Kitabı oku: «Группа продленного дня», sayfa 4
Кирилл молчал: он не знал, что говорить. Следующий вопрос смутил окончательно.
– Ты ее любишь?
Пауза.
– Люблю.
– И она тебя любит.
Стас произнес это очень тихо, но у Кирилла в тот момент буквально заложило уши.
– Я… Прости… – запинаясь, с трудом различая звук собственного голоса, начал он.
– Просто будь рядом с ней, – перебил его друг, резко встал со стула и вышел из кухни.
Это был их последний разговор.
Стас переехал через час – к знакомому. Кирилл – через неделю – в соседний район: он не мог оставаться в квартире, где они с другом (бывшим другом) провели год. Отложенных на всякий случай денег хватило, чтобы оплатить первый и последний месяцы аренды. Что делать дальше, Кирилл не представлял.
Аня совсем перестала улыбаться, часто плакала.
Друзья осуждали, многие – перестали с ним общаться.
Стас не проявил ни злости, ни агрессии, ни раздражения – он вообще не проявил эмоций: замкнулся в себе, завалил три пересдачи из трех и много пил. Все это пугало Кирилла. Ему казалось, Стас запустил программу самоуничтожения и скоро перестанет существовать. Он хотел ему помочь, но не представлял, как говорить с ним об Ане, а другие темы в этой ситуации выглядели настолько неуместными, что Кирилл просто не знал, о чем, а главное, как теперь разговаривать с бывшим лучшим другом.
Он смотрел на парня, с которым они в третьем классе разыграли учительницу естествознания: наловили лягушек и подкинули в ящик ее стола (ох и влетело же им тогда от родителей), в шестом – впервые попробовали сигареты (на этот раз от родителей им влетело сильнее), а в десятом – отказались писать годовую контрольную по физике: это был их протест на недопустимое, как они считали, поведение учительницы – она оскорбляла учеников, называя их тупыми (после этого они еще месяц не выходили из дома в наказание), и чувствовал, что закончилась казавшаяся бесконечной эпоха. Эпоха их со Стасом дружбы.
Он смотрел на Аню, которая поддерживала его, постоянно была рядом – тихо, молча, лишь бы не потревожить, выслушивала длинные пьяные монологи о том, какая он сволочь, отпаивала куриным бульоном, обещала, что они со всем справятся, и почему-то злился на нее.
С каждым днем ситуация становилась запутаннее. Кирилл не понимал, как себя вести. С одной стороны, все разрешилось: они с Аней теперь могли быть вместе. С другой – вес цены, которую они заплатили за эту свободу, оказался неподъемным.
Неясно, чем бы все закончилось, если бы не вмешалась Даша Меркулова.
– Соберись и будь мужиком, наконец! – жестко сказала она Кириллу по телефону. – Если ты не сделаешь что-нибудь прямо сейчас, убьешь вас троих.
И он сделал. Сделал то, что убило только двоих (ведь третий и так уже был мертв): бросил любимую девушку.
Прошло двенадцать лет, а он, как ни пытался, так и не смог убедить себя в том, что тогда поступил правильно.
Со Стасом они с тех пор не общались: Кирилл забрал документы из института и перевелся в другой. От общего знакомого, единственного из их компании, с кем поддерживал связь, он узнал, что на третьем курсе друг женился. Позже узнал, что у него родился сын.
А Аня…
Наверное, она так и осталась бы для него девушкой из прошлой жизни, непрожитой несчастной любовью, и он никогда бы не стал искать ее в социальных сетях, если бы сегодня утром не услышал ее голос.
Кирилл ехал в такси на съемку и злился, потому что забыл дома наушники: ему уже пятнадцать минут приходилось слушать какое-то глупое радио вместо своей любимой музыки. Когда заиграла очередная попсовая песня с очередным попсовым текстом, Кирилл не выдержал.
– Можно переключить? – раздраженно сказал он таксисту.
– На какое? – спокойно спросил тот.
– На любое другое, – сквозь зубы бросил Кирилл, чувствуя, как теряет терпение.
Водитель тут же поменял волну, и в этот момент мужской голос бодро произнес: «Утро с Аней Тальниковой».
– Друзья, ну не верю я в приметы, – рассыпалось через секунду по салону мягким песком. – Вот сегодня – пятница, тринадцатое, а как день хорошо начался…
– М-можно сделать п-погромче? – запинаясь, произнес Кирилл.
Водитель прибавил громкость. Ее голос стал ближе.
– Муж завтрак приготовил, бариста – латте на идеально-пониженной температуре сварил. У лучшей подруги сегодня день рождения, представляете? И даже дождливая погода какой-то особенно романтичной выглядит.
Кирилл слушал и думал только об одном: хоть бы она говорила вечно. Он почти не сомневался: это та самая Аня. Вместе с тем в подобные совпадения не верил (как и она – в приметы). Впрочем, через пару минут, поискав информацию о ведущей в интернете, убедился: это его Аня. Бывшая его Аня, то есть.
Он посмотрел на дымящийся окурок: как быстро можно промотать в голове двенадцать лет жизни – всего за одну сигарету, – потушил его, вернулся в комнату и взял в руки телефон.
Снова ее страница.
Новая фотография – выложила пять минут назад. Стоит на танцполе в черном коротком платье и обнимает за талию рыжеволосую девушку в белом корсете и белых джинсах. «С днем рождения, моя. Буду эгоистичной и пожелаю тебе всегда быть рядом со мной, потому что если не будет тебя, не будет и меня», – написала она под фото.
Кирилл непроизвольно улыбнулся: узнал Дашу Меркулову. (Надо же, они до сих пор дружат…) На него вдруг накатила такая ностальгия (возможно, именно такая ностальгия накатывает на людей, которым есть по чему ностальгировать, после того как они выпьют почти целую бутылку темного рома), что ему захотелось написать Ане.
«Привет, как дела?» – напечатал он и тут же удалил.
– Бред. Ты не видел ее двенадцать лет, а пишешь так, будто вы вчера вечером кофе вместе пили, – вслух сказал Кирилл.
«Привет, мы так давно не виделись. Как дела?» – исправился он, а в следующую секунду подумал о том, что первый вариант был гораздо лучше.
Пальцы замерли – будто впали в ступор. Кирилл вдруг понял: он не знает, что ей написать.
Казалось бы, чего проще – ему, человеку, который придумывал рекламные слоганы и сочинял пресс-релизы, да и в целом считал, что у него неплохие отношения с русским языком, написать сообщение девушке в социальных сетях: он написал, наверное, миллион таких сообщений. По каким-то непонятным (а может, и понятным) причинам это сообщение он осилить не мог.
«Надо написать ей что-нибудь особенное, удивить, заинтересовать, рассмешить на крайний случай», – мелькнула в голове мысль, и Кирилл начал думать.
Через пару минут он удовлетворенно перечитал девять предложений.
– А нужны ли ей твои девять предложений через двенадцать лет после того, как ты ее бросил? – снова вслух произнес он. – Она счастлива – это ясно. Тем более, замужем. За идеальным мужчиной.
Последняя фраза прозвучала пренебрежительно и иронично одновременно.
Он снова перечитал девять предложений. Глупость. Просроченная романтика. Это надо немедленно удалить. Или… Все-таки попробовать? Ну чем он рискует? Максимум тем, что она не ответит.
Кирилл, не выпуская телефон из рук, потянулся к бутылке, вылил остатки рома в стакан и залпом выпил.
Большой палец завис над экраном.
Глава 5
– Ну потанцуй со мной, пожалуйста, – Аня Тальникова попыталась обнять невысокого гладковыбритого блондина с короткой стрижкой, широкими скулами и пронзительно-голубыми, словно ледяными, глазами, но он легко увернулся и поморщился.
– Я не люблю, ты же знаешь.
Она разочарованно убрала от него руки и вздохнула. «Я не люблю, ты же знаешь»: что можно ответить на эту фразу собственному мужу?
– А вот и просекко! – бодро послышалось за спиной. Аня, не оборачиваясь, узнала голос Пати и почувствовала, как подруга дотронулась до ее плеча. – Будешь?
– Буду! – неожиданно для самой себя сказала она. Аня уже выпила сегодня два бокала вина и больше не хотела, но после фразы «я не люблю, ты же знаешь» вдруг поняла: просекко – именно то, что ей сейчас нужно.
– Остия, – видимо, для Пати ее ответ был такой же неожиданностью, потому что она в растерянности застыла на месте. – А я тебе не взяла.
– Зачем тогда спрашиваешь? – Аня выхватила у нее бокал и сделала два больших глотка, а потом высоко подняла его, посмотрела на танцующую рядом Дашу и с пафосной торжественностью прокричала. – За твои тридцать, моя!
Та послала ей воздушный поцелуй.
– Мою жену сегодня немного клинит, – улыбнулся невысокий гладковыбритый блондин с короткой стрижкой, широкими скулами и пронзительно-голубыми, словно ледяными, глазами Олегу и Жене, которые только что подошли и были заметно удивлены происходящим: обычно Аня вела себя скромнее. – Не обращайте внимания.
Аня усмехнулась, сделала еще глоток, отдала полупустой бокал продолжающей растерянно стоять Пати и наигранно-радостно произнесла: «Да на меня вообще можно не обращать внимания! Я для этого здесь и нахожусь». На последних словах она с вызовом посмотрела на мужа. Тот ответил ей пристальным серьезным взглядом. «Полегче», – прочитала она в его глазах и опустила свои.
Даша и Пати выразительно переглянулись, но промолчали. Олег сделал вид, что ничего не заметил, и задвигался в такт музыке: диджей начал играть его любимый хип-хоп, и он решил сосредоточиться на битах. Женя непонимающе моргала.
– Давайте за именинницу, что ли, – приподнял стакан с виски невысокий гладковыбритый блондин с короткой стрижкой, широкими скулами и пронзительно-голубыми, словно ледяными, глазами. – Желаю в этом году самых скандальных обложек – каких только сама захочешь.
Даша растянула губы в неловкой улыбке и дотронулась до его бокала своим. Остальные сделали то же самое. Все, кроме Ани: у нее единственной в руках не было бокала.
– Все хорошо? – наклонилась к подруге Даша.
Та кивнула. Все хорошо. У нее все хорошо. У них все хорошо.
Именно эту иллюзию – иллюзию идеального брака с Глебом Ивлевым, тем самым невысоким гладковыбритым блондином с короткой стрижкой, широкими скулами и пронзительно-голубыми, словно ледяными, глазами, который только что смог успокоить ее одним взглядом, – Аня Тальникова вот уже восемь месяцев подряд поддерживала не только в глазах посторонних людей, но даже в глазах родителей и близких подруг (а до недавнего времени – и в собственных). Делала это по очень странной, на первый взгляд, причине: она боялась, что окружающие ее не поймут. Точнее, не поймут ее недовольства этим браком, потому что на самом деле среди них практически не было людей, способных понять, чем в этом браке можно быть недовольной.
Аня даже прокручивала в голове возможные диалоги.
– Он тебе изменяет?
– Нет.
– Он тебя бьет, унижает?
– Нет.
– Он мало зарабатывает?
– Много.
– Тогда в чем дело?
– Мне плохо рядом с ним.
– Но почему? Что не так?
– Он не говорит со мной о чувствах.
Здесь Аня представляла себе лицо собеседника: оно, скорее всего, выражало бы недоумение и сомнение в ее адекватности. Вероятно, будь на месте Ани другая девушка, ей было бы плевать на выражение лица собеседника, но Аня Тальникова страдала одной очень опасной для жизни зависимостью – от мнения окружающих, и чтобы не выглядеть в их глазах странной, «не такой», постоянно подгоняла свои чувства под принятые ими ГОСТы на эмоции. Так ей было спокойнее. Безопаснее.
Никто не сможет осудить тебя за «не те» ощущения, если ты будешь строго контролировать их и тщательно проверять на «нормальность», прежде чем публично испытывать.
Аня усвоила это правило еще в начальной школе, когда одноклассники посмеялись над ее слезами из-за «четверки» за диктант. В тот момент она почувствовала себя глупо, особенно после того, как соседка по парте громко фыркнула и со снисходительной усмешкой бросила: «Нашла из-за чего плакать! У меня вообще тройка с минусом, но я же не рыдаю». Ане было обидно: она так старательно готовилась, но из-за невнимательности допустила несколько нелепых ошибок – поэтому ей казалось, что она имеет право расстраиваться. Реакция одноклассницы заставила посмотреть на свои эмоции по-другому. Очевидно, есть те, кому хуже. (Подумаешь – «четверка».)
С тех пор Аня стала пристально следить за проявлением своих чувств, и чем чаще делала это, тем больше сомневалась в их правильности. Доходило до того, что она смеялась над шутками, если над ними смеялись все, даже когда не видела в них ничего забавного. Вот и сейчас ее внутренний ребенок – девочка, которую засмеяли за «неадекватную» реакцию на «четверку», – сверялся с компасом общественного мнения, а он показывал, что она не должна быть недовольна своим мужем.
Аня осторожно огляделась: что сказали бы все эти люди, если бы узнали причину, из-за которой она так сильно переживает?
Слева от нее, ненавязчиво наблюдая за барменами, официантами, диджеем и гостями, то и дело окидывая взглядом лофт, словно сканируя атмосферу праздника, танцевала Пати. Она, скорее всего, посоветовала бы подумать о том, что в мире осталось не так много нормальных мужчин, чтобы уходить от одного из них по причине отсутствия разговоров о чувствах, и добавила бы: «Заведи себе любовника-философа и говори с ним сколько захочешь, но рушить брак с таким идеальным мужчиной, как Глеб – глупость».
Рядом с Пати, нервно поправляя оборки на платье и глядя на Олега глазами, полными преданности и любви, смущалась Женя. Аня плохо ее знала, но предполагала, что та расценила бы подобные претензии к мужу как каприз избалованной эгоистки.
Чуть поодаль, в открытую рассматривая парней без пары (а иногда и несвободных), показательно сексуально двигалась их с Дашей бывшая однокурсница, уже давно мечтающая выйти замуж. Она, наверное, удивленно посмотрела бы на Аню, а потом закатила бы глаза и с осуждением пронесла: «Да как ты можешь вообще жаловаться и не ценить, что имеешь? Тебе очень повезло с мужем – ты ”спасибо” скажи!»
Напротив Ани, время от времени щелкая пальцами, на полусогнутых ногах крутила попой Даша. Пожалуй, единственная из всех, кто смог бы ее понять. Тем не менее, не до конца. Вероятнее всего, если бы она узнала, что подруга несчастлива в браке настолько, что почти каждый день плачет, когда остается одна, даже не стала бы выяснять причины этого, а сказала бы только одно слово – «разводись», и через секунду недоуменно спросила бы: «А в чем проблема-то?» Тогда Аня попыталась бы ей объяснить, что боится критики окружающих в случае развода по столь глупой – «он не говорит со мной о чувствах» – причине. На это Даша снова бы коротко ответила: «Плевать на всех! Это твоя жизнь». Здесь разговор, скорее всего, зашел бы в тупик, потому что Даша не смогла бы понять, какой страх испытывает Аня при одной только мысли о том, что люди ее осудят.
Справа от Ани, уткнувшись в телефон, перенося вес тела то на левую, то на правую ногу и слегка покачивая корпусом – именно за счет этих движений создавалась видимость танца, – в темно-синем клетчатом пиджаке с накладными карманами, светло-синих прямых джинсах и белой футболке из плотного хлопка, стоял Глеб.
Идеальный мужчина.
Надежный, уравновешенный, умный, уверенный в себе, верный, заботливый, да еще имеет общественно-поощряемое хобби – зарабатывание денег.
Невысокий – на голову выше Ани, худощавый блондин с короткой стрижкой, пронзительно-голубыми, словно ледяными, глазами и широкими скулами. Он гладко брился, любил джемперы, кожаные куртки и солнцезащитные очки – их носил в любой ясный день, независимо от времени года, не имел вредных привычек – лишь позволял себе чуть выпивать по праздникам, и практически никогда не повышал голос.
Красивый. С какими-то каноническими пропорциями лица. Даша часто говорила Ане, что у Глеба модельная внешность, но не слащавая, а, как она выражалась, нетипично брутальная.
– Он выглядит жестче и мужественнее, чем Олег со своей щетиной, темными волосами, карими глазами и ростом под два метра. То есть Олег тоже выглядит мужественно, но как-то привычно мужественно, а Глеб – необычно мужественно, – шепотом тараторила она подруге на ухо всякий раз, когда они шли куда-нибудь вчетвером, и авторитетно добавляла. – Точно тебе говорю – он мог бы сделать крутую модельную карьеру.
Аня только посмеивалась, представляя реакцию Глеба, если бы он это услышал – тот терпеть не мог фотографироваться.
Она перевела взгляд правее, заметила, как одна из девушек восторженно поглядывает на ее мужа, и попыталась представить, о чем та сейчас думает. Скорее всего, она уже расспросила о нем местных сплетниц, раз смотрит на него такими глазами. Аня даже знала, что они ей ответили: «Глеб Ивлев, тридцать пять лет. Свой айти-бизнес. Квартира на Павелецкой. Женат на Ане Тальниковой. Она что-то там ведет на радио и пишет для какого-то там глянца: книги, театры, выставки, концерты, короче, строит из себя интеллектуалку. Женат безнадежно, не изменяет – девочки проверяли. Ездит на "эске купе". Ей недавно купил "икс шестой"».
Аня усмехнулась, представив, что про нее сказали бы, если бы она развелась с таким мужчиной, потому что он не говорит с ней о чувствах: самое мягкое, что она услышала бы в свой адрес – «идиотка».
– Так тебе принести все-таки просекко? – глядя на нее, озабоченно произнесла Пати, которая приняла слишком эмоциональную реакцию подруги за упрек в том, что не взяла ей выпить.
Это было настолько забавно, что Аня расхохоталась и отрицательно покачала головой.
– Мне принести! – радостно крикнула Даша, поднимая руку с пустым бокалом, и на мгновение замерла. Ее тело буквально застыло – двигались только глаза: как будто снимали видео для будущих воспоминаний.
Полутемный танцпол освещают прожекторы и улыбки. Так много гостей… Все они здесь, чтобы поздравить ее. Все они здесь, чтобы быть рядом в этот день. Даша, продолжая скользить взглядом по знакомым лицам, не спеша вдохнула – воздух показался сладким.
Ей тридцать. Она, красивая, свободная, здоровая, танцует в окружении близких, любимых людей. Момент.
Момент, который никогда не повторится, – вот что пыталась запомнить Даша Меркулова прямо сейчас. Счастье – вот что чувствовала она в этот момент. И это счастье крутилось в ней на высоких оборотах, вытесняя недавние плохое настроение и тревогу.
Она беззаботно тряхнула кудрями и вдруг услышала знакомый мужской голос.
– Ну тебе-то понятно.
Даша огляделась – кто это сказал? – а потом заметила, как Олег, роскошно-небрежно двигаясь под музыку, ухмыляется.
– Что, прости? – медленно произнесла она, удивленно моргая.
– Я про твою, – он перестал танцевать и кивнул на бокал в ее руке, – вредную привычку.
Даша молчала, пытаясь осознать происходящее. Олег прямо сейчас намекнул, что у нее проблемы с алкоголем? Да еще так по-хамски?
– Пат, что он творит? – негромко и напряженно произнесла Аня, наблюдая за этой сценой.
– Не знаю, – пробормотала та и машинально сыронизировала. – Его выступления в программе не было.
Аня кинула вопросительный взгляд на мужа. Он в ответ пожал плечами.
– Ты любишь выпить, Меркулова. Это ни для кого не секрет, – Олег слегка склонил голову, удовлетворенно разглядывая Дашу – словно наслаждался ее замешательством.
– Может, скажешь ему, чтобы он прекратил? – повысила голос Аня, поворачиваясь к Глебу.
– Не неси херню, – раздраженно бросил тот. – Как я ему это скажу?
Даша не двигалась. Она растерялась – не понимала, как себя вести, и уже пожалела, что пригласила Олега на свой день рождения. Очевидно, он нарочно пытается испортить праздник. Неожиданно в мыслях воспроизвелись слова подруги: «Он и делает это, чтобы тебя побесить. За косички дергает, как в первом классе. А ты ведешься. А он, великий манипулятор, этим наслаждается». В ту же секунду Даша пришла в себя. Она запрокинула голову, провела средним пальцем по широкому чокеру-надписи FUCK из стразов, а потом улыбнулась.
Тому, кто не был знаком с Дашей Меркуловой близко, показалось бы, что в этой улыбке нет ничего необычного – классическая светская полуулыбка, которую люди обычно берут с собой на вечеринки, – но Аня, когда увидела ее, буквально замерла в ожидании. Она знала: этой улыбкой подруга запустила таймер обратного отсчета, и если Олег прямо сейчас не сделает ничего, чтобы его остановить, рванет скандал, от последствий которого, в первую очередь, пострадает он сам.
– Или ты не в курсе? – с явным удовольствием прищурился Олег.
«Три. Два. Один», – посчитала про себя Аня.
– Послушай, Воронец, – сладким голосом, будто собиралась рассказать ему добрую сказку, начала Даша и резко поменяла эмоцию на лице на ту, с которой профессиональные киллеры, если верить фильмам, производят контрольный выстрел в голову: ни капли сомнения в том, что человек уже мертв. – Если ты хочешь обсудить при всех вредные привычки, добавь в список две свои: траву и блядство.
Олег приподнял брови, удивленно глядя на Дашу. Она ответила ему насмешливым взглядом.
Аня посмотрела на Женю. Та сжалась, будто стала меньше в размерах. Несмотря на то, что в лофте играла музыка, а окружающие особенно не реагировали на происходящее, Ане показалось, что наступила ушираздирающая тишина и все сейчас смотрят только на них.
– С травой я сам разберусь, – неожиданно жестко произнес Олег, замолчал на несколько секунд и продолжил говорить, загадочно улыбаясь. – А насчет блядства…
Его карие глаза заблестели. Даша напряглась.
– Да, я был бабником, но это…
Он нарочно сделал длинную паузу – держал ее внимание. Стоял уверенно-расслабленно, роскошно-небрежно стоял.
Даша не отводила от него взгляда. Черный джемпер на широкой молнии с пуллером10 в виде контура большого серебристого квадрата, джинсы из черной матовой кожи, высокие белые кеды. «Топовый мужик», – помимо воли проскочило в голове.
– Потому что встречался с неправильными женщинами.
Олег сказал это безразлично-разочарованно, сделав едва заметный акцент на предпоследнем слове. Вместе с тем в его голосе звучала обида – он был как будто горьким. (Да, в голосе Олега Воронца в этот момент отчетливо ощущалась досада.)
Даше стало неприятно, но она состроила иронично-недовольную гримасу и усмехнулась.
– Ах, ну да. Теперь-то все по-другому.
Женя нахмурилась и прикусила нижнюю губу.
– Теперь – по-другому, – серьезно повторил Олег слова Даши, а потом тоже усмехнулся. – Теперь мне наконец повезло. Я встретил правильную, особенную женщину. И ради нее готов меняться. Становиться лучше.
Он резко потянул Женю за руку, крепко прижал к себе сбоку и как бы невзначай бросил: «А еще, кстати, я сделал ей предложение. Мы скоро поженимся».
Танцующие рядом люди застыли в неуклюжих позах, наблюдая за происходящим со смущением и интересом одновременно.
– Хау на-айс11, – громко протянула Даша.
Она нарочно произнесла это вслух – ей нужны были слова – ощутимые, щекочущие гортань, те, что смогут разбить ком из боли и, кажется, даже слез, вдруг возникший в горле.
Аня, не отрываясь, смотрела на нее. «Только не заплачь и не убеги, моя. Просто спокойно поздравь его. Ты сможешь», – подумала она и буквально попыталась транслировать свои мысли неподвижно стоящей в этот момент подруге.
– Вот каброн12, – полусказала-полупрошептала Пати. – Прямо на ее фиесте.
Олег не двигался. Женя, которую он по-прежнему прижимал к себе, тоже.
Даша опустила глаза, затем подняла их, выразительно прищурилась и сделала шаг вперед.
– Ну… В таком случае, – мягким сексуальным голосом произнесла она и сделала еще шаг. – Я тебя поздравляю.
Следующий шаг – теперь она стояла практически вплотную к Олегу.
– И желаю, – она запрокинула голову и посмотрела ему в глаза. – Никогда не пожалеть о своем решении измениться.
Даша сказала это, приподнялась на носочки, плавно закинула руки на шею Олега и поцеловала его взасос. Он ее не оттолкнул. Женя, которая все это время стояла сбоку от него, даже не пошевелилась. В этот момент ни один человек не произнес ни слова.
Через несколько секунд – впрочем, присутствующим показалось, что поцелуй длился вечность, Даша убрала руки с шеи Олега и опустилась на пятки. Потом она повернулась к нему спиной и, словно в эту минуту была на подиуме – с отстраненным выражением лица, уверенно двигаясь, смотря вперед, не обращая внимания на взгляды, направленные на нее, – прошла сквозь толпу растерянных гостей и скрылась из виду.
– Во-ро-нец, – громко и по слогам, как если бы учительница обращалась к нарушающему порядок на уроке двоечнику, произнесла Пати, поморщилась и продолжила говорить с надменностью в голосе. – Если у тебя есть еще подобные заявления, сделай одолжение – согласуй их со мной как с организатором этой фиесты.
Она задержала на Олеге взгляд, а потом круто развернулась на каблуках и двинулась вслед за Дашей.
Аня хотела последовать ее примеру и уже оторвала правую туфлю от пола, как ощутила на своем плече крепкие пальцы.
– Не надо быть такой же придурочной, как твои подруги, – спокойно сказал стоящий рядом Глеб.
Аня замерла на месте. Она понимала: еще одного скандала вечеринка не выдержит, поэтому промолчала и спрятала свое желание объяснить мужу, кто здесь по-настоящему придурочный, в отрешенной улыбке.
