Kitabı oku: «Сова», sayfa 4

10

Мириам Мунк проснулась в чужой квартире. Не в чужой постели, нет – он оказался джентльменом, даже ничего не предлагал. Принес ей одеяло и застелил диван, в маленькой очаровательной квартирке, не имеющей совершенно ничего общего с квартирой Мириам.

Совсем другая жизнь, похожая на ту, что она вела до того, как забеременела от Юханнеса, можно сказать, более свободная жизнь. В новой квартире во Фрогнере, которую они только что купили, была итальянская плитка на полу. В холодильнике был ледогенератор и отдельный ящик для сохранения свежести овощей. Стиральная машина с электронным дисплеем. Батареи на дистанционном управлении с приложением в телефоне, чтобы можно было приходить домой в идеальную температуру воздуха. Новая машина, Мириам даже не знала, какой марки, но там было все что нужно: GPS, полный привод, подушки безопасности спереди и сзади, DVD-экраны, люк на крыше и крепление для перевозки лыж. Квартира, в которой она сегодня проснулась, представляла собой нечто совсем иное. Старые плакаты скотчем приклеены на стены. Проигрыватель пластинок в углу. Повсюду одежда. Она почувствовала сквозняк из окна, когда села в кровати, в комнате было так холодно, что пришлось плотнее завернуться в одеяло. Она потянулась к пачке сигарет на столе.

Октябрь в Осло. Зима уже в пути, и в обычное время она выкрутила бы ручку, регулирующую температуру во всей квартире, чтобы Марион было тепло, когда она сонная выходила из своей комнаты, и чтобы она не мерзла, садясь за стол завтракать, и снова в Мириам заговорила совесть. Нехороший ведь она человек, разве не так? Пошла на вечеринку. Согласилась выпить в «Интернационале». А потом согласилась пойти сюда, пить красное вино и часами говорить о вещах, о которых она давным-давно не говорила. О папе. О разводе. Как она на самом деле это пережила. О Юханнесе. Об этом смутном чувстве, не покидавшем ее последние годы. Что она выбрала его, чтобы убежать, чтобы поднять бунт, родила ребенка такой молодой от мужчины, который был полной противоположностью ее отца.

Мириам закурила, нащупала в сумочке под столом свой телефон и опять почувствовала укол совести, проверяя сообщения, но там ничего не было. От Юханнеса. Никаких: Скучаю по тебе. Никаких: Где ты? Только одно сообщение от матери: Можно Марион останется у нас еще на одну ночь? Она очень хочет, чтобы мы проводили ее в школу завтра.

Мириам набрала ответ: Хорошо, мама, конечно, поцелуй ее от меня. Отложив телефон, она осталась сидеть под одеялом и смотреть на плакаты вокруг себя.

Свобода животных – наша свобода.

Остановите «Лёкен Горд»⁶.

Плакат, изображающий кошку, запертую в клетке, изголодавшуюся, во дворе в Мюсен. Норвежцы, зарабатывающие деньги, покупая собак и кошек, держа их взаперти и затем перепродавая их для опытов за границу.

Так они познакомились.

То лицо и она.

Зигги.

Мириам по новой ощутила, как подкрадывается совесть, но не в силах была решиться. Встать, одеться, взять такси до Фрогнера, приготовиться встретить Юханнеса, когда он придет домой с дежурства в больнице, как хорошая жена, хорошая мать, какой ей следует быть, или просто укутаться в одеяло в этой маленькой, но очень живой квартире, так сильно напоминавшей ей о той жизни, которой она раньше жила.

Остановите «Лёкен Горд».

Вот где они встретились. В «Защите животных» на Муссевейен. Потому что она чувствовала, что должна была что-то сделать со своей жизнью. Не только быть мамой. Туве и Кари, отличные люди, думавшие только о том, как позаботиться об этих кошках, которые никому не нужны. Кормить их. Гладить. Чтобы они чувствовали себя важными. Что, пусть есть люди, использующие их как украшение интерьера, а потом выбрасывающие в канаву, но есть и другие, кому не все равно. Кто их любит. И этого для нее было достаточно. Взять паузу от будней. Позаботиться о ком-то.

И вдруг он оказался там.

Лицо.

Зигги.

У них было много добровольцев, постоянно приходили люди, кто-то всего раз, а кто-то чаще, но она сразу поняла и ни минуты не сомневалась, что он, Зигги, какой-то особенный.

Они стали совсем как маленькие девочки, Туве и Кари, в первый раз, когда он пришел, слегка покраснели щеки, как будто в гости пришла какая-то звезда. И поначалу Мириам не понимала, почему так, он ничем особенно не отличался от других добровольцев.

Совсем ничем.

Но теперь она поняла.

Черт возьми.

Мириам потянулась за новой сигаретой и зажгла ее, когда дверь в спальню открылась.

– Привет.

– Привет, – сказала Мириам.

– Ты поспала?

Он слегка сощурился, осторожно перешел комнату, сел на стул перед ней и закутался в одеяло, которое принес с собой.

– Немножко.

– Хорошо, – улыбнулся он, наклонив голову, пристально посмотрел на нее улыбающимися добрыми глазами и заговорил, перейдя прямо к делу.

– Как ты считаешь, что нам делать, Мириам? Со всем этим?

Ей вдруг стало нехорошо. Она сидела и смотрела на свою сигарету, ничего не говоря. Она думала, что это опьяняющее чувство, когда сидишь всю ночь вместе с кем-то, чувство, когда можно быть самой собой, пройдет.

Пройдет, когда она проснется. Просто испарится.

– Мне нужно выпить кофе. Хочешь чашечку?

С удовольствием.

– Нет, думаю, мне пора идти.

Я могла бы остаться здесь на весь день.

– Понимаю, – улыбнулось лицо. – Мне кажется, что не стоит отпускать тебя без завтрака, но решать, конечно же, тебе.

Ничего больше не говори, иначе я останусь.

– Нет, мне действительно пора.

– Конечно. Делай то, что считаешь нужным.

Одевшись и стоя за порогом квартиры, Мириам поняла, что все может осложниться.

Она влюбилась.

Серьезно.

Не в шутку.

Тяжелое чувство, сидевшее внутри нее, нечто абсолютно запрещенное и в то же время казавшееся таким правильным.

Может быть, если я больше не буду с ним видеться?..

Она поймала такси и всю дорогу до дома пыталась утвердиться в этой мысли.

Это должно пройти.

Она положила ключи на тумбочку в прихожей, разделась по пути в спальню, скользнула под одеяло и уснула, едва коснувшись головой подушки.

11

Холгер Мунк еще раз позвонил в дверь, несколько раз постучал и уже собирался уходить, когда дверь вдруг распахнулась, и в проеме показалась Миа.

– Сколько сейчас времени, что ты будишь людей?

Миа криво улыбнулась и впустила его в квартиру.

– Воскресенье, четыре часа дня? – сказал Мунк.

Он снял обувь, поискал крючок, чтобы повесить пальто, но не нашел, поэтому просто положил его на пол и проследовал за Мией в гостиную.

– Извини за бардак, – сказала она. – Я еще не успела тут разобраться. Хочешь чего-нибудь? Чашку чая? Полагаю, алкоголь ты по-прежнему не пьешь?

Мунк поискал подтекст в этой фразе, намек на то, что слишком давно он ее не навещал, но ничего такого в ее тоне не было.

– Я как раз собиралась идти в душ, подождешь, ладно?

– Подожду, конечно, – кивнул Мунк.

– Хорошо. Две минуты. Скоро вернусь.

Миа еще раз криво улыбнулась и исчезла в ванной, а Мунк остался стоять посреди гостиной, не зная, что ему делать. Не успела разобраться – это мягко сказано. Квартира напомнила ему ту, в которой он жил в Хёнефоссе. Так и не разобрал вещи, так и не смог сделать жилье домом, и тут было точно так же. У окна лежал матрас с одеялом и подушкой. Видимо, она спала, когда он пришел. Повсюду штабелями стояли коробки, казалось, что некоторые из них наполовину открыли и закрыли снова. На стенах ничего, и почти нет мебели. Квартира очень похожа на его собственную, навскидку около семидесяти квадратов, гостиная, открытая арка в кухню, дверь на балкон и коридор, ведущий, вероятно, в ванную, и наверно, две спальни, которыми Миа явно не пользовалась.

Было похоже на то, что она делала несколько попыток. Везде стояли нераскрытые коробки из «ИКЕА», наполовину собранный белый стул, ножки по-прежнему лежали на полу рядом с инструкцией, а маленький столик ей, по крайней мере, удалось скрутить. Мунк тяжело опустился на недоделанный, слишком низкий стул, положил папку на столик, почувствовав, что ему не понравилось то, чему он только что стал свидетелем.

Она выглядела дико уставшей. Опять. Почти как тогда на Хитра. В тот раз его передернуло от увиденного, и сейчас было то же чувство. Обычно такая сильная Миа, полная энергии и с ясным взглядом, сейчас сократилась до своей призрачной версии. На полу рядом с матрасом стояла наполовину пустая бутылка «Арманьяка» и стакан, а в углу сложены три пустые коробки из-под пиццы. Мунка опять кольнула совесть. Давно надо было навестить Мию. Она плохо выглядит. В их последнюю встречу, в тот вечер в «Юстисене», она казалась немного радостнее, с какой-то верой в то, что все наладится, но сейчас ее глаза были как тогда, на Хитра. Отсутствующие. Безжизненные.

Мунк встал, чтобы достать сигареты из своего пальто в коридоре.

– Курить можно тут или выходить на балкон?

Он прокричал вопрос в сторону ванной, но она на полную включила воду в душе и не слышала, так что Мунк выбрал балкон. Он стоял там на холоде, наблюдая, как последние лучи дневного света исчезали и стадион «Бишлетт» и остальная часть города погружалась во тьму.

Чертов психопат.

Мунк зажег сигарету и затянулся.

Не перед командой. Он никогда этого не делал. Здравомыслящий. Сдержанный. Спокойный. Конструктивный. Поэтому он и был начальником, никогда не позволяя другим видеть, как дела влияют на него, но он чувствовал, как это подкрадывается, то, что он увидел в Хуруме, приводило его в сильное беспокойство. У них было много дел. Всегда были дела. И Мунк всегда сочувствовал жертвам, семьям, жутким трагедиям, поражавшим людей, заставлявшим их терять кого-то, но в большинстве дел была какая-то рациональная связь. Случайная ссора с несчастливым исходом. Ревность. В большинстве дел, над которыми Мунк работал, была какая-то человечность. Конечно, неправильно говорить, что в убийстве присутствует человечность, но в своей профессии – он, конечно, никогда не говорил об этом вслух, но часто думал об этом – Мунк всегда чувствовал какое-то облегчение, находя связь, которую мог понять.

Но не в этот раз.

Это был чертов психопат.

Мунк оставил пальто в коридоре, опять вышел на веранду и закурил снова. Увидев, как Миа прошмыгнула из ванной в полотенце и исчезла в одной из комнат, наверное, пошла к шкафу с одеждой или коробке, он почувствовал себя не очень хорошо из-за всего этого, всей ситуации. Она выбрала покинуть действительность. Спряталась одна на острове в устье фьорда. А он вытащил ее обратно. Они воспользовались ей для своих целей, а потом опять выбросили, оставив одну. Нет, последнее не совсем верно. Не они. Миккельсон отстранил ее. Отдел. Система. Но не он. Если бы Холгер Мунк мог решать. Миа Крюгер могла бы делать все, что ей заблагорассудится, только бы она была с ним на работе.

– Вообще ты можешь курить тут, только окно открой.

Улыбаясь, Миа вышла из одной из комнат, одетая в черные узкие брюки, белый свитер с горлом и с полотенцем на голове. Она сняла его и начала вытирать волосы.

– Да, черт, извини, – улыбнулся Мунк, не услышав, что она сказала, мыслями совсем в другом месте.

Он выбросил сигарету на улицу, зашел обратно и закрыл за собой дверь.

– Если бы я по-прежнему работала следователем, – ухмыльнулась Миа, сев на матрас у окна, – я бы сделала вывод, что, если сам Холгер Мунк вдруг пожаловал сюда в воскресенье вечером с папкой фотографий под мышкой, это должно означать, что в большом мире случилось что-то чертовски ужасное, и отдел в отчаянии, и я, может быть, возвращаюсь на работу?

Мунк снова опустился на белый стул без ножек.

– Это мне кое-чего стоило, – кивнул он.

– И мне вроде как нужно поблагодарить тебя, ты это имеешь в виду?

Мунк опять поискал подтекст в ее голосе, но и сейчас его не было. Она казалась посветлевшей, почти радостной. Мертвый взгляд, встретивший его в дверях, как будто снова немного ожил, и казалось, что она оценила его приход.

– Так что там у нас? – сказала она, положив полотенце на пол.

– Хочешь сразу посмотреть или послушаешь, что я думаю?

– А обязательно выбирать? – сказала Миа, взяв папку со стола.

Мунк заметил, как изменились ее глаза, когда она достала фотографии и начала раскладывать их на полу перед собой.

– Мы нашли ее вчера днем, – начал Мунк. – В дальней части Хурумланне. В нескольких сотнях метрах от дороги, в лесу. Турист, или даже нет, биолог, ботаник фотографировал там какое-то растение и набрел на нее, нашел ее в такой позе, посреди…

– Ритуал, – сказала Миа отсутствующим тоном.

Мунк затих, пока Миа не разложила последние фотографии.

– Похоже на то. Но…

– Что? – спросила Миа, на секунду оторвавшись от них.

– Хочешь, чтобы я помолчал или?.. – сказал Мунк, тут же почувствовав, что отвлекает ее.

– Да нет, извини, продолжай, – пробормотала Миа, открыв бутылку «Арманьяка» на полу и до краев наполнив грязный бокал.

– Это выглядит, как ты сказала, как ритуал, – продолжил Мунк. – Парик. Перья. Свечи. Положение рук.

– Пентаграмма, – сказала Миа, пригубив из бокала.

– Да, точно. Ильва тоже так сказала.

– Ильва?

– Кюрре перевели, – сказал Мунк. – И она как раз закончила академию, так что…

– Как я, что ли? – улыбнулась Миа, переведя взгляд обратно на фото.

– Нет, ты так и не закончила, разве нет? – сказал Мунк.

– Так какой будет договор?

– С Ильвой?

– Нет, со мной, – сказала Миа, выудив одну фотографию.

– В каком смысле?

– Миккельсон. Что он хочет на этот раз? Дай угадаю: я могу вернуться на работу, если пообещаю продолжить ходить к психологу?

– Ага, – кивнул Мунк, приподнявшись на стуле.

– Да кури тут, где-то была пепельница, надо поискать в одном из тех шкафов, – указала Миа, все еще не отрываясь от фотографий.

– Камилла Грин, – снова усевшись и поднеся зажигалку к сигарете, сказал Мунк. – Семнадцать лет. Детдомовский ребенок. О пропаже заявили три месяца назад в каком-то учреждении для подростков с проблемами, в садоводстве.

– Цветок во рту, – кивнула Миа.

– Предварительный отчет по вскрытию показал, что в ее животе был корм для животных.

– Что? – переспросила Миа, подняв на него глаза.

– Гранулы.

– Твою мать, – сказала Миа, направив взгляд обратно на фото.

Она сделала еще глоток. Взгляд ее стал отсутствующим, каким он был много раз раньше. Она больше не здесь. Она была далеко, и Мунк почувствовал, что ему вообще не нужно находиться в комнате, что можно просто оставить Мию одну.

Когда у него зазвонил телефон и он вышел на балкон поговорить, Миа даже не заметила.

– Мунк, слушаю.

– Это Людвиг. Мы связались с ней.

– С кем?

– С Хелене Эриксен. Это она заявила о пропаже девочки. Она сейчас приедет сюда. Уже в пути.

– Еду, – быстро сказал Мунк и положил трубку.

Когда он вернулся в квартиру, Миа уже опустошила свой бокал и наполнила его заново.

– Ну как?

– Что «ну как»? – спросила Миа, посмотрев на него мутным взглядом.

– Что думаешь?

– Я приеду завтра. Сейчас мне нужно побыть одной с ними.

– Хорошо, – сказал Мунк. – Уверена, что справишься? Я хочу сказать, может, тебе еды принести или еще чего-то?

Миа махнула рукой, не отрываясь от фотографий.

– Тогда увидимся завтра.

Миа отстраненно кивнула.

Мунк зашнуровал ботинки, осторожно закрыл за собой дверь, сбежал вниз по лестнице, открыл машину и поехал на Марибуэсгате.

12

Сорокалетняя женщина в красном пуховике стояла под уличным фонарем у стадиона «Бишлетт». Она увидела, как из двора вышел полный мужчина в бежевом пальто. Он прикурил, по его виду казалось, что он о чем-то размышляет, затем сел в черный «Ауди» и уехал.

– Чего мы ждем?

Парень лет на двадцать ее моложе, стоявший рядом, нервно оглядываясь по сторонам, надвинул шапку на уши.

– Я замерз.

– Помолчи, – сказала женщина и засунула руку в карман, проверить, на месте ли он.

Браслет.

– Неужели это так сложно? – сказал двадцатилетний парень, дрожащими пальцами зажигая во рту самокрутку. – Ты же сказала, что она даст нам денег!

Женщина в красном пуховике пожалела, что взяла его с собой, этого молодого паренька, они друг друга даже не знали, ей нужно было сделать это самой, и уже давно.

Она плотнее запахнула куртку, продолжая стоять и смотреть на окна квартиры на третьем этаже, в них был слабый свет, значит она дома, это точно она, и все равно все это казалось неправильным.

– Мне нужно ширнуться.

– Помолчи, – повторила женщина в красной куртке, на этот раз сама ощутив это.

Нехватку иглы, которая заставит исчезнуть эту убогость, даст ей необходимое тепло.

– Дай посмотрю, – попросил парень, протягивая руку.

– Что дать?

– Браслет! Ты же сказала, она даст нам за него деньги?

Она снова бросила взгляд на окна квартиры и дала ему посмотреть то, что у нее в кармане.

– Этот? – удивился парень, поднеся браслет под свет фонаря. – Как это может чего-то стоить? Это же дешевый хлам, как носят дети? Черт возьми, лучше бы мы взяли киоск, «Seven-Eleven» или какой-нибудь еще, туда-обратно, всего делов на пять минут, что мы можем получить за эту хрень? Пошли отсюда, ты совсем тупая?

Женщина в красной куртке решительно забрала браслет и снова спрятала его в карман.

Посеребренный браслет, сердечко, якорь и буква «М».

– Нематериальная ценность, – тихо произнесла она, почувствовав, как ломка начинается вовсю, так, что было почти невозможно терпеть.

Нужно уколоться, чтобы заставить темноту убраться.

– Какая-какая ценность?

Парень нервно огляделся и затянулся скруткой.

– Твою мать, давай лучше возьмем какой-нибудь «Seven». Или я спрошу у Леффе, может, у него есть заначка. За ним должок, блин, я уверен, он нас подлечит. Черт возьми, да он живет тут рядом, пойдем, а? Боже мой, этот браслет стоит три копейки, какой смысл во всем этом, нет уж, я уношу ноги, пошло все к черту.

Женщина в красном пуховике подняла взгляд в тот момент, когда дверь открылась и черноволосая девушка вышла на балкон с бокалом в одной руке и каким-то предметом, который она разглядывала, в другой. Листочек. Фотография. Что-то подобное. Несколько секунд девушка постояла, как будто вглядываясь в темноту города, затем вошла внутрь и закрыла за собой дверь.

Миа Крюгер.

Женщина опять почувствовала, как ее захлестывает чувство вины, давно уже надо было это сделать.

Давным-давно.

Ведь она была там тем вечером.

– Пойдем уже, – сказал парень почти умоляющим тоном, выбросив окурок. – Пошли, наконец, черт тебя подери. Я больше не могу.

– Молчи. Дело не только в деньгах.

– Чего? – переспросил он.

– Дело не только в деньгах.

– Но какого хрена, ты же сказала, что…

– Мы были подругами, – раздраженно прервала его женщина, снова пожалев, что взяла с собой на дело этого сопляка.

Она должна была сделать это.

Она давным-давно должна была это сделать.

– Подругами? С кем? С этой, там наверху?

– Почему ты не можешь помолчать?

– Если вы подруги, просто пойди и попроси у нее денег. Боже мой, Сиссе, это какой-то полный идиотизм, зачем мы тут стоим, я же сказал, что Леффе даст нам дозу, пошли скорее!

– Нет, не с ней. С Сигрид.

– С какой еще Сигрид?

– С ее сестрой.

Парень достал из кармана тоненькую пачку табака и принялся скручивать новую сигарету из остатков в пачке, нервно оглядываясь вокруг.

– Черт, Сиссе, серьезно, я больше не могу терпеть, мне срочно нужна доза. Ты что ли не хочешь? Пойдем просто к Леффе?

– Я была там, – сказала женщина в красной куртке, все еще не отрывая взгляд от тени в квартире над ними.

– Была где?

– Я видела его.

– О чем ты говоришь?

– Когда он убил ее.

Он замолчал. Завис с тоненькой скруткой во рту и поднесенной к ней зажигалкой, не прикуривая.

– Черт, Сиссе, ты меня пугаешь. Убил ее?

Сигрид.

Женщина опять почувствовала, как через все ее тело прошла ломка.

Ей следовало давно это сделать.

Я была там.

Когда он ее убил.

– Пошло все к чертовой матери, Сиссе, я просто хочу ширнуться, ты ведь сказала, что мы идем сюда за бабками! Пойдем уже отсюда?

– Что?

– Я знаю, что Леффе даст нам дозу, блин, здесь недалеко, пойдем, Сиссе, это же просто бред.

Сорокалетняя женщина осторожно нащупала маленький посеребренный браслет в кармане, убедившись, что он на месте, между пальцев, когда свет в квартире вдруг погас и в окнах наступила темнота.

– Ну, пойдем же!

– Заткнись уже наконец.

– Нет, блин, Сиссе! Нам пора, ты со мной или как?

– Ты уверен, что Леффе нас уколет?

– Да, господи, он мне должен. На хрена мы вообще тут стоим? Пошли уже!

Женщина в красном пуховике еще раз потрогала браслет в кармане. Бросила последний взгляд на темные окна квартиры наверху.

И пошла за молодым, нервным парнем в сторону Пилестреде.

2

13

Габриэль Мёрк остановился у газетного киоска на углу Марибуэсгате и отчетливо вспомнил, как стоял здесь в первый раз, на этом же самом месте, шесть месяцев назад, очень нервничая перед началом работы в полиции. На тот момент у молодого хакера не было никакого опыта в полиции, да и вообще никакого опыта, если уж говорить начистоту. Его имя они получили в Центре правительственной связи Великобритании⁷, MI-6. Он решил невероятно сложный код, выложенный в интернет английской службой разведки: «Can you crack it?»⁸ Все это оказалось рекрутской программой, и ему сообщили, что его решение верно, но чтобы получить работу, нужно быть британским гражданином. Габриэль уже и забыл обо всем этом, пока однажды ему вдруг не позвонили. Холгер Мунк принял его на работу после короткого телефонного собеседования.

Шесть месяцев казались теперь целой вечностью. Вначале он очень нервничал, чувствовал себя не в своей тарелке, но они хорошо его приняли, и сейчас он чувствовал себя важной частью команды. Полиция? Габриэль и предположить такого не мог, а теперь не представлял себе, как жил бы без нее.

Габриэль достал пропуск и открыл дверь в желтом здании. Девочка-подросток. Найдена голой в лесу в Хуруме. С цветком во рту. От мысли об увиденных фотографиях его передернуло. Такого дела у них не было с тех пор, как нашли тех девочек, повешенных на деревьях, – тогда его чуть не вырвало. Он даже было подумал, что совершил серьезную ошибку, согласившись на эту работу, но к счастью, они раскрыли дело.

При его участии.

Потом Мунк отвел его в сторону в офисе и поблагодарил, сказав: мы бы не справились с этим без тебя, Габриэль. И он почувствовал такую гордость, в первый раз в своей жизни он был частью чего-то важного.

Габриэль приложил пропуск к электронному замку у дверей лифта и уже собирался нажать копку третьего этажа, как вдруг услышал знакомый голос за спиной:

– Подожди меня!

Габриэль повернулся и подскочил, увидев, как Миа бежит к нему.

– Спасибо, – сказала она, когда двери лифта закрылись.

Миа Крюгер.

– Ты вернулась? – спросил Габриэль, почувствовав, что немного покраснел, и понадеялся, что она этого не заметила.

– Да, похоже на то. Вообще, конечно, надо было послать их куда подальше, как считаешь?

– Может быть, – улыбнулся он.

– Удалось добыть телефонную распечатку?

– Что?

– С ее телефона? Камиллы Грин? Девочки в лесу?

– Нет, – ответил Габриэль. – Это займет некоторое время, но уже в работе. Ты же знаешь, бюрократия и все такое.

– Почему бы тебе просто не хакнуть их систему?

– Мунк любит все делать по инструкции, – чуть смутившись, улыбнулся он.

– Знаю-знаю, – рассмеялась Миа.

Она прошла вперед в коридор, провела карточкой по считывателю, придержала перед ним дверь и закрыла ее за собой, как раз когда показался Мунк.

– Одиннадцать, разве не так мы договаривались? Одиннадцать – это одиннадцать, а не пятнадцать минут двенадцатого.

Мунк покачал головой и исчез в кабинете.

– Ой, – улыбнулась Миа.

– Он в последнее время в очень плохом настроении, – сказал Габриэль немного извиняющимся тоном.

– Это заметно, – сказала Миа, не особенно переживая по этому поводу.

– Одиннадцать – значит одиннадцать, ребята, мы что, в детском саду? Где мы сейчас? Где мы все находимся?! – громко закричал Мунк в их переговорной. Ворчливым, низким голосом, как будто кто-то разбудил медведя из зимней спячки. Он и правда сегодня в плохом настроении.

Миа Крюгер.

Габриэль был рад, что она вернулась.