Kitabı oku: «Богатство и Драма Семьи Меньшиковых», sayfa 3
Глава четвертая
– Женский день?
– Да иди ты в баню, Ген, с ума посходили эти бабы, – шаря по ящикам стола в поисках сахара, буркнул следователь вошедшему коллеге-криминалисту. – Представляешь, одна говорит, что её сосед хотел изнасиловать. Пришла заявление писать. Одета, будто на панель собралась, а из аргументов одни домыслы, даже не намеки. Он ей якобы под юбку заглядывает постоянно, когда под машиной возиться, а она мимо проходит. По десять раз за день. Вторая – что только вышла, – кивнул на дверь Борисов, – видал? Так вот, пришла и предложила батю её раскопать. Недавно умер, а заключение со вскрытия не дали. Я спрашиваю, считает ли она смерть насильственной, может, подозревает кого, а она ничего умней не придумала, как на брата все свалить. Наследнички гребанные этого Меньшикова, ну ты знаешь.
– Погоди, погоди. Так это дочь Меньшикова?
– Алла Михайловна, тьфу ты черт, – Борисов остановился посреди кабинета, едва не дойдя до закипавшего чайника, –ее брат, он, вроде наркоманил когда-то?
– Да, было дело, – заметил криминалист, – года три назад после облавы на ночной клуб, чтобы его отмазывать из областной прокуратуры приезжали.
– Мда.
– Такой отца за дозу не пощадит.
– Твою мать, Ген, ну где ты раньше-то был, – вопрос Борисова был в большей степени риторический, поскольку Евгений и сам прекрасно знал, где был его напарник, – ты пока по магазинам бегаешь, а… – не закончив, махнул рукой следователь.
Геннадий Андреевич Шилов всегда ценил своего напарника за невероятную динамику эмоций. Борисов был из тех, кто моментально вскипает и заводится с пол оборота, сохраняя при этом ясность ума и не теряя контроль над ситуацией. У криминалиста и следователя получался отличный симбиоз, когда каждый честно готов признавать сильные стороны напарника и собственные недостатки. Чем серьезней и опасней работа, тем больше должно быть простоты в отношениях между коллегами, причем не попустительства или халатности, а именно тонкого мира взаимопонимания, предугадывания. Шилов, в свою очередь, был человек тонкой душевной организации, отчасти даже склонный к мистицизму, хоть и глубоко скрывал этот факт под бронежилетом рабочих будней.
– Вот ты меня завёл, и теперь надо ехать.
Следователь стоял у окна, глядя на белые от цветов яблони. Мелкие листочки еще только начинали разворачиваться, а старые серые ветви уже вовсю были усыпаны дрожащими на ветру лепестками, обрамлявшими золотистые тычинки.
– Можем же просто пригласить на разговор этого Меньшикова младшего, чем тебе не подходит такой вариант?
– И он придет и сознается, что наркоман со стажем, отца убил, а паровозом и пару глухарей на него повесим?
– Было бы неплохо, но тогда мы останемся без работы.
– Сейчас быстренько смотаемся, оценим обстановку. Я, знаешь, Ген, вообще-то сомневаюсь в правдивости этой Аллы, но, после твоих заявлений, не успокоюсь, пока сам не посмотрю.
– Отлично, все на меня теперь свалил. Жень, я не беспокоюсь, так что, может, сам съездишь?
Борисов закатил глаза и выругался одними губами, на что Шилов поспешил заверить напарника, что все-таки готов составить ему компанию, отложив текущие дела.
Особняк семьи Меньшиковых находился хоть и не рядом с отделением полиции, но все еще подпадал под определение пешей доступности. За разговорами время, как и дорога, пролетели быстро лишь для одного из полицейских. На майские праздники жена затащила Шилова на очередную распродажу обуви, организованную, как гласило из рекламы, таможенниками. Геннадию было все равно, но ради удовлетворения покупательской потребности супруги, пришлось купить пару ботинок, которую, как оказалось на третий день, разносить было просто невозможно.
– Как новые боты? – непринужденно спросил Борисов, уже наслышанный о покупке.
– Зря я тебя послушал, надо было на машине ехать.
– Этот май весельчак…– с улыбкой начал Евгений.
– Что это у тебя такое лирическое настроение?
– Да ты знаешь, никогда не присутствовал на эксгумации. Вот идем, все вокруг в цветах, природа пышет жизнью, а мы, скорее всего, поедем выкапывать труп, – Борисов перевел взгляд на начавшего прихрамывать коллегу, – вот Брянский обрадуется, а то все хвастался, что подснежников в этом году нет, а тут на тебе, полноценный крот, или как это у них называется? Землеройка?
– В очередной раз поражаюсь твоему безграничному оптимизму, может, на радостях и ботинками махнемся?
– Сам себя заковал, сам и таскай свои кандалы, да вот уже и пришли, – кивнул Борисов на высокий кирпичный забор.
Подойдя к железной калитке, следователь два раза нажал звонок.
– Знаешь, когда не слышишь звонка, всегда начинает казаться, что он не работает.
Шилов молча пожал плечами, переминаясь с ноги на ногу. Из-за калитки послышалось шарканье, скрипнул засов и на пороге возник мужчина в джинсовом комбинезоне и больших резиновых сапогах.
– Да, – вместо приветствия сказал мужчина.
– Мы из полиции, – Борисов развернул удостоверение. – Алла Михайловна Меньшикова здесь проживает?
– Проходите, – кивнул мужчина в сапогах и отстранился от двери, пропуская гостей вперед.
– О, Анатольевич что-то звонит, – достав из кармана вибрирующий телефон, сказал следователь, – Алё, да, отъехали тут по делам. Да, с Шиловым, нет, недалеко, а что? Понял, сейчас приедем.
Повесив трубку, Борисов обратился к напарнику.
– Кошкин звонил. Ехать надо, срочно.
– Надо, так надо, – кивнул криминалист, уловив во взгляде напарника тень дурных вестей.
– Мы позже зайдем, – уходя сказал следователь, даже не взглянув на шокированного странным визитом садовника.
Глава пятая
Идти на работу после праздников Сергею Анатольевичу Кошкину не очень хотелось, и несмотря на то, что он работал участковым, разрешил себе проспать на пол часика. Неделя обещала быть короткой, понедельник и вторник пришлись на первую волну майских, и, выйдя на улицу в приподнятом настроении, Сергей Анатольевич не постеснялся зайти в соседний магазин и порадовать себя бутылочкой холодного пива. Солнце приятно светило в глаза, заставляя участкового чуть-чуть прищуриваться, когда тот запрокинув голову, подносил ко рту пенный напиток. Да, Кошкин порой употреблял спиртные напитки на рабочем месте, но всегда знал меру и время, когда можно, а когда нельзя, и никогда не переусердствовал, не опускался и вообще, о том, что он порой позволяет себе этакую вольность нигде известно не было. Участок Сергею Анатольевичу достался не самый хлебный, но для маленького подмосковного городка вполне неплохой, ведь, могли и в соседнюю деревню сослать, а так вотчиной служила железнодорожная станция Клин с прилегающей территорией, пара пятиэтажных домов и гаражный кооператив.
Бутылки пива хватило ровно до работы и последний глоток Кошкин сделал уже на ступеньках отделения. Дверь в участок была открыта, когда в начале десятого Сергей Анатольевич переступил порог.
– Климов! – войдя в полумрак неосвещенного коридора, крикнул своему помощнику участковый, – ты здесь?
На зов начальника из боковой двери, тут же появился худощавый сержант.
– Здравия желаю, – скороговоркой отрапортовал сержант, приложив к головному убору правую руку.
Участковый машинально отвечая на приветствие, едва не отдал честь опустевшей бутылкой пива, но вовремя, среагировал на собственную оплошность и протянул бутылку помощнику.
– Слушай, выкини куда-нибудь.
Климов взял бутылку и вышел на улицу, смекнув, что нечего пустым бутылкам храниться в участке.
Кабинет Кошкина находился в конце коридора. Единственное окно из кабинета выходило на заасфальтированную площадку перед железнодорожным ограждением. Вид был не самый фешенебельный, но и глазеть в окно участковому было некогда.
Визуально оценив уровень воды в прозрачном электрическом чайнике и посчитав его достаточным для кружечки растворимого кофе, Сергей Анатольевич щелкнул рычажком, после чего вышел из кабинета и, пройдя буквально пару шагов, оказался в туалетной комнате. Стоя перед зеркалом, Кошкин пару раз погладил себя против шерсти, запустив пятерню в темно-каштановую шевелюру, и, убедившись, что между пальцами отсутствуют выпавшие волоски, довольный поправил прическу и вышел.
– Что за хрень, – плеснув воды в кружку, на дне которой лежали коричневые гранулы и три белых кубика, Сергей Анатольевич, с недоумением заметил, что от воды, не поднимается пар, а стенка пузатого чайника холодная. Участковый вернул электроприбор на подставку и в задумчивости снова нажал маленький рычажок. – Что за хрень, Климов!
Сержант мгновенно отреагировал на вызов и через мгновение вырос в дверном проеме.
– Ты чайник сломал мой? Что он не работает? – дергая вверх-вниз рычажок, вопрошал участковый. – Огонек почему не горит, раньше ведь горел.
– Горел, – кивнул сержант.
– Я знаю, что горел, я спрашиваю, почему не горит.
– Может быть, розетка?
– Может быть без вопросов, взял ноги в руки, чайник в зубы и давай, соображай.
Схватив чайник и подставку, Климов удалился также поспешно, как и появился несколько секунд назад.
– Ну-ка глянем, что у нас в телевизоре, – присаживаясь на потрепанный диван, промурлыкал под нос участковый, и взял в руку пульт.
Пульт не реагировал, и ни физическая сила, ни лексическая мощь Сергея Анатольевича не могли заставить его работать.
– Твою мать, Климов!
Сержант вновь не заставил себя ждать.
– Что с телеком?
Глядя на безжизненный экран, Климов пожал плечами, – может быть, света нет?
– Ты что, Гамлета репетируешь? Может быть, а может не быть. Тьфу, черт, все самому, как всегда делать!
Говоря, что все и всегда он делает сам, Кошкин лукавил. Все вопросы, где присутствие участкового не было необходимостью, решал исполнительный Климов, прослушав предварительно подробную инструкцию начальника, примерно треть из которой, составляла матерная брань, а другие две трети дублировались между собой. У Кошкина было своего рода шестое чувство, свойственное всем хорошим начальникам, ведь он знал не только, когда можно пить, а когда нельзя, но и, когда и где ему нужно работать, а на что можно не тратить ни силы, ни нервные клетки.
Первым делом, Климов открыл распределительный щиток, и проверил автоматы. Автоматы работали. После этого сержант щелкнул выключателем, но свет не загорелся. Не нужно быть великим сыщиком, чтобы резюмировать: света не было во всем здании.
– Во всем здании света нет.
Участковый недобрым словом помянул чью-то маму и вышел на улицу.
– Так, провода вроде не срезали, – подняв голову и обойдя здание, заметил Сергей Анатольевич. – Видишь забор под мостом? – кивнул в сторону участковый, указывая на мост, до которого было добрых двести, а то и двести пятьдесят метров.
– Так точно.
– Там, значится, трансформаторная станция, только внутрь не влезай, посмотри, она к магистрали общей подключена, или опять кто-то провода спер? Если все нормально, лезь на мост. На мосту рабочие, у них спроси, почему света нет. Понял меня? Значит, смотришь провода, если они на месте – пулей к рабочим.
Сержант козырнул и трусцой заспешил в указанном направлении. Провожая взглядом подчиненного, Сергей Анатольевич достал сигарету и закурил. Перекур вдвойне приятней, когда можешь безмятежно наблюдать, как другие работают. Климов становился все меньше и меньше. Было тихо, и до чутких ушей Кошкина долетел шелест железнодорожной насыпи – это сержант с асфальта перешел на гравий. По расчетам участкового, сержанту до подстанции оставалось недалеко. Не прошло и минуты, как шелест гравия вновь долетел до чуткого слуха Сергея Анатольевича. Звук выходил громче и чаще, чем предыдущий. Вскоре к звуку шагов присоединился и голос бегущего Климова. Если к мосту сержант бежал трусцой, то обратно он перешел на галоп, размахивая одной рукой, а другой придерживая слетающую от скорости кепку.
– Что за хрень, – удивился участковый неожиданной сигнализации своего подопечного и крикнул, – Климов! Что такое?
– Там, там, человек на проводах! – отозвался задыхающийся сержант, не сбавляя шагу.
Кошкин нахмурил брови и побежал навстречу.
– Что? Какой человек? – поравнявшись с остановившимся Климовым, недоумевал Кошкин.
Сержант стоял нагнувшись, уперев ладони в колени и тяжело дышал.
– Там человек в проводах. Висит.
– Да еб…– только и сказал, участковый и побежал к подстанции. Вдохнув поглубже, Климов засеменил следом.
В проводах, ведущих от трансформаторной будки к общей электрической магистрали, висела девушка. Тело погибшей застыло в форме распятья. Под тяжестью раскинутых рук провода едва прогнулись, а два кабеля, протянувшихся между ногами, провисли до самого ограждения, увенчанного колючей проволокой. Девушка висела спиной к мосту, голова безжизненно опустилась на грудь, скрывая лицо в тени.
– Ничего не трогай, – Кошкин остановил помощника, вытянув как шлагбаум правую руку. – Чувствую, неделя будет долгой, – с тоской добавил Сергей Анатольевич.
Первым делом Кошкин связался с местным отделением полиции, в чье ведомство входил его участок и, сообщив дежурному что да как, попросил прислать следователя Борисова и криминалиста Шилова соответственно. Со следователем и криминалистом у Кошкина наладились дружеские отношения. Во время совместной работы, выполняемой прошлой осенью, каждый из полицейских показал свои лучшие человеческие и профессиональные качества.
Едва Кошкин успел положить трубку, как телефон зазвонил вновь.
– Да, нет на месте? Твою мать, понял, сам наберу. Да, труповозов потом вызовем. Что почему? Да её еще снять надо, епта, я же сказал, сначала электриков пришли из ЖЭКа или вокзальных, я что ли полезу туда, как обезьяна? – Второй разговор с дежурным огорчил Кошкина тем, что ни следователя, ни криминалиста не месте не оказалось, и Сергею Анатольевичу пришлось звонить им самостоятельно.
Пока участковый решал организационные вопросы, сержант разматывал красно-белую ленту, огораживал место происшествия. От станции отошла электричка, и загудев, отправилась в сторону столицы. Навстречу ей громыхал груженый товарный состав. Разминувшись с электричкой, товарняк застучал по рельсам, заполнив пространство под мостом железным топотом.
Из-под козырька Климов изредка кидал косые взгляды на висевшую женщин, но быстро отворачивался. Зрелище было неприятным и по своему особенным. Тела погибших, с которыми помощнику Кошкина приходилось иметь дело до этого были вполне себе рядовыми, лежащими на земле, рельсах или полу, здесь же, тело висело над тобой, раскинув, как крылья, черные костлявые руки. Убегающие провода, пронизывали фигуру, от чего та напоминала марионетку, скучающую без дела, но способную в любой момент ожить в руках кукловода.
В другом конце моста слышалась ругань дорожных рабочих, а в нескольких метрах над головой сержанта, по полотну черного свежеуложенного асфальта, медленно проезжали среди железобетонных ограждений автомобили. Ближайшая к подстанции сторона моста на время ремонта была перекрыта для пешеходов, и люди были вынуждены либо идти по другой стороне, а после переходить дорогу, либо идти в обход и переходить пути через подземный переход, расположенный недалеко от опорного пункта участкового. Но таким путем пользовались редко.
Будучи сотрудником полиции, Климов не мог не размышлять над своей версией произошедшего. Плох тот сержант, который не мечтает стать офицером. По предварительной оценке Климова, дело обстояло следующим образом: женщина вечером шла по мосту и упала, угодив точно на распределительные линии трансформаторной будки. Сержант знал, что через несколько часов будут известны результаты вскрытия и тогда можно будет говорить о деталях и подробностях произошедшего, а если повезет, то и о причинах. Помощник участкового поднял голову к мосту и задумался, представив полет несчастной девушки. Упади она чуть ближе к середине моста, её бы точно заметили из окна электрички, а если бы она упала наоборот, раньше, то нашли бы ее очень нескоро. Разве что какому-нибудь обходчику приспичило бы заглянуть за трансформатор, или стая пирующих бродячих собак привлекла бы внимание.
– Еле дозвонился, сейчас приедут, – ковыляя, еще издали крикнул участковый, – ты уже пол часа с этой лентой возишься, что так долго?
Сержант повернулся на голос, кивнул и продолжил, не спеша закреплять ленту. Подойдя, Кошкин достал из кармана пачку сигарет, но, взглянув на тело, убрал и поморщился. Что-то неприятно кольнуло его в висок. Не прошло и десяти минут, в течении которых участковый с помощником охраняли и без того пустынное место происшествия, как из-под станции, из подземного перехода показались две фигуры. Левая фигура, та что повыше, слегка прихрамывала, правая – широкая, шла, в свою очередь, вполне уверенно, непринужденно и даже с щегольством. Хромающая фигура принадлежала криминалисту Шилову, лишившемуся последних остатков кожи в тех местах, где ему терли новые туфли. Правая фигура, соответственно, принадлежала следователю Борисову. Стоит заметить, что веселость следователя была не напускной, а вполне искренней. Во-первых, Борисов уже по звонку Кошкина догадался, что их с напарником ожидает нечто необычное, а во-вторых, Евгений Иванович с недавних пор изменил свое отношение к жизни, взяв курс на оптимистичный фатализм и старался ко всему относиться если не с юмором, то, по возможности, с иронией, при этом не перегибая палку, дабы не задеть чьих-либо чувств. Подобный жизненный курс, следователь взял после недавних похорон, в конце марта умерла его крестная мать. Женщина была близким другом семьи Борисова и не имела своих детей. О произошедшем узнали спустя несколько дней, взломали квартиру и обнаружили остывшее тело. С уходом крестной Евгений решил, что теперь на небесах у него есть свой человек, и не просто родственник, а некто ответственный за душу, в которую, впрочем, Борисов, особенно не верил. Порядочно напившись, Евгений решил меньше заморачиваться о жизненных трудностях. Финал будет один – деревянный ящик с червяками или кучка пепла. Борисов не боялся червей, но предпочел бы кремацию.
– Сергей Анатольевич, рад приветствовать вас, – протягивая руку понурому участковому поздоровался Борисов. Криминалист молча последовал его примеру.
– А я-то как рад, не нарадуюсь сегодня, – саркастически огрызнулся Кошкин, – время десять утра, а на участке уже труп дожидается.
– Тю, Сергей Анатольевич, вы будете смеяться, но мне сегодня в начале десятого предложили раскопать свежую могилу, так что, ой ё… – подойдя поближе к висевшей девушке прервался Борисов, – так что, что.
– Что? – спросил Кошкин, оборвавшего на полу слове следователя.
– Вот это птичка на проводе, ну и ну. Мы-то шли c Геной, гадали, зачем вы трансформатор лентами украшаете, а тут на тебе.
Шилов достал фотоаппарат и несколько раз щелкнул, поймав в объектив погибшую, провода и подстанцию, после чего отошел и сделал крупный план с мостом и будкой.
– Вы на мосту были, смотрели?
– Да никуда мы не ходили. Я с телефона не слезаю, вас жду.
– Ну и ладно. Ген, пойдем, посмотрим. Пару снимков надо сделать и следы поискать, не у кого ведь нет сомнений, что она летела с моста?
Кошкин отрицательно покачал головой.
– Отлично, – озираясь по сторонам сказал Борисов, – где тут у вас подъем?
– Там, – кивнул под мост участковый, – с другой стороны моста.
Шурша по железнодорожному щебню трое полицейских вошли в тень моста. Мимо, в сторону Москвы, вновь пролетела электричка. Температура воздуха начинала расти, и многие окна в вагонах были опущены. Между дверей в одном из тамбуров кто-то засунул пустую бутылку и курил в образовавшуюся щель.
– Я думаю, мы теперь не скоро к Меньшиковой попадем, – скептически пробормотал Борисов, выпуская тонкую струйку дыма от только что прикуренной сигареты.
– Это точно, – ответил криминалист, оглянувшись в сторону трансформаторной будки и едва не споткнувшись на вынырнувшей из-под щебенки шпале.
– Вы о чем сейчас?
– Да про эксгумацию, Сергей Анатольевич. Про эксгумацию господина Меньшикова Михаила Ефимовича.
– Что-то знакомое. Давно закопали?
– Неделю назад. Местный миллионер, ты не знаешь, что ли?
– Слышал. Хорошо, что у меня на участке миллионеров нет. Зачем ты его выкопать хочешь, Жень?
– Потому, что мне делать больше нечего, и я люблю на майские эксгумировать миллионеров. Дачи-то у меня нет.
– Хах. Ну, а если серьезно.
– Анатольевич, на хрен он мне сдался. Это все дочка его. Пришла, навела шороху, а потом наш дорогой друг, – кивнул на Шилова следователь, – окончательно выбил меня из душевного равновесия.
– Совесть поимей, Жень, если бы не я, ты бы и не вспомнил, кто такой Меньшиков и что это за семейка, – возмутился криминалист.
– Да я шучу, Ген, успокойся. Спасибо, что напомнил мне про сына-наркомана, которого, к слову, дочь покойного и подозревает, – закончил рассказ Борисов, подойдя к предполагаемому месту падения девушки.
Протиснувшись между железобетонными блоками, служившими ограждением, следователь посмотрел вниз и весело помахал рукой сержанту.
– Климов!
Помощник участкового оглянулся по сторонам, и лишь затем поднял голову вверх, щурясь и прикрывая глаза от высоко стоящего солнца. Следом за Борисовым к краю пролезли Кошкин и Шилов с приготовленным фотоаппаратом. Все время, пока полицейские были на мосту, по единственной доступной для движения в центр полосе не прекращаясь лился поток автомобилей. Две встречные полосы были загружены меньше.
– Мда, ну допустим, она, как и мы с вами, прошла между блоками и упала, оставив господина Кошкина без света, чая и телевизора, – встав на блок начал рассуждать Борисов, – в таком случае резонный вопрос, зачем она это сделала?
– Будем надеяться, что на этот вопрос нам ответит вскрытие, – присев у края моста, сказал Шилов. – Странно, что рядом не видно никакой сумочки, неужели она так и шла ночью в майке и без вещей.
– Сергей Анатольевич, надо её как-то снять с этих проводов.
– Охренеть. Я что, крокодил Гена, чтобы в трансформаторную будку лезть? Я вашему дежурному сказал, что надо электриков каких-нибудь прислать.
– Ладно, стоит для начала с рабочими поговорить. На каждой стройке должен быть сторож. Может, видел что-нибудь, – предложил Шилов.
Предложение криминалиста было встречено немым согласием и, петляя между блоками ограждения, трое мужчин отправились на другую сторону моста. Проезжающие водители не обращали внимания на пешеходов, один из которых, участковый, был в полицейской форме, а двое других в штатском. Шилов и не заметил, как стал больше хромать. Несмотря на то, что опухшая нога заняла максимально щадящее положение, мозоли горели, и в носке чувствовалась какая-то сырость. От одной мысли, что это может быть кровь, криминалиста поморщился.
– Сергей Анатольевич, пластыря нет?
– Я всегда с собой беру, – шутливо пропел участковый.
– Серьезно. В аптечке, может быть. Я уже эту ногу просто отрезать готов, или ботинки выкинуть.
– Да, Ген, это трудный и неочевидный выбор: ноги или ботинки. Ладно, сейчас будет тебе пластырь. – С этими словами Кошкин достал из кармана сотовый телефон и позвонил Климову с приказанием, больше напоминавшим просьбу, сбегать в участок, найти в аптечке пластырь и как можно скорее принести его на другую сторону моста, где идут ремонтные работы.
– Вон как побежал, – указывая на удаляющуюся фигурку сержанта, усмехнулся Борисов.
На другой стороне моста, помимо бетонных блоков было установлено железное ограждение с красными сигнальными лампами. За ограждением мелькали рабочие, стучали отбойные молотки, тарахтели трамбовщики. Повсюду поднималась пыль и пар от горячего асфальта. Отодвинув в сторону одну из секций железного ограждения, следователь без труда оказался в зоне, где кипели работы. Замыкающий Кошкин притворил импровизированную калитку.
Появление посторонних не вызвало у рабочих никакого недоумения, мало ли кто приехал, начальство менялось постоянно. Отрезая кусочек от финансового пирожка, очередной управляющий скрывался в неизвестном направлении, усложняя и без того нелегкую трудовую жизнь. Только участковый притягивал редкие любопытные взгляды. Не раз ходили слухи, что некоторые из рабочих, чью зарплату сильно задерживали, начали воровать и сбывать инструмент, а также другое казенное имущество, но за руку еще никто пойман не был. По пути к единственному вагончику, обклеенному объявлениями и плакатами, следователю удалось насчитать не более десятка работников.
Поднявшись на маленькое крылечко с навесом, Борисов настойчиво постучал в дверь. На пороге возник мужчина небольшого роста в новенькой белой каске и чистой, сильно контрастирующей с засаленными рабочими робами, форменной одежде с логотипом РЖД.
– Да, добрый день, – пропел невысокий мужчина, окидывая взглядом компанию, собравшуюся на небольшом крыльце.
– Добрейший, – смерив взглядом мужчину, хмыкнул следователь, – мы из полиции.
Несмотря на появление участкового и возникшие в связи с этим догадки опрятного мужчины из вагончика, заявление следователя его неприятно кольнуло. Мужчина осторожно сделал шаг назад, жестом приглашая гостей зайти.
Внутри вагончика помещались большой стол, заваленный чертежами и папками, столик с компьютером, кресло, несколько обшарпанных стульев, вешалка. Вдоль стен высились шкафы, на потолке гудели лампы дневного света. В углу прятался диван. Заваленный бумагами еще пуще, чем стол, его сразу даже не было заметно. На стенах висели покосившиеся плакаты со свернувшимися краями, некогда держащимися с помощью булавок или скотча. Какие-то чертежи валялись и на полу. Вся бытовка напоминала переполненный шредер, готовый в любой момент лопнуть от переизбытка скопившейся бумаги. На фоне этого беспорядка опрятный гражданин в блестящей каске казался лишним, посторонним и еще более внезапным гостем, чем сотрудники полиции.
– Вы, простите, кто будете? – оглядевшись по сторонам спросил Борисов.
– Зайцев Иван Иванович, заместитель начальника бригады, – сняв каску, словно это была шляпа, представился невысокий мужчина.
– Так, а начальник ваш где?
– Сергей Семенович будет позже. Он сегодня в управлении, – слегка задумавшись ответил Зайцев.
– Иван Иванович, скажите пожалуйста, вы со скольких начинаете работать?
– С половины восьмого, иногда позже. В шесть часов поезд из Твери, у нас там общежитие и начальство областное.
– Как охраняется ваша стройка в ночное время?
– Да, как, – замешкался Иван Иванович, – по регламенту. Все чин чинарем.
– Вы могли бы пригласить охранника?
– Понимаете, к вам как удобно обращаться?
– Следователь Борисов, – не вынимая удостоверения представился Евгений.
– Понимаете, – вновь начал Зайцев, – охранник у нас заболел. Вчера. Должны были нового сегодня прислать, вот ждем.
Зайцев врал, но стоит отдать ему должное врал без робкого стеснения, а как настоящий служака, готовый городить любую околесицу, лишь бы не подставляться. Иван Иванович если не знал, то догадывался, что никакого больного охранника, которого и в помине не было на стройке, вряд ли кто-то будет искать. Стоит лишь дать намек на отсутствие охраны и возможность воровства, случаи которого доселе тщательно скрывались, и тогда уж хлопот не оберешься.
– Заболел? Вчера? – переспросил Борисов, чувствуя неладное в предыдущем ответе.
– Да, но к счастью к вечеру. А так мы без охраны никогда не работаем, режимный объект.
– Вы понимаете кого вы пытаетесь обмануть? – вкрадчиво спросил следователь. Криминалист и участковый продолжали стоять молча, причем Кошкин безжалостно сверлил взглядом начинающего нервничать Зайцева.
– Я? Да боже упаси. Честное слово, был вчера охранник, и у нас все на месте, ничего не пропало, каждая шайба на балансе! – От волнения, на лбу мужчины мелкими капельками выступил пот. Иван Иванович положил руку на грудь и продолжил, схватив со стола верхнюю папку, – вот же. Вот! Инвентаризация. Неделю назад подписывали, тут и акты у меня все подколоты.
– Какие к черту акты, вас не об этом спрашивают, – рявкнул Кошкин. От неожиданности Зайцев едва не выронил папку. – Нам плевать, что у вас тут на балансе, есть здесь кто-нибудь в ночное время или нет? Отвечайте.
– Сегодня ночью, – Зайцев сделал особое ударение на слове «сегодня», – на объекте никого не было.
– Твою мать, – одними губами произнес участковый, Борисов, в свою очередь, произнес ту же фразу в слух, при этом удлинив её на две буквы.
– Иван Иванович, – как всегда в роли доброго полицейского подключился к разговору Шилов, – вас никто ни в чем не хочет уличить или обвинить.
– У меня все акты, – невпопад ляпнул Зайцев, не зная на кого ему смотреть.
– Не волнуйтесь, Иван Иванович, дело вот в чем. Может нам присесть? – предложил криминалист, подав пример и опустившись на ближайший стул.
Зайцев сделал пару шагов назад, наткнулся на кресло и не оборачиваясь сел на самый край, продолжая сжимать в руках папку.
– На другой стороне моста, где блочное ограждение, сегодня ночью произошел неприятный инцидент, и мы с коллегами, ищем возможных свидетелей произошедшего, вот и все.
– Вы понимаете, – вновь зашуршал бумагами Зайцев, – у нас все согласно регламенту. Охранник есть, но, понимаете, вчера он заболел. Мы и в управление звонили, нам обещали…
– Иван Иванович, вы курите? – неожиданно спросил Борисов.
– Да, то есть нет, бросил, – автоматически соврал ни разу не куривший Зайцев.
– Пройдемте с нами, – поднявшись из-за большого стола, следователь подошел к двери. Зайцев осторожно привстал и заметив, как другие посетители повторяют действия следователя, вышел за мужчинами на улицу. Полицейские шли не оборачиваясь, осторожно обходя свежий, еще не остывший асфальт. Забыв каску, но прихватив переполненную архивную папку, за ними, не разбирая дороги короткими, но частыми шажками поторапливался Иван Иванович, провожаемый взглядами озадаченных рабочих.
– О, гляди. Косого взяли. А я говорил, что это через него все денежки наши крутятся, – кивнув напарнику в сторону удаляющегося начальника, тихо заметил один из трамбовщиков.
– Да какой там. Это все плотва, как ты да я, а денежки наши выше крутят, – оттопырив вверх грязный указательный палец, со знанием дела ответил второй трамбовщик.
Между тем, образовавшийся квартет из трех полицейских и заместителя начальника строительной бригады, покинул строительную площадку и двигался по мосту к месту, где предположительно ночью упала сама, или с чьей-то помощью, несчастная девушка. Мужчины шли молча, полицейские ничего не говорили Зайцеву, а сам спрашивать он не хотел, мысленно подбирая отговорки к возможным вопросам. Через несколько минут полицейские остановились у края моста, а с ними и Иван Иванович не сразу сообразивший, в чем может быть дело.
– Пойдите сюда, не бойтесь, – встав у края, Борисов поманил рукой Зайцева.
