Пока падали звёзды

Только тот, кто рискует зайти далеко, знает, как далеко он может зайти…

Глава I. Через тернии к Звёздам

Говорят, что между полуночью и тремя часами ночи – граница между Мирами истончается, и сквозь неё к нам проникают сущности, несущие с собой дары. Дары созидания и разрушения, поощрения и воздаяния, боли и удовольствия. Эти дары идут вместе с испытаниями и неминуемыми переменами, от которых невозможно спрятаться или убежать. Что должно быть, то будет.

Раньше… три самых тёмных часа ночи называли – «Ведьмин час», а потому, отправляясь спать, люди вспоминали прожитый ими день и просили обитателей иных Миров обойти их дом стороной, дав шанс проснуться на рассвете и сделать шаг в ещё одном дне.

Всё это так… если в это верить.

Можно найти много примечательного в истории моего города, но меня более всего с самого детства привлекал и интриговал лишь один уникальный феномен, делающий город не просто особенным, но напрямую сопричастным к настоящим вселенским процессам, которые каждый житель мог наблюдать собственными глазами с самых давних времён… если конечно отваживался поднять голову вверх и увидеть… как говорят небеса.

Имею в виду ежегодный звездопад, который виден над нашим городом в двадцатых числах июля. Это то, что манило меня всегда, незримо направляло по дорогам жизни и привело к этому самому моменту.

Я из тех, кто не любит много говорить, а предпочитает наблюдать. Мне интересны люди… они как загадочные и полные тайн природные явления. Мне нравится их изучать, каждую мелочь, каждый аспект. И это не простая любознательность… может изначально так и было, но… опыт и практика наблюдения изменили всё.

Достаточно быстро я пришла к выводу, что многие… да что там многие, большинство людей – сломаны. Сломаны внутри и снаружи, как строки битого кода в программе. Раньше, когда я была моложе, мне оставалось лишь фиксировать свои наблюдения, формируя собственные воспоминания о беспомощности… мне оставалось лишь размышлять над увиденным, ужасаться или смеяться, будучи не в силах что-либо с этим поделать.

Время шло, проделав свой путь, полный испытаний и трудных выборов, из школьницы и студентки я превратилась в ту, кем являюсь сейчас. Не возьмусь описать, кто же я теперь… думаю, сейчас во мне соединились максимально разные аспекты меня, образовав новую сущность, целостную и многомерную, что в итоге дало мне смелость действовать, а не только наблюдать и понимание того, как это делать.

Шаг за шагом, крупинка за крупинкой… головоломка моей жизни складывалась, приближая меня к заветному дню, который изменит многое. Одни из главных вопросов, которые каждый задавал бы себе в начале пути: что именно ты делаешь? И… зачем? Их задавала себе и я.

Ответ для меня оказался столь же ясен, как свет, озаряющий ночь во время ежегодного звездопада. Моей целью стало – создание инструмента, который позволит не только наблюдать, но и действовать, меняя реальность. А нужно это – чтобы помогать исцеляться тем, кто сломан самим собой или обстоятельствами жизни. Меня, как обладателя системного взгляда на устройство человека и Мира в целом, категорически не устраивала ситуация, в которой находились люди… многие из которых были прекрасны, но сломаны, а потому – бесполезны и даже опасны для самих себя.

Я всегда знала, что найти способ помочь этим людям – моя главная задача. Но также мне пришлось прийти к пониманию и других важных вещей. Первое, я не смогу помочь всем, а потому, выбирать тех, кому нужна именно моя помощь, нужно максимально тщательно и аккуратно. Второе, как бы я ни старалась, но в итоге помочь себе, сделав выбор – может лишь сам человек. А это значит, что контекст моей помощи должен быть опосредованным, действовать я должна через создание условий и предложение вариантов, в которых человек погружался бы внутрь ситуации добровольно, где ему необходимо было бы принимать решение о себе и своём будущем.

Чем больше и дольше я наблюдала за людьми, тем чётче становилось моё ви́дение. Вся эта боль, всё сожаление, все неприглядности человеческой жизни – как на ладони перед тем, кто смотрит. Изнутри своих жизней большинству будет казаться, что всё или практически всё более-менее в порядке, но со стороны видится совсем иное… безжалостная, безостановочная тоска, безысходность, злость, от который задыхается практически каждый встречный, нечеловеческая боль и разочарование. С подобным грузом живут тысячи и сотни тысяч, и всё это далеко от нормальности…

Размышляя о том, почему мало кто из людей по своей воле отваживается, во-первых, признать, что, мягко скажем, не всё хорошо, во-вторых, решается сделать то, что необходимо, чтобы ситуация изменилась, я для себя пришла к выводу, что: система общественного устройства практически с рождения формирует в людях привычку – ничего не замечать и ничего не делать. Думаю, так людьми проще всего управлять, ну, а, людям так проще переносить непереносимое, живя в зацикленном лабиринте инертной одинаковости.

Взять хотя бы звездопад, к которому я ещё многократно буду возвращаться. Он для меня являлся источником вдохновения и проведения, такой простой и одновременно – непостижимо сложный, как и сама Жизнь. Но спрашивая друзей, знакомых и коллег об отношении к звездопаду, никогда не получала сколь-либо осмысленный ответ, обычные и стандартные фразы, вроде «ну, да, красиво». Будто речь не о грандиозном природном явлении, доносящем до нас формы и оттенки самой Вселенной, а о гамбургере, который можно съесть на завтрак в любой день.

Со временем пелена, разделяющая меня и остальных – лишь ширилась. Не потому, что я становилась всё лучше и лучше, вовсе нет, лишь потому, что окружающие – не прикладывали ни малейших усилий, чтобы хотя бы одним глазком, хотя бы на мгновение выглянуть из лабиринта проживаемых дней и обнаружить естество Мира, столкнуться с ним, войти в слияние.

Слияние – это чудеснейшая форма взаимодействия, раскрывающая суть, порой до боли накаляющая контакт, но непременно высвобождающая неимоверное количество энергии, совершая трансформацию. Только слияние создаёт возможность перестать быть маской и стать собой. Однако это именно те человеческие проявления, которые наиболее жестко подавляются, запрещаются и контролируются извне. Начальное стремление человека к слиянию с самим собой – умело подменяется правилами и нормами, следуя которым можно стать вроде как успешным и состоявшимся в социальном пространстве… вроде как. А стремление людей к слиянию друг с другом… подавляется при помощи хитрых социальных игр в богатство, расизм, сексизм и прочую выдуманную чепуху. Всё это в сумме приводит лишь к заблуждениям… иллюзии, порождают новые иллюзии, в которые помещаются люди. Но иллюзии опасны тем, что они не создают опоры… в результате чего большая часть населения – попросту находится в безопорном состоянии.

За время учёбы на биоинженерном факультете медицинского я бесчисленное множество раз слышала от профессоров надменную фразу «человек – это биологический компьютер», выдающую их высокомерную узколобость. Это полный бред. Точнее, сильно искажённый и упрощённый. В этой фразе акцент нужно делать на слово «биологический», тогда как все они всегда концентрировались на «компьютер». Но ни черта они не понимали. Я с десяти лет возилась с компьютерным железом и софтом, затем стала хакером, это дало мне опыт и понимание того, что люди – даже близко не компьютеры.

Компьютер – это просто инструмент, созданный для упрощения вычислений. Не видела ещё компьютеров, которым можно причинить боль, заставить страдать или радоваться; не знаю ни одной программы, которая плакала бы от любви или от потери. Тогда как люди – это биологическая система, созданная для чувств. Отождествляя себя с компьютером, человек лишь усугубляет своё состояние, становясь ещё более уязвимым, беззащитным и слабым. Ведь компьютерам не доступно слияние, оно доступно только людям. Освободиться настолько, чтобы вспомнить об этом, чтобы испытать это – вот то, ради чего имеет смысл жить. И те немногие, кто пришёл к подобному опыту – поймут меня.

Сломанные люди – это ровно те, кто насильно соприкоснулся с одним из оттенков слияния и был им разрушен, но это не значит, что нельзя восстановиться, что нельзя выбрать другой путь и обрести тот опыт слияния, который поможет исцелиться. Ужасы происходят с хорошими людьми, подонки живут долго, сыто и счастливо, а окружающим друг до друга нет никакого дела. Это во многом пугающая, но обычная картина. Такое случается постоянно, с Миром совсем не всё в порядке. Я убеждена, что человеческий Мир – болен. А я, пусть в очень локальном смысле – доктор, который ставит диагноз и назначает лечение. Горькое, болезненное, но – необходимое для очищения.

Долгие годы создавая «Тесея» – свой Искусственный Интеллект, являющийся аналитической сетью по наблюдению и сбору данных, я лишь утверждалась в верности понимания происходящего. Думаю, мало кто в Мире провёл столько же времени, изучая жизни людей в режиме «здесь и сейчас», сколько провела я. Это зрелище сколь прекрасно и завораживающе, столь же тяжело переносимо и порой деморализующе. Осознание того, что нет никакой справедливости даже близко, причиняло боль… каждый день. Но боль правильную, нужную мне боль, протекающую сквозь тьму к удовольствию, а через него с осознанию способа решения. Видеть, как страдают люди, понимать, отчего они страдают, но не иметь возможности что-то сделать, побуждало меня не останавливаться ни на секунду, не сдаваться и не сомневаться в своей цели, какой бы несбыточной и туманной она ни казалась большую часть времени.

Но видела я конечно не только тупики и отчаянье. Настоящие люди – обнажали не только боль, сожаления и предательства, они открывали множество других сторон и проявлений жизни… дружбу, преданность, чувство юмора, спонтанность, таланты, доброту, искренность, чувственность, любовь и страсть.

То, что в конечном итоге наиболее важным для меня стало разрушающее содержание жизней людей, побудившее перейти к воплощению того, что произойдёт дальше, вовсе не значит, что в людях больше не было ничего, что привлекало внимание, что заставляло им сопереживать.

Наоборот, бесконечная многогранность человеческих проявлений – вот та основа, которая даже при погружении человека во мрак страданий, оставляет шанс на его преображение и исцеление. Сломанные – не значит пропавшие.

Не скрою и то, что несомненно будоражащим аспектом наблюдения за другими – был секс. Специально я этого не искала, по крайней мере поначалу. Впервые увидев через взломанную веб-камеру пару, занимающуюся сексом, не особо впечатлилась, хотя и было любопытно.

Я сама люблю секс… яркий, спонтанный, порывистый, мне нравится процесс обмена силой и слабостью, нравится, как тело напрягается и расслабляется, как исчезает необходимость в словах, когда начинают говорить тела́. Всегда считала секс – одним из лучших способов исследования себя и других людей. То, как ты раскрываешься во время секса – скажет гораздо больше, чем любые слова, чем любые маски, выражаемые лицами, одеждой или чем-то ещё.

Обнажённые… не зря такое звучное слово, потому что обнажённость – высвобождает, снимая покровы. В обществе принято секс приносить в жертву, делая предметом торгов и сделок, что-то вроде «только если ты меня любишь – я буду с тобой спать» или «я тебе секс, а ты мне первое, второе и т.д.». Более того, секс, облечённый грехом и запретом – напрямую противопоставлялся многие тысячи лет здоровью, счастью и радости в устах религиозных и политических проповедников. Мне многое довелось узнать о лицемерии и паскудстве, но отношение к сексу, выводящее его за скобки «нормальной жизни» – это, пожалуй, одно из высших проявлений тупости людей. Секс – освобождает, позволяя раскрыть новый уровень слияния.

Несколько раз случайно наткнувшись на видео, когда пары занимались сексом, я поняла, что этот аспект жизни определённо стоит пронаблюдать внимательнее, потому что в том числе и в нём могут быть ответы о людях, о причинах их счастья и несчастья. В какие-то моменты я ловила себя на мысли о том, что специально проверяю сотни и тысячи доступных мне камер, в поисках интимных эпизодов и… это возбуждало. Учитывая мою загруженность, не всегда хватало времени искать себе пару, поэтому никогда не отказывала себе в удовольствии развлечься самостоятельно. И когда видишь живые истории, живые отношения, пусть они и где-то там… среди бесчисленного множества камер, то уже никакое порно не вызовет особого интереса. Настоящие люди гораздо более реально позволяют прочувствовать секс как явление, нежели актёры. Близость людей по ту сторону камер позволяла испытать не просто ситуативное удовольствие, но и ощутить слияние… с ними. Да, пусть мы не были физически вместе, и всё же – мы были вместе в такие моменты, потому что физические границы для энергии значения не имеют.

В том числе исследование граней сексуальности, своей и чужой – делают в моих глазах жизнь насыщенной, позволяют мечтать, воображать и воплощать немыслимое, формируют созидательные смыслы. То, что кто-то считает пороками – для меня более источник чувственной информации и знаний.

Нужно отметить и ещё кое-что… когда я росла, не было социальных сетей, общедоступного интернета в том виде, в каком мы к нему сейчас привыкли, не было мобильных телефонов и мессенджеров, что делало Мир более… аналоговым, личным и труднодоступным. Если бы я тогда захотела сделать то, что я делаю теперь, то попросту не смогла бы, но… всё изменилось. Эпоха расцвета «социального эксгибиционизма», как я её называю – пришлась ровно на нужный мне момент времени. Я воспринимаю наступление этого технологического цикла как метафизический сигнал одобрения моих планов.

Люди разоблачились, сами не понимая перед кем или зачем. Они нырнули в открытую кем-то кроличью нору столь истово и яростно, что даже не задумались, не задали себе ни единого вопроса, относительно последствий. Информация потекла… не просто ручьём, или рекой, она хлынула гигантским потоком, мощнейшим водопадом, чуть ли не мгновенно сформировав и заполнив виртуальные океаны. Кто-то безразмерно богател, создавая сайты, приложения и продавая рекламу, а я, находясь в самом эпицентре «интернет-бури» нового тысячелетия – предпочла наблюдать.

Если бы только люди понимали, что они делают со своими жизнями… скольких бы трагедий удалось избежать, но, с другой стороны, если человек не испытывал боль, значит его сердце никогда не было разбито, а значит ему не доступен путь обновления.

Как бы то ни было – я смогла видеть всё, обучив «Тесея» взламывать любые сайты, приложения и базы данных, сортировать информацию, создавая «истории», описывающие события жизней людей буквально с момента их рождения.

Здесь в очередной раз раскрывалась неповторимая грань слияния… слияния с другими. Для меня эти «истории» не просто набор данных, но эмоциональный отпечаток, свидетельство того, что человек по-настоящему существовал, а не был выдуман кем-то в книге или фильме. Каждый человек – реален, к любому из них – можно прикоснуться, не прикасаясь при этом физически. Ведь слияние открывает путь прикосновения к Душе.

Эти переживания можно сравнить всё с тем же сексом. Кода стираются границы между «ты» и «не ты», когда волновая активность мозга меняется, подстраиваясь под волновую активность партнёра, создавая чистейший звук, вызывая гармонические колебания, вырывающиеся изнури наружу в безудержном порыве, подобно приливной волне, жадно поглощающей пределы бе́рега. Это, конечно, если секс хороший.

Помогать другим – это одна из форм слияния, способная дарить неимоверные ощущения радости. Став хакером, я пробовала разные стратегии помощи, чтобы получать подобный опыт. Поначалу на основе полученной информации, я сама решала проблемы людей в одностороннем порядке, даже без их ведома, путём хакерских атак или использования компромата, но быстро обнаружила, что такой вариант – хотя и эффективен ситуативно, но в подавляющем большинстве случаев ничего по-настоящему не менял в жизни человека надолго. Отдельная проблема уходила, но сам человек – оставался прежним и через какое-то время вновь оказывался в плену неприятностей. Пусть и не сразу, но я поняла, что без проживания прямого опыта преодоления, без столкновения с тем, что человека когда-то разрушило – ему не удастся понять смысл помощи, а значит не удастся исцелиться.

Если кто-то когда-нибудь будет спрашивать, какое право я имею делать всё это, то… моё право сформировано – знанием о том, что происходит и возможностью на это повлиять. Чёрт, звучит банально и пафосно, но на удивление точно.

Считаю слабаками и тру́сами тех, кто знает, может влиять, но проходит мимо. Не важен масштаб, важно лишь – безразличие. К незнанию претензий нет, но игнорирование разрушения, пусть даже речь о незнакомых людях, это то самое лицемерие, ведь… случись что с этим же человеком, который знал о чужой беде и мог что-то сделать, но… не сделал, он же первый встанет на колени, возденет руки к небу и будет умолять о помощи, о счастливом случае, да о чём угодно, лишь бы избавиться от того, что с ним произошло. Контакт собственной плотью с процессом разрушения, быстро отрезвляет, жаль только, что это мало кого меняет в лучшую сторону затем. Потому что вскоре у таких людей безразличие вновь чаще всего занимает прежнее, доминирующее место в системе восприятия Мира.

Что ж, я и сама не идеал, пусть так, но лицемерие в себе я признаю и прикладываю усилия к тому, чтобы его преодолевать. Не всем придётся по вкусу как я это сделаю, но это уже не моя проблема.

А начался этот путь задолго до того, как я могла понять, что он начался, но сейчас мне это известно наверняка. В тот год мне исполнилось 7 лет, Осенью я должна была пойти в первый класс, кто бы знал тогда, что это было не просто очередное Лето. А последнее Лето моего детства.

Янтарными красками переливался вечер 24 июля, мой отец, который был тогда преподавателем истории в одном из городских Вузов, повёз меня смотреть на первый в моей жизни – звездопад. До этого я лишь слышала о нём, видела репортажи по телевизору, но, уж не знаю почему, родители никогда мне его не показывали вживую.

Мы выехали из дома ещё засветло, не помню точно, который был час, наверное, около 6 вечера. Буквально за 10 минут до этого, в мою комнату вошёл отец, прервав мою болтовню к подружкой по телефону и с присущей ему доброй, широкой улыбкой во всё лицо сказал:

– Пришло время отвезти тебя на звездопад. Собирайся…

Услышав папины слова, я испытала чувство эйфории и волнения, мне казалось, что вскоре я увижу нечто поистине волшебное, грандиозное. Кто-то мечтает про Новый год, кто-то про День рождения, ну, а моя мечта была – взглянуть в лицо Вселенной, пусть тогда я и весьма приблизительно понимала, что это такое, но точно знала, что это нечто очень таинственное, интересное и большое.

Быстро попрощавшись с подругой, я мгновенно собралась и побежала к машине, в которой уже сидел папа и слушал свой любимый классический рок по радио.

– Это группа Van Halen. Надеюсь, что когда ты вырастишь, то тоже будешь слушать эту музыку. Сказал он, сажая меня к себе на колени.

Мне нравилось, когда он так делает, ощущала себя самым важны человеком на свете в такие моменты. Папа обычно подпевал песням, покачивал меня на коленях и гладил мои волосы, так было и в этот раз. Когда же песня закончилась, я перебралась на пассажирское сиденье, пристегнулась и мы отправились в путь. Отец не сказал, долго ли нам ехать и куда мы вообще едем, но мне было не важно, важно было, что мы едем смотреть на звездопад и что едем мы вместе.

Являясь историком и этнографом, во время совместных поездок, которые я обожала, отец всегда рассказывал про ту местность, по которой мы проезжали. Иногда это были истории городов, иногда какие-то подробности о растениях и животных, порой, о традициях и культурах. Казалось, его историям никогда не будет конца, так много он их знал.

На тот момент я ещё ни дня не провела в школе, но думала, что если школа – это что-то вроде папиных рассказов о Мире, то я точно буду обожать её. Ведь то, что он знал, как он рассказывал – вызывало восторг, интерес и желание чтобы он никогда не останавливался. Тогда мне казалось, что если и не все взрослые, то уж все учителя точно должны быть как мой папа – очень много знать и постоянно рассказывать что-то захватывающее.

Итак, мы ехали, я увлечённо слушала отца и смотрела из окна машины на калейдоскопом сменяющие друг друга картинки окружающего Мира. Когда-нибудь я узнаю, как всё это работает, думала я и улыбалась.

В какой-то момент мы свернули с большой асфальтовой дороги на узкую грунтовую почти что тропинку, скорость движения заметно упала, машина стала покачиваться из стороны в сторону, переваливаясь по колеям. Папа повернулся ко мне и сказал:

– Облачко моё, скоро мы уже приедем.

Да, папа называл меня Облачком, никогда не знала почему, но мне нравилось. Постепенно мы выехали в просторное поле, которое показалось мне сначала морем, но потом я поняла, что это не вода, а трава, поскольку всё вокруг было зелёным. Перед моим взором очутилось просторное летнее поле, которому не видно было ни конца, ни края, лишь несколько деревьев виднелось за спиной, по направлению, откуда мы приехали.

Папа остановил машину, заглушил двигатель и сказал:

– Именно отсюда мы с тобой и будем сегодня смотреть на звездопад. Обещаю, тебе понравится.

Дорога заняла у нас около двух часов, постепенно начинало смеркаться, и я отчётливо помню тот первый момент, когда, взглянув вверх, я увидела на уже изрядно потемневшем небе первый сверкнувший огонёк.

– Папа, я вижу его, я вижу его, буквально завизжала я, радостно подпрыгивая. Потом подбежала к отцу, который сидел на траве и обняла его, пока он смотрел на меня. Его взгляд… такое невозможно забыть, взгляд полный любви, спокойствия и радости.

Впоследствии мне доведётся видеть великое множество несчастных детей, и я знаю, что многим из них не хватает вовсе не игрушек или сладостей, а одного лишь любящего взгляда, который дарует покой и связывает тебя со всем живым Миром, давая понять, что надежда есть и всё будет хорошо.

– Да, ты права, это и есть звездопад, ответил отец, пока я висела в нём. – Подожди ещё немного, пока станет потемнее, и ты увидишь множество таких огоньков.

Я села рядом с ним. Мне не хотелось ничего говорить, я не устала, а просто… все слова будто бы забылись, оставив меня наедине с тем, чего я так хотела и ждала. Наверное, отец каким-то образом понял моё состояние, может быть он сам чувствовал нечто схожее, а потому тоже на достаточно долгое время замолчал.

Вглядываясь в небесную даль, я словно пыталась приблизить происходящее там, словно хотела дотянуться до тех величественных звёзд, то тех сияющих недосягаемым великолепием огоньков, что неслись по Вселенной где-то там…

Становилось всё темнее, но, вместе с тем, эта темнота открывала новый вид света, целый спектакль света, лившийся на нас с небес. Я на какое-то мгновение отвела глаза в сторону и увидела, что вокруг нас собрались ещё люди, наверное, несколько десятков, но я даже не заметила, как и когда они тут появились. Потом перевела взгляд на отца, мне почему-то показалось, что в его глазах была грусть, но не тяготящая и терзающая, а скорее созерцательная.

Конечно, будучи всего лишь семилетним ребёнком, тогда я не могла понять этого, но чисто интуитивно поняла другое, что происходящее сейчас – нечто особенное. После чего вновь посмотрела вверх, растворившись в моменте.

Спустя какое-то время, папа заговорил. Он начал рассказывать историю о Тесее, который был одним из самых известных персонажей древнегреческой мифологии. Тесей, который по легенде был сыном Бога Посейдона и царицы Эфры отличался храбростью, отвагой, справедливостью и желанием помогать людям, попавшим в беду. Он был силён, мудр и красив, совершил множество подвигов, но в рассказе отца акцент был вовсе не на геройских поступках Тесея.

– Однажды, начал отец, Тесей возвращался из дальнего странствия один, его застала тяжёлая буря и он сбился с пути. Тогда, будучи сыном Бога моря Посейдона, Тесей максимально глубоко вдохнул и затем – выдохнул в небо с такой силой, что тяжёлые тучи буквально растворились под натиском его дыхания, обнажив ночное звёздное небо. И посмотрев в открывшиеся небеса, Тесей увидел звездопад. Он знал, что это не просто звёзды, а сигналы обитателей Олимпа, говорящие ему, в какой стороне находится дом и куда нужно идти. После чего от отправился в путь и вскоре, к рассвету, благополучно дошёл до дома.

– Значит если я потеряюсь, то смогу узнать дорогу домой по звёздам в небе? Спросила я.

– Да, Облачко, сможешь. Темнота, которая заполняет небо – это холст, а звёзды на нём – это такие волшебные трещинки, через которые свет проникает в наш Мир. И если кто-то потерялся в темноте, то ему всегда нужно искать трещинки, чтобы увидеть свой свет. Этот свет – обязательно укажет дорогу домой. Есть такая наука – астрология называется, добавил он, обняв меня и прижав к себе. – Если захочешь, то сможешь всё-всё узнать о звёздном небе и уже никогда не потеряешься. Сможешь быть как Тесей, помогать другим людям найти свой путь, если им понадобится помощь.

– Ух ты, конечно хочу, выпалила тут же я. – Это же… это же я всегда буду знать, где вы с мамой находитесь, даже когда вырасту и буду жить отдельно. Па, а ты научишь меня астрологии?

– Научу тому, что сам знаю, ответил он. И добавил… – Если же захочешь знать больше, то учиться нужно будет у очень умных людей, которые изучают космос всю жизнь.

– Всю жизнь…? А что, он настолько большой? С некоторым удивлением спросила я.

– Да, он не просто большой, он очень-приочень большой, настолько большой, что люди даже не знают, где он начинается и где заканчивается. Учёные, которые изучают космос, как раз это и выясняют. Они пытаются понять, что там есть и как оно работает. Почти также, как это делаю я, занимаясь изучением истории, но только у них – гораздо больше работы. Может быть ты однажды сможешь помочь людям больше узнать о том, что там… в этом космосе.

– Я пока не знаю, что буду делать, когда стану взрослой. Мне многое интересно, ответила я. – Может буду как мама – писать книги, а может стану учителем – как ты, но… звёзды красивые.

Говоря это, я видела, как улыбается отец, с каждым моим словом он будто делал открытие, внезапное и воодушевляющее, от него так и веяло теплом.

– Смотри, сказал он, указав рукой на небо…

Я взглянула… и там было нечто невообразимое… всё небо было заполнено ярчайшими огоньками, которые словно играли в догонялки друг с другом, совершая то, что с земли можно было назвать прыжками. Было похоже на какой-то мистический танец, или на то, как летят стрелы, выпущенные из лука. Тогда я поняла, как Тесей догадался, что это не просто звёзды, а знаки, указывающие путь.

Волшебство того момента невозможно преуменьшить или доподлинно описать словами, да и не знала я много слов тогда, зато… запомнила свои чувства. И помнила их с того дня каждый свой последующий день. Не знаю, сколько прошло времени, но отец вдруг сказал…

– Знаешь, уже поздно, нам пора собираться, ведь нас дома ждёт мама.

– Ладно, пап. С явной неохотой сказала я.

То, что мне удалось увидеть и ощутить – стало воплощением самого заветного желания детства. Даже уезжая оттуда, прощаясь мысленно со звездопадом, на Душе моей была лёгкость, хотя я всё-таки заплакала…

– Почему ты плачешь, Облачко? Спросил папа, когда мы уже сели в машину.

– Я бы хотела, чтобы этот момент никогда не кончался, сквозь слёзы ответила я.

Тогда папа протянул мне платок, вытер слёзы с моего лица и сказал:

– В жизни будет ещё много классных моментов. Такие моменты похожи на песни. То, что песня заканчивается, не значит, что она исчезает или становится плохой. Моменты будут проходить, но у тебя будут оставаться воспоминания. Волшебные картинки, которые ты всегда сможешь пересмотреть, если закроешь глаза.

Мне понравилась эта идея про воспоминания и я успокоилась. Поскольку время было уже далеко заполночь, а так долго не спать мне было непривычно, то под убаюкивающий шум дороги, доносившейся из-под колёс машины, я заснула. Не помню, как мы приехали домой и как папа перенёс меня в кровать… помню уже утро, когда проснувшись, вспомнила всё, что вчера видела. Встала с кровати, подошла к столу, взяв, лежавшие там цветные карандаши и тетрадь, села на пол и… стала рисовать. Как могла, я нарисовала то поле, нас с папой, сидящих рядом друг с другом и конечно же – бескрайне ночное небо, заполненное огоньками звездопада.

Этот рисунок я отдала маме, сказав ей:

– Мам, жаль, что ты не смогла с нами вчера поехать, но это тебе на память.

А мама, обняв меня, ответила:

– Спасибо, доча. Вот что случается, пока падают звёзды… В следующий раз мы обязательно поедем втроём, добавила она и повесила рисунок на холодильник, прикрепив его магнитами.

Оглядываясь назад – именно тот день – стал поворотным для меня. Именно из него я почерпнула то, что пронесла с собой через всю дальнейшую жизнь и что продолжу нести в дальнейшем.

Но вскоре всё изменилось… через 3 месяца после той поездки, отцу поставили диагноз – гипертрофическая кардиомиопатия – это такое заболевание, при котором происходит утолщение стенки левого желудочка сердца, оно неизлечимо, особенно, если обнаруживается на поздней стадии. По сути, единственным спасительным вариантом является – трансплантация. К сожалению, спустя лишь 5 месяцев после диагноза, буквально за пару недель до моего восьмого дня рождения – папа умер, так и не дождавшись пересадки сердца.

Мир, каким я его знала, понимала и любила – разрушился практически мгновенно, хотя, нет, 8 месяцев, которые папа болел, для семилетнего ребёнка – это совсем не мгновенно, это была невыносимая вечность, практически наверняка обречённая закончиться ужасом потери.

Я понимала, что такое болезнь, что бывают серьёзные болезни, когда людям очень плохо, знала, что такое смерть, но смутно представляла себе, что папа может умереть, ведь эта болезнь… с виду никак не выражалась. Просто папа чаще был уставшим, перестал бегать и ходить в тренажёрный зал, а сразу после Нового года – он уволился с работы и всё время находился дома, практически постоянно в своём кабинете, сидел в кресле и что-то писал. Казалось, что всё в порядке, но по поведению мамы, других родственников и друзей семьи было видно, что что-то явно не так. Понятно дело, что мне ничего не говорили, кроме общих фраз о том, что папа болеет и ему нужно больше отдыхать.