Я мыслю, значит существую…
А если мыслить перестал?
А если попросту ликую,
как по весне в лесу листва?
Ужели прав мыслитель грозный?
Часы парения – не в счёт?
Тогда я стану сам серьёзным,
сказав: существованье – гнёт.
Гнёт тех теней пресуществленья
существ, сухих по существу,
что видят знаки зла и тленья,
бросая взгляды на листву!

1980—2014

Плотин

Природа – разукрашенная кукла,
труп убранный, никем не погребённый:
в подтёках рана на груди распухла,
и искры звёзд срываются с гребёнок.
Ребёнок искренний у зеркала не лживо,
закалывая иглами причёску,
и детским голосом: «Покуда живы,
не надо делать за страницы сноску.
Весь мир – пред нами. Так читай в захлёбе!
Есть – только это. Остальное – бредни
Тех рыбаков, что не поймали в хляби
Душ человечьих даже миг к обедне».

1984

Море

Я со скалы отвесной к морю
глядел в зелёные глаза.
Плескались в них любовь и горе,
истома, нега и гроза.
Так, проходя мимо девчонок,
ловя ресничный полувзмах
зелёных глаз, фигур точёных
разгадывая тайный знак,
я понял вдруг, что вся природа
не стоит чистого листа,
она в любое время года
душой, как зеркало, пуста.
Но, если к хладноватой грани
приникнет Духа ясный лик,
то, как начертано в Коране,
вдруг станет муравей велик,
тот, Кто ноги моей подруги
легко исследует изгиб,
пока, застыв в волшебном круге,
в шлепке ладони не погиб.

1989

Мисхор

Ты помнишь утренний Мисхор,
куда мы плыли на рассвете?
Вставало солнце из-за гор,
и рыбаки снимали сети.
Русалка билася хвостом
(верней, хвостами) о каменья,
напоминая нам о том,
что всё в природе – раздвоенья…
Полувакханка-полумать
несёт свое дитя на берег.
Ныряльщик хвост ей отломать
рискует, ей никто не верит.
Пусть в чешуе, пусть холодна,
но ведь любила, как земная.
И чашу горечи до дна
испила, счастия не зная.

1989

Валаам

Горизонтальных линий торжество.
Лес густо стелется синеющей полоской.
А до него – сверкающий простор
воды, манящей и немного жёсткой.
Шуршит трава под осторожным шагом.
Волна коснуться ленится стопы.
Закат над горизонтом виснет флагом.
И свет сплетается в тяжёлые снопы.
Так, вчитываясь в краски и шумы,
я ощутил пугающую поступь
незримого холодного господства
огня, которым мы обожжены.

1980

Луг

Я лёг на луг. В волне зелёной леса
плескались птицы. Было глубоко.
По ниточке серебряной отвеса
росы взбегала капелька легко.
Над лугом мошкара возводит город,
упругих траекторий волшебство:
здесь клювы шпилей, башенок зазоры,
мерцающий, трепещущий острог.
И всё поёт! Вселенная облита
теплом и светом. Нет в помине тьмы!
В упрямом гуле трудовых молитв
рождаются свершенья и умы.
Вдали, как в перевёрнутый бинокль
плывут столетия рассудочной тоски.
Бог-подмастерье остро щурит око,
на холст кладёт последние мазки.

1980—2013

Белозерск

Село рыбачье. Домики как щепки,
заброшенные северным прибоем,
лежат на берегу. Надвинув кепки,
гуляют парни в праздничном запое.
От церкви к церкви вихрем пыль несётся.
Немало лет ей минуло с рожденья.
Подслеповатым глазом смотрит солнце,
на стёклах, в лужах ищет отраженья.
Природа – сумасшедшая девчонка!
Повсюду зеркальце ей хочется найти:
от капельки росы до глаз под чёлкой —
– вот вехи пройденного разумом пути.

1980

Пифагор

спасаясь от преследования врагов,

не перебежал поля, засеянного

бобами, чтобы не затоптать их.

Это стоило философу жизни.

Не побежал гипотенузой
он через поле напрямик.
Ему не жизнь была обузой,
в ушах стоял бобовый крик:
«Остановись! Ты нас затопчешь!
Мы тоже жизнь. Беги кругом!»
И он свернул, поверив в общность
меж полем глины и умом.

1983

Зенон

учивший, что стрела не долетит до цели, и что Ахилл никогда не догонит черепаху, возглавил в родной Элее заговор против тираннии. Потерпев неудачу, доставленный в цепях к правителю, он откусил и выплюнул на пол язык, желая показать, что язык не нужен там, где нельзя говорить свободно.

Видевшие это сограждане устыдились собственной участи и, отбросив страх, свергли тираннию в море.

Весь зримый мир стрела пронзила.
Стрела единства! Наповал!
Олень в прыжке! Но тает сила
и в хмурый рушится провал.
А за стеною слышны крики
и звуки мелкие борьбы.
Он тонет, разгребая блики
на грани собственной судьбы.
А завтра пред лицом тирана
ненужный выплюнет язык.
Свобода попрана! Охрана?
Но он ли к смерти не привык?!

1983

Гегель

Я видел: воробей на розу сел,
как в каплю крови, не запачкав лапки.
Он хохлился, качался и косел
на ласковой дурманящей подставке.
Так хохлится и жмурится душа,
в твоё бездушие ступая, Георг Гегель,
не ищущее лживых привилегий,
но в истину кидающее шаг.

1980

Восточный рынок

Луны дынь плывут в созвездьях винограда.
А звездочёт – мудрец в тюрбане
с тупым убийственным вниманьем
считает на ладони деньги,
как будто видит в них весь рынок:
овалы дынь, себя в тюрбане,
приказы глаз, и слюнки в зубках
у той красавицы в шальварах.

1986

Мараканда

В беспамятстве лоскутный Самарканд,
весь шитый нитками танцующих узоров,
в прохладу сада брошенный смарагд,
на плечи гор взбирающийся город.
В гуденьи рынка, в чаде чайханы,
в дрожании прозрачного фонтана
о чем мечта мечети Биби-ханум?
Мечтает меч загадочной страны!
Запеклись губы улочек кривых,
надтреснутых от жара, словно плети
упали руки города во рвы,
и мечутся в бреду его мечети.

1984

Батуми

Пограничники, пальмы, пиво,
зелёной волны прибой.
Вы спросите: что за диво?
Батуми всегда со мной.
Здесь девушки столь красивы
и ласковы, но порой
мешает проклятое пиво,
пограничники и прибой.
Ты скажешь ей: мшвениери
гогона, пойдём со мной.
Она ответит: не верю,
забудешь, вернувшись домой.
Но я, вопреки Хафизу,
тебя не забуду вовек.
Гогона, оставь капризы,
пойдём со мною на брег!

1988

Ялита

Здравствуй, прекрасная Ялта!
Совдепии дивный рай.
А вас, кто на пьедестал встал,
не угнетает жара?
Помните, как на Капри?
Прогулки, шахматы, бриз…
Сомнений не зная капли,
вы верили в коммунизм.
Но впереди, как ни пялься,
виднелся только Гулаг.
Два друга – чугунных пальца
сжимают Ялту в кулак.

август 1989

Марли

Язык залива лижет плоский берег,
где сонные отары валунов
жуют в тугой медлительности вереск,
поругивая сфинксов-шалунов.
Здесь некогда ледник холодным краем
надрезал нежной жизни стебельки.
Обиженная больше не играет,
попав в оцепенения силки.
В оцепенении застывшая природа.
Величествен наш северный пейзаж.
Гудки туманом скрытых пароходов
сиренами сварливыми визжат.
Как лемех плуга лес вдали ржавеет,
осеннею коррозией разъят,
и сыпется в заросшие траншеи
всей тяжестью окалины наряд.
От дальности замедленным движеньем
на юг уходят клином журавли.
И остаётся, словно в утешенье,
картонная коробочка Марли.

1979

Шумы

Шумы в природе как в стихах размеры:
когда я слышу моря мерный шум,
то, узнавая метрику Гомера,
размеренней протяжнее дышу.
Дубовых рощ роскошная картавость
почти как море, всё же – не Гомер,
пожалуй, Ариостовы октавы
похожий из поэзии пример.
Но есть шумы отравленные будто,
со скрежетом взвиваются они,
и, кажется, встаёт из-за станин
Бодлерово болезненное утро.

1979

Ранняя весна

Чуть мертвенный мольберт мольбы природы
приготовляет красок акварель.
В пустых полях не отшумели воды —
глянь! – их перебивает сонный шмель.
Прозрачные берёзы в чёрных рамах
дубрав, не отошедших ото сна.
День или два – во всех укромных храмах
молитвы раздадутся голоса.

Восьмой день мая 2015

Селигер

Опять я здесь. Балкон-бинокль
в природу вперил крепь перил.
Дубов коряжистых барокко
скрывает взмахи птичьих крыл.
Многоголосая поляна
с пригорка к озеру бежит.
И соловьи в берёзах рьяно
изводят слуха рубежи.

Май, 2014

Весеннее утро

Кряхтенье, карканье и всхлипы.
Кто, как умеет, так поёт:
цикады в поле, дятлы в липах,
все прославляют дня приход.
Роенье пчёл в цветущей вишне
ста свадеб правит хоровод,
лишь я на празднике чуть лишний,
но это, как и всё, пройдёт…

10 мая 2015

Майский дождь

Вот дождик долгожданный вышел,
ступает робко по полям.
Минута – ливень бьёт по крыше,
и гром грохочет: Тарарам!
Природы русской превращенья
необозримы и чудны,
но нет в её природе мщенья,
пускай и ласки холодны.

Май, 2014

Звезда и лоза

Звезда на лозе виноградной горит.
Далёкое с близким во мне говорит.
Я – связь между ними, другой связи нет.
За это пред Богом держу я ответ.

2014

Летнее солнцестояние

Закат с зарёй вступали в сделку —
– их северу не развести!
И ночь в оставленную щелку
пыталась звёзды пронести.
Луна в подмогу дню вставала
и тоже с неба ночь гнала,
своим светящимся овалом
итожа темени дела.
И, темя года отмечая,
поэт лампадой не чадил,
но над остывшей чашей чая
немного рифмами чудил.

2016

Летняя зарисовка

Вот дождь-лентяй свалился с тучи,
гром по периметру гремит.
и ветер пробежал летучий,
как выдох хора аонид.
Ха! я отметил стих свой словом,
которым Батюшков грешил,
и Баратынский взял в основу,
а Пушкин – просто для души.
И мандельштамовы рыданья,
и Бродского «прости-прощай»
не обошлись без дружной дани
шуршанью ветра в камышах.

16 июня 2016

«Вороны дерутся в дубовых ветвях…»

Вороны дерутся в дубовых ветвях
над потоком беглой воды,
каркают злобно и второпях,
возвестники чёрной беды.
Но вдруг разогнал их солнца луч,
бесплотен и не могуч,
словно на каторжника лице
улыбка…

2016

Иволги в июле

Июль в разгаре. Иволги призыв
тропической тропинкой душу дразнит
и говорит: пока ещё не праздник,
но к празднику готовятся призы.
В лесу, в полях, повсюду зреет плод
трудов природы. Славная потеха!
И иволги заходятся от смеха
до октября, пока дрожит тепло.

7 июля 2015

Ücretsiz bölüm sona erdi. Daha fazlasını okumak ister misiniz?