Kitabı oku: «Большое путешествие», sayfa 2
Переодевшись в спортивный костюм, Андрей распахнул двери жилища и оказался на улице подземного города. То, что называлось "улицей" представляла собой огромный туннель, уходящий вдаль. С двух сторон шли серые, безликие стальные перегородки с бесчисленным количеством дверей. На каждой двери висели светящиеся таблички, указывающие, куда вы попадете, производственное помещение, кабинет администратора, или жилую комнату.
Андрей знал, что некоторые помещения даже очень огромные, и явно не вписываются в теорию кольцеобразной трубы. Он догадывался, что его город должен быть соединен с еще, возможно даже не одним городом… Все знали, но реальных подтверждений никто не видел, что люди разделены на несколько каст, и все они сосуществуют в разных местах. Севастьянов относился к касте техников. Все жители его города ремонтировали и совершенствовали технику для всех мыслимых и немыслимых нужд. А была еще одна каста инженеров, а над ними каста государственных деятелей. Вживую, никто их никогда не видел, лишь изредка появлялись они на экранах телевизора, еще больше напуская тумана о своем существовании. И они ведь где-то жили. Никто не знал, где именно, а попытки что-либо разузнать, успеха не имели.
Не смотря на всю таинственность вышестоящих каст, закон в городе поддерживался жестко, если не сказать жестоко. Ни одна каста не могла попасть на территорию другой. Никто даже не знал, где находится помещения, соединяющие один город с другим.
Об общении не могло быть и речи. Школы, скорее всего у каждой касты свои. Чему учили в остальных не то, что не знали, но даже не догадывались ни дети, ни их родители.
Суровые законы поддерживались беспрекословным исполнением и очень жестким наказанием за малейший проступок. Это вбивалось в людей с молоком матери и до самой гробовой доски. Быть может по этой, а может и по какой другой причине все жители города безукоризненно исполняли Закон – именно так, с большой буквы. Конечно, были и исключения, но настолько редкие, что о них и упоминать не стоит. Все эти бунтари лежали сейчас в гибернаторе, и время проносилось над нетленными их телами.
Улица едва была освещена желтоватыми пятнышками света. Лампы в это время включали вполнакала, и то, если человек случайно окажется на улице. В рабочее время во всем городе действовал режим экономии. Сверхчувствительные датчики улавливали движение и включали освещение настолько, чтобы только видеть дорогу. Впереди и позади полный мрак. В полную мощь система включает освещение дважды в сутки: утром и вечером, когда люди активно перемещаются с работы домой и обратно.
Покой нарушал лишь далекий ровный гул работающих машин. Ни одной живой души. Словно город давно вымер, и ты, последний из живых находишься тут, не зная, что делать дальше, как жить, и как выжить в этом мертвом подземелье… Андрей медленно брел по улице, внимательно всматриваясь в таблички на дверях, и вся его незамысловатая жизнь проплывала перед глазами.
Вот двери, ведущие в маленькую контору по регистрации гражданского состояния. Сюда, два года назад он обращался с заявлением о разрешении вступления в брак. Тогда ему было отказано, как отказывали всем. Несмотря на отрицательную тенденцию, такие разрешения иногда выдавались, крайне редко и крайне неохотно, и поэтому у каждого молодого человека и девушки шанс был. При этом никто не знал, чем руководствовались те, кто принимал подобные решения. При получении разрешения счастливчику оставалось выбрать невесту из числа представленных органами, и все, свадьба. После обряда бракосочетания, молодые приобретали статус "спящие наследники" и им, под страхом гибернатора запрещалось иметь наследников, до особого разрешения органов регистрации.
Но, даже такая жизнь куда лучше, чем одиночество. К тому же, рано или поздно предоставлялось право родить ребенка и вскоре плачь младенца, и счастливая мать вносили особые краски в серую, безликую жизнь города.
Вот по такому индивидуальному разрешению, со слов отца, в свое время, более четверти века назад, родился и он. Отец любил рассказывать про те времена. Это был самый счастливый период всей его жизни. Но, начался он, к сожалению, с трагедии: мощный взрыв уничтожил один из гибернаторов. Тогда погибли не только те, кто находился в анабиозе, но и весь обслуживающий персонал. Беда на этом не закончилась: в ближайшие месяцы смерть собрала богатый урожай из тех, кто участвовал в ликвидации аварии. Причины данных смертей не разглашались, поэтому каждый видел свою истину, но все сходились в одном: в той катастрофе было что-то не так, не должны люди умирать из-за разбора завалов. Да и в оборудовании гибернатора нет ничего, что могло вызвать взрыв, даже опасного излучения быть не может. Этой точки зрения придерживались все жители города, ибо они сами, в той или иной степени обслуживали и проверяли аппаратуру крио хранилища.
Ты можешь думать, строить догадки, а люди меж тем умирали в страшных муках, и медики ничего не могли сделать. Они даже не ставили диагноз – таких болезней еще не существовало – просто фиксировали симптомы. Был человек, и нет его. Просто. До ужаса просто.
И, вот, спустя короткое время после трагедии, органы регистрации и брака стали выдавать разрешения не только на бракосочетание, но и на ребенка. Все без исключения "спящие наследники" получили право на реального наследника… Этот бум продолжался не более двух лет, но за это время родилось невероятное количество детей. Счастливые мамаши заполняли улицу с утра и до вечера, даже режим экономии электроэнергии пришлось временно отменить. Детским плачем и смехом наполнился город до краев.
Была и другая сторона медали. Остро встал вопрос рабочих рук. Погибших надо заменить, а кем? Помимо привычных профессий, требовались учителя и воспитатели. Сильной половине человечества пришлось работать за десятерых, чтобы город не сгинул в никуда, чтобы люди могли жить дальше, воспитывая подрастающее поколение.
–То время было тяжелым, но, несмотря на все трудности, этот отрезок жизни для любого горожанина был самым счастливым, – не уставал повторять отец Андрея.
Рано или поздно, все заканчивается. Новое поколение выросло, гибернатор был восстановлен и город зажил прежней, ничем не примечательной жизнью. Младенцы появлялись и позже, но это были редкие и исключительные случаи, подтверждающие общее правило. Днем все население работало, даже дряхлые старики. Для них всегда находили занятие по силам – в этом городе все обязаны трудиться, принося обществу пользу.
Андрей почувствовал себя неудобно. Молодой и здоровый, полный сил парень расхаживается тут без дела. А ведь в городе единственный способ выжить – иметь денежные средства, которые можно только заработать. Еда под ногами не валяется. Она строго порционно выдается через кухонные автоматы. Нечем платить, значит, ни чего и не получишь. Но и с деньгами выше нормы не прыгнуть – ему то было знать, как никому другому. Еще вчера это была его основная работа – проверять и ремонтировать технику в городе. На своем уровне. В своей касте. Касте техников.
За годы работы, Севастьянов создал много новых роботов, тем самым подписав себе смертный приговор. Он сам, того не ведая, придумывал механизмы, которые по началу помогали, но со временем тихо и незаметно сделали его лишним. Бездушные машины заменили человека, и он стал ненужным городу, не нужным самому себе.
Горожане догадывались, что где-то должен находится или лифт, или какой-либо иной переход к другим кастам. Но, где такой вход существует, никто не знал. Да, что там вход, даже тех, кто уводил обреченных на вечный сон, никто никогда не видел. Работники гибернатора, возвращаясь с обеда, вдруг обнаруживали еще одно тело. Самое интересное, родственников там никогда не оказывалось. А из этого открытия следовал единственный вывод: кто-то наверху внимательно следит за людьми и не позволяет родным оказаться по разные стороны баррикад. Тем паче, гибернаторов в городе было много, и располагались они во всех частях подземного города. О десятке это только Андрей знал, а сколько их было на самом деле, наверное, никто в городе не скажет точно. Так уж было построено меж людьми общение: никто и никогда не знал, что-либо точно, и одновременно распространение лишней информации каралась очень жестоко. А злой гений знал про всех и про все. Единственные люди их касты, которые знали чуть больше, сейчас лежали в крио хранилище – этот самый вечный покой и мешал им рассказать, все, что они знают.
Теперь, когда гибернатор навис над ним реальной опасностью, когда весь вопрос встал в сроках, всего в нескольких днях, он вдруг с ужасом осознал, что ничего не знает. Ни о самом гибернаторе, ни о городе. Не о том, почему происходит так, а не иначе. Вот взять, к примеру, преступника и человека, потерявшего работу. В чем их сходство? Да ни в чем, но, однако, наказание одно: вечный сон. И так везде, чтобы ты не совершил, строгость по максимуму. В тоже время, старики работают до самой смерти – отправлять в небытие их явно никто не спешит. А все почему? Вот вопрос!
Андрей медленно брел вперед. Серые стены справа, серые стены слева и бесконечная вереница дверей по обеим сторонам – в чьем мозгу появилась мысль об этом городе, кто его построил – информации на эту тему до скудости мало. Какие-то никому не известные имена архитекторов – само это слово вызывало ухмылку, ибо спроектировать трубу в виде кольца не представляется чем-то сложным и особенным. Даже назвать этого человека архитектором язык не поворачивается. Быть может по этой причине, имена строителей не дошла до наших дней. Гордиться здесь уж точно нечем. А вот там, наверху…
Вот и заветная дверь. Андрюша, взявшись за ручку, замер. Там, всего в каких-то сотне метров другой мир. Мертвый мир. Мир, который тысячелетиями был миром людей. И люди уничтожили свой мир, уничтожили своими руками. Жалкие остатки человечества, как крысы, попрятались под землю, и носа не суют, как будто и не когда не жили там
Собравшись с духом, Севастьянов рванул дверь на себя. За ней находился крошечный, грязный холл с лифтом на противоположной стороне. В этом помещении давно никто не бывал: толстый слой пыли на полу, на стенах, махровая паутина по углам потолка и на абажуре светильника.
Андрей пересек холл и нажал красную кнопку вызова лифта. Створки дверей со скрежетом и скрипом давно не смазанного механизма разъехались в стороны, обнажая зев кабины. Изрисованный не одним поколением дешевый пластик, некогда светлого цвета, местами латанный кривобокими заплатками, стертые большие кнопки на панели управления – тут давно не касалась рука ремонтника. Тем более удивительно было, что эта старая, бог знает, когда обслуживаемая машина еще сохранила способность двигаться в пространстве.
Немного оробев, Андрей шагнул навстречу своей судьбе. Створки дверей с визгом закрылись, напоследок с грохотом ударившись друг об друга, и наступила тишина. Севастьянов уже начал лихорадочно думать, что делать дальше – как кабина с удивительной легкостью и почти бесшумно понеслась вверх. Разница между внешним видом и скрипом кабины, и легкостью подъема была настолько различна, что Андрей испугался этому факту больше, чем возможность застрять в лифте.
Подъем продолжался недолго, всего около минуты, показавшиеся Севастьянову вечностью. Но вот, кабина вновь замерла, и еще, быть, может, большим скрипом двери открылись, пропуская человека в шлюзовую площадку.
Это было, также небольшое помещение, квадратов десять, с невысоким потолком. Вдоль стен, между входом и выходом, на специальных подставках находились скафандры. Он уже пользовался подобным снаряжением. Но те вылазки ограничивались несколькими минутами – тогда он еще не был готов к реалиям внешнего мира, и он позорно бежал, в спешке выбравшись из пут скафандра, раскидав его по всему полу шлюзовой камеры. Но теперь, Севастьянов надеялся, все будет совсем по-другому. Решительность овладела им. Сейчас он уж точно не испугается, чтобы ему это не стоило, и он наконец, дойдет до развалин древнего города, которое находилось всего в нескольких километрах от выхода из-под земного города. В принципе, не такое уж и большое расстояние.
