Kitabı oku: «Кроме нас – никто», sayfa 4

5

«Духи» внизу были видны хорошо. Впечатление складывалось такое, что они не залегли, приготовившись к бою, а просто остановились отдохнуть после долгой и утомительной дороги. Словно совершенно не боялись, что сверху, со скалы, по ним начнут стрелять. И даже дважды открыто выходили из-за машины.

– Похоже, точно – переговоры… – решил старший лейтенант Семарглов. – Ни наши не стреляют, ни в наших…

– Непонятная ситуация… – согласился прапорщик Кротов, в переговоры по-прежнему не верящий. – Мы бы знали, если бы что…

– А как нам могли сообщить?

Единственная связь между группами в этой операции – сигнализация ракетами. Но сигнализация ракетами не предусматривает такую кодировку, как «переговоры».

– Может, будем стрелять? – предложил прапорщик. – Все равно потом придется.

Ситуация в самом деле казалась странной. Афганцы сами не стреляли и откровенно не боялись, что в них будут стрелять, словно не в засаду они попали, а встретили на пути другой караван, посматривают на незнакомых людей оттуда, и не больше.

– А если в самом деле переговоры? Подождем… Пострелять мы всегда успеем…

– Не успеем… – сказал солдат-сапер со сломанным носом и показал пальцем в небо. Тяжелый гул невидимых из-за скал самолетов приближался стремительно. И душманы в долине обратили на него внимание. Забегали, засуетились. Стали прятаться. Кто под машины, кто за камни. – Как бы и нас не накрыли…

Высота скалы, где устроились старший лейтенант Семарглов с саперами – метров тридцать. Путь до дороги под откосом – семьдесят метров. Если бомбить будут основательно, могут и скалу своротить.

– Могут… – согласился старший лейтенант. – Отходим выше…

Отходили быстро, под прикрытием той же скалы, на боковую тропу. Поднявшись еще на два десятка метров, откуда открывался обзор, Семарглов поднял голову и увидел звено тяжелых бомбардировщиков, разворачивающихся для атаки.

– Пространство внизу узкое… – сказал сапер. – Если попадут точно, всех накроют…

– Кто им мешает попасть… Здесь как учебное бомбометание…

– Я с одним начальником авиационного полигона разговаривал, – усмехнулся Кротов. – Он говорил, что самое безопасное место на учениях на мишень усесться. Никогда не попадают…

– Три месяца назад такая же операция была, – сказал рыжий солдат-сапер, – тогда точно накрыли. Так дорогу бомбили, что скалы сверху падали…

– Дыхание берегите, – прервал разговоры старший лейтенант, чувствуя по тону, что быстрый подъем не всем дается легко.

Через десять минут они уже были на безопасном расстоянии от долины и имели хороший обзор. И видели сигнальные ракеты, указывающие развернувшимся самолетам направление бомбового удара. Здесь отрог хребта расходился книзу тройной вилкой. И хотя всю дорогу внизу было не видно, но на тех участках, что были видны, старший лейтенант не заметил ни одного открыто стоящего душмана. Самолеты напугали их основательно…

– Василий Иванович… – зловещим предупреждающим шепотом сказал за спиной прапорщик Кротов. Старший лейтенант обернулся и проследил в направлении взгляда прапорщика. – Смотри… «Духи»… Откуда они…

– «Духи»? – с надеждой на ошибку переспросил рыжий солдат-сапер.

По траверсу хребта в их сторону передвигался большой отряд. Семарглов поднял бинокль.

– Не меньше двухсот человек… В нашем направлении… Часа через три здесь будут…

– Хреновенько… – констатировал Кротов.

– Тропа здесь, кажется, одна… – Семарглов раскрыл планшет с картой. – По крайней мере, только одна и обозначена…

– И проходы узкие… – подсказал Кротов, заглядывая старшему лейтенанту через плечо.

– Можно где-то мины снять?

– Внизу после бомбардировки все сдетонируют, – прапорщик оказался категоричен. – Только одна остается. На боковой тропе…

– Надо ее на эту тропу переставить. Сделай быстро!

– Понял… Сделаем… За мной… – Кротов без разговоров кивнул рыжему солдату-саперу и заспешил к боковой тропе.

А Семарглов снова прильнул к биноклю, одновременно слушая воздух над головой. Вой идущих в атаку бомбардировщиков заставил его все же отвлечься от окуляров и посмотреть вниз на результат работы летчиков.

Посмотреть было на что, хотя увидеть ничего и не удалось… И не только потому, что обзор закрывали скалы…

* * *

При ясном небе, отсутствии средств ПВО и при координации бомбардировки с помощью сигнальных ракет тяжелая авиация свое умение в бомбометании может демонстрировать спокойно, как на учебном полигоне. Что она, естественно, и продемонстрировала. Каждый из трех самолетов сделал только по одному неторопливому заходу с небольшим интервалом времени один от другого. В каждый заход по дну ущелья ложилась крепко собранная цепочка одинаковых по силе разрывов, с которыми, конечно же, невозможно было сравнить взрывы мин, установленных спецназовцами. Но и мины свое дело делали одновременно, детонируя от разрывов авиационных бомб. Когда третий самолет, опорожнив свой боезапас, развернулся, майор Солоухин даже бинокль к глазам поднимать не стал. Почти всю пыль в долине почему-то разнесло в стороны и подняло почти до позиций спецназовцев уже после первой атаки, и две последующие не поднимали прежних тугих пыльных облаков. А когда и остатки пыли улеглись, стало видно, что узкое пространство среди скал теперь представляло собой неровно вспаханную ленточку, где уже не осталось ни одной машины, ни одного человека. И только сдвоенное колесо грузовика, заброшенное взрывной волной высоко на склон, дымясь, неуверенно скатывалось туда, откуда взлетело, словно пыталось отыскать свой родной автомобиль. И катилось оно, показалось, долго и медленно, провожаемое взглядами, наверное, всех, кому попало на глаза, пока не свалилось с последней скалы, подпрыгнуло и упало на бок.

Уцелеть там, внизу, было невозможно…

Тем не менее проверить результат, согласно всем инструкциям по проведению подобных операций, было необходимо. И время для этого тоже было. Вертолеты за спецназовцами доберутся до места не раньше, чем через три-четыре часа. Сейчас можно уже не идти в сторону старой вертолетной площадки, где происходила высадка. Сейчас некого пугать и предупреждать шумом вертолетных винтов и грозным подкрыльным вооружением. Можно прямо здесь, рядом выбрать место, если будет визуальный контакт и удастся при этом дать вертолетчикам сигнал. Пусть пыльно, но после картины, какую сейчас, как знал Солоухин, придется увидеть, сил на долгий быстрый маршрут и не будет. Вернее, силы-то будут, только даваться последние километры будут неимоверно трудно из-за психического состояния, с каждым шагом обычно усиливающегося. Как-то знакомый врач-психотерапевт подсказал, что быстрая и долгая ходьба на маршруте должна рассматриваться, как идеомоторный акт. Во время такого акта, когда человек выполняет работу с большими нагрузками, не задумываясь, что-то происходит в мозге, что делает человека более открытым для всех мыслей. Все психические отклонения в этот момент имеют свойства многократно усиливаться. А рассматривание того, что стало с долиной и с автомобильным караваном в долине, – это ли не повод для возникновения психического отклонения…

Подвергать отряд такому испытанию не хотелось. Как не хотелось бы подвергать и первоначальному. Тем не менее это необходимо. Пыль внизу уже улеглась полностью.

– Спускаемся… – Солоухин устало махнул рукой, желая завершить неприятное занятие как можно быстрее.

Команда была произнесена негромко, но ее каким-то образом услышали или поняли все. Наверное, потому, что такой команды ждали. Даже те, кто находился далеко от командира, начали спуск одновременно с ближними. Единственно, чуть запоздала замыкающая группа во главе со старшим лейтенантом Семаргловым, но им майора видно не было, и потому Семарглов ориентировался по действиям остальных.

У Солоухина, по мере приближения к дну ущелья, лицо становилось все более серым. Настолько серым, что не видно стало прочно въевшегося в кожу загара. И не от пыли оно посерело, а от вида того, что натворила авиация. И хорошо, что летчики не видят результатов своего труда, иначе леталось бы им потом весьма хреново даже очень высоко над облаками. Здесь, на дороге, и самих людей, и тяжелые грузовые автомобили просто разнесло на куски и размазало по ближайшим камням и скалам. Обгорелые обрывки и обломки не на самой перепаханной дороге, а по сторонам, на камнях. Есть от чего лицом посереть…

Рядом оказался капитан Латиф. Афганец имел весьма подавленный вид, еле-еле ноги переставлял, будто бы они у него готовы были подогнуться. И обычно прямые плечи бессильно обвисли.

– Ищи, что осталось от твоего святого, – сказал Солоухин. – Мне показалось, что он был в средней машине. Командир «духов» подходил к нему с особым почтением…

– Ничего от него не осталось. Ни от кого ничего не осталось… – глаза капитана Латифа были полны ужаса, он впервые, похоже, видел в деле работу тяжелой авиации, хотя, наверное, как и все, был о ней наслышан.

Сам Солоухин хорошо запомнил место, где укрылся от бомбардировки бородатый командир душманов. Но там, рядом с аккуратной, будто бы человеческими руками сложенной, пирамидкой тяжеленных камней, никаких следов человека не оказалось, как не оказалось самой пирамидки. Камни разлетелись далеко, смешавшись с землей, пылью и другими камнями. Найти не удалось не только останков бородатого командира, но даже останков его бороды.

Майор проводил взглядом спину капитана Латифа. Тот все же двинулся к месту, где, предположительно, находился имам Мураки. Там, рядом одна с другой, украшали дно ущелья три гигантские воронки. На самом краю одной из воронок, ближней, лежала и дымилась чья-то свернутая чалма. Конечно, это не чалма имама Мураки. Такой человек наверняка чалму носил из натурального шелка, а эта, судя по манере гореть, из какой-то синтетики. Найти доказательства того, что святой имам уничтожен, – практически невозможно. Впрочем, невозможно найти доказательств уничтожения, пожалуй, более половины отряда душманов. Но если «плюс» за уничтожение будет выставлен авиаторам, спецназ ГРУ может выступить свидетелем события. Самому спецназу ГРУ такие «плюсы» не ставили. Они уничтожали караван за караваном, а «плюсы» обычно шли в зачет десантуре, потому что официально в Советской армии не существовало такого рода войск, как спецназ ГРУ, хотя все знали о существовании спецназовцев. Больше других знали иностранные разведки. Меньше других советские граждане. Все, как и полагается в условиях развитого и победившего окончательно социализма…

– Вестовой бежит… – сообщил капитан Топорков. – От Вадимирова…

Солоухин обернулся резко, словно стряхнул с себя оцепеняющее наваждение, вызванное видом происшедшего, и шагнул навстречу подбегающему солдату.

– Товарищ майор…

Майор раздраженно махнул рукой, прерывая уставную форму:

– Докладывай… Что там у вас?

– «Духи» с гор спускаются. Около сотни… Подходят к кишлаку…

– Откуда взялись? – майор присел и раскрыл планшет на коленке.

Петров в ответ только плечами пожал.

– С какой стороны идут?

Солдат всмотрелся в карту. Показал пальцем:

– Отсюда…

– Понял! – сказал Солоухин. – Значит, издалека. Специально, чтобы со святым имамом встретиться… Тогда стоит, пожалуй, и другие отряды ждать…

– Товарищ старший лейтенант приказал снайперу начать обстрел, чтобы задержать их.

– Тоже правильно. Нам вовсе ни к чему с ними встречаться.

– Они нас не выпустят… – предрек капитан Латиф. – Они отомстят за Мураки…

– Это их личная беда… – непонятно отреагировал Солоухин.

– Семарглов бежит… – опять подсказал капитан Топорков.

Майор обернулся. Старший лейтенант спешил в их сторону, петляя среди воронок и перепрыгивая через навороченные кучи камней.

– Возвращайся к своим, – отдал майор распоряжение рядовому Петрову. – Передай старшему лейтенанту, чтобы снимался и двигал к нам. Все отходим. Ваша группа идет замыкающей, осуществляете прикрытие…

Петров убежал торопливо, не успев как следует перевести дыхание. А уже через минуту старший лейтенант Семарглов оказался рядом. В отличие от рядового, Василий Иванович дышал ровно – дыхание сберегать он умел.

– За сигаретой прибежал? – поинтересовался Солоухин.

– Да, штук бы двести… – с легкостью включился в игру Семарглов.

– Двести человек? – хмуро переспросил майор, легко прочитав «кодировку».

Старший лейтенант сразу склонился над картой, которую Солоухин с колена не убрал. И показал пальцем.

– Вот по этой тропе. У нас оставалась неиспользованной всего одна мина. Прапорщик Кротов переставляет ее на путь следования отряда.

– Далеко они?

– Часа через два будут здесь…

– Это нам пути отрезают… – снова предрек капитан Латиф. – Мы не сможем уйти. Нас уничтожат… И правильно… Святых трогать нельзя…

– Заткнись, дружище… – тихо, но красноречиво сказал капитан Топорков. – Паникеров в боевой обстановке положено расстреливать…

– Все равно расстреляют… – едва слышно прошептал Латиф.

Майор не снизошел до такого разговора. Он несколько секунд задумчиво всматривался в карту, водил по ней пальцем. Потом показал:

– Да… Больше «шмелю» и сесть негде… Значит… Выходим по этой тропе. На старую вертолетную площадку. Пока собираются группы, Леха, – обратился к капитану Топоркову, – обеспечь связь и доложи обстановку. Постарайся в темпе…

– Савельев! – громко позвал Топорков.

Радист, как всегда, оказался неподалеку.

– Разворачивай связь!..

* * *

Оказалось, что вертолеты уже в пути и должны успеть на посадочную площадку раньше спецназовцев. Впрочем, неожиданностью, свалившейся на голову, как надежда на спасение, это не стало, потому что Солоухин давно знал, что вертолеты уже вылетели. Задержка произошла только из-за того, что чуть опоздал прапорщик-сапер Кротов с рыжим солдатом. Но задержка эта была не настолько существенной, чтобы повлиять на ход событий и поставить под удар весь отряд. Кротов вскоре прибыл вместе с сообщением о том, что сам старший лейтенант Семарглов остался с двумя солдатами в арьергарде, чтобы по возможности контролировать передвижение душманов, и догонит основную группу на маршруте. Точно так же поступил и старший лейтенант Вадимиров, отослав разведчиков к командиру и оставив себе только двух бойцов, чтобы прикрывать отход остальных.

Решение офицеров было логичным и не вызвало со стороны майора возражений.

– Вперед! На маршруте не болтать, беречь дыхание! – скомандовал Солоухин и обернулся на непонятный звук.

Чуть в стороне, обняв руками камень, скорчился капитан Латиф, которого трясло и рвало. Но никто к афганцу не подошел, чтобы помочь. Спецназовцы уже выступили на тропу в ускоренном марше, и капитан, краем глаза увидев это, вытер рукавом лицо и торопливо поспешил за всеми. Латифа заметно покачивало, как изрядно выпившего. Сам майор то давал темп передним, то отставал, чтобы подогнать замыкающих и глянуть заодно, не показались ли оставшиеся в прикрытии группы. Тропа заползала вверх петлями, полого уходящими после крутого разворота то в одну, то в другую сторону – классический серпантин, который бережет ноги и дыхание тому, кто может позволить себе восточную неторопливость и вдумчивую размеренность, так свойственные жителям гор. Но направляющий передовой группы капитан Топорков срезал тропу по прямой линии, чтобы сократить время, и потому подъем на первых двух сотнях метров был чрезвычайно трудным, требующим напряжения всех сил, давая небывалую в обыденной жизни, даже во время тренировок, нагрузку на ноги, руки, спину и легкие. Начало маршрута архисложное. Однако потом, как знал Солоухин, как знали и остальные офицеры, путь долго будет идти в одной плоскости и даст возможность расслабить мышцы и привести дыхание в норму. Пусть и там темп передвижения будет выше, чем обычно принят в войсках. Но на такое передвижение спецназ ГРУ тренирован достаточно и всегда справлялся с подобными маршами, даже имея на руках раненых или груз. Не зря при наборе личного состава офицеры всегда предпочитают иметь дело с теми, кто умеет терпеть.

Уже на середине подъема майор Солоухин, в очередной раз оглянувшись, заметил, как к тропе снизу приблизился старший лейтенант Семарглов с двумя солдатами. Но, к удивлению командира, поднявшись только до одной из узких боковых троп, не поспешил догнать основной отряд, а остановился. Впрочем, удивление майора длилось недолго. Сначала он сам догадался, что заставило Василия Ивановича остановиться, а потом до слуха Солоухина донеслось несколько коротких очередей. Несколько – это, пожалуй, понятие для постороннего войне человека. Натасканное же ухо боевого офицера спецназа сразу определило, что стреляли одновременно не менее чем из десятка стволов. А это значило, что старшего лейтенанта Вадимирова и двух его солдат преследуют «духи», Вадимиров вынужден вступить в бой, и старший лейтенант Семарглов готовится занять позицию, чтобы прикрыть огнем отход Вадимирова. Все правильно, хорошо себя ведет Семарглов, хотя и десантник, войны не нюхавший.

Сверху хорошо было видно, как Семарглов выбирает позицию, наиболее удобную для прикрывающего огня. Для этого старшему лейтенанту и двум саперам пришлось еще чуть-чуть выше подняться, где, окруженная валунами потресканная и выветренная до расслоения, скала слегка возвышалась над окрестностями и давала возможность обзора. С этой скалы, едва поднявшись, спецназовцы сразу и открыли огонь. Сам старший лейтенант даже залечь не успел, начал стрелять с положения «с колена». Справа, там, где отступал Вадимиров, сразу стало тише. «Духи», скорее всего, контролировали отход основной группы, не ожидали такой скорой поддержки преследуемым и, должно быть, затормозились в движении, залегли. Самому майору Солоухину из-за неровностей склона не видно было, что происходит на позиции, но он давно уже научился по слуху определять то, что невозможно увидеть.

Семарглов патроны не берег… Знает, что вертолеты вылетели, помнит принцип – «меньше патронов в рожке, вертолету лететь легче»… Но, может быть, дело даже и не в этом…

* * *

Василий Иванович, надо отдать ему должное, совсем не задумывался над тем, чтобы облегчить полет вертолетчикам. Он просто увидел со скалы, что командира разведки подпирают уже настолько плотно, что только сильным заградительным, а не прицельным огнем можно дать возможность ему и двум солдатам с ним оторваться от наседающих с двух сторон душманов. Особую опасность представляла группа из четырех «духов», зашедших выше и мешающих ускорить передвижение. При этом Семарглову хорошо было видно, что «духи» откровенно ведут только заградительный огонь, желая, видимо, не уничтожить арьергард, а захватить в плен. И потому он приказал сразу, без подготовки, начать прикрытие огнем. Группа Семарглова оказалась выше, чем верхняя группа душманов, и потому для последних атака оказалась неожиданной и губительной. Удалось уничтожить сразу трех противников, но четвертый, перевернувшись немыслимым образом рядом с очередью, разломившей камень там, где он только что лежал, успел перескочить за другой камень и оттуда отстреливался. Но при этом со своей новой позиции он уже не мог мешать передвижению отходящей группы старшего лейтенанта Вадимирова. Однако вторая группа преследователей тоже разделилась на две группы по три человека и вновь пожелала сделать обхват.

– Оставайтесь здесь, разведку прикрывайте, – распорядился старший лейтенант. – Как только Вадимиров отойдет, отходите тоже. Он прикроет в случае чего…

А сам, вместо того чтобы подниматься выше, спрыгнув со скалы, воспользовался горбатой неровностью склона и вышел за спиной не подошедшего еще Вадимирова на нижний уровень, где трое душманов, тоже скрытые от Вадимирова и от двух солдат-саперов, оставленных на скале, могли передвигаться бегом, чтобы запереть разведчиков на тропе.

Семарглов рассчитывал на свою способность прицельной скорострельности. Один против трех противников, хотя и не ожидающих его появления, но все же, несомненно, вояк опытных, судя по их поведению, это не просто риск, это – риск на грани смерти. Но иначе, понял Василий Иванович, Вадимирова было не выручить.

Выбрав подходящую груду камней, расширяющимся языком сползших сверху, Василий Иванович затаился там, невидимый для подходящих с нижней стороны, хотя и самому ему душманы были тоже до времени не видны. Но их торопливые шаги, какими бы мягкими и вкрадчивыми они ни были, он все же услышал. Значит, поведение «духов» он просчитал правильно. Ориентироваться только по звуку, не имея в этом определенных навыков, сложно. Но в любом случае Василий Иванович предпочел лучше переждать, чем высунуться раньше. И только, когда уверился, что шаги «духов», обогнувших скалу, удаляются по расщелине, чтобы зайти в спину группе старшего лейтенанта Вадимирова, он осторожно выпрямился.

Он их увидел, а у них запасной пары глаз на спине не оказалось. Душманы как раз вышли на позицию огня и начали стрелять, не задумываясь и даже не прицеливаясь, с пояса, заставляя Вадимирова и его разведчиков залечь и тем самым предоставляя возможность еще троим своим товарищам перебежать ближе.

Но очереди длинными не получились. Душманы стояли меж камней, и спрятаться им было некуда, когда Семарглов вышел им в спину и тремя короткими отсеченными одна от другой очередями «положил» их. Рывок второй тройки, уже начатый в то время, когда Вадимиров вынужден был залечь, тоже оборвался, встреченный очередями сориентировавшихся разведчиков.

– Уходим! – крикнул Василий Иванович. – Осторожнее… Наверху один остался…

Но этот «один», не имея возможности увидеть за каменной грядой, что произошло внизу, сам высунулся, услышав снизу активную стрельбу и сообразив, что ему необходимо знать, что там происходит. Это и стоило душману жизни. Сразу оба сапера, оставленные старшим лейтенантом Семаргловым наверху, одновременно дали по нему очереди. Тело, обрастая вдобавок к пулям еще и камнями, скатилось почти под ноги Василию Ивановичу.

– В темпе… Наверху никого нет…

Старший лейтенант Вадимиров поблагодарил Семарглова только кивком и ни на секунду не задержался. Оба разведчика последовали за ним. Плечо одного было окровавлено, но по рваному рукаву Семарглов сразу определил, что это только касательная рана, почти царапина, прикрытая под одеждой стандартным медицинским перевязочным пакетом…

* * *

Арьергард поднимался под наблюдением майора Солоухина и не видел того, что видел майор. А майор определил, что душманы обоих подходящих отрядов или хорошо знают местность, или имеют отличных проводников из местного населения. Первый отряд, выславший небольшую группу в преследование старшего лейтенанта Вадимирова, сам тем временем срезал путь по не нанесенным на карту тропам и дважды попадал в поле зрения майора, когда пересекал продольные хребту расселины. И второй отряд первому уступать не пожелал. Хотя старший лейтенант Семарглов и дал ему два часа на выход из ущелья и даже выставил со своими саперами мину на их предполагаемом пути, тоже уже вышел в ущелье, и совсем не с той тропы. И теперь, заметив спецназовцев, услышав перестрелку, сам намеревается срезать путь и нагнать противника.

Положение становилось уже угрожающим. Привести за собой на вертолетную площадку «хвост» из трехсот человек майор не мог. Под обстрелом совершать посадку в вертолеты не слишком удобно. Это грозит не только большими потерями в живой силе, это грозит еще и возможностью потери вертолетов. Выход только один – отрываться в темповом марше, надеясь на хорошую физическую подготовку личного состава. Душманы, как правило, такой подготовкой не обладают. Хотя они обладают другим замечательным для воина качеством – упорством и умением победить характером свои физические недостатки. Правда, обычно этого бывает мало, но раз на раз не приходится, и в определенной обстановке случиться может всякое.

Арьергард догнал командира и последних из вынужденно растянувшейся цепочки тяжело поднимающихся спецназовцев.

– Молодцы, хорошо сработали…

– Вы видели, товарищ майор? – старший лейтенант Семарглов хотел проявить восторг, довольный собственными действиями.

Но майор в речи был более сдержан:

– Почти все видел… Василий Иванович, тебя в рапорте отдельно отмечу, попрошу к награде представить. Грамотно действовал… А теперь ноги в руки… Темп повышаем до предела и выше…

И, не дожидаясь вопросов, которые заставили бы его еще раз похвалить Семарглова, как тому хотелось, заспешил вперед, чтобы нагнать капитана Топоркова.

На маршруте, выбранном капитаном, из-за сложности рельефа местности совершенно не видно было преследователей. Но Солоухину, однажды увидев, уже и не надо было наблюдать их неотрывно. Он предположил самый критический для себя вариант, при котором душманы знают тропы, которые идут по прямой линии, чего в природе, тем более в необузданной горной природе, не бывает. Но и в этом варианте спецназовцы успевают к вертолетной площадке чуть раньше, чем душманы. Разве что отряд, замеченный старшим лейтенантом Семаргловым, мог прийти к конечной точке одновременно с ними. В этом случае майор предпочитал полагаться на природу, на ее неверный нрав. Даже карта показывала, что рельеф для прохождения чрезвычайно сложный. И не верилось, что кто-то сумеет преодолеть его быстрее, чем позволяет способность людей отлично тренированных и идущих уже знакомым путем, не обещающим дополнительных трудностей.

– Может, рискнем и тоже тропу срежем? – предложил капитан Топорков, уже введенный майором в курс дела. – Минут двадцать сможем сэкономить…

– А можем сорок минут потерять… – высказал свое несогласие Солоухин.

Спорить капитан не стал. Он сам не был уверен в правильности своего предложения и вдобавок предпочел беречь дыхание, потому что взятый им самим темп требовал чистоты легких.

Не слышно было и разговоров в строю. При такой крутизне подъема позволить себе разговаривать можно только в случае крайней необходимости…