Kitabı oku: «Призраки в Берлине», sayfa 6

Yazı tipi:

16.45 Угол Вильгельмштрассе и Фоссштрассе

– Колесов, настал твой час, – пафосно сказал Таллер, похлопывая его по плечу.

Они стояли в тёмном подвале над бункером, и в отблесках пламени лицо Таллера напоминало Мефистофеля в какой-то адской опере.

– Ты хорошо запомнил, что должен передать? – в который раз спросил Таллер.

– Да. Только я не совсем понимаю…

– Чего ты не понимаешь?

– Я не понимаю, мы захватываем Гитлера или, наоборот, спасаем его?

Таллер рассмеялся в ответ.

– А для чего ты идёшь на наши позиции, дурачок? Чтобы вывезти этого злодея отсюда. Какие могут быть сомнения?

– Почему сами немцы нам в этом помогают? Какой им смысл выдавать Гитлера?

– Хорошо, я тебе объясню. Только под большим секретом, хорошо? Мюллер – наш человек. Ты понимаешь? – многозначительно намекнул Таллер. Благодаря своему положению, он один сумел проделать для нас огромную работу. Нам осталось самое малое – быстро эвакуировать тело этого мерзавца из бункера.

Колесов где-то читал, что по одной из исторических версий Мюллер работал на советскую разведку, однако верил в это с трудом. Он считал это чем-то из области фантастики. Однако, теперь Талль неожиданно подтвердил правдивость этой версии. А можно ли верить самому Таллю? – задумался он.  А что, если он, действительно, бывший эсэсовец, и в прошлое отправился только ради того, чтобы спасти Гитлера? Ведь Алексей в своих руках держал его досье. Почему он не поверил своим глазам? Наверное, потому, что это тоже показалось ему фантастикой, каким-то уж слишком перекрученным сюжетом. В реальной жизни он знал Талля как своего начальника, который платил ему зарплату. Всё остальное Колесов считал паранойей. И теперь, стоя в горящем подвале бункера, его не покидало ощущение, что он по уши погрузился в эту паранойю.

– А этот генерал Монке? Он тоже работает на нас? – продолжил допытываться Алексей.

– Мюллер использует его вслепую. Он заставил Монке поверить в реальность его плана прорыва. А на самом деле – это ловушка. Но об этом знаем только мы с тобой и больше никто.

Колесов стоял напротив пролома в стене, через который ему предстояло выйти на Фоссштрассе. У него за пазухой был флаг парламентёра, рукописный план Монке и записка от Таллера. Он уже изготовился вынырнуть на улицу, когда Талль ещё раз проинструктировал его:

– Запомни, самое главное – это сообщить им о «Семёне». Пусть они первым делом свяжутся с военной разведкой. Там знают, кто такой Семён.

– Я понял, – ответил Алексей и прошмыгнул в дыру.

Не считая двух горящих штабных легковушек, правительственная Фоссштрассе была абсолютно пуста.  Колесов побежал в сторону противоположного здания, то и дело перепрыгивая через разбросанные по асфальту горящие головешки. За своей спиной он услышал голоса бегущих сзади людей. Оглянувшись, он увидел сзади ту самую влюблённую парочку, которую он застал в туалете. Они перебегали улицу, взявшись за руки, при этом были сильно пьяны и смеялись от каждого взрыва. Перейти вслед за Колесовым Вильгельмштрассе влюблённым было не суждено. Снаряд упал на угол дома, у стены которого они решили ещё раз поцеловаться.

Когда дым над мостовой рассеялся, парочки уже не было.

Красивая смерть, подумал Алексей.

Сады на противоположной стороне улицы, как предупредил его Монке, были пристреляны, поэтому ещё у самой ограды Колесов поднял над головой развёрнутый кусок белой материи. Демонстрируя свой флаг, он медленно вошёл во двор.

– Кам цу мир, – закричали ему откуда-то.

Колесов не знал, в какую сторону идти дальше и замялся на месте.

– Кам цу мир, – повторили снова.

На этот раз он определил, откуда шли команды, и двинулся по направлению к одинокому дереву в саду. Не дойдя до него нескольких метров, он был схвачен чьей-то рукой и с силой затянут в ближайший подъезд.

***

– Никакого Семёна они не знают, – положив трубку оперативной связи, сказал полковник Клименко, принимая у себя в комнате Колесова.

– Его знают только в Москве, в штабе РазведУпра. Надо связаться с Москвой, – Алексей точно повторил заученный по требованию Талля текст.

– Может, мне самому Сталину позвонить?  У вас у самого есть какие-то соображения насчёт этого Семёна?

Кто прятался за этим кодовым именем Алексею было неизвестно. Судя по рассказу Талля, это мог быть сам Мюллер. Но если он назовёт это имя, то кто ему поверит? Он и сам в это не верил.

– Я не знаю, – ответил Алексей.

– Кем вы уполномочены на переговоры?

– Этого человека вы все равно не знаете.

– Нам все поголовно известны. Назовите имя.

– Талль. Если это о чём-то вам говорит, – с лёгкой улыбкой ответил он.

– Может быть, Таллер? – сразу уцепился Клименко.

– В бункере его, действительно, называют Таллер, но я знаю его как Талля.

Клименко извлёк из своего стола толстый альбом, быстро его пролистал и на нужной странице протянул Колесову:

– Этот?

В розыскном альбоме была вклеена фотография, на которой Талль был изображён в чёрном эсэсовском мундире, та самая, которую он уже видел в здании РСХА.

– Да.

Клименко поднялся с кресла и начал задумчиво ходить по комнате.

– Почему вы сказали про Таллера, что мы «всё равно его не знаем»?

– Потому что в Берлине он человек случайный.

– Как это понимать?

– Призрак, если хотите.

– Ничего, найдём.

– Вы не поняли. Это не тот Таллер, которого вы ищете.

– Вы же признали его по фотографии.

– Да, они очень похожи. Практически, на одно лицо… Может быть даже…

Колесов хотел сказать «может быть, даже это один человек» и тут же осёкся, настолько сильная догадка его осенила.

Почему, собственно, он не допускал мысли, что тот эсэсовец и директор его агентства не могли быть одним человеком? Только потому, что они принадлежали разному времени? Только потому, что он не верил в мистику или переселение душ? А чем же, как не мистикой, были все эти путешествия в прошлое?  Разве он сам, Колесов, здесь, в Берлине, не тот же, что и в Москве?

– А кто такой Таллер? – придя в себя после раздумий, спросил Алексей.

– Наверное, вам лучше знать, – демонстративно захлопывая свою розыскную папку, ответил полковник.

– Не уверен, – сам себе признался, наконец, Алексей

– До какого времени они ждут ответа? – спросил Клименко.

– Таких условий не ставилось.

– Что это за люди? Чего они хотят? Что это ещё за антифашисты такие в бункере выискались?

– Насколько я понял, они имеют какое-то отношение к советской разведке. Поэтому они и просили, чтобы вы в первую очередь соединились со штабом РазведУпра.

– Почему я должен вам верить?  Чем вы можете подтвердить, что не блефуете?

– В 16.45 выстрелом из пушки в обозначенном на схеме месте они образуют пролом, к которому должны подойти ваши танки.

– Это ничего не значит, – ответил Клименко, но всё-таки взглянул на свои трофейные швейцарские часы.

– На самом деле, я не переговорщик. Я парламентёр и не посвящён в детали плана. Но я своими глазами видел тело Гитлера у стены.

– Он был жив?

– Да?

– Откуда вам это известно?

– Рядом с ним было двое врачей, ставивших ему капельницу.

– Почему они не могут пешком выйти на мои позиции?

– Я не знаю.

– Передайте им, что танков не будет. Можете идти.

В этот момент в комнату вбежал артиллерист с наблюдательного пункта:

– Товарищ полковник! Они взорвали пролом. Ровно в 16.45.

Уже на выходе из комнаты Клименко окликнул Колесова.

– Хорошо, с вами пойдёт мой парламентёр, чтобы оценить обстановку на месте.

Ети его в корень, может, рискнуть, – подумал Клименко. Эти черти, конечно, ведут какую-то игру. А что, если прикинуться дурачком и подыграть им, а самому бросить в пролом штурмовую группу? Если она сумеет там закрепиться, я первым войду в бункер. Чёрт, а ведь это может выгореть.

17.40 Марш на Вердер-Хайфель

Вернувшийся из подвала парламентёр от Клименко подтвердил, что видел там человека в бессознательном состоянии, похожего на Гитлера. Опознать подлинность этого «Гитлера» он, разумеется, не мог. Так же он сообщил, что огневых точек в районе пролома им обнаружено не было. К тому времени танки Клименко уже выдвинулись ближе к боковой стене имперской канцелярии и стояли примерно в 100 метрах от пролома. Сам полковник теперь мог детально наблюдать в бинокль, что происходит в районе зияющей в стене дыры.

В шестом часу вечера со стороны немцев из чёрной норы в стене вышел очередной парламентёр с белым флагом и направился в сторону ближайшего танка. Чтобы лучше разглядеть посланца, Клименко облокотил бинокль о край люка танка. Теперь, когда изображение в окулярах не тряслось, он хорошо разглядел лицо идущего навстречу человека.

– Таллер, собственной персоной, – узнал его полковник.

Солдаты провели парламентёра к штабному танку. Командир штурмовой группы с достоинством хозяина положения вышел ему навстречу.

– Я могу говорить с командиром этого подразделения? – спросил Таллер.

– Он перед вами, – ответил Клименко и игривым тоном добавил:

– С кем имею честь говорить?

– Эдгар Маттиус, – представился посланец с белым флагом. Я хочу передать вам сообщение большой государственной важности.

– Я слушаю.

– Как вам, должно быть, уже известно от нашего парламентёра, в этом подвале находится тело Гитлера, жизнедеятельность организма которого поддерживается нашими врачами. От имени нашей группы я уполномочен сделать официальное заявление советскому командованию и представителям государственной власти СССР о добровольной с нашей стороны передаче тела Гитлера русской стороне.

– Вы сказали, что уполномочены от имени группы. Что из себя представляет ваша группа? – строго спросил Клименко.

– Рядом с телом фюрера находятся шесть человек.

– Что это за люди? Они вооружены?

– Три доктора, один адъютант и два помощника. Адъютант и помощник имеют личное, неавтоматическое оружие.

– Шесть человек, включая вас? – спросил Клименко, прекрасно знавший своего собеседника.

– Да, я – один из докторов.

Клименко удовлетворённо кивнул головой, поняв какое преимущество на его стороне. Он прекрасно знал, что стоящий напротив него оберштурмбанфюрер Таллер был правой рукой Мюллера, в то время как его визави считал себя успешно скрывшимся за маской доктора.

– Я принимаю ваше предложение, – торжественно произнёс Клименко.

Затем он взглянул на свои часы и продолжил:

– Ровно через 15 минут, в 17.15 в этот пролом войдёт моя штурмовая группа. Всё оружие, что находится в вашей части подвала, должно быть сложено у входа. В случае сопротивления или провокации вы будете уничтожены. Условия вам понятны?

– Да. Мы выполним всё условия.

Колесов был первым, с кем Таллер поделился деталями своих переговоров с полковником Клименко.

– Через пятнадцать минут тронемся в путь, – оптимистично заявил Таллер.

– Вы всё согласовали? – спросил Колесов.

– Абсолютно. Сейчас сюда зайдёт группа усиленной охраны, после чего мы танковой колонной отправимся в район Вердер-Хайфель.

– Вердер-Хайфель?

– Да, это в двадцати километрах юго-западнее Берлина.

– Странно. Я думал нас сначала отвезут в штаб СМЕРШа.

– Бери выше, Колесов! Началась большая политика. Интернированного Гитлера решено переправить на территорию бывшего личного аэродрома Геринга, на котором сейчас базируется 231-я авиадивизия под командованием … кого бы ты думал?

– Кого?

– … Василия Сталина! Теперь ты понимаешь, почему мы туда движемся?

– Всё понятно, – согласился Колесов.

Наконец-то всем сомнениям Алексея по поводу личности Талля пришёл конец. Всё-таки, плохо он думал о своём шефе, заподозрив его чёрт знает в чём. Колесов ещё раз убедился, что никакой мистики в жизни не существует. Талль – никакой не фашист, а оборотистый бизнесмен, который вот-вот провернёт крупное дельце.

– Кстати, Колесов, ты летишь с нами в Москву или вернёшься с группой обычным порядком? – поинтересовался его шеф.

– В какую Москву? В Москву 1945 года?

– Разумеется. И не просто в Москву, а в Кремль 1945 года!

Договорить Таллю не дали ворвавшиеся в подвал советские солдаты.

– Всем лечь! Лежать! – громко и грубо закричали они, взяв всех обитателей подвала на прицел.

– Ложись, Колесов, а то пристрелят ненароком, – первым подчинился команде Талль.

Алексей лег рядом. Острые края битого кирпича больно врезались ему в тело.

– Руки на голову! – скомандовали автоматчики и на примере одного из врачей показали, как следует держать руки.

– Это и есть охрана, которая будет нас сопровождать? – тихо спросил Алексей.

– Как видишь.

– Почему они так грубо с нами обращаются? Как будто в плен берут.

– А как ты хотел? Это же война, а мы не где-нибудь, а в фашистском бункере. Придётся потерпеть.

Из подвала их выводили по двое, бегом, с поднятыми руками. Вдоль стены имперской канцелярии уже стояла колонна из четырёх танков. Обмякшее тело Гитлера не без труда, но сумели запихнуть в чрево третьего в колонне танка через передний люк. Шестерых остальных распределили между остальными машинами. Перед тем, как забраться на башню танка, Таллер потребовал, чтобы один из докторов находился постоянно рядом с Гитлером, если, конечно, Клименко хочет довезти свой трофей живым. Тот согласился.

В 17.40 танковая колонна начала движение по Вильгельмштрассе на юг, в сторону площади Бель-Альянс-Платц. Три дня назад эта площадь и примыкающей к ней мост через Ландверканал были эпицентром боевых действий. При отходе немцы неудачно взорвали удерживаемый ими мост. Он был разрушен лишь частично, и по узкой полосе уцелевшего полотна приданные мотострелкам генерала Хегатурова танки прорвались на северный берег и закрепились в районе Галльских ворот. Об этих боях теперь напоминали разбросанные по всей площади сожжение остовы тридцатьчетвёрок.

Перед мостом колонна остановилась.

Остановку танка Колесов почувствовал своими рёбрами, поскольку лежащий на нём «доктор» Гитлера сильно надавил на него своим телом. Из-за тесноты в танке «интернированные» были положены штабелем в отсек для снарядов, словно, неодушевлённые предметы. В общем-то, наверное, Талль прав, – подумал Алексей. Грубое обращение с ними было элементом военной предосторожности, да и вообще это было в стиле СМЕРШ – забрать всех, а потом разбираться. Вот только дожить бы до того, как они разберутся, – с трудом сдерживая тушу своего попутчика, уже почти задыхаясь от сдавленной грудной клетки, взмолился Колесов.

Увидев околышек фуражки восседающего на головном танке полковника Клименко, охрана моста и военные регулировщики остановили встречную колонну и открыли зелёную улицу оперативной группе военной контрразведки. Осторожно пройдя по бровке уцелевшего моста, танки вышли на широкую улицу и, заметно прибавив скорость, в противоход наступающим частям устремились к окраинам Берлина.

По ощущениям Колесова они ехали уже час, и не известно сколько ещё предстояло. От полной неподвижности и постоянного давления всё его тело затекло и онемело. К сдавленности примешивались невыносимая жара и удушливый запах солярки внутри танка. Ехать так дальше он не мог физически. Его охватила паника, и он почувствовал, что вот-вот закричит. Он попытался сбросить с себя навалившееся на него тело, однако эта борьба привлекла внимание пулемётчика танка, на которого была возложена охрана. Несколькими ударами приклада своего автомата по спине лежащего сверху он быстро восстановил порядок внутри танка. При каждом ударе охранника груз на груди Колесова казался ему всё тяжелее и тяжелее, пока окончательно не расплющил его. Тогда Алексей и потерял сознание.

– Сдох? Ну и хуй с ним, – это были последние слова, что он услышал сквозь пелену забытья.

***

Очнулся он от потока свежего весеннего воздуха, хлынувшего внутрь танка через открытый люк.

– Приехали, вылезай! – приказал кто-то на башне.

Голос этот показался Колесову хорошо знакомым, но кому он принадлежал, сразу вспомнить не мог.

Когда, обессилевший, он выбрался из танка, то первым, кого он увидел, был Талль в шинели полковника СМЕРШ. После потери сознания Алексей ещё плохо соображал, но капельки крови на шинели Талля он заметил сразу.

Колесов огляделся по сторонам. Колонна из четырёх танков стояла на берегу какого-то озера. Рядом с ними стояли несколько человек в штатском.

Спускаясь с брони на землю, Алексей чуть не наступил на чьё-то тело, лежащее рядом с гусеницами танка. Это был тот самый пулемётчик, который охранял интернированных. У него было перерезано горло. Мёртвые тела остальных членов экипажей были свалены чуть поодаль.

Должно быть, полковник Клименко был убит ещё в Берлине, раз его головная машина привела всё остальные танки на берег этого озера, – предположил Алексей. Ведомые двигались за своим командиром, не зная, что тот уже мёртв.

В состоянии оцепенения он услышал обращённые к нему слова Талля:

– Идеальный прорыв, Колесов! Жаль, что об этом не напишут в учебниках военной истории.

Алексей ничего не ответил. Всё стало на свои места в его наивной голове. Единственное, чего он ещё не мог понять – почему его не убили как всех?

Он посмотрел в сторону озера. Там несколько человек в прибрежных зарослях быстро скатывали большую маскировочную сеть, которая накрывала умело прикрытый от чужих глаз тёмно-серый гидроплан.

Затем по перекинутым с берега деревянным мосткам на крыло самолёта медленно, поддерживая его за обе руки, перевели еле волочащего ноги Гитлера. Дойдя до середины крыла, Адольф остановился и оглянулся назад.

– Что это горит на горизонте? – спросил ещё не отошедший от наркоза фюрер.

–Это просто закат, – ответил сопровождающий.

Не считая Колесова, на берегу оставались только Талль и двое его помощников, которые должны были последними подняться на борт гидроплана.

Алексею даже подумалось, что его так и оставят в покое на берегу, как если бы его не существовало вообще. На самом деле, так оно и было, ведь 30 апреля 1945 года его, действительно, ещё не было на свете. Кем он, турист из будущего, был здесь и сейчас на берегу этого озера этим апрельским вечером? В лучшем случае призраком и больше ни кем.

Именно поэтому его так удивило, что один из подручных Талля направился в его сторону, на ходу извлекая из кармана пальто свой «Вальтер».

– Подожди, Отто, – приказал ему Талль.

Талль скинул с себя шинель и в парадном чёрном эсэсовском мундире сам подошёл к своему бывшему сотруднику.

– Мне очень жаль, Колесов, но ты не можешь вернуться назад. У событий сегодняшнего дня не должно быть свидетелей. Мой проект выполнил свою миссию, и он закрыт. Ни у тебя, ни у оставшейся в Берлине группы обратного пути больше нет. Вы все останетесь здесь. Впереди всех ожидают сталинские лагеря, к которым никто, конечно, не готов и вряд ли там долго протянет. Так что не завидуй живым. У твоей истории не такой уж плохой финал.

Закончив своё прощальное слово, Талль дал отмашку своему помощнику и тот, передёрнув затвор пистолета, приблизился к Колесову.

Неужели, всё это происходит со мной на самом деле? – в последний момент подумал Алексей.

И в эту же секунду прозвучал выстрел, и его палач беспомощно осел на землю.

– Сожги их всех, Колесов! – услышал он за спиной голос недобитого немцами полковника Клименко. Из его обессилевших рук выпал миниатюрный дамский пистолет, которым он только что убил последнего фашиста в своей жизни.

Стрельба на берегу вызвала суматоху. Талль с оставшимся помощником заметались на крыле самолёта.

– Внутри танка огнемёт, – из последних сил с трудом произнёс Клименко.

Колесов бросился внутрь танка. Он не знал, как выглядит огнемёт и нервно стрелял глазами по всем внутренним закуткам машины. Увидев баллон с присоединённой к нему трубой, он схватил это устройство и быстро выбрался наружу.

Гидроплан запустил двигатели. От работающих винтов вся гладь озера мгновенно покрылась рябью. Талль с помощником всё ещё были на крыле самолёта, пытаясь выяснить, что случилось на берегу.

– Я не умею им пользоваться, – закричал Колесов, держа в руках совершенно незнакомое ему оружие.

Если бы полковник Клименко был ещё жив, он, конечно, подсказал бы ему…

Укрывшись за бронёй танка, Алексей крутил и нажимал на трубе всё вентили и кнопки в надежде случайно привести огнемёт в действие. Внезапно, у него получилось, и он облил огнём траву под ногами. Поняв принцип действия этой трубы, он выбежал из-за танка и, в три прыжка спрыгнув с косогора берега, облил Талля вместе с его помощником огненной струёй. Эти твари даже не успели закричать: их тела, словно соломенные чучела, мгновенно обуглились, превратившись в чёрные, корявые головешки.

Подняв обороты двигателя, гидроплан стал медленно отчаливать от берега. Колесов подбежал к самому краю озера и пустил в сторону самолёта пятидесятиметровый язык пламени. Несмотря на то, что горящая смесь покрыла весь его фюзеляж, гидроплан начал разгон по поверхности озера. Когда скорость самолёта приблизилась к взлётной, горящая смесь воспламенила его двигатели, и в воздух он поднялся с идущим от моторов огненным шлейфом.

Гидроплан с горящими двигателями стал кружить над озером, сохраняя надежду в критической ситуации совершить спасительную посадку на воду. Когда пламя перекинулось на крылья, пилоты приступили к заходу на посадку, но в этот момент последовал взрыв топливных баков. Огненным шаром самолёт рухнул в холодное весеннее озеро Хайфель.