Тибору.

– Ага. Тэхтат упоминал, что ты уже допытывал его о местонахождении идола Стража. Но они давно потеряли связь со всеми реликвиями.

– Мне он ответил так же, – насупился я. – Но, может, старец обронил ещё что-то? Что-то, что могло бы помочь в наших поисках.

– Не думаю, – буркнул рыцарь. – Вождь не сказал ничего, что мы бы не знали. Зато много рассуждал о проводниках Истоков. Будто эти существа наделены невероятной жизненной силой, исполняют волю старших богов, а наш путь незримо связан с их предназначением. И прочее-прочее. Все эти бредни мы уже слышали в Висмутовых Столпах да от болтливого приятеля Давинти.

– Почему ты считаешь это бреднями?

– Не знаю, – отмахнулся воин. – Я привык полагаться на свою силу и на крепкое плечо драконоголового товарища. Предания пусть остаются преданиями. Я верю в то, что вижу или могу бросить в кошелек. Вот, к примеру, однажды мне довелось встретить Далру-отшельницу. Настоящая богиня, между прочим, – бородач помолчал и, видимо, решив не отвлекаться на пояснения, продолжил: – А этих так называемых «проводников» никто и никогда не видел толком. Для меня они – слухи да домыслы. Не больше.

– Юкар! – прервал беседу крик следопыта-инфери. – Талран ерк кегата, – донеслось спереди.

– Ты понимаешь, что он говорит, Давинти? – торопливо одернул эльфа бородач.

– Немного. Похоже, пытается сказать, чтобы мы поспешили. Выход совсем близко.

Мы прибавили ходу. Массив гниющего леса заметно редел, воздух постепенно наполнялся свежестью, а непроницаемая дымка сумрака пятилась, отступая за стволы деревьев и боязливо прижимаясь к рубежам своих тоскливых владений. Земляное жидкое месиво всё реже отзывалось противным хлюпаньем при каждом шаге, медленно обретая твёрдость и плотный гул сухой почвы. Повеяло теплом, и вскоре наш отряд упёрся в монолитную стену ослепительного солнечного света. Промозглая сырость окончательно уступила место обжигающему зною, а далеко впереди раскинулась бескрайняя морская гладь, подпирающая песок берегов Кинарта.

Наш юный поводырь замедлился, не заступая за резко очерченную границу владений палящего светила, и с тревогой, словно опасаясь погибнуть в чуждых незнакомых ему условиях, замер и повернулся к нам.

– Ког раташ нарлат, – произнёс он. – Атагат кар мах кра. Ридаши ран.

Мы вопросительно воззрились на стихоплета. Тил же, поняв, что именно требуется в данный момент, прямо-таки засиял от вынужденного всеобщего внимания к своей персоне. Сделал умудренный вид, он наморщил лоб и принялся потирать двумя пальцами несуществующую бороду.

– Инфери говорит, что дальше идти не станет, – заключил поэт, цедя каждое слово исключительно важным тоном. – Он слишком молод, а в его племени запрещено покидать родные земли, не миновав посвящение в ловцы, то бишь до того, как юноша будет считаться мужчиной и пройдёт какое-то наверняка дикое и жуткое испытание.

– Ты точно уверен, что паренек сумел наговорить такую кучу, используя всего несколько коротких слов? – с сомнением и издёвкой переспросил Тамиор.