Kitabı oku: «Гераклея», sayfa 89
461. Жизнь бессмертного бога Геракла, лишенного души
Говорят, что в отличие от других олимпийских богов обожествленный Геракл имел и прежнюю бессмертную душу. В то время, когда смерти чуждый Геракл пировал на Олимпе за столом богов, его бесплотная тень, согласно рассказу Одиссея, неприкаянно бродила по Аиду, с дубиной на плече и натянутым луком в руке.
Некоторые считают, что такое противоречивое изложение посмертной судьбы Геракла Гомером объясняется тем, что стихи о том, что сам он с богами бессмертными вместе в постоянной радости живет и имеет Гебу супругой, являются поздней вставкой, принадлежащей составителю сборников предсказаний оракулов Ономакриту, жившему при дворе тирана Писистрата в Афинах.
Став второстепенным богом, Геракл потерял свое былое значение величайшего героя Эллады и стал никому ненужным, подобно вознесенному на Олимп титану богоборцу Прометею, который в бесконечных муках и беспредельных страданьях превзошел даже лучшего смертного сына Зевса-Кронида.
Многие считают бессмертие, дарованное Зевсом Гераклу великой наградой за его поистине героические деяния и благодеяния людям.
Другие же говорят, что с вознесения на Олимп смысл жизни Геракла и Прометея, как борцов за лучшее будущее человечества, закончился, и их бессмертие обернулось вечно длящейся смертью. Все чаще Геракл на веселых пышных пирах пребывал в беспросветной тоске и безнадежном унынии и под нескончаемый смех бессмертных богов со светлой грустью вспоминал кипучую жизнь на земле:
– Да, река моей доблестной жизни тогда была наполнена до самых краев трудами великими и опасными, преисполнена нескончаемыми муками и ужасными страданиями, но бывали в ней и краткие моменты пронзительного счастья. Тогда я был полубогом, величайшим и любимейшим героем, гордостью великой Эллады, которая подобно маяку свет моей героической славы разливала по всей Ойкумене. Теперь же я не полубог, а бог из многочисленной божественной черни и на Олимпе здесь прозябаю… Кажется все сейчас бы отдал, лишь бы опять оказаться у Феспия на незабываемом том пиру или даже за то, чтоб опять со львом в Немее иль с Гидрой в Лерне сразиться… Мне не хватает даже жгучего страданья, а за ночь с дивной Иантой я отдал бы все эти годы, что провожу сейчас в постели с искусной в ласках юной Гебой. А Иола?! – За то, чтобы все с ней изменить, начиная с того злосчастного состязания, я отдал бы все и это бессмертие!
В другой раз Геракл так говорил о бессмертии:
– Когда я вспоминаю о своем бессмертии, то нет никакого желания что-нибудь делать. Куда и зачем спешить, ведь впереди вечность…
Тертуллиан говорит, что у Геркулеса, притом уже умершего, то есть уже бога, была постоянная любовница Ларентина, которую служитель храма приводил из публичного дома, как изысканное дополнение к ежедневному обеду бога. Впоследствии, незадолго до смерти Ларентина завещала римскому народу то довольно обширное поле, которое приобрела при помощи Геркулеса.
– Эту проделку Ганимеда не узнает, наверно. Если ж и узнает, то пусть! Побранится и перестанет. Это ль ругани женской не стоит?
Так бог Геракл сам себе говорил, когда изменял с проституткой своей последней вечно юной супруге на небе, которую он любил называть Ганимедой за то, что она и после свадьбы вместе с красивым сыном Лаомедонта часто бралась разносить богам нектар и вино на пирах. Геба по-прежнему была прелестна лицом и гибкая стройным телом, но по-настоящему она никогда не любила Геракла, и он ее всегда не любил. Поэтому и знаменитые ласки Гебы быстро надоели обожествленному отпрыску Зевса потому, что не было с ними Психеи, и не раз он сам себе говорил:
– Нет у бессмертных души, нет у них ни стыда, ни печали, красота их надменная и холодная, а чувства все ненастоящие. И смысла в этой жизни нет. Не желанна бездушная мне жизнь на Олимпе, и божественный мой удел незавиден.
462. Почитание бога Геракла
На земле люди почитали Геракла, хотя, конечно, не так, как олимпийских богов.
Согласно Овидию, день рождения Геракла праздновался в день зимнего солнцеворота, как и дни рождения Зевса, Аполлона и других календарных богов.
Четвертый день месяца посвящался Гераклу потому, что ему как основателю Олимпийских игр принадлежал каждый четвертый год.
Гераклу слагались гимны и его чествовали состязаниями. Празднества в честь его назывались Гераклеи; таковые существовали в Сикионе, в Фивах, на островах Линдосе и Косе и в других местах. Учрежденные в поминовение его смерти, Гераклеи устраивались во второй день месяца метагейтниона.
В Линде справлялся праздник Геракла с оригинальным обычаем приносить в жертву рабочих быков при брани и проклятиях, присутствовавших при жертвоприношении. Обычно же в жертву Гераклу приносили петухов и перепелок.
Согласно Павсанию, в Олимпии на стенах храма изображена большая часть подвигов Геракла. В Аттике в гимнасии, находящемся недалеко от площади, воздвигнута мраморная статуя Геракла, творение Скопаса, есть там и храм Геракла. В Спарте на рельефах трона Аполлона Амиклейского изображено единоборство Геракла с Кикном, битва Геракла с кентаврами у Фола и сражение Геракла с одним из гигантов. Можно прийти в восхищение и от храма Геракла в Эрифрах. Есть храм Гераклу в Фивах, а в нем статуя из белого мрамора, называемая Промахос (Воитель); на фронтонах этого храма Пракситель изобразил фиванцам большинство подвигов Геракла.
Геродот говорит, что на берегу Нила стоял храм Геракла – убежище для всех рабов, которые бежали от своих господ. Если раб, чей бы то ни было, прибежит сюда и посвятит себя богу наложением священных знаков, то становится неприкосновенным. Обычай этот существует издревле до нашего времени.
463. Спор Летоидов с Гераклом за Амбракию [2]
(Рассказ Крагалея)
О пребывании Геракла – бога на земле существует немного сказаний, из подробных известно только то, что изложил Антонин Либерал в «Метаморфозах», основываясь на таком рассказе справедливого Крагалея, сына Дриопа, жившего в земле Дриопиде у «Геракловых вод»:
– Однажды, когда я пас коров, ко мне явились дети великого Зевса и Лето, многославной дочери древнего Кея, Аполлон в лавровом венке с милой сестрой Артемидой, давно живущие на Олимпе и любимейший герой всей Эллады, а теперь бог – Геракл, чтобы я рассудил их в споре за Амбракию, находящуюся в Эпире. Прелестью несказанной дивные очи Феба блистали, и от лучистого взора его исходило далеко, вмиг разящее сердце златое сиянье!
Аполлон лучезарный, сияя своей красотой несравненной, так уверенно говорил:
– Этот город, по справедливости, выше которой нет ничего, принадлежит именно мне. Ведь мой сын Меланей, царь дриопов взял войною Эпир и родил там прекрасных детей Еврита и Амбракию. По имени Амбракии, милой внучки моей и был назван город, за который мы сейчас спорим. Надо ли еще что-нибудь говорить?!
Все промолчали, и тогда Локсий продолжил:
– И сам я городу этому оказал услуги немалые. По моему пламенному призыву в вещем пророчестве, амбракиоты восстали против нечестивого тирана Фалека, погубившего многих своих граждан и свергли его. Только благодаря мне, прекратилась в городе бесконечная вражда и нескончаемые мятежи, а вместо них установилось благозаконие, порядок и справедливость. Поэтому и сейчас у амбракиотов во время праздников и на пирах прославляют именно меня, как Пифийца – Спасителя.
Феб, высоко подняв прекрасную златовласую голову, сверху вниз посмотрел на меня, как будто уже выиграл спор. Я, конечно, молчал – ведь не слышал еще я ни его милой сестры Агротеры, ни нового бога Геракла. Вечно юная и самая стройная из богинь Артемида была готова отказаться от вражды с братом любимым, хотя, по всему было видно, что считала справедливым именно ее владение Амбракией. Она совсем не слушала, что брат говорил, и потому выставила следующую причину, чтобы владеть этим городом:
– Не хочу я, чтобы любимый брат спорил со мною, да и городов у меня и без Амбракии, с самого рождения есть не мало. Я еще девочкой малой, сидя на отчих коленях, попросила отца уделить мне дар вековечного девства, много имен, стрелы и лук, 60 дочерей Океановых, резвых плясуний, 20 нимф амнисийских в прислужницы, горы все, а вот город – один, какой он сам пожелает, не часто я его посещать собиралась. Отец же кивнул мне приветно и, улыбаясь, сказал, что все дарит мне в обладанье все, что я пожелала и много прибавил. Тридцать дал городов, а к ним – укреплений немало, и во всех городах бога иного чем я не хвалят и не хвалили… Однако раз участвует в споре еще и Геракл, я свое справедливое мнение так обосную: Когда Фалек был тираном, и никто не смел от вечного страха даже перечить ему, я на охоте, для всех оставаясь незримой, подманила к Фалеку хорошенького львенка. Когда тот взял его в руки, из леса я выпустила к нему разъяренную львицу, которая мгновенно растерзала ему голову и грудь. Амбракиоты же, избавившись от рабства тирании, стали почитать меня, как свою Предводительницу. Они, воздвигнув мне статую в виде Девы – Охотницы, поставили рядом с ней медную фигуру могучего желтокожего зверя, подвластного мне. Поэтому Амбракией должна владеть именно я, ибо это лишь будет пристойно и справедливо.
Со своей стороны, Геракл с очень серьезным выражением лица, насупив брови, как часто делал в прежней земной жизни, торжественно заявил:
– Амбракия, да и весь Эпир – по справедливости это моя и только моя собственность.
Геракл оглядел всех нерешительным взглядом, как бы колеблясь, стоит ли продолжать, потом махнул рукой и быстро заговорил:
– В людях никогда не было благодарности к моим великим заслугам, и это можно понять, ведь из всех существ, что дышат и ходят по широкогрудой земле они самые несправедливые. Поэтому на земле я был беднейшим из знаменитых героев. Бедность проклятая! Как тяжело ты ложилась на мои плечи, развращала ты и мое мощное тело, и крепкую душу! Я любил справедливость и красоту, а бедность насильно учила меня лишь свою силу любить… Но и здесь, на Олимпе многоложбинном, ничего не даровал мне пространногремящий отец наш с вами, Зевс Эгиох, хотя бы за одну только помощь бессмертным в битве с Гигантами. И на Олимпе я по-прежнему нищий. Бессмертные боги давно решили поделить и поделили между собой города, чтобы в своем уделе каждый пользовался только ему принадлежащими почестями. Очень несправедливо, что я до сих пор нахожусь в полной власти богини Бедности Пении, и у меня нет ни одного собственного города. Я даже испытываю стыд нехороший, который повсюду сопутствует бедному мужу, ведь стыд – удел бедняка, а богатые наглы и смелы. Поэтому я сам себя давно желаю справедливо отблагодарить по заслугам и сейчас хочу вступить во владение славной Амбракией.
Оглядев всех из – под низкого лба честными голубыми глазами и не встретив явного осуждения, Геракл, видимо, остался доволен и, поглаживая округлившийся после вознесения на небо живот, важно продолжил:
– Еще когда я жил на земле, именно мной, ценой огромного напряжения сил и безмерных страданий были побеждены хаоны и феспроты и вообще все эпироты, которые, собравшись все вместе, пошли на меня войной, замыслив отобрать у меня дивных коров Гериона. А ведь за этих ленивых рогатых скотов мне пришлось биться с чудовищной двуглавой собакой, с пастухом – великаном Эвритионом и с огромным трехтелым Герионом, хозяином худшим этих дивных коров… Каждый из них мог убить меня, тогда еще смерти причастного…
Геракл остановился, подумал о чем-то и добавил:
– И потом, из Коринфа, омываемого с двух сторон вечно волнуемым морем, пришли в качестве переселенцев по моему указанию многие люди, и, вытеснив ранее прибывших, именно они основали Амбракию. И вообще я прародитель всех коринфян.
Геракл замолчал. Все высказались и ждали решения. Я долго думал, вспоминая подобные случаи в прошлом. После того, как Зевс и бессмертные боги всю землю и города по жребию меж собой поделили, споры за собственность под луною у них часто случались. Особенно в них Посейдон отличался, говорят, что он присматривался даже к подземному миру и изготовил сам медную дверь для Тартара. Он вызвал на поединок Афину в споре за Аттику, и рассудил их первый царь Аттики Кекропс, сын Геи, он без колебаний отдал предпочтение Афине, поскольку ее дар в виде сребристой оливы более ценный. Энносигей не согласился с решением смертного и стал бушевать. Тогда владыка Олимпа дал им в качестве судей двенадцать олимпийских богов. Кекропс засвидетельствовал суду, что Афина Паллада, защитница градов, первой вырастила оливу, которая полезнее, чем соленая морская вода Посейдона. Решение было окончательное и город, по-гречески называемый Аттидой, по имени богини Афины был назван Афинами. Афина и Посейдон спорили не только за Афины, но и за Трезен в царствование сына Посейдона Алфепа, и сам Зевс, став судьей в этом споре, приказал им владеть городом сообща. Когда Посейдон попытался отнять Арголиду у Геры, Зевс решил передать дело речным богам Инаху, Кефиссу и Астериону, которые вынесли решение в пользу его белокурой супруги.
Потом я стал вспоминать, как владыка морей судился с Гелиосом за Родос, с Дионисом за Наксос, с Аполлоном за Дельфы, с Атлантом за Атлантиду и с самим Зевсом – за остров Эгину. Особенно мне спор с Атлантом запомнился. От него произошел народ многочисленный, из поколения в поколение копивший богатства. Многое ввозилось к ним из подвластных стран, но большую часть потребного для жизни счастливой давал сам остров. Они не пьянели от роскоши, не теряли власти над собой и здравого рассудка под воздействием богатства. Атлантида особенно понравилась Посейдону, и Зевс не стал возражать, чтобы брат взял этот остров себе. По заданию Громовержца могучая дева Афина с хитро искусным умом, светлоокая, организовала войну, и афиняне под мудрым ее руководством нанесли блаженным, как боги, жителям Атлантиды тяжелое поражение, и остров стал собственностью Эносихтона…
Должно быть, я слишком надолго задумался потому, что Артемида меня сильно луком толкнула. Тогда, быстро взвесив на весах справедливости, которые есть у каждого в сердце или уме, все «за» и «против» я, наконец, вынес решение:
– Милость свою ниспошлите на нас, великие боги Аполлон с Артемидой! Не держите на меня обиды напрасной, на руки быстрой, но город наш, хорошо населенный, должен принадлежать Гераклу.
И кликами венчала те слова толпа амбракиотов, что вокруг судьи собралась, а новый насельник Олимпа довольно воскликнул:
– Старец, разумностью речи и высочайшей справедливостью решенья ты всех превосходишь. Я этого никогда не забуду, и позабочусь, чтобы тебе, как справедливейшему герою, приносили здесь погребальные жертвы.
Так закончился рассказ Крагалея, известного своей рассудительностью и справедливостью.
Вечноживущие боги, владельцы жилищ олимпийских прощать не любят обид. Разбушевавшись после поражения в споре за город Афины, Посейдон неистовый и яростный, как своя стихия, затопил всю Триасийскую равнину. Разгневавшись на трезенцев, Колебатель земли сделал всю страну их бесплодной, так как соленая морская вода проникла во все семена и корни растений. Поскольку премудрый Зевс заранее запретил Посейдону мстить после проигрыша в Арголиде, как прежде, наводнением, морской бог сделал как раз противоположное: он так высушил потоки своих судей-рек, что те совсем пересохли, и Аргос постигла ужасная засуха. Когда Атлант не смирился с потерей Атлантиды, земли Колебатель ударом своего огромного трезубца вызвал сильнейшее землетрясение на этом огромном острове, и огромные волны нахлынули на него. Землетрясение и вызванные им океанские волны за одни сутки поглотили опустившуюся в глубокие зыби щедро одаренную природой Атлантиду вместе с блаженными ее жителями.
Не стал исключением и Феб лучезарный, хоть про него и говорили, что он, укротив свой дух и познав себя, во всем знал меру и соблюдал границы.
Антонин Либерал о завершении спора за Амбракию так в «Метаморфозах» своих сообщает:
– Выслушав решение Крагалея, Аполлон в гневе прикоснулся к нему рукой и превратил его в камень там, где он стоял. Что касается амбракиотов, то они приносят жертвы Аполлону-Спасителю, но город считают собственностью Геракла и его детей, а Крагалею после праздника Геракла до сих пор приносят погребальные жертвы.
464. Гераклиды
Эта схема не претендует на полноту и дает лишь основное представление о детях и потомках Геракла. Например, не указаны не оставившие потомства дети Геракла и Деяниры Глен, Онит и Макария (блаженная).
Всех потомков Геракла естественно назвать Гераклидами, и их известно много более сотни, ибо одни Феспиады родили от Геракла 51 сына, имена которых можно найти у Аполлодора.
Убитые Гераклом его дети от Мегары обычно назывались Алкидами.
Поскольку из всех детей от Деяниры, лишь Гилл имел общепризнанное потомство, то и Гераклидами преимущественно назывался род Гилла, пришедший вместе с дорийцами в Пелопоннес, чтобы вновь завоевать покоренные некогда родоначальником такие земли, как Аргос, Лакедемон и мессенский Пилос.
Некоторые говорят, что, когда Гилл и некоторые из его младших братьев возмужали, Эврисфей, боясь утратить царскую власть над Микенами по достижении зрелого возраста прочими сыновьями Геракла, решил изгнать Гераклидов не только из Трахина, где они жили, но из Эллады вообще. Поэтому он объявил царю Кеику, что начнет с ним войну, если тот оставит у себя Гераклидов и детей Ликимния, а также Иолая и отряд по-прежнему верных Гераклу аркадян, участвовавших в его походах.
Другие говорят, что Эврисфей преследовал Гераклидов потому, что поклялся отомстить Гераклу и всем его детям за убийство на пиру трех его сыновей.
Гераклиды и те, кто были с ними, считая себя недостаточно сильными, чтобы воевать с Эврисфеем, решили добровольно покинуть Трахин. Обходя наиболее значительные из городов Эллады, они просили, как о милости, принять их на поселение, но ни один город не дерзнул дать им пристанище. Так они очутились в аттическом городе Марафоне, где их обнаружил глашатай Эврисфея пучеглазый Копрей, преследовавший Гераклидов по его приказу, чтобы схватить и предать смерти.
Престарелый Иолай в «Гераклидах» Еврипида рассказывает:
– Сразу после смерти великого Геракла подлый Еврисфей потребовал казни его детей законных, но безуспешно: изгнание спасло им жизни. С той поры я с ними города меняю, бесприютные… И Еврисфей придумал горестные муки им украсить униженьем. Где бы угол я с ними не нашел, – уже послы его их требуют, и гонят их; то грозят они хозяину ожесточенной враждой, то дружбою его великой манят, ссылаясь на то, что Еврисфей – могучий Арголиды царь. Хозяин зрит меня – старца бессильного, детей-сирот – и их властителю в угоду изгоняет. Отвергнуты Элладой целой, здесь, у марафонских алтарей, сидим мы с гераклидами, богов моля о помощи.
Когда обрадованный успехом в погоне Копрей поспешил к Гераклидам, и ему преградил дорогу Иолай, глашатай грубо толкнул старика, и тот упал. В этот момент появился сын Тесея афинский царь Демофонт. Копрей сказал, что преследует преступников, осужденных в Аргосе, славном конями и многочисленным войском, и просит Демофонта не мешать ему в исполнении долга, если не хочет бесславной войны с могучим царем Эврисфеем. Иолай же просил царя Афин о милости и защите, сказав, что Демофонт находится в долгу у Гераклидов. Он напомнил, как Геракл, добывая пояс Ипполиты, победил амазонок и отдал их царицу Тесею, а, потом, спустившись в Аид за ужасным Кербером, освободил Тесея из недр Преисподней, где тот вместе с Пирифоем, приросший к каменному трону богини забвения Леты, томился за попытку похищенья Персефоны. Демофонт, не испугавшись угрозы войны, решил не выдавать геракловых «птенцов», но не потому, что был должником Гераклидов, а потому, что дорожил знаменитой Афинской свободой.
– Уйди отсюда, сгинь, чтоб больше я тебя не видел, Аргос твой не страшен мне. Тому не бывать, чтобы я дал себя обесчестить, дозволив позорно гостей своих увести. Не подчиняется Аргосу город мой справедливый, нет: будет всегда он свободен!
Так сказал Демофонт, оттолкнув Копрея, попытавшегося схватить одного из малолетних детей Геракла. Афиняне в силу своей врожденной порядочности приняли Гераклидов, поселив их вместе с сопутствовавшими им беглецами в городе Трикорифе, входящим в состав Четырехградья (Марафон, Эноя, Трикориф и Пробалинф).
По истечении некоторого времени, обеспокоенный возрастанием силы Гераклидов Эврисфей выступил против них с большим войском. Гераклиды при поддержке афинян и под предводительством племянника Геракла Иолая, которому и Демофонт, и Гилл уступили право возглавить афинян, при Скиронских скалах разбили войско Эврисфея.
Говорят, что Гилл срубил голову Эврисфея и принес ее своей престарелой бабке Алкмене, и та выколола у нее глаза ткацким челноком, оправдав свое имя.
Так закончилась знаменитая служба Геракла у Эврисфея, переросшая после его смерти во взаимную вражду арголидского царя и малолетних гераклидов, опекаемых старцем Иолаем. Согласно Павсанию, у фиванцев, перед Претидскими воротами, есть гимнасий Иолая и стадион в виде земляной насыпи, подобно тому, как в Олимпии и в Эпидавре. Там же показывают и героон Иолая (с его кедровым гробом), хотя и фиванцы соглашаются, что Иолай погиб в Сардинии вместе с афинянами и феспийцами, последовавшими с ним за море.
Овидий поет, что с арголидской Алкменой, печальной вечно, Иола была, и лишь ей поверяла старуха жалобы или рассказ о знаменитых деяньях сына и беды свои. А с Иолой, веленьем Геракла, юноша Гилл разделял и любовное ложе, и душу; ей благородными плодами не раз наполнял он утробу, однако выжили и выросли только Эвехма и Клеодай. Клеодай и его сын Аристомах продолжили династию Гераклидов.
Гераклиды дали начало многим царским династиям. Македонские цари производили свой род от Темена. Лидийская династия Гераклидов, производившая свой род от Геракла и рабыни Иардана, в продолжение 505 лет до Мермнадов царствовала в Лидии. Многие знатнейшие римские семьи считали себя потомками Геркулеса. В Лаконии Гераклиды царствовали дольше всего – до 221 г. до н. э.
