Пропавшие. Тайна школьного фотоальбома

Глава 1

НЕ СПИ, КРУГОМ ЗМЕИ

Дэниэл Л. Эверетт

Спустя тридцать лет с момента школьного выпуска главный герой открывает школьный фотоальбом и вспоминает старых друзей. Он решает отыскать кого-нибудь, чтобы узнать, как сложилась их судьба. Однако, все его попытки тщетны, он не может найти ни одного человека. Все они словно сквозь землю провалились. Герой начинает расследование и то что он обнаруживает, переворачивает его жизнь с ног на голову.

Каждый год на первое сентября я достаю из нижней шуфлядки шкафа старый школьный альбом, удобно устраиваюсь в потертом кресле, рядом ставлю бутылку виски «Джек Дэниелс», стакан с двумя кубиками льда, прошу Алису включить какой-нибудь блюз. Почему-то она неизменно выбирает Gary Moore «Still Got The Blues» и я под берущие за душу аккорды медленно погружаюсь в прошлое.

Не могу вспомнить, в каком году я начал эту традицию. Может быть, сразу после возвращения из бразильских джунглей, где я изучал племя пираха, их язык и обычаи и пытался понять, что можем мы, современные люди, почерпнуть у этих, по сути, первобытных людей.

Кажется, это случилось после третьей экспедиции, когда меня укусила местная ядовитая змея жарарака и я едва не погиб. Помню, как меня несли на самодельных носилках из лиан, а в голове помимо жуткой боли вертелись странные сюрреалистичные картинки из моего прошлого – я видел все не так как раньше – смутно, в дымке, а словно бы все это произошло вчера, – начиная с самых ранних лет и заканчивая школой, институтом, аспирантурой и экспедициями в разные части земли. Только вот мое восприятие всех этих событий сильно изменилось.

Меня внесли в лагерь. Помню, как надо мною склонился человек с длинными черными волосами, он дыхнул на меня сладковатым и одновременно горьким дымом, и сказал… точнее нет… слов не было. Я много раз вспоминал тот момент и пытался воспроизвести его в памяти, чтобы как можно точнее понять… прочувствовать, может быть, даже повторить его, но каждый раз я понимал – повторить мне это не удастся. Слов не было. Само его дыхание было наполнено смыслом, адресованным мне. Не знаю, как вам объяснить. Но я испугался того, что услышал. Потому что кое-какие догадки к тому времени у меня уже были.

Он сказал: «Никого нет».

Что он имел ввиду я узнал пятнадцать лет спустя.

***

Как обычно в этот день я достал старый школьный альбом. Он уже сильно обветшал, потускнел. Я положил его на стол и некоторое время смотрел на голубоватую обложку. Потом поставил рядом бутылку виски и стакан. Сходил к холодильнику, достал из морозильного отделения формочку со льдом и отковырял ножом два кубика. Лед был пронзительно холодный и тут же начал таять в руке. Не мешкая, я бросил его на дно стакана и налил до половины янтарной жидкости.

– Алиса, поставь какой-нибудь блюз…

– Конечно… Надеюсь, этот вас устроит.

В колонке что-то зашуршало, я даже подумал, что Алиса где-то скачала эффект проматываемой на магнитофоне пленки. Потом раздался щелчок и заиграла совсем другая, незнакомая мне мелодия. Я даже вздрогнул от неожиданности. Хотел было возразить, но потом подумал, пусть будет как есть.

Уселся в кресло, рядом положил телефон, взял в руки альбом.

Я не поддерживал отношения с одноклассниками много лет. Сказать по правде, не видел никого с выпускного. Хотел встретиться, но постоянно были какие-то дела, командировки, экспедиции… а в те редкие моменты, когда оказывался в городе, думал, что буду чувствовать себя там максимально неловко. В итоге…

Я перевернул страницу. Взял стакан и сделал хороший глоток.

Двадцать восемь учеников и учениц одиннадцатого «Б» класса седьмой школы. Фотография тоже потускнела. Лица смотрели будто бы из бездны времени и, хотя от выпуска до настоящего дня прошел двадцать один год, я чувствовал какой-то подвох: будто бы прошли сотни, тысячи лет, а может быть и больше. И ни с кем из них я с тех пор не переговорил, не списался, не встретился. Наверное, потому что редко бывал в городе.

Но и мне никто не писал. Не звонил. Не интересовался. Хотя класс наш, надо признать, был очень дружным, – одна семья, так бы сейчас сказали. Даже хулиганы и те были свои, готовые выбить зубы любому, кто покусится на своих.

Несмотря на жару за окном, мне вдруг стало холодно, и рука снова потянулась за стаканом.

Справа вверху выделялась фотография Виталика Ильина. Вихрастый, высокий, умный с большим лбом, слегка заносчивый, но если у тебя столько умища, сколько было у него, такой IQ, то, как говорится – сам бог велел. На него никто, разумеется, за эту заносчивость не обижался, уважая за мозги и гигантское потенциальное будущее. Он сидел позади меня, мы занимались вместе в кружке шахмат и настольного тенниса. Шахматы я, разумеется, ему сливал, а вот теннис – тут брал реванш и он, разумеется, сильно обижался. Не любил проигрывать. Впрочем, мы ладили. Лишь однажды в седьмом классе сильно повздорили из-за Лены Кудрявцевой, точнее, из-за того, кто будет ее провожать. Невероятной красоты была девчонка, но после восьмого класса ушла. А жаль. В том споре победил я – точнее она меня сама выбрала и до ее ухода между мной и Виталиком улеглась черная кошка. Которая пропала потом также быстро, как и появилась.

Я всмотрелся в его лицо. Где он теперь? Кто он? Возможно… профессор в каком-нибудь институте… а может быть, руководитель крупной фирмы… в догадках я протянул руку, взял стакан с виски и сделал глоток.

Ничего с тех пор о нем я не слышал. Может быть… Вообще я зарекся кому-нибудь писать, звонить, искать встречи. Прошлое нужно оставить в прошлом – таков был мой девиз. Но сегодня что-то изменилось. Может быть другая песня, звучавшая из колонки, может быть какой-то особенный сентябрьский зной, повисший за окном…

Я взял телефон, открыл Яндекс, быстро набрал в поиске «Виталий Ильин». Разумеется, там были десятки тысяч вариантов и пролистав пару страниц, я понял, что так ничего толкового не найду.

Поиск по фотографиям также не дал никаких результатов.

– Ладно… давай Вконтакте что ли…

Я открыл ВК, набрал в поиске имя и фамилию одноклассника, уточнил город, школу и год выпуска. Замечательная функция, – пронеслось у меня в голове.

Надпись на сером фоне обескуражила меня:

«Ваш запрос не дал результатов».

– Хм…

Я убрал год выпуска. Пусь выдаст всех, мало ли, может быть, он не точно ввел этот год или вообще не ввел.

«Ваш запрос не дал результатов».

– Да что за фигня!

Попеременно я расширял поиск и в конце концов понял, что бесполезно.

– Наверное, у него нет странички ВКонтакте, – догадался я. – Что ж… попробуем «Одноклассники».

Однако, через десять минут я убедился, что и в одноклассниках моего товарища нет.

Я пробовал вводить «Виталик», «Виталий», «Вит» – последним именем мы его и называли между собой, но безуспешно.

– Странно… – вслух сказал я, хлебнул виски и, раздосадованный, встал с кресла. Подошел к окну, посмотрел на улицу. В школьном дворе напротив моих окон бегали и прыгали нарядно одетые дети. Только что закончилась линейка. Я слышал невнятные слова, раздававшиеся из громкоговорителя, потом заиграла песня «Сережки и Наташки, теперь мы первоклашки…», смех и крики ребят и, наконец, первый звонок.

Не знаю, что я почувствовал, когда услышал его. Скорее всего, облегчение. Что мне не нужно сейчас идти и садиться за парту, дрожать за невыученные уроки, переживать, что Наташка после каникул стала еще красивее, но совсем не обращает на меня внимания и тому подобное.

А с другой стороны… какое-то странное сентиментальное смятение охватило меня. Вполне возможно, что виной был «Джек Дениелс», но я знал, что если это и так – то лишь отчасти. Все-таки я действительно скучал по тем временам. Скучал по лицам друзей, по тайным перекурам во дворе за школьной лестницей, по каким-то своим тайнам, находкам, открытиям, по субботним вылазкам всем классом на природу, по сходкам у кого-нибудь дома и вообще…

– Черт возьми! – я выругался и решительно вернулся к креслу. – Оля Молчанова… – На фото она была справа, голова чуть повернута влево, выгодно подчеркивая красивые скулы и нос. Холодная, неприступная и такая… я даже слова не мог подобрать.

Через пятнадцать минут, тяжело дыша, я убедился, что никакой Оли Молчановой в Интернете нет. Никаких следов. Вообще ничего, даже отдаленно напоминающее ее. Я понимал, что, возможно, Оля давно сменила фамилию, адрес, место жительства, не указала год рождения и город проживания, школу и все такое… поэтому сразу перешел к моему лучшему школьному другу. Его звали Петр Чайковский. Да, по кличке «музыкант», хотя к музыке он имел такое же отношение как я к балету. Толстый, смешливый, юморной, легкий на подъем (что удивительно при его комплекции), Петя было душой класса, если можно так выразиться. Заводилой. Учился он так себе, что совершенно его не смущало и не сказывалось на его эмоциональном состоянии. Наверное, я больше переживал, когда он в очередной раз хватал двойку по математике, не успев списать на перемене домашку, которую я заботливо ему подсовывал.

– Петя, Петя… – пробормотал я, касаясь подушечкой пальца тисненой поверхности большой фотографии.

Наша связь оборвалась не сразу после школы. Какое-то время мы даже поддерживали отношения, один раз я увидел его в окошке отходящего троллейбуса и помахал. Мне показалось, его лицо было грустным и каким-то удивленным, будто бы он не понимал, куда попал – что на него было совсем не похоже. Помню, его лицо, исчезающее в мутном стекле троллейбуса, произвело на меня какое-то давящее впечатление и стал винить себя, что редко ему пишу и вообще не интересуюсь как он там. Может быть, ему требовалась моя помощь… но я в тот год выехал в Турцию на раскопки старинного поселения Кайырлы в провинции Нигде, жизнь закрутилась и я вовсе потерял с ним (и остальными одноклассниками) какую бы то ни было связь.

Петька жил в соседнем доме. У него точно была страничка ВКонтакте и мне не надо было ее даже искать, потому что я писал ему в чате.

Открыв телефон, я вздохнул. Что я ему скажу?

– Да какая разница! – в сердцах сказал я сам себе. – Здорово, как насчет стаканчика «Джек Дениелс», – думаю такое начало кого угодно устроит.

Я открыл переписки ВК. Начал отматывать многочисленные рабочие сообщения, перемежаемые каким-то спамом, странными просьбами от незнакомцев, предложениями рекламы и всякой подобной чепухи. Я искал знакомую аватарку, хотя понимал, что он ее уже давно изменил. Но пропустить имя «Петр Чайковский» я точно не мог.

И тем не менее…

– Да елки-палки… – палец начал уставать, я уже отмотал сообщения на пять лет назад, но никакого Петра не находил. Потом я вспомнил, что сверху чатов был поиск, быстро вернулся назад и ввел имя «Петр Чайковский».

Кружочек поиска замер, прокрутился несколько раз, снова замер. Наконец, на темном фоне приложения появилась знакомая надпись:

«По вашему запросу ничего не найдено».

Я тупо уставился на эти буквы, пытаясь понять их смысл.

– Что значит… ничего не найдено?.. – медленно произнес я, чувствуя, как ладони вдруг стали влажными, а сердце пару раз ударило так сильно, что я вздрогнул. – Нет… я тебя спрашиваю, что значит – не найдено? – громко, с нарастающей яростью выкрикнул я молчаливому смартфону.

– Вы что-то хотели найти? Я могу вам помочь… – послышался голос Алисы из колонки.

Я покачал головой, вскочил, сунул в карман джинсов телефон и, закрыв дверь квартиры на замок, выбежал на улицу. Теплый ветерок взъерошил мои волосы. Мимо проехал мусоровоз. От него так пахнуло, что я мигом протрезвел. Повернулся, посмотрел на свой подъезд №17 по улице Летней. Давно не крашеный, облупившийся, испещренный непонятными надписями – где-там, рядом с доской объявлений и я писал «Metallica» – данным-давно. И Петька… он был фанатом «Modern Talking». Я подошел поближе к стене, но как ни пытался, наших отметин так и не нашел. Прошло слишком много времени, эти стены сто раз уже перекрашивались.

Петя жил через дорогу по Летней, 24.

Я пропустил маршрутку, которая оглушительно мне просигналила за переход в неположенном месте и показал кулак водителю. Через три минуты я был у его подъезда, который знал как свои пять пальцев. Окна выходили во двор – третий этаж пятиэтажки, справа. Занавески плотно задернуты. На балконе стоит что-то высокое и белое, похожее на пенопласт. Я пожал плечами. Дверь, несмотря на кодовый замок, была открыта и я быстро поднялся на третий этаж.

В подъезде пахло кислой капустой. Откуда-то истошно кричала женщина. Я прислушался и через пару минут понял, что это, видимо, тренер фитнеса или чего-то в таком роде проводила занятия по интернету:

– Давай, давай, еще разочек, родненькие, кто не может пошли вон…

Я поморщился. Однако, крики этой тетки придали мне уверенности, и я нажал на круглую кнопку старого звонка.

К двери долго не подходили. Я поднял руку, чтобы позвонить еще раз, когда услышал негромкие шаги.

– Кто там? – послышался женский голос.

Я замешкался. Кто я?

– Это… я… простите, человека ищу…

Через секундную паузу замок со скрежетом провернулся, дверь открылась. И темной квартиры пахнуло чем-то очень старым, я бы даже сказал, потусторонним. Передо мной стояла женщина средних лет в сером пуховом платке. Несмотря на жару, она куталась в него так, что я невольно почувствовал озноб.

– Пр… простите… я… тут раньше жил… мой друг, мы учились в седьмой школе… Петя Чайковский… – я говорил, одновременно понимая, как нелепо звучат мои слова.

Ее цепкие глазки оглядели меня с ног до головы.

– Я живу тут уже сорок лет, – сказала она быстро. – Никакого Чайковского не было тут никогда. Я и замужем-то не была, – прибавила она.

Однако что-то в ее испуганном виде меня насторожило.

– Мы учились вместе, я был тут сто раз у него, как не знаете?! – я повысил голос.

– Молодой человек, вы что-то путаете. Уходите, иначе я вызову полицию.

«Ну не может же она Петьку в заложники взять, – подумал я, еще раз оценив ее тщедушную фигурку. – Это просто невозможно!»

Я покачал головой, но решил судьбу не испытывать. Она вполне могла позвонить в полицию и тогда, учитывая, что я выпил, объяснение в участке могло затянуться до вечера, а то и перейти на следующий день, – в зависимости от настроения стражей порядка.

– Черти что… – произнес я.

Женщина захлопнула дверь перед моим носом.

Совершенно оглушенный, я повернулся и пошел вниз по лестнице. Навстречу поднимался тщедушный старичок с совершенно седой головой. Я пригляделся и узнал его – это был Макарыч с последнего этажа. В нашей юности он был довольно крепким мужчиной, у него еще был гараж во дворе, а в гараже – старая «Волга», с которой он дневал и ночевал. Мы часто с Петькой торчали у него в гараже и вечером он катал нас по городу, а мы кричали в открытые окна автомобиля от восторга и счастья.

– Макарыч… – вырвалось у меня…

Старик замер, поднял голову. Наши глаза встретились. Какое-то огонек пробежал в них, и я обрадовался – он узнал, узнал меня!

– Здравствуйте, Макарыч! – я совершенно забыл его имя, да мы никогда и не называли его по имени. Только Макарыч. – Вы… помните меня?

Старик по инерции сделал еще шаг и остановился. В полутьме лестничной клетки, он прищурился. В руке мужчина держал пакет, из которого выглядывал батон.

Он стоял всего секунду, потом повернулся и стал подниматься дальше.

– Не помню, – буркнул он, когда поравнялся со мной. – Никогда вас не видел.

– Как это?! – я остолбенел и схватил его за тощую, жилистую руку. – Стойте! А Петьку, Петьку Чайковского из девятой квартиры помните? Мы у вас в гараже часто бывали, а вы потом нас на своей Волге катали!

Лицо старика сморщилось. Он посмотрел на дверь, которую минуту назад захлопнула перед моим носом женщина в пуховом платке.

– Знать не знаю никакого Петьку. В девятой квартире всю жизнь жила Ирина Семеновна. Она там и родилась. Родители ее погибли, когда ей было девять лет, ее воспитывала бабушка. И никакого Петьки там не было. И вас я тоже не знаю. Вы, наверное, ошиблись подъездом, – мягко сказал он, вырвал свою руку и пошел вверх.

– Я… погодите…

Но старик не слушал меня. Он ускорил шаг, а через минуту я услышал, как хлопнула подъездная дверь.

Внизу раздался вой полицейской машины и писк раций.

– Черт… – подумал я. – Все-таки вызвала.

Послышались голоса и тяжелые шаги.

– Она сказала третий этаж, вроде. Похож на грабителя из розыска, смотри осторожнее.

Я почувствовал холодок в животе и медленно начал спускаться.

Первое сентября в этом году на задалось.

Глава 2

– Руки держи так чтобы я их видел! Выходи, выходи оттуда! – Рослый сержант полиции стоял на ступенях первого этажа (там, где почтовые ящики). На его поясе звякнули наручники. Из-за спины выглядывал второй полицейский – поменьше ростом с дубиной в руках. Оба буквально изнемогали от жары.

Я замер на подходе. Сердце забилось от волнения и невеселых мыслей.

– Мне что, подняться за тобой?! – рослый качнул телом, оглянулся назад и, задрав голову, снова уставился на меня. С его лба стекали крупные капли пота.

Я медленно начал спускаться. В принципе, ничего плохого они сделать мне не могли. Я ни в чем не был виновен, ни разу не привлекался, недоплаченных штрафов не имел. Зато… от меня разило виски на километр.

Полицейский учуял шлейф с трех метров и плотоядно ухмыльнулся.

– Закладчик? – поинтересовался он, опуская руку на дубинку.

Я качнул головой.

– Нет, друга искал.

– Друга, говоришь? Ну-ну… иди, иди сюда…

Я подошел и остановился рядом. Какие у меня права? Что я могу, а чего нет… черт его знает…

Он подошел ближе, проворно прошелся по моим карманам, обнаружил смартфон и визитницу с двумя банковскими карточками.

– Так-с… Антон Михайлов? – спросил он после того, как разобрал латинские буквы на пластике.

– Да. Где живешь, Антон Михайлов?

– Летняя, 17.

– Через дорогу, что ли? – удивился полицейский.

– Точно.

– А что тут забыл? – снова спросил он, будто не услышал моего ответа.

– Говорю же, друга искал.

– Нашел?

Я отрицательно покачал головой.

Второй полицейский, тот, что стоял позади, прошел чуть вперед, прислушиваясь к нашему разговору.

– Нет.

– Употреблял?

– «Джек Дэниелс» по случаю дня знаний…

– Где работаешь?

– Я антрополог…

– Что? Кто это?

– Что-то с моргом связанное, – хохотнул полицейский, что стоял позади. Он ударил себя палкой по бедру. Раздавшийся звук заставил меня вздрогнуть. Несмотря на то, что я работал с племенами, которые теоретически запросто едят людей и находил с ними общий язык, с этими ребятами я не то что не чувствовал себя в безопасности, я даже не понимал, какое у них настроение и что произойдет в следующую секунду.

– Почти угадали, я изучаю людей. Только живых.

– Ну во, видишь Андрюха, я угадал!

– Понятно… – сказал здоровяк, вытирая пот со лба. – Так чего ты здесь делаешь?

– Искал друга… – в третий раз сказал я, чувствуя закипающее раздражение.

«Успокойся, им только того и надо – вывести тебя из себя. Тогда у них будет законное право размяться, а потом закинуть твою тушку в Бобик и отвезти в опорный пункт. Возможно, план на сегодня еще не выполнен, и ты станешь легкой добычей»

Я постарался расслабиться.

– Друга… что за друг?

– Я семерке учился тридцать лет назад…

– В семерке? – оживился второй. – Ух ты… я тоже оттуда, только пять лет назад закончил. – Он вышел вперед и уставился на меня как на доисторического динозавра. – Самая старая у нас была… – он сморщил лоб… – Эта… как ее… биологичка… ей, кажется, лет девяносто было…

– София Аркадьевна. Кличка «Тычинка».

– Тычинка! – он радостно расплылся в широкой улыбке и снова хлопнул дубинкой себя по ноге. – Она мне кол за четверть как-то поставила, во гадина была! Хотя тетка отличная, че там…

– Ага, – поддакнул я.

– Так что ты тут делаешь? – спросил меня уже мелкий. Его напарник продолжал вытирать пот со лба.

– Послушайте… странная ситуация… здесь в девятой квартире жил мой друг Петя… Петр Чайковский. Жил с родителями и никуда, насколько я знаю, переезжать не собирался. А сегодня я прихожу, чтобы узнать, что с ним и оказывается, в той квартире живет совершенно другой человек и говорит, что никакого Петра там отродясь не было. Ни двадцать, ни тридцать лет назад – вообще никогда. Она, мол, родилась в этой квартире.

Полицейские переглянулись.

– Но я точно к нему приходил почти каждый день десять лет подряд – я не мог перепутать подъезд или дом, это просто невозможно.

– Да уж… – вздохнул мелкий.

– Не говори… – подтвердил здоровяк.

Потом как-то неожиданно, без малейшего сигнала, они обступили меня с двух сторон, взяли под руки и не говоря ни слова, потянули на выход. Рослый открыл дверь подъезда ногой. Заехав на тротуар двумя колесами, там уже стоял Уазик с распахнутой задней дверью.

Они подтащили меня к нему – впрочем, я не особо упирался (себе дороже) и втолкнули внутрь, в очень тесный отсек позади.

– Съездим в одно место, там проверят и тебя и твоего друга, – подмигнул мне здоровяк. – А то что-то ты мне не нравишься.

Я успел взглянуть в окна третьего этажа – темная занавеска дернулась, но я никого не увидел.

– Вы бы лучше проверили, что там в девятой… – успел сказать я, прежде чем дверца Уазика закрылась.

– Проверим, не волнуйся.

Но я, разумеется, волновался. Ум за разум заходил. Не хватало еще с полицией проблем… впрочем, за распитие я уже, считай, попал. Возможно, штраф, возможно, и сутки. Хорошенькое первое сентября. Говорили же мудрые в прошлом – счастье в неведении. Зачем полез узнавать и копаться в интернете? Выпил бы свою бутылку в тишине, послушал блюз, вспомнил прошлое и перевернул страницу до следующего года… нет, надо было ему…

На ухабах меня пару раз подбросило, я больно стукнулся головой о потолок «Уазика», разбил локоть, но в остальном по прибытии в райотдел даже немного собрался с мыслями.

Мне стало ясно, что я чересчур предался сентиментальщине. Прибавить сюда жару, ностальгию, отсутствие как модно сейчас говорить «социальных связей». Тоска по джунглям Бразилии, моим друзьями из племени Пирахо после возвращения из последней командировки превратила меня в настоящего затворника – я действительно почти ни с кем не общался. Отсюда излишняя подозрительность. Мнительность. Беспокойство. Стремление фантазировать и придумывать несуществующие события, которые могли бы произойти из ничего и раздувание их последствий до небывалых размеров. Все признаки социальная дисфункции и дезадаптации – это вам любой психотерапевт скажет.

– Вылезай, приехали! – дверца Уазика с шумом отскочила. Зажмурившись и открыв глаза через пару мгновений, я увидел здоровяка, курившего сигарету.

Я вдруг вспомнил, что утром после выпускного я попал сюда же, в этот же райотдел по глупости – меня приняли за какого-то подонка, нырнувшего ножом пенсионера. В тот день я в последний раз видел свой класс живьем целиком. Меня выпустили только через шесть часов, когда поймали настоящего преступника, а до того мне пришлось пережить допрос с пристрастием и требованием признаться. Разумеется, признаваться мне было не в чем, однако приметы совпадали и, если бы того парня не нашли… я бы не знаю, где был бы сейчас.

– Идем! – весело бросил мой «одношкольник», когда здоровяк докурил сигарету.

Они завели меня в длинный коридор, выкрашенный голубой краской. На стенах висели плакаты по контртеррористической работе, гражданской обороне и конечно же, «Внимание, розыск».

Здоровяк втолкнул меня в кабинет справа.

– Товарищ лейтенант, вот… задержанный…

Молодой, лет двадцати на вид полицейский поднял голову. Работавший на полную мощность вентилятор встряхнул струей прохладного воздуха мальчишескую челку.

– Нашли что? – спросил лейтенант, разглядывая меня в упор.

– Нет.

– Зачем тогда привезли? Нафига он мне тут?

Мои конвоиры переглянулись.

– Но он… употреблял и…

– Товарищ лейтенант… – я неожиданно сделал шаг вперед и заметил, как полицейский, до того сидевший в расслабленной позе мгновенно напрягся.

– Эй… – раздалось позади.

– Товарищ лейтенант, я зашел проведать своего друга и седьмой школы… и вдруг оказалось, что в его квартире живут совсем другие люди и они утверждают, что жили там всегда. Я десять лет ходил в эту квартиру почти каждый день. У вас же наверняка был друг в школе. Скажите мне, как это возможно?

Лицо лейтенанта вытянулось.

– Как это – другие люди? Не понял. – Он положил ручку, которую вертел в руках на стол, глянул в монитор компьютера и покачал головой.

– Ваш друг что – пропал, получается?

– Да, – нашелся я и победно посмотрел на полицейских в дверях кабинета. – Пропал. Я попытался его найти в соцсетях, позвонить ему, но не нашел.

– Может быть, он переехал?

Я пожал плечами.

– Но тогда бы мне сказали в той квартире, что да, мы ее купили пять или десять лет назад. Но женщина, которая там живет, утверждает, что родилась в этом доме.

– Идите, – бросил лейтенант мнущимся полицейским. – Рапорты писали?

– Нет еще… но…

– И не надо. Все, идите с глаз моих!

Послышался треск половиц и через секунду отделение стихло.

– Как фамилия друга? – спросил лейтенант уставшим голосом.

– Чайковский. Петр Васильевич.

Его пальцы застучали по клавиатуре.

– Адрес…

– Летняя, 24.

– Дата рождения?

Я смутился.

– Семьдесят шестой. Кажется… 15 июля. Да, точно. Ровно посередине.

Лейтенант быстро посмотрел на меня, кивнул и затараторил по клавиатуре. Потом посмотрел на экран – в этот момент вентилятор снова повернулся к нему «лицом» и челка опять на секунду взлетела.

Его тонкие губы сжались. Он снова повернулся ко мне.

– Вы… точно ничего не путаете? Гражданка Антипова Светлана Евгеньевна прописана и проживает в квартире по адресу Летняя, 24 уже 52 года. И… – он помолчал, скользя глазами по экрану и продолжил: – никакого Петра Васильевича там точно никогда не было. У меня новая база, это абсолютно точно. Я могу вам больше сказать… никакого Петра Васильевича с данной датой рождения в нашем городе не существует. И вообще в России, если уж вы надумаете его искать где-то на Крайнем Севере.

Я ошарашенно уставился на полицейского.

– Вот так да…

Вдруг меня пронзила совсем уж дикая мысль – кажется, я даже читал о чем-то подобном у известного фантаста Лукьяненко, когда в квартире главного героя вдруг появилась посторонняя женщина, а его самого словно стерли из реальности. Это, конечно, смахивало совсем уж на бред, но тем не менее, – я с дрожью в голове спросил:

– Я… Антон Андреевич Михайлов, 17 мая 1976 года рождения, проживаю по улице Летняя, 17… Вы… можете проверить, я там действительно проживаю? Или…

На мгновение я подумал, что молодой полицейский после этих слов немедленно отправит меня в обезьянник, а после вызовет психиатрическую бригаду, однако он лишь цокнул языком и принялся вводить буквы, проговаривая их тонкими губами.

– Однако… – проговорил он медленно. – Я сразу подумал, что вы просто выдумщик… так и быть, Антон Андреевич… на первый раз, в силу вашего так сказать, возраста… и учитывая, что ранее вы не задерживались и не привлекались, я вас отпущу… – он отвлекся от монитора и пристально посмотрел на меня. – …но, можете быть уверены, попадетесь еще раз и штрафа за распитие вам не миновать. Хотя тут и мелкое хулиганство, и еще что-нибудь можно придумать при желании.

Я качнулся на расшатанном стуле.

– Значит… проживаю?

– Ну разумеется. И ваши эти друзья, о которых вы спрашиваете, они тоже где-то есть, – молодой полицейский, которого система, видимо, еще не полностью сожрала, как-то сочувственно вздохнул: – ваш школьный товарищ мог эмигрировать, мог умереть, да мало ли еще что… банальная ошибка, неполнота данных, ведь те старые карточки, которые оцифровывались, они тоже терялись. Есть и еще одна версия… у меня лично.

– Какая? – я с надеждой посмотрел на изнывающего от жары паренька в форме.

– На третьем курсе универа нам говорили, что в случае отсутствия данных в картотеке помимо причин, которые я вам изложил, может быть еще одна, правда встречается она крайне редко. Карточку изъяли.

– Изъяли?! – не понял я. – Как это – изъяли? Кто изъял?

Лейтенант усмехнулся, но как-то невесело. За окном пронеслась ватага первоклашек, они спорили от каком-то «скибиди» и в этот момент я почувствовал себя глубоким стариком.

– Изымают по разным причинам. Гостайна, госбезопасность, программа охраны свидетелей, пункт семь…

– Пункт семь?

– Я точно также как и вы переспросил профессора, когда он читал нам лекцию про картотеки. Потом я узнал, что обычно этот пункт семь опускают, но некоторые осведомленные лекторы продолжают информировать студентов о его существовании.

– Что это значит? – я заерзал на стуле, чувствуя, как внутри что-то екнуло. Мне вдруг стало тоже очень жарко, даже душно, хотя в джунглях Амазонки я настолько привык к постоянной жаре, что уже давно перестал обращать на нее внимание.

Лейтенант клацнул еще по паре клавиш, его лицо приняло мальчишески-удивленное выражение.

– Так и есть… пункт семь… – произнес он, покусывая изгрызенный колпачок шариковой ручки. – Впервые такое вижу, я думал… это просто такой… прикол, что ли… – Он растерянно взглянул на меня. – Значит… ваш друг…

– Что?! – не выдержал я.

– Он был на самом деле, то есть, существовал, но… теперь его нет. Я сам не знаю, что это значит, когда я спросил профессора после лекции, он сказал, что это выходит за пределы его компетенции и вряд ли нам встретится в реальной жизни, а потому нечего забивать себе голову. Но… – лейтенант помолчал, потом будто нехотя продолжил, – если хотите… если конечно… я могу попытаться узнать, что это значит.

По моей спине несмотря на жару пробежали мурашки. Хотел ли я этого? Может быть, лучше не лезть туда, куда не просят? Я вдруг увидел перед собой толстого улыбчивого Петьку, моего лучшего друга детства, услышал его заливистый смех и подумал: «А кто еще может сделать это для друга, если не я?»

– Да, – медленно ответил я и мое «да» повисло в знойной жаре неуютного кабинета.

После затянувшейся паузы – паузы, во время которой на лице лейтенанта отражались вполне понятные чувства – от отрицания, до борьбы и гнева, в том числе и желание просто послать меня три буквы (потому что так безопаснее для него самого и его карьеры), в конце концов победило любопытство.

– Ладно. Оставьте свой телефон, я узнаю, что смогу и позвоню.

Я продиктовал номер.

– За сроки не обещаю. Скорее всего, завтра, сегодня вряд ли. Ну а вам, гражданин… Антон Михайлов… я советую завязывать с выпивкой.

Я кивнул, поднялся со стула.

– Буду ждать. Спасибо вам.

В дверях я обернулся и посмотрел на лейтенанта. Тот с задумчивым видом сидел перед монитором, постукивая ручкой по столу.

Если бы я знал, что больше никогда не увижу этого молодого, искреннего и любопытного паренька, я бы никогда не ушел из отделения. Но тогда я даже не догадывался об этом. Я вышел из райотдела и тут же погрузился в стоячие волны аномальной сентябрьской жары. К райотделу подкатил «Бобик». Вышедший водила открыл заднюю дверь. Изнутри, матюкаясь, вывалился пьяный мужик. Он горланил песню Гуфа «Спонсор твоих проблем»: