«Блеск и нищета русской литературы (сборник)» kitabından alıntılar, sayfa 9
...в русской литературе на нынешнем этапе можно обнаружить одновременно черты бесспорного величия и несомненного убожества.
Отца и мать, я помню, Съел в юные года, И вот теперь я полный И круглый сирота…
Поэтому глаза твои темны. Слова, которыми тебя заденешь, еще людьми не изобретены…»
имеет собственной жизни, что вся она расположилась под дверью СССР и там, под запертой дверью, сыто хрюкает, скрежещет зубами, пророчествует, спорит, иронизирует по поводу чужой жизни, той, которая осталась в прошлом, той, которая проходит без их участия.
Томас Манн однажды высказался следующим образом:
"Немецкая литература там, где нахожусь я"
Это заявление может показаться нескромным даже со стороны такого гиганта, как Томас Манн, но лишь на первый взгляд. Томас Манн хотел сказать простую вещь, и упоминание собственного имени было в этом высказывании - условным и случайным. Он хотел сказать, что пока живет и работает хотя бы один настоящий писатель - литература продолжается. Пока живет и работает хотя бы один гениальный русский писатель - русская литература продолжает оставаться гениальной
Зерно литературы может нести в себе один человек, более того, оно может десятилетиями храниться под слоем пошлости и гнили, а затем, в первую же благоприятную минуту - дать ярчайшие всходы.
Можно всю жизнь, подобно Илье Глазунову, копировать русские иконы. И всю жизнь проваляться в материалистической луже. А можно – по-другому. Оседлать, как Шемякин, метафизическую улитку и в безумном, ошеломляющем рывке пробить небесный купол… И что тогда? А тогда – разговор с Небожителем.
