Kitabı oku: «Доктор. Книга 3», sayfa 2
По классу проносится смешок, он сам тоже улыбается.
Вообще, к нашей дрессировке по своему предмету он относится достаточно формально, утверждая, что кому в жизни понадобится – те сами всё выучат и освоят. А кому не надо, тем впихивать этот предмет бессмысленно.
– Оговорка прямо по Фрейду, – замечает Юля под повторный смешок класса. – Но пусть начнёт Саша, тут он ответит лучше, – Юля стесняется сказать, что эту кашу заварил я.
Мне кажется, сам преподаватель ещё не далеко ушёл от нашего возраста. Интерес его искренний, да и разговор ведётся при всём классе. Потому отвечаю, ничего не скрывая:
– Мне не нравятся шаблоны. Шаблоны решений, шаблоны моделей поведения. Особенно, если это чужие шаблоны, которые создавались не для того, чтобы максимально раскрыть мой потенциал, как личности.
– Как интересно, – оживляется преподаватель. – А для чего, с вашей точки зрения, общество формирует модели поведения? Устаканивая их, как ты говоришь, в шаблоны, которые, как кажется мне, и призваны работать на социализацию?
– Лично я бы выделил, как минимум, два варианта, – смотрю на него, приподняв правую бровь. – Первый: модели поведения, возникшие в обществе эволюционным путём. Например, институт брака. Мне так кажется. Второй вариант: модели поведения, импортированные в общество извне. Например, Павлик Морозов.
– Ну и пример, – смеётся он. – Но речь-то о школе. Вы уверены, что точно оцениваете ситуацию и что ваш анализ, при долгосрочном планировании, ведёт к вашим целям точнее, чем наработанные Государством и Обществом методики?
– Уверены, – звучит сразу с нескольких сторон.
– Вопрос комфорта, – продолжаю я. – Есть наработанные шаблоны – я сейчас о целях образовательного процесса. Они удобны взрослым: можно работать, повторюсь, по шаблону, и плюс в том, что не нужно напрягаться. А есть требования сегодняшнего дня. Лично наше мнение: сверка целей образовательного процесса в исполнении педколлектива (с одной стороны) с требованиями текущей обстановки в нашем видении (с другой стороны) должна в наше динамичное время проводиться регулярно. Но этот процесс, с нашей точки зрения, либо отсутствует, либо крайне непрозрачен для нас, чтоб сказать мягко. Мы – то поколение, которое не хочет, что его разыгрывали втёмную.
– Какая интересная терминология… – продолжает посмеиваться каким-то своим мыслям преподаватель. – Нормы старшего поколения, стало быть, для вас тесны?
– У меня дедушка не водит машину. Вообще. Хотя по финансам можем себе позволить, как и все остальные родители конкретно в этом классе. Для него водить – это слишком сложно, да ещё в условиях нашего большого города с загруженными дорогами. И для его поколения это – норма. По крайней мере, за рулём из его ровесников-друзей менее пятнадцати процентов. Его, в частности, и их вообще более чем устраивает общественный транспорт. Потому что навыков для овладения вождением у них нет, и желания их приобретать меньше, чем то количество усилий, которое нужно для этого приложить. И вот мой вопрос: а наше поколение согласно жить так же? Или всё-таки у нас другие требования к уровню комфорта? – мы это обсуждали в классе, а преподаватель права не далеко от нас ушёл по возрасту. Надеюсь, мысли о зонах комфорта старшего поколения, находящегося сейчас у власти в стране в глобальных масштабах и его посещали не так давно. – Ну, и главное. Процессы в нашем государстве вообще очень похожи на процессы в нашей школе: есть Лидер. Он так и называется даже в Конституции: Лидер Нации. В школе его роль выполняет Директор. Общее между ними: их никто не избирал, – улыбаюсь. – И большинство тех, кто им вынужден подчиняться, не довольны качеством их работы. Не довольны тем, как они реализуют свои функции. Даже больше. И наш Директор, и Лидер Нации искренне считают, что они вправе определять курс коллектива, который их, по-хорошему, не избирал, но которым они руководят.
Брови преподавателя медленно ползут вверх.
– Потому наш Ученический Совет, стихийно переходящий в митинг школьников – это учебно-тренировочное упражнение на тему УПРАВЛЕНИЯ ГОСУДАРСТВОМ. Лично я считаю, что НЕ УПРАВЛЯТЬ государством нельзя. И управлять им должен КАЖДЫЙ ГРАЖДАНИН. Как вариант – через реализацию своего избирательного права, как учит и ваш учебник, – в этом месте взгляд преподавателя успокаивается, и он сосредоточенно кивает. – Наше мнение: если лично ты отстранишься от этой функции, лично для тебя твоё Государство будет неуправляемым. Я в таком мире жить не хочу. Чтобы строить другой мир, надо учиться. Мы просто тренируемся: человек, пока жив, вообще имеет право на многое…
На следующем этапе становится понятно, что какой-то профессиональный интерес нашего преподавателя берёт верх над педагогическими задачами, и он, вступая в дискуссию, наводящими вопросами выясняет для себя наши намерения и цели. В таком вот общении проходит весь урок, в результате которого, правда, весь класс дружно получает пятёрки.
Неожиданный финал. Похоже, наш лицей – просто какая-то развлекуха для нашего преподавателя.
* * *
На перемене после пятого урока иду в столовую – поесть дома не успел. В столовой быстро набираю суп, салат и котлету, сажусь есть за самый угловой столик: до следующего урока всего десять минут.
Между моими супом и котлетой в столовую развинченной походкой вваливается Сява и, не глядя ни на кого, направляется к раздаче. Где нагребает полный поднос еды и плюхается за соседний стол. Видимо, он набирал сразу на троих, поскольку ещё через минуту к нему присоединяются Белый и Сериков. Я по инерции торможу от недосыпа, потому не сразу соображаю взглянуть на их мозги. После чего отодвигаю котлету и пишу Лене:
– Тут эта «святая» троица – опять точно датая. В столовой жрут, как не в себя. Вижу, что чем-то задвинулись. Тормозят, говорят растянуто, протягивая гласные. Как-то неестественно. Ты просила тебе свистнуть, если это опять случится.
Ответ от Лены приходит почти молниеносно:
– Поняла. Спасибо.
И ещё через минуту:
– Сейчас будут приниматься меры. Блин, менты могут протянуть несколько минут, я с ними через батину СБ контачу. Мелкий, ты там подстрахуешь?.. 0_0
– Да, конечно.
Ещё буквально через полторы минуты в столовую влетает завуч по воспитательной работе. Она оглядывается по сторонам и сходу направляется к столику троицы, где пытается взять быка за рога:
– Посмотрите мне в глаза!
– В чём дело? Мы просто едим, – ненатурально и фальшиво выдаёт Белый, пытаясь изобразить лицом негодование. Но мимика получается какой-то смазанной и вообще больше похожей на гримасу.
– А в чём дело? – следом за Белым почти нормальным тоном удивляется Сериков, который, видимо, либо принял меньше, либо переносит дурь лучше.
Завуч смотрит в глаза всем троим и с удовлетворением бросает:
– Вот сейчас и разберёмся, в чём дело. Сидите тут и ждёте.
– Чего ждём? Кого ждём? – с идиотской ухмылкой прищуривает глаза Сява. – Мы уже доедаем, у нас урок скоро.
– Будут вам сейчас уроки… – бормочет завуч, что-то ожесточённо набирая в телефоне.
Через несколько минут в столовую, сопровождаемые завучем старших классов, входят двое мужчин в белых халатах, по виду – врачи скорой помощи.
– Полиции ещё нет, но должны скоро подтянуться, – напряженно и достаточно громко говорит она завучу по воспитательной работе на ухо.
– Э, какая полиция? – резко вскидывается Сериков.
И его мозг загорается всполохами агрессии, но это вижу только я.
Не говоря ни слова, он поднимается и пытается, отстранив стоящих вокруг него взрослых, пройти по направлению к выходу, но ему резко преграждает путь один из врачей:
– А ну-ка смотри мне в переносицу, – говорит врач, как-то неожиданно быстро разворачивая голову Серикова за подбородок к свету. Сериков в ответ, не говоря ни слова, сбивает руку врача и второй рукой почти бьёт его в грудь, но я уже «проснулся» и со своего места толкаю дебошира в бок, от чего он теряет равновесие, отшатывается на вторую ногу и вместо удара просто взмахивает рукой.
Дальше события несутся вскачь.
Завучи стоят, широко раскрыв глаза и не зная, что делать.
Доктора быстро перегруппировываются, отступают на шаг назад и внимательно следят за троицей.
Сява и Белый, покачиваясь, начинают выбираться из-за стола.
Сериков, восстановив равновесие, бросает взгляд на меня и на секунду зависает. Видимо, в результате нашего общения какой-то рефлекс у него всё же выработался…
В этот момент в столовую входят трое в форме полиции – один старший лейтенант и двое сержантов.
– Что происходит? – как-то свысока бросает старший лейтенант, оглядывая окружающих.
– Вам должны были позвонить и объяснить причину вызова, – твёрдо отвечает завуч по воспитательной работе. – Если этого не произошло, пойдёмте в кабинет директора и продолжим там.
– Сейчас разберёмся, кто и куда пойдёт, – неприязненно глядит на завуча старший лейтенант без какой-либо на то причины.
– Э-э-э, стоп-стоп-стоп, – машет руками тот самый из врачей, который разворачивал лицо Серикова к свету. – У этого интоксикационный психоз. Нужно проверить, – он указывает рукой на Серикова. – У этих двоих – как минимум, интоксикация по наркотипу. Несовершеннолетние, давайте их к нам.
Все взрослые на секунду замирают – видимо, обдумывая услышанное, но тут «просыпается» и Сериков. Он в упор сверлит старшего лейтенанта взглядом, после чего говорит ему:
– Кальмаров, ты что, решил тут до вечера одупляться? Меня домой.
Взгляд старшего лейтенанта в этот момент утрачивает своё пренебрежительное превосходство, становится бегающим, и лично мне это откровенно не нравится.
Я в курсе планов руководства школы и Лены по поводу этой троицы, но, видимо, с полицией произошла какая-то накладка. Наряд мало того, что прибыл с опозданием, но ещё и не собирается выполнять предписанное. Странно. Есть всё-таки регламент.
Взрослые препираются ещё минут пять.
Завучи настаивают на взятии анализов у троицы. Доктора, в принципе, эту позицию поддерживают, но требуют от полиции сопровождения и какого-то внесения чего-то там в базу через планшет. Полиция в лице сержантов вообще отмалчивается, а в лице старшего лейтенанта тормозит и в итоге вообще становится не на то сторону:
– Так, сейчас все задерживаются. Хватит бардака, – командирским голосом вещает старший лейтенант. – Едем в отделение, там будем разбираться.
– И кого вы собрались задерживать? – спрашиваю со своего места. – Завучей прямо в школе? Или врачей? Из-за неудобных диагнозов?
Ситуация идиотская. Я не могу проигнорировать просьбу Лены о подстраховке, но категорически не понимаю, что делать.
Это как скомандовать подразделению «ОГОНЬ!», но не распределить сектора и не обозначить цели…
– Раз такой умный, поедешь с нами, – бросает мне через нижнюю губу старший лейтенант, косясь на Серикова, который делает ему какие-то загадочные знаки в направлении меня. – Щ-щас и тебя оформим, чтоб пиздел поменьше.
– Господин лейтенант, вы это сейчас кому сказали? Я про обращение «на ты» и про мат, – мне очень неприятно – ощущение, как будто выкупался в дерьме. Но и вариантов для других действий, к сожалению, не просматривается. Потому сверлю его взглядом, поднявшись на ноги и подойдя к нему вплотную.
– Тебе, умник, – бормочет старший лейтенант, отступая за спины сержантов. – И поживее! – за спинами сержантов его голос заново обретает уверенность и командные нотки.
У меня раздрай смешанных чувств, потому веду себя крайне неконструктивно:
– А ты хуй у белки видел? – нарочито весело спрашиваю его и демонстративно сажусь обратно на стул. Кнопку в кармане я уже нажал, норматив на прибытие группы невелик…
* * *
Школьная столовая.
Полицейские переругиваются с врачами и двумя женщинами-преподавателями, пытаясь подойти к сидящему за столом взросло выглядящему подростку, доедающему котлету. Ещё трое крупных подростков стоят чуть в стороне и о чём-то тихо переговариваются.
В столовую входят двое подтянутых мужчин среднего возраста, в форме без знаков различия, с двумя автоматами, выведенными в горизонт. Парень, доедающий за столом котлету, машет им из-за стола рукой.
Автоматчики неспешным шагом приближаются к группе спорящих взрослых, не выпуская никого из виду и явно разобрав между собой цели – всех находящихся в столовой людей, стоящих рядом с махнувшим им парнем.
– Группа быстрого реагирования, ОХРАНА ТЕХНО СЕРВИС, – представляется старший из двоих автоматчиков полицейским. – Осуществляем охрану объекта. Какие-то проблемы?
– Собираются меня задерживать, – отвечает вместо полицейских подросток, который ест котлету. – Безосновательно. Я против. Должны были этих троих, – кивок в сторону отдельно стоящей тройки подростков, – сопроводить в больницу для сдачи анализов на наркотики в крови. Старший лейтенант, – кивок в сторону полицейских, – всеми силами старается спустить вопрос на тормозах и не допустить выполнения врачами своих функций. Находится в личных отношениях с одним из тех, кого надо задержать для сдачи анализов.
Лица полицейских по мере этого монолога вытягиваются, старший лейтенант выдавливает:
– А вы кто такие? Ваши документы! Этого, – кивок сержантам в сторону подростка с котлетой, – в машину!
– ОХРАНА ТЕХНО СЕРВИС, – второй из автоматчиков подходит к полицейским вплотную, упирая ствол автомата в живот старшего лейтенанта. Автомат снят с предохранителя. – Патрон в стволе, по инструкции. Не нужно шуметь. Ты тупой или инструкций вообще не читаешь? Никто никуда не поедет.
Дальше автоматчик говорит тихо – кроме полицейских, его никто не слышит.
– Кто твой куратор? – бросает подростку с котлетой через плечо второй автоматчик спустя минуту.
– Капитан Саматов.
При этих словах лица полицейских неуловимо меняются. Видно, что они начинают что-то напряжённо сопоставлять, пытаясь отойти подальше.
* * *
ГБР прибыла даже быстрее, чем через три минуты. Услышав фамилию Саматова, полицейские почему-то сдулись в один момент и под негодующими взглядами Серикова-младшего дали мне связаться с Леной.
– Вот же козёл! Это не тебе, Мелкий, – бросает Лена в телефон. – Это про эсбэушного начальника смены сегодня… Вот же мудак… Ждите. Пять минут. Спрячься за саматовцев и никуда не езжай.
– И в мыслях не было, – заверяю её. – За ТЕХНОСЕРВИС прятаться не нужно – полиция уже ведёт себя нормально.
Минут через десять в столовую залетает взмыленный полицейский подполковник в форме. Перекинувшись парой слов с автоматчиками, бдительно оградившими меня от остальных в столовой, подлетает к старшему лейтенанту с сержантами и, не стесняясь, минуты полторы прямо в школе поливает их матом. После чего уже четверо полицейских берут в оборот Серикова и компанию и в сопровождении с интересом глядящих по сторонам врачей убывают на экспертизу.
* * *
– А как вы меня нашли? – спрашиваю автоматчиков, провожая их к выходу из школы. – Тут же несколько этажей, куча помещений?
– Твой пульт – в том числе радиомаяк, – неохотно бросает старший. – И по вертикали, и по горизонтали. Плюс после твоей активации пульта мы к твоему телефону подключились. Слушали ваш разговор, пока ехали, и было ясно, что ты в столовой.
– И не знал, что так можно…
– Ладно, бывай, дальше мы сами, – «саматовцы» топают по аллее в направлении тонированного микроавтобуса, запаркованного прямо на территории школьного двора.
* * *
– Мелкий, извини, – приходит в ватсаппе ещё через минуту. – Я по запарке сбросила в СБ заготовленную смс-ку. А старший смены, видимо, занят какими-то своими важными делами. Там всё нормально? Боже, как мне перед твоей школой неудобно…
– Не буксуй :-* Всё нормально. «Троицу» забрали. Приехал какой-то подполковник из ДВБ, дал трендюлей старлею и вместе с врачами покатили этих троих на анализ. Никто не пострадал. Завучей я зауважал, они прям как тигрицы… м-да…
– С какими врачами на анализ повезли?
– Не знаю. Приехали двое в белых халатах.
– Так из них только один врач. Второй – медбрат.
– 0_0 тьху блин. А я откуда знаю? На вид оба врачи. Оба в возрасте, оба в халатах.
– Пха-ха-ха, шутю я… Спужалси? :-)
– Да. Ещё и шестой урок пропустил. Лучше бы дома спал: на пятом тоже лабуда была.
* * *
На шестой урок я закономерно не попадаю: когда возвращаюсь, проводив ГБР до выхода, завучи просят меня пройти с ними в учительскую, где садятся по обе стороны от меня и начинают бомбардировать вопросами:
– Саша, у тебя есть идеи, что запишут в анализах крови?
– Я не специалист, но наркотики в крови точно определят. Либо алкоголь, если это был он. Либо – и то и другое.
– Мы очень благодарны твоей опекунше, но что это был за инцидент с полицией? – тщательно подбирает слова завуч по воспитательной работе.
Глядя на них, понимаю, что у женщин сейчас просто стресс. Что они до чертиков боятся Серикова – вернее, столкновений с его отцом. Что они давно мечтали закрыть вопрос с наркотой в школе, но не имели возможности. Кажется, им сейчас всё равно, о чём говорить.
– Я не успел подробно обсудить вопрос со своей опекуншей, но из контекста понимаю, что произошла накладка, – внимательно смотрю на женщин по очереди, бросая на каждую частоту покоя. – Детали строго между нами, хорошо?
– Конечно! – синхронно заверяют меня оба завуча и старательно придвигаются поближе ко мне.
– Она сейчас на дежурстве в неотложке. Чтобы забрать на анализ нашу «троицу», по закону необходимо взаимодействие полиции и медицины. Медицину она организовала с полпинка, поскольку сама врач.
Завучи смотрят на меня, как бандерлоги на Каа, и в этом месте понимающе кивают несколько раз.
– Полицию организовывал сотрудник её семьи. Который, видимо, формально отнёсся к поручению и не проконтролировал прибытие «правильного» экипажа.
– А правильный экипаж – это какой? – сводит брови завуч старших классов.
– В нашем случае, готовый действовать по закону, не оглядываясь на потенциальное влияние отца Серикова. Как и родителей остальных – я про Сяву и Белого, но про тех я не знаю, кто там родители.
– А про родителей Серикова откуда знаешь? – поднимает правую бровь завуч по воспитательной работе.
– Пересекались лично с отцом. Как раз в тот момент, когда его арестовывать пришли, – отвечаю без утайки, глядя ей в глаза. – Ну, и есть ещё личные моменты, но о них, наверное, не стоит.
Не рассказывать же ей, что я и сам не разобрался: были ли нарушения при моём задержании следствием обычного головотяпства исполнителей или Сериков реально так поставил работу в своём райотделе, что его и без натяжек есть за что арестовывать. И это будет только справедливо.
Почему-то на ум приходит опять история. Я далеко не фанат ни Сталина, ни периода 1930–1960 годов. Но насколько нам преподают на истории, при всех беззакониях, творившихся в те времена, о проблемах с добросовестностью на местах речь не шла. И образ Жеглова у братьев Вайнеров, который, не задумываясь, отдаёт свой и Шарапова паёк до конца месяца чужим детям, – никак не натяжка. Хоть сам Жеглов далеко не ангел, но ради своих нематериальных ценностей он выкладывался на все сто. И в его системе ценностей бабло точно не фигурировало ни в первой десятке приоритетов, ни в первой сотне.
По части компетентности и профессионализма райотдел конкретно Серикова меня ничем не поразил. К сожалению.
– Я нахожусь под охраной по ряду обстоятельств, о которых мне рассказывать запрещено. И буду вам очень благодарен, если и вы дальше эту информацию не распространите, – не вижу смысла скрывать от них очевидное, тем более что они видели прибытие ГБР своими глазами.
Завучи снова кивают, глядя на меня, как загипнотизированные. Интересно, а если бы здесь сейчас был Али Шафетович? Он бы их быстро привёл в чувство?
– Когда лейтенант из «неправильного» экипажа собрался нас всех забирать, прибыла моя охрана, – продолжаю убаюкивать их голосом. – У их организации приоритет по закону выше, да и процедуры полиция явно нарушала, вы сами видели.
Сбрасываю в кармане входящий звонок, чтоб не прерывать разговора с преподавателями, и продолжаю:
– Прибывшая охрана дала возможность повторно связаться с опекуншей, и она лично устранила недоработку сотрудника.
– А этот подполковник, что приехал и порядок навёл, он кто? – постепенно оживая, интересуется завуч старших классов.
– Дэвэбэ. Департамент внутренней безопасности – видимо, из управления по городу, – удивлённо смотрю на неё. – Он же сам представился.
– Да мы не поняли, – смущается завуч по воспитательной работе. – Мы ж не в курсе оргструктуры полиции.
Хм. Не перестаю удивляться этому миру. Взрослые и самостоятельные люди проживают целую жизнь, не удосуживаясь позаботиться об изучении деталей мира, который их окружает. Более того, деталей общества, обеспечивающих их личную безопасность.
– Мне опекунша сообщит вечером, чем закончились анализы и что дальше, – добавляю, замечая радость в глазах обеих завучей. – Если хотите, перешлю вам на ватсап. Но это будет после десяти вечера.
* * *
Выходя из школы, перезваниваю на номер, с которого звонили во время моей беседы с завучами:
– Добрый день. Вы только что звонили мне, я не мог разговаривать.
– Саня, привет! Это Тимур! Можешь говорить?
– О, привет, пропажа, – улыбаюсь. – Давай, я тебя наберу? Чтоб ты свой баланс не тратил?
– Не нужно. У меня безлимит, – солидно отвечает Тима. – Мне от твоей Лены и телефон привезли, и он сразу со стартовым пакетом был. Лена говорит, чтоб я всегда на связи был.
Точно. Мы так и собирались сделать, но Лена, видимо, вообще поручила это каким-то ресурсам компании отца.
– А кто телефон привёз? – спрашиваю на всякий случай.
– Так из банка. Он привёз, и тут же перезвонила Лена – она разве тебе не сказала?
– Видимо, забыла. Тима, я тебе очень рад, но сейчас буду бежать. На бегу разговаривать неудобно, – продолжаю улыбаться. – Слушаю тебя внимательно.
– Можешь помочь с работой?
– Так. С этого места подробнее, – я даже останавливаюсь.
– На прямом эфире, когда в КЛУБЕ ЧЕМПИОНОВ в вашей школе ты выступал, ты сказал, что за лето заработал три тысячи долларов. Ты, как и я, несовершеннолетний. Значит, какая-то работа возможна. Вот и я тоже хочу, как ты.
Вообще, тут, конечно, есть прямой конфликт. Логики и закона. Эксплуатация детского труда, с одной стороны, не комильфо. Но лично мой дед уже в семь лет кормил гусей, засыпал корм поросятам, а ведро весит до двенадцати килограммов, на секунду.
И никому в семье и в голову не приходило его от этого детского труда освободить. Иначе семья просто не выжила бы.
– Тима. Есть работа на мойке, по крайней мере, я там начинал. Ничего не обещаю. Поговорю.
* * *
– …Ну, даже не знаю, что сказать, – разводит руками Смоляков, затем подходит ко мне и мощно хлопает меня по плечу, чуть не сбрасывая обратно в бассейн. Из которого я только что выбрался после серии пяти заплывов по восемьсот метров в разных режимах.
– Виктор Александрович, ну не томите, – прошу его. – Сколько?
– Как ни смешно, из восьми с половиной минут вышел.
– Ну-у-у, это не интересно, – разочарованно тяну в ответ. – Не понимаю вашей радости. И раньше же выходил. Что такого…
– Раньше ты выходил только на соревнованиях. После периода подготовки. А сейчас вышел на тренировке, и на каждой из дистанций, – выдержав мхатовскую паузу, едва не светится Смоляков.
– Ух ты, – а вот тут от радости и я готов его расцеловать. – Я же силы экономил, рассчитывал и растягивал! Чтоб все пять раз нормально доплыть!
– А я о чём, – довольно улыбается Смоляков.
– Это же если настроиться, то…
– Вот-вот, – суеверно перебивает он меня, не давая завершить самовосхвалительную фразу.
Вообще, хвалить себя на перспективу у нас в команде считается, и правда, плохим тоном.
– Я тебе что сказать-то хотел… – Смоляков начинает в каком-то странном возбуждении ходить по бортику, даже не глядя на остальных спортсменов, которые ещё тренируются. – Как ни смешно, но лично твои результаты растут. Ты бы всё же подумал, чтоб не зарывать талант? Стоит, как считаешь, подумать о сборной?
– Там надо сфокусироваться только на этом, – машинально отвечаю ему. – На самой сборной, в смысле.
Результат сегодня действительно более чем неплох, но в сборной всего себя нужно отдавать только сборной. А у меня несколько сместились приоритеты.
– Да, там первое дело – концентрация, – обречённо кивает Смоляков.
– Ну, видите… Виктор Александрович, я бы и рад. Не смогу. Мне это просто не интересно, понимаете?
– Саша, ну как может быть не интересным плавание человеку, который однозначно выше норматива мастера спорта гребёт? – начинает горячиться Смоляков.
– Виктор Александрович, не подменяйте понятия. Плавание мне интересно. Мне не интересно сто процентов своего личного времени по факту отдать в управление чужому человеку.
– Ты сейчас о чём? – Смоляков отвлёкся на промежуточные финиши женской команды и не понял, что я имею в виду.
– Все мои результаты в плавании – это итоги работы над собой под лично вашим руководством. Вы согласны?
– Ну-у-у, тебе и от природы много дано, – не соглашается Смоляков. – Мне кажется, у тебя с любым тренером результат был бы таким же.
– У меня совсем другое мнение. Виктор Александрович, вы согласны, что при работе «на результат» в сборной неизбежны и конфликты, и ругань, и напряжёнка в отношениях?
– Не согласен, – отрезает Смоляков. – Очень зависит конкретно от тренера.
– Вот. С вами я сработался. Сплавался. А доверие к чужому человеку – тренеру гипотетической сборной – у меня будет нулевое. И полный негатив на все его замечания, которые будут расходиться с моим видением тренировочного процесса. А они будут, эти замечания…
– То есть, если предположить, что программу тренировок сборной ты проходил бы лично со мной, а не с кем-то незнакомым, то ты бы мог согласиться просто попробовать?
– В таком разрезе – да, – задумчиво отвечаю. Уж больно сегодня результат хорош… – Но всё равно график тренировок нужно будет согласовывать чуть ли не вручную: у меня есть не менее важные вещи. При всём уважении, Виктор Александрович, просто поверьте, – кладу ладонь на руку вскинувшемуся было Смолякову и бросаю на него частоту покоя.
* * *
Заболтавшись со Смоляковым, который не упускает инициативы и таки выдавливает из меня намерение попробовать потренироваться ещё плотнее, задерживаюсь в бассейне. До КЛИНИКИ опять бегу пешком, поскольку Лена на дежурстве. И экономить моё время некому.
Хорошая идея Вовика о том, что меня возят они с Леной, частично накрылась: во-первых, Вовик свободен далеко не всегда. Во-вторых, Лена периодически дежурит сутками. С другой стороны, за любую помощь – спасибо.
* * *
– Что, Анна опаздывает? – добродушно спрашивает Котлинский, традиционно разливая чай по чашкам.
Мне на телефон, по пути в КЛИНИКУ, позвонила Анна, извинилась и сказала, что сегодня будет чуть позже.
– Да, – киваю ему. – Я на автомате согласился, а теперь вот думаю – не погорячился ли. Время расписано, как бы дальше из графика не выбиться…
– Тебя подброшу, – по-прежнему добродушно бросает Котлинский, отпивая из чашки. – Форсмажор, так сказать, по вине клиники: опоздание пациента. А у неё же тот случай, когда терапию пропускать нельзя…
Котлинский с постоянством, заслуживающим лучшего применения, продолжает называть наши действия терапией, а я уже и не спорю.
– Тем более, они сейчас начали погашение дебиторской задолженности по их собственной инициативе, – продолжает прихлёбывать чай Котлинский, – так что не будем обострять. Подождём её сегодня, сколько надо.
– Что есть дебиторская задолженность? Раньше не сталкивался.
– А-а-а, да, ты ж не в курсе… Это их финансовые обязательства в наш адрес, исходя из подписанных обеими сторонами договорных обязательств.
– Ничего себе. Так у нас с ними и договор есть? – широко раскрываю глаза от удивления.
– А ты как думал? – не менее удивлённо смотрит на меня Котлинский. – Есть, как говорят по телевизору, правовое поле. Есть Гражданский Кодекс. Во всех действиях нужно стремиться оставаться как можно ближе к законодательству.
– Да по мне как-то кощунственна, – откровенно делюсь ощущениями, – сама идея поднимать тему договора в отношениях конкретно с Анной.
– Знаешь, тут не согласен, – отрезает Котлинский. – Не буду ни спорить, ни аргументировать, но именно по этому пункту предлагаю тебе лично дорасти до директора и хозяина в одном лице хотя бы компании из двадцати человек, а потом вернёмся к этому разговору. А я с удовольствием у тебя поучусь, как управлять отношениями без договоров. Со всеми… С поставщиками, клиентами, сотрудниками…
Похоже, Котлинский обиделся на слово «кощунство».
– Извините, – улыбаюсь. – Не хотел обидеть. Видимо, в силу возраста склонен недооценивать материальные аспекты. Вообще, с самого начала же договорились: управление финансами и отношениями с клиентами – не моя тема. Простите дилетанта, мне вообще не следовало выражать свою точку зрения по вопросу…
Котлинский ощутимо смягчается, подливает в обе чашки чая и тоже отыгрывает назад:
– Согласен. Знаешь, справедливости ради, ты не один такой. Недооценивающий материального… Стеклов вон – твой астральный близнец… Так что это было абсолютно правильное решение: лечит один человек, очередью и финансами управляет другой…
– Кстати. Я вот хотел спросить. Сегодня один из СГО надоумил. Игорь Витальевич, а что вы можете сказать об отторжениях при трансплантации?
Котлинский на секунду замирает с чашкой в руке, переключая мозги на другую тему, а я продолжаю:
– При трансплантации тест на совместимость какие пункты анализирует? Чтоб донорский орган реципиентом не отторгался?
– Если без длительных пояснений, то комплекс антиген-антитело, – смотрит на меня поверх чашки Котлинский. – Там сложно сходу быстро объяснить. Учитывая нашу разницу в подходах. У нас сейчас столько времени нет. Но если вопрос серьёзно задан, то давай займёмся твоим дообразованием. Стеклов так вообще счастлив будет. Только, по-моему, это тупик… Тест называется HLA. Можешь сам почитать на досуге.
– Спасибо, не надо ничего глубоко объяснять. Мне как раз в таком виде ваш ответ и годится. Я уже вижу, что, как и в случае с онкологией, наша медицина на клеточном уровне анализирует, как мне кажется, «химию», а не «физику». Уже из ваших слов вижу. Что рабочие частоты не сравниваются и не анализируются. Соответственно, сверка частот имплантируемого органа с частотами «системы» реципиента не производится. В итоге, там резонанс или его полное отсутствие – это угадайка. А далее, все терапии по подавлению отторжения имплантированного органа – видимо, корявая попытка стабилизировать частоты химическим путём… вводя в каналы коммуникации нервной системы некие «усредняющие» колебательные контуры… В виде добавок…
Лицо Котлинского, по мере моей тирады, вытягивается, потом он осторожно ставит чашку на стол:
