«Компромисс» kitabının incelemeleri, sayfa 3

Не думай, и все. Я уже лет пятнадцать не думаю. А будешь думать – жить не захочется. Все, кто думает, несчастные…

Вот что за удовольствие - этот Довлатов! Читай хоть что с любого места, не ошибешься... А в этой книге вообще! Журналистика и журналюги во времена развитого социализма. Несостоявшаяся моя профессия... просто в один какой-то момент, учась на журфаке и имея уже опыт летней практики, отчетливо поняла - не моё. не смогу я, как виртуозно удавалось Довлатову, находить компромисс, приемлемый для советской газетной полосы, между реальностью и требующейся оптимистической иллюзией.

...Я вспомнил разговор с одним французом. Речь зашла о гомосексуализме. - У нас за это судят! - похвастал я. - А за геморрой у вас не судят? - проворчал француз.

Или надо было не думать. Совсем. Как советовал автору его друг-фотограф. Но так почему-то не получалось - видимо, привычка еще не сформировалась. А у Довлатова получалось оно, вот это балансирование на грани между... Другой вопрос - чего это ему стоило, при таком-то критическом складе ума и умении подмечать сатирическую сторону любой вещи. Нервы все-таки не железные. Видимо, у этих бесконечных попоек и оттуда тоже ноги растут...

— Генрих Францевич, что касается снимков… Учтите, новорожденные бывают так себе… — Выберите лучшего. Подождите, время есть. — Месяца четыре ждать придется. Раньше он вряд ли на человека будет похож. А кому и пятидесяти лет мало…

Кстати, этот рассказ о юбилейном таллинском младенце мне больше всего понравился. Хохотали как ненормальные на пару с мужем... И так живенько вспомнился наш свердловский Союз журналистов, где сподобилась проходить практику, все эти разговоры, как лучше "подать", "донести", "отлакировать" то, что произошло на самом деле - чтоб и начальство было довольно, и читателям нравилось... Впрочем, мир журналистики и сейчас далек от свободы, во всяком случае у нас. Так же приходится прогибаться и пригибаться. Можно и не так, конечно... но тогда могут убить. Или искалечить. Опасная и вредная профессия - журналист, куда там шахтерам.

Знаю, что нельзя брать на веру всё, о чём читаешь/слышишь в средствах массовой информации. Советские газеты - отдельная тема. В то время очень важно было правильно преподнести информацию, соблюдая гласные и негласные инструкции, учитывая партийные установки. Соответствуют ли поданные читателям факты истине - другой вопрос. Помню, как всегда удивлялась, читая в новостях о рождении миллионного (цифра может быть любой, главное - круглой и внушительной) жителя такого-то города. Или о письмах доярок любимому вождю. Страна растёт и процветает, люди горды и счастливы. И именно газеты должны были донести эту «благую весть» советскому народу. Если ты журналист, то идёшь на компромисс.

Дома развернул свои газетные вырезки. Кое-что перечитал. Задумался… Пожелтевшие листы. Десять лет вранья и притворства. И все же какие-то люди стоят за этим, какие-то разговоры, чувства, действительность… Не в самих листах, а там, на горизонте…

Двенадцать газетных вырезок, двенадцать историй, двенадцать компромиссов. «Советская Эстония», «Молодежь Эстонии», «Вечерний Таллинн» за 1973-1976 гг. За каждой короткой заметкой стоит не только газетный герой (чаще - мнимый), но и сам журналист. Можно гордиться проделанной работой, можно раскаиваться или стыдиться. А можно поступить так, как это сделал в своей книге Сергей Довлатов. Каждый «компромисс» состоит из газетной цитаты и истории «как всё было на самом деле». В книге очень много личного, что обычно для творчества Довлатова.

Так я пошел в гору. До этого был подобен советскому рублю. Все его любят, и падать некуда. У доллара все иначе. Забрался на такую высоту и падает, падает…

Жизнь состоит из взлётов и падений. Автор говорит откровенно о каждом отрезке журналистской карьеры в Прибалтике.

Чтобы сделать газетную карьеру, необходимы постоянные возрастающие усилия. Остановиться — значит капитулировать. Видимо, я не рожден был для этого. Затормозил, буксуя, на каком-то уровне, и все…

Меня, как говорится, выгнали «по совокупности». Видимо, я позволял себе много лишнего. В журналистике каждому разрешается делать что-то одно. В чем-то одном нарушать принципы социалистической морали. То есть одному разрешается пить. Другому — хулиганить. Третьему — рассказывать политические анекдоты. Четвертому — быть евреем. Пятому — беспартийным. Шестому — вести аморальную жизнь. И так далее. Но каждому, повторяю, дозволено что-то одно. Нельзя быть одновременно евреем и пьяницей. Хулиганом и беспартийным… Я же был пагубно универсален. То есть разрешал себе всего понемногу.

В книге присутствует горький юмор и все отличительные признаки эпохи. Чем больше книг читаю у автора, тем больше привязываюсь к нему, лучше понимаю и чувствую. Книгу читала и слушала. Исполнение Константина Хабенского впечатляет. Он не читает - играет, вживаясь в образ Сергея Довлатова, придаёт всем персонажам характеры, изменяя голос и манеру произношения. Чувствуется, что работа доставляет удовольствие, что актёру близко то, что он говорит слушателю. Но при этом держала открытым текст, так как некоторые места хотелось перечитывать глазами, смаковать отдельные фразы. Сергей Довлатов удивительный мастер слова! Коротким замечанием мог выдать полную характеристику, нарисовать яркий портрет, описать всю гамму эмоций.

Лицо решительное, вечно озябшее. Никаких следов косметики. Отсутствующий зуб на краю улыбки. Удивляются только глаза, брови неподвижны, как ленточка финиша…

Разве не истинный художник тот, кто пишет такие портреты?!

В детстве мне очень нравились фантастические романы, в которых герои умели читать мысли. Больше всего завораживало не умение как таковое, а контраст между тем, что люди думали и что они говорили вслух. Часто это было смешно, иногда грустно, а иногда и страшно. Собственно довлатовский «Компромисс» построен именно на этом приёме: в газетах пишут одно, а в реальности происходит что-то абсолютно другое. Иногда виной тому алкогольный угар, но гораздо чаще абсурдное устройство советской действительности. Здесь запросто могут похоронить не того покойника, сделать из злодея праведника, сочинить фальшивую телеграмму и фальшивый же ответ на неё. В общем, никаких попаданцев не надо, попаданцы – все. И альтернативная реальность за окном. О советском двоемирии написано много, но мало когда рассказ полон такого юмора и одновременно щемящей тоски. Как остаться хотя бы более-менее приличным человеком, когда реальность кусается? Где кончается компромисс и начинается откровенная подлость? Надолго ли спасает даже самое изысканное чувство юмора, если твой талант никому не нужен и его приходится разменивать на мелочи? Довлатов как всякий крупный и талантливый автор порождение своего времени. Советский быт узнаваем во всех своих неприглядных (для кого-то очаровательных) деталях. В то же время вопросы, которые автор ставит, вечные. Не то чтобы журналистика сильно изменилась в наше время. Не то чтобы теперь легко сохранить в себе лучшее, не погрязнуть в быте, не продаться. Возможно, в Эстонии всё по-другому. Уж она точно теперь не советская. У нас же всё из века в век – щемящая тоска и чувство юмора, чтоб хоть как-то её преодолеть.

Довлатов - это всегда хорошая идея. Книга понравилась очень, она пронизана иронией, самоиронией, очень антисоветская и юмористическая. Юмор и ирония Довлатова мне понятны и вызывают улыбку. Автор рассказывает о годах жизни в Эстонии, работу в редакции ( я сама работаю в издательстве, может поэтому мне книга еще ближе). Повествование построено очень интересно и не обычно - сначала мы читают короткую статью или заметку написанною автором (в большинстве своем супер социальную, где красной линией проходит - как же прекрасно жить в советском союзе) - далее автор рассказывает историю, как эта статья была написана, правдива она или нет, на что пошел автор ради этой статьи, и как было на самом деле. Книга дает возможность представить и жизнь в целом в Советской Эстонии (все таки здесь было свободнее чем в той же России или Украине), и путь Довлатова - выводы, которые он делал по поводу жизни в Советском союзе (как журналисту, ему было доступно немного больше информации, чем обычному гражданину). Также автор дает прочувствовать до глубины души ОГРОМНУЮ разницу между тем как жилось на самом деле и как это все преподносилось для народа. Как журналист он побывал в разных селах и городах страны. Книгу рекомендую всем.

Довлатов - это всего понемножку. Немножко дебошир. Немножко аморален. Немного печален. Слегка зол. Совершенно бесцеремонен. Всегда остроумен. Неизменно правдив. Это как пуантилизм Сера, где из каждой точечки складывается цельная картина жизни, как она есть, неприкрашенной, неприкрытой, во всем своем ужасе, злости и великолепии. Я вот очень его люблю, и часто перечитываю.

В это раз на очереди стояли компромиссы - их двенадцать, в честь не то подвигов, не то месяцев, и они показывают нелегкий путь превращения правды жизни в газетную истину.

За каждой заметкой, за каждой строчкой - своя история, и порой самые длинные и сложные события вмещаются в одну только заметку о хулиганстве.

Иногда хочется плакать. иногда - смеяться, иногда слезы на глазах.

Ну а что? На то он Довлатов.

Книга, как все книги автора, написана совершенно чистым, очень простым и блестящим языком. Каждое предложение красиво и просто как оно есть. Каждый рассказ - вещь в себе. Книга поделена на главы, которые называются "компромисс № п.п.", каждая глава рассказывает короткий случай из жизни (работы?) журналиста Долматова (Довлатова?) в советском Таллине.

"Компромиссы", как все творчество Довлатова, очень емкие и искрометные, в меру пафосные и, может, чересчур циничные, хотя, цинизм - это отличительная черта личности автора, кажется, цинизм можно изучать по книгам Довлатова.

Как всегда, неизвестно, где правда, а где вымысел, так как чтобы быть правдивыми истории уж слишком сказочны, а жизнь автора становится одной сплошной алкогольно-похмельной феерией.

Неплохо было бы иметь главу "комментарии" в конце книги, чтобы фильтровать.

Мои двадцатилетние сыновья не могут понять мою любовь к Довлатову. Они видят в нём то же, что увидел Д.Л.Быков, когда лет пять назад ему было поручено написать о Довлатове что-нибудь яркое, чтобы свежеизданное собрание сочинений продавалось живее. Д.Л.Быков написал скандальный и широко раскрученный текст, в котором говорилось, что Довлатов – серый автор средней руки, не отличившийся ровно ничем. У довлатовских текстов, написал Д.Л.Быков, нет ни глубины, ни ширины, ни стиля, ни сверхзадачи. Там ничего не происходит. Там серые людишки живут свои серые жизни без страстей, смертей и подвигов.

Когда Д.Л.Быков опубликовал этот критический анализ, мне сразу вспомнился манифест издательства ПЛАНЖ, где уже тогда подробно объяснялось (жаль, что Д.Л.Быков манифеста не читал), что выпяченные смерти и страсти — это признаки поверхностных коммерческих книг, написанных для ублажения поверхностных читателей, которые не разобрались в устройстве мира и боятся себя. Мудрые же читатели понимают, что самые важные события и страсти происходят внутри человека, который снаружи может выглядеть вполне серым. Именно литературное описание таких страстей и является настоящей словесностью. Именно таковы книги ПЛАНЖ и книги Довлатова.

Не буду перечислять все восхитительные моменты прозы Довлатова, в которых обычные сероватые люди встают перед монументальными выборами и делают их. Посудите сами, если я вам сейчас разложу все эти сцены на компоненты, будет ли это хорошо? Это будет не только спойлер, но и анкоринг… Ни то, ни другое вам не надо. Поэтому просто упомяну три культовых довлатовских сцены (все из «Компромисса»), про которые начитанные люди как минимум слышали. Это, во-первых, сцена карьерного продвижения Буша, во-вторых, сцена фотосессии Жбанкова, в третьих, сцена похорон Ильвеса. Если не читали, прочтите. Если не прониклись, идите пока почитайте Д.Л.Быкова (стихи, ни в коем случае не прозу), а потом вернитесь к Довлатову. Довлатов глубже и тоньше. До Довлатова надо дорасти.

Как говорил Пелевин, чтобы понять Довлатова, надо эмигрировать в Америку, поработать там пару лет, убедиться, что гнили там ещё больше, чем у нас и что единственный путь прорваться через глобальную гниль — это не кружить вокруг ней в надежде объехать, не прыгать из страны в страну, а ломиться прямо и бескомпромиссно. И единственные партнёры, вместе с которыми ты сможешь ломиться через гниль — это не Д.Л.Быков и ко, а Довлатов, Жбанков, Буш и Ильвес. Чем раньше вы начнёте читать об этих людях, тем скорее прорвётесь.

Сцена работы Жбанкова:

— Мишка, — говорю, — у тебя нет ощущения, что все это происходит с другими людьми... Что это не ты... И не я... Что это какой-то идиотский спектакль... А ты просто зритель... — Знаешь, что я тебе скажу, — отозвался Жбанков, — не думай. Не думай, и все. Я уже лет пятнадцать не думаю. А будешь думать — жить не захочется. Все, кто думает, несчастные... — А ты счастливый? — Я-то? Да я хоть сейчас в петлю!

Сцена повышения Буша:

Трудоустройство Буша приобрело характер идеологического мероприятия. Главный редактор, улыбаясь, поглядывал в его сторону. Судьба его могла решиться в обозримом будущем. Затем на пороге возникла жена главного редактора — Зоя Семеновна. В руках она несла громадный мельхиоровый поднос. На подносе тонко дребезжали чашечки с кофе. До этого Буш сидел неподвижно. Фужер он поставил на крышку радиолы. На коленях его лежал раскрытый справочник. Потом Буш встал. Широко улыбаясь, приблизился к Зое Семеновне. Внезапно произвел какое-то стремительное футбольное движение. Затем — могучим ударом лакированного ботинка вышиб поднос из рук ошеломленной женщины. Я хотел узнать, что произошло. Ради чего совершил Буш такой дикий поступок? Что это было — нервная вспышка? Помрачение рассудка? Буш сам заговорил на эту тему: — Пойми, старик! В редакции — одни шакалы… Затем он поправился: — Кроме тебя, Шаблинского и четырех несчастных старух… Короче, там преобладают свиньи. И происходит эта дурацкая вечеринка. И начинаются все эти похабные разговоры. А я сижу и жду, когда толстожопый редактор меня облагодетельствует. И возникает эта кривоногая Зойка с подносом. И всем хочется только одного — лягнуть ногой этот блядский поднос. И тут я понял — наступила ответственная минута. Сейчас решится — кто я. Рыцарь, как считает Галка, или дерьмо, как утверждают все остальные? Тогда я встал и пошел…

Сцена похорон Ильвеса:

"…Я не знал этого человека. Его души, его порывов, стойкости, мужества, разочарований и надежд. Я не верю, что истина далась ему без поисков. Не думаю, что угасающий взгляд открыл мерило суматошной жизни, заметных хитростей, побед без триумфа и капитуляций без горечи. Не думаю, чтобы он понял, куда мы идем и что в нашем судорожном отступлении радостно и ценно. И тем не менее он здесь… по собственному выбору…"

Да, это так! Я люблю Довлатова, неважно, как женщина, как читательница, как фанатка, да неважно! В этой книге снова собран искрометный юмор через призму грусти, печали и недолюбленности можно сказать. Читая его, ты понимаешь, как же хочется иногда, выйти в "середину 80-х", купить модного "Птичьего молока", бутылочку " Ленинградского портвейна", пару пачек его любимых сигарет и заявиться к нему, чтобы слушать его бесконечно... И пофиг, что подумает весь окружающий мир!

Просто, ёмко и с юмором. Очень легко читается, хотя не так легко потом отложить было книгу в сторону: к отдельным главам-компромиссам хотелось вернуться ещё раз. Об Эрике Буше - гениальнейшая глава, хотя с отношением к нему определится до сих пор сложно. Этакий простой непростой персонаж, ибо героем его назвать язык не поворачивается, и пальцы отказываются печатать слово "герой". История с эстонской дояркой и брежневской телеграммой - нечто необыкновенное. Алкоголя, конечно, чересчур в книге, но как-то он к месту что ли, подчёркивает абсурдность того "как надо" и как было. И темы с сексуальным подтекстом отдельно хочется отметить: сдержанно и интеллигентно. Не то, что вообще по-советски нет, а именно интеллигентно и даже в чём-то стильно что ли.

Тэрэ* товарищ (мистер?) Довлатов. А я уже успела и подзабыть, что каждую Вашу строчку можно записывать в цитатник. Зато не пришлось вспоминать манеру письма. Не знаю уж насколько похоже на Чехова, но как всегда:

Какой-то здоровый цинизм, помогающий избегать громких слов.

Довлатов всегда либо нравится, либо нет, такой уж он писатель и таким был человеком. Неидеальный, пьющий, циничный, для кого-то грубый, для кого-то странный, но почему-то непонятно притягивающий. Пишет он тоже по-своему. Просто о сложном. Чаще всего это выдержки из жизни. И "Компромисс" не стал исключением. Как и в "Чемодане" название объединяет несколько историй, связанных общей темой. В данном случае работой Довлатова в эстонской газете в Таллине. Двенадцать компромиссов, двенадцать историй закулисной жизни журналиста Советского Союза.

Есть жизнь, прекрасная, мучительная, исполненная трагизма. И есть работа, которая хорошо оплачивается. Работа по созданию иной, более четкой, лишенной трагизма, гармонической жизни. На бумаге.

Всем известно, что в советское время все идеализировалось: заводы строились, темпы и объемы росли, люди жили хорошо и каждый совершал свой маленький трудовой подвиг во имя общего блага. И всем известно, что это была лишь верхушка айсберга. Под водой же все контролировалось, информация строго охранялась, за людьми следили. Одно неверное слово - последствия. И журналист - это часть системы. Системы, которой необходимо подчиняться, чтобы выживать.

— Мы даем вам шанс исправиться. Идите на завод. Проявите себя на тяжелой физической работе. Станьте рабкором. Отражайте в своих корреспонденциях подлинную жизнь… Тут я не выдержал. — Да за подлинную жизнь, — говорю, — вы меня без суда расстреляете!

Да, это было трудно и всегда так будет. Будет стоять кто-то выше и диктовать свои правила. А подчиняться или нет, это уже решение каждого для себя лично. Несмотря на пессимистичную правду, скрывающуюся в этих небольших компромиссах, читать их одно удовольствие. Не помню, когда я последний раз так смеялась над книгой. Довлатов пишет так, что ты одновременно и хохочешь, и видишь между строк горькую истину, от которой есть только одно средство - не думать. Коллеги Довлатова по цеху, тоже личности неординарные. Один пьющий фотограф, который даже на старом советском фотоаппарате делает отличные снимки, другой говорит стихами и ухаживает за стареющими женщинами (Буш вообще прелесть просто какая-то), третий бросает с незнакомым мужиком, которого еще и арестовать должны... В общем: сплошной юмористический бардак.

— Я читала много твои статьи. Очень много смешное. И очень часто многоточки… Сплошные многоточки…

Читайте между многоточий...

* Здравствуйте (эстонский)