Kitabı oku: «Христианум Империум, или Ариэля больше нет. Том III», sayfa 3
– Быть не может, – выпалил Северин.
– Когда-то я был здесь в гостях у пресвитера. Впрочем, это было в другой жизни, – голос императора неожиданно стал скрипучим. – Над могилой, значит, поставили часовню…
– А я слышал, что пресвитер Иоанн не умер.
– Его никто не видел мёртвым. Он велел выкопать могилу и лёг в неё, приказав вернуться поутру, но утром его в могиле уже не было, ни живого, ни мёртвого. Он ушёл, а куда мы не знаем. Может быть, сразу к Богу, а может быть ещё и нет.
– Кем же был пресвитер Иоанн на самом деле?
– Неизвестно. Впрочем, известно главное. Он был другом Божьим. Великим правителем и великим святым. Он обладал неземной мудростью. Многого он людям не говорил, потому что человеческое сознание не может вместить того, что было понятно ему.
– Есть мнение, что это был сам апостол Иоанн.
– Возможно. Но гадать об этом бессмысленно. Мы всё узнаем. Только не в этой жизни.
Император, принц, Северин и Николаус зашли в часовню. Здесь висело только три иконы: Господа, Богородицы и апостола Иоанна. Лики были чудесны, они казались совершенно неземными. Каждый здесь чувствовал, наверное, что-то своё, впрочем, сейчас никто из них не готов был это обсуждать. Покинув часовню, они прошли в хижину, где вдоль стола из грубых досок стояли такие же дощатые лавки. Император и Эрлеберт сели по одну сторону, Северин и Ник по другую. Принесли обед – по куску жареного мяса с рисом и кувшин апельсинового сока. Некоторое время ели молча, потом император спросил:
– Питанием довольны?
– Да куда уж лучше, – улыбнулся Северин. – Мы с отцом видели мясо на своём столе только по воскресеньям, а здесь оно – каждый непостный день. И свежевыжатый сок – это ведь роскошь. Обычно мы пили воду, а соком отец баловал меня только по большим праздникам.
– Я хотел дать вам всё самое лучшее, но, похоже, не всем сумел угодить, – рассмеялся император. – А как бы ты питался, Северин, если бы это зависело от тебя?
– Наверное, получше, чем мы с отцом, но поскромнее, чем здесь. Не к чему себя разбаловывать.
– Разумно, – улыбнулся император. – А ты, Николаус, о чём мечтаешь?
– Стать лучшим в мире мастером по тканям, – немного патетически выпалил Ник.
– Обязательно самым лучшим? Разве недостаточно стать просто мастером?
– Мастер должен стремиться к совершенству. Хотя, конечно, как получится. Я хочу совершить революцию в производстве тканей.
– Что ты понимаешь под революцией?
– Качественный рывок. Ткани в империи – так себе. Они должны быть лучше, это реально. Но в производстве надо многое перестроить. У меня есть мысли, как именно.
– Я могу что-то для тебя сделать?
– Ваше величество, охладите немного материнский пыл Тристана. Я ему говорю, что изучил теорию вдоль и поперёк, мне пора на производство. А он мне: «Ник, ведь тебе же всего 12 лет, подожди ещё пару лет, мир машин – очень суровый мир, рано тебе ещё туда». Я очень благодарен ему за заботу, но так обидно терять два года…
– Ты хочешь получить место подмастерья на ткацком производстве?
– Ну что вы, какой из меня подмастерье. Мне бы хоть место уборщика, чтобы для начала на производстве осмотреться. Вот только хорошо бы производство было большим, чтобы там было чему научится.
– Чем больше производство, тем меньше там внимания к отдельному человеку. И жить придётся в общежитии ткачей, в комнате, где человек двадцать спят на циновках. И это после дворца. Ты готов ко всему этому?
– Конечно будет тяжело, но ведь другого пути нет.
– Быть по сему. Вы удивительные парни. Один просит императора устроить его на производство уборщиком, чтобы переселиться в барак. Другого роскошь тяготит, и его я тоже пообещал устроить уборщиком – помоет он полы в ордерсбурге. Боюсь вас перехвалить, ребята, но надеюсь, что вы и есть будущее нашей империи. А вот хотел ещё спросить тебя, Николаус, какая ткань самая лучшая?
– Самая лучшая ткань та, которая… самая лучшая. По качеству. Хлопок не хуже шёлка, и лён не хуже парчи. Они равны по достоинству, просто у каждой своё назначение и применение, главное, чтобы они были добротными.
– Кажется, я попал в школу юных мудрецов, – покачал головой император. – Северин, Николаус сейчас что-то сказал тебе о рыцарстве?
– Конечно, ваше величество. Я понял.
– Ну что, друзья, прощайтесь со дворцом. Эрлеберт через неделю отправится в орденсбург, и Северин вместе с ним. Орденсбургов в империи несколько, для вас, ребята, я выбрал самый страшный. Все орденсбурги подчиняются мессиру Марку, а этим он руководит лично, в нём и живёт. Марк – очень добрый, но у вас не будет ни малейшей возможности в этом убедиться. Внешне это очень суровый, сухой и совершенно несентиментальный человек. Даже я, если расчувствуюсь, могу кому-то вытереть слезу, Марк – не станет. Легче было бы попасть под железную пяту Стратоника, чем угодить в лапы Марка. Со Стратоником хоть посмеяться можно, а с Марком никогда не будет смешно, он на много лет вперёд сотрёт с ваших лиц улыбки. Но, ребята, прошу понять сразу: школа Марка не просто ценная, она драгоценная. Это и есть элитное воспитание, то есть воспитание правящей элиты. Очень рад, дорогой Ник, что и ты выбрал для себя элитное воспитание. Когда тебе по двадцать раз на дню будут давать понять, что ты никто и ничто и зовут тебя никак, когда тебе будут постоянно намекать, что ты стоишь не дороже той грязи, которую выметаешь, вот тогда и станет понятно, кто ты есть на самом деле и чего ты стоишь. Вы пробьётесь, ребята, обязательно пробьётесь, иначе ничто не имеет смысла.
Глава IV, в которой император
вспоминает время после победы
К императору на приём напросился какой-то непонятный молодой человек. Император решил его принять, потому что в таких случаях, отказав во встрече, можно было что-то упустить. Первое время после победы к Дагоберту на приём ломились толпы, большинству приходилось отказывать во встрече из-за банальной нехватки времени, потом этот поток иссяк, люди поняли, что большинство вопросов можно решить без императора, теперь аудиенции у него добивались немногие, принять удавалось почти всех за исключением совершенно бессмысленных случаев.
– Меня зовут Робер. Я пишу книги. Занимаюсь историей рыцарства.
– Историк? Писатель?
– Очевидно, ни то, и ни другое. Я не занимаюсь фундаментальной наукой и, хотя пишу книги, писателем себя не считаю. Делать исторические открытия и развлекать читателя интересными историями – не моя задача. Я просто что-то пытаюсь понять в этой жизни.
– Философ?
– Нет. Это предполагало бы создание собственной философской системы. Не моё. Я всего лишь пытаюсь схватить суть явления и выразить эту суть. Не знаю, каким словом это называется. Впрочем, мою книгу о рыцарстве мессир Марк одобрил, хотя и с многочисленными поправками.
– Ну уж если Марк решил не убивать тебя сразу, а сначала немного помучить, значит есть смысл уделить тебе немного времени, – улыбнулся император. – Над чем теперь бьётся твоя творческая мысль?
– Хочу написать книгу «Заря империи», рассказать, как рождалось наше государство.
– Думаешь, уже пришло время?
– Думаю, ещё не пришло. Но когда придёт, у ваших подданных уже будет моя книга, им будет легче. Впрочем, моя задача не в том, чтобы сообщить первоначальные исторические сведения, а в том, чтобы схватить суть и смысл нашей политической системы. Я неплохо знаю историю, а потому мне известно, что наша империя абсолютно уникальна, она не имеет аналогов. Как она могла появиться? В чём её суть? Вот мой главный вопрос.
– Ты не представляешь, насколько всё это сложно.
– Так в том и дело, что хочу представить.
Император некоторое время мрачно молчал, потом на его губах заиграла едва заметная улыбка, и он начал говорить:
– После битвы под Бибриком мы зашли в столицу. Орден маршировал в стройных шеренгах. А впереди – император. Пешком. Картина была историческая и, безусловно, не лишённая величия. Но кто бы знал, как у меня тогда нутро холодело. Я приказал Стратонику расквартировать Орден, а сам в сопровождении нескольких сержантов отправился в свой маленький домик, где жил во времена пресвитера. Здесь всё оказалось не так уж сильно загажено, в моём даже, похоже, жил какой-то рыцарь, служивший драконам, в основном всё оставалось, как при мне. Сержанты вышвыряли чужие вещи, всё вымыли, раздобыли для меня комплект чистого постельного белья, принесли воды и хлеба и встали у дверей на страже. Я остался один.
Знаешь, чего мне тогда больше всего хотелось? Замуровать свой дом изнутри и больше никогда из него не выходить. Главным моим чувством тогда была страшная, тотальная растерянность. Понимание того, что на огромных бескрайних территориях всё теперь зависит от меня, было чудовищным. На утро я пригласил к себе всех лидеров белого движения. Мы должны были приступить к управлению империей, а у меня на сей счёт не было ни единой мысли, точнее – лишь некоторые обрывочные представления, которые никак не складывались в общую систему. Был ещё только вечер, но я так устал, что решил сразу лечь спать, а думать уже вместе с друзьями по утру. Но я не мог уснуть, обрывки мыслей шквалом проносились в моём сознании, цепляясь друг за друга, но никак не сочетались, оставаясь в противоречиях. В голове мелькали имена соратников в сочетании с возможными должностями, всё это тоже никак ни во что не складывалось.
Тогда я хотел только одного – уснуть. Не считал нужным пока ни о чём думать. Но мыслительный процесс во мне совершался помимо моей воли. Дагоберт не давал Ариэлю спать. Я лежал на спине и буравил потолок глазами. Это была, наверное, самая страшная ночь в моей жизни. Забылся сном лишь на пару часов перед рассветом, встал мрачнее тучи, совершенно разбитый, пожевал хлеба с водой. Но мне уже было, что сказать соратником, которые вскоре подтянулись.
***
– Тесновато тут у вас, ваше величество, – улыбнулся Стратоник. – Да и присесть не на что.
– Даже об этом не подумал, – сокрушённо покачал головой император. – Прикажите сержантам сбегать к соседям за стульями.
– Пусть ещё мяса где-нибудь раздобудут, а то посадили императора на хлеб и воду.
– Итак, господа, – император встал с кровати, и все в комнате стояли, не смотря на наличие одного стула, – С Божьей помощью начнём. Сегодня мы должны провозгласить создание христианской империи. Это надо сделать в главном храме Бибрика сразу после литургии. Пока никаких манифестов, просто провозгласить и всё. Поручаю это Стратонику, как магистру Белого Ордена. Второе. Объявляю в империи военное положение. Сие означает, что власть временно находиться в руках Ордена. Пока не приведём страну в чувство, править будут военные.
– Да ведь мы ещё и военную победу не окончательно одержали, во всяком случае, нельзя быть в это уверенным, – вставил Стратоник. – В стране могут оставаться ещё довольно крупные боевые подразделения драконидов, некоторые из них не захотят сложить оружие, особенно чёрные. Страну надо сначала зачистить.
– Всё так, и это одна из причин объявления военного положения. Зачистив страну от остатков армии драконидов, Орден примет на себя полицейские функции, опять же временно. Сейчас разбойники расплодятся так, что мы ахнем, и ничего, кроме Ордена, мы не сможем им противопоставить. У нас пока вообще ничего, кроме Ордена, нет. Все функции гражданского управления временно возлагаются на военных. Следить за порядком, распределять продовольствие, решать все спорные вопросы будут рыцари.
– А с боевыми подразделениями не принадлежащими к Ордену что делать? – спросил Марк. – У нас тысяч двадцать ополченцев, целая солдатская армия. В прежнем царстве все военные объединялись в Орден, солдатской армии никогда не было. А в империи она будет?
– Ты сам как считаешь, это надо?
– Жалко было бы их распускать. И растворять в Ордене не хотелось бы. Была мысль сформировать на базе ополченцев подразделения городской стражи, но и это означает их потерять. Наши солдатские полки уникальны. По сравнению с рыцарскими подразделениями они кажутся слабже, но одновременно имеют перед ними некоторые преимущества. Там дисциплина основана на других принципах. Крепкая солдатская рота во главе с офицером как бы сливается в единый организм, к чему рыцари совершенно не способны, у них другая психология.
– Давай так. В течение года ополчение не распускается. За год ты либо делаешь из них то, что надо сохранить, либо отпускаешь по домам. Но к власти солдатские полки отношения не имеют. Империей правит именно Орден, а не армия вообще.
– А как с пополнениями?
– В течение года никаких пополнений. Власть в руках у победителей. Включая тех красных, которые перешли на нашу сторону в последнем бою. Но теперь двери в Орден временно закрыты. Те, кто до последнего сражался против нас, получат амнистию, но права служить в Ордене не получат. Кстати, покидать службу в течение года тоже запрещаю.
– Я пока не очень понимаю, как Орден будет управлять огромной страной, – развёл руками Стратоник.
– Нам надо провести административное деление страны. Царство пресвитера делилось очень разномастно и нестройно. Тут королевство, там графство, здесь герцогство. Даже не знаю, сколько их там было, но явно больше, чем надо. Мы разобьём империю на 10 графств во главе которых поставим десять графов. Это не будет аристократия в прежнем смысле, скорее имперские чиновники, а из них мы постепенно создадим новую имперскую аристократию. Впрочем, до этого нам далеко, как до звёзд. Пока делаем следующее. В Ордене у нас сейчас около ста тысяч человек. Разбиваем Орден на десять корпусов. Во главе каждого ставим командора, обладающего безупречной честностью и выраженными управленческими способностями. К выбору этих десяти командоров прошу отнестись предельно ответственно. Делим империю на десять графств и в каждое отправляем по корпусу. Командор корпуса на территории графства отвечает за всё. Так будет осуществляться власть Ордена над империей в период военного положения. Одновременно с этим мы создаём органы гражданского управления. Это будет делать Перегрин, которого я назначаю канцлером империи.
– За какой из моих грехов, ваше величество? – сморщился Перегрин.
– За все сразу. Включая ещё не совершённые, – жёстко ответил император. – Убить тебя не проси. Кто бы меня убил.
– Я исполню вашу волю, государь, но если я считаю себя непригодным к роли канцлера, то я не могу об этом промолчать. Если, к примеру, Стратоник – магистр Ордена, так это ни у кого не вызывает сомнений, включая его самого. И то, что вы – император, не вами и не нами придумано. А я кто? Немного лекарь, немного рыцарь, слегка разведчик, да ещё кое-какие книжки читал. Где тут канцлер?
– Перегрин, ты то, чего не бывает. Именно такой канцлер мне и нужен. Не могу тебе это объяснить. Просто делай то, что я приказываю.
– Если это будет угодно Господу, ваше величество. Но что я должен делать, пока страной управляет Орден?
– Создавать правительство. Первым делом ты должен подобрать таких министров, которые будут отвечать за определённые стороны жизни. Самый важный для нас – министр сельского хозяйства. Потом – министр ремёсел. Нужен министр образования. Может быть – министр торговли. А дальше – ты мне расскажешь. Проанализируй все стороны жизни государства, разработай структуру правительства и представь мне на утверждение. Потом ищи кандидатов в министры. Каждую кандидатуру мы с тобой обсудим. Работу министерств понемногу начнём запускать ещё в период военного положения.
– И мои министры первым делом перегрызутся с командорами Стратоника.
– Обязательно перегрызутся. Даже не сомневайся. Но мы на то и власть, чтобы разгребать всё это дерьмо. Всё надо делать очень быстро, но чрезвычайно осторожно, продуманно. Лучше потратить лишний день на проработку решения, чем потом тратить месяц на исправление ошибки. Не говоря уже о том, что последствия ошибок могут быть необратимы. Сам скажи, какую задачу ты считаешь самой срочной, первоочередной?
– Надо наладить денежное обращение.
– В царстве пресвитера денег не было. Деньги ввели драконы. Ты считаешь, что мы должны пойти по пути драконов?
– Если драконы дышали воздухом, так это не значит, что мы теперь воздухом дышать не должны. В том, что касается введения денег, драконы исходили из реальности, которая и для нас остаётся реальностью. В царство пресвитера нет возврата, потому что люди стали другими, точнее – такими, какие они есть на самом деле. Без денежного оборота они не смогут отрегулировать свои экономические отношения.
– Вот видите, господа, перед нами готовый канцлер. Ну не совсем, конечно, готовый, но о лучшей заготовке я и не мечтал. Ищи золото, Перегрин, чекань монету.
– Как должна выглядеть наша монета?
– В центре – крест. По краю надпись: «Христианум империум», – император сказал это так быстро, что, кажется, он уже думал об этом.
– А на обратной стороне? Ваш профиль?
– Не надо. Это недостойно. Ни к чему людям таскать в кошельках портреты императора, да ещё на золоте. На обратной стороне можно выбить год чеканки, можно – точный вес монеты. А, может быть, эмблему Ордена – меч в терновом венце. Закажи эскизы, потом покажешь.
– Пока, ваше величество, надо допустить циркулирование драконьей монеты. Постепенно будем изымать её из оборота, и заменять на нашу, а драконью перечеканивать.
– Дело говоришь.
– Ещё надо вводить налоги. Все подданные императора должны отдавать определённый процент своих доходов в казну государству.
– Не нравится мне эта идея. При драконах ведь не было никаких налогов. В чём-то наша власть будет не мягче драконьей, это неизбежно. Но не должно так быть, чтобы наша власть стала более жестокой, чем драконья. Народ завоет.
– Народ в любом случае завоет. Народ теперь всегда будет выть, по поводу и без повода.
– Вой без повода мы будем игнорировать. Вой по поводу – анализировать. Канцлер, мы сражались за людей, за их благо. А теперь будем отнимать у них заработанные деньги?
– А на какие средства вы намерены кормить Орден? А меня, многогрешного, и других людей, которые не производят товаров, например, себя?
– Ну нам-то с тобой, может, даст кто-нибудь пожрать.
– Может и даст. Раз пять даст, а потом резонно спросит: «А почему этих двух дармоедов кормлю я, а не мой сосед?». Налог же для всех будет одинаков, то есть будет составлять одинаковый процент с дохода.
– Но как же драконы обходились без налогов?
– Драконы изначально имели некоторые ресурсы для того, чтобы всех ублажить, а потом они начали тупо грабить – без проблем и без систем.
– Вот люди и думают, что теперь-то наконец человеческая власть, а налоги они воспримут, как узаконенный системный грабёж.
– То есть рыцари всё-таки должны пойти по миру с сумой?
– Я оказался совершенно не готов к этому вопросу… А знаешь что… может быть, в местах дислокации корпусов Ордена ввести небольшой продовольственный оброк? Если у крестьянина будут брать часть продовольствия на прокормление рыцарей, он воспримет это, как нечто естественное, понимая, что иначе никак, а если просто отнимать у них деньги, которые неизвестно куда потом уходят, они воспримут это как грабёж.
– А учителя, врачи?
– Так тоже самое. Пусть люди накормят учителя, который занимается с их детьми, пусть дадут ему одежду, построят дом. Только надо постараться нагрузку распределить как можно более равномерно.
– Это будет почти невозможно.
– А вы постарайтесь. В период военного положения будет только так: продовольственный или иной товарный оброк и никаких налогов. Потом посмотрим, может быть, сделаем по-другому.
– Но в казне должны быть живые деньги, совсем без этого никак. Откуда в казне возьмётся золото?
– Так ищи золото, канцлер, ищи его день и ночь. В прежнем царстве золота было, как грязи, сейчас оно, конечно, на дороге не валяется, так ты создай имперское предприятие по добыче золота, вот оно и будет наполнять казну безо всяких налогов. Запрети добычу золота кому бы то ни было, кроме этого предприятия.
– Прекрасная мысль, ваше величество, – расцвёл Перегрин. – Мы вводим имперскую монополию на добычу золота. И других ценных металлов. И драгоценных камней.
– Ну вот! Что ещё нам надо срочно обсудить?
– Чем буду заниматься я, ваше величество? – сухо спросил Марк.
– Во-первых, ты сенешаль Ордена, то есть первый заместитель Стратоника. Во-вторых, ты создашь и возглавишь систему военного образования. В Орден пока никого не принимаем, но ведь потом придётся принимать, а кого? Рыцарей надо обучать, воспитывать, создавать. Вроде бы не первоочередная задача, но когда она станет первоочередной, начинать будет уже поздно. Тебе предстоит создать не просто корпус профессиональных военных, а новую элиту империи. Нет ничего сложнее и нет ничего важнее. В деталях я эту проблему не вижу, надеюсь на тебя.
– Всё продумаю, представлю вам на утверждение и немедленно приступлю к реализации, – обычно бесстрастный Марк едва заметно улыбнулся и кажется даже слегка порозовел.
– Вам нужна личная гвардия, ваше величество, – заметил Стратоник. – Из всего Ордена отберём лучших бойцов, сформируем пару полков, всего тысяч пять.
– Мне не нужна никакая личная гвардия, Стратоник.
– Но это обычная практика внешнего мира. Императорская гвардия – опора трона, краса империи. Служить в гвардии – мечта любого военного.
– Во внешнем мире есть много такого, чего у нас никогда не будет.
– Но хотя бы личный конвой вам нужен. Охрана. Почетный эскорт.
– Пожалуй… Знаешь что, отбери-ка мне сотню бойцов… Даже пожалуй так: 30 рыцарей и 60 сержантов. Это должны быть лучшие воины, а кроме того, особое внимание обрати на уровень интеллекта. Посоветуйся с Марком.
– Обязательно посоветуюсь. На собственный уровень интеллекта я и сам не рискнул бы положится, – иронично усмехнулся Стратоник. – Кого изволите поставить во главе гвардии?
– Думаю, Форвина.
– Хотите сразу заработать репутацию красного императора?
– Хочу заработать репутацию императора всех своих подданных, а не одних только белых героев. К тому же ведь и Форвин служил белому делу верой и правдой.
– Но служба у красных это такое пятно на репутации, которое никогда и ничем не смыть. Спора нет, Форвин храбрец и честный рыцарь. Он давно уже искупил свою вину, и я с лёгким сердцем жму ему руку. Он вернул себе право считаться нашим товарищем, но так чтобы ставить его командиром гвардии – это через край. Ваше величество, вы понимаете, что это будет один из ключевых постов в империи?
– Не думал о масштабах вопроса. Ладно, давай так. Поставлю Форвина над гвардейцами временно, не издавая указа. А через некоторое время вернусь к этому вопросу.
– Ещё вам надо переезжать во дворец пресвитера.
– Я не собираюсь переезжать во дворец.
– Ваше величество, вы не можете управлять империей из этого крохотного домика. Есть не мало других способов продемонстрировать личную скромность.
– Не забывайтесь, господин магистр.
– Простите, ваше величество, я рыцарь и со мной никогда не будет удобнее, чем было раньше. Сейчас я просто озвучиваю требование насущной необходимости.
– Так, как ты её понимаешь. Я могу понимать иначе. То, что я не буду жить во дворце – это принципиально. Разумеется, я не собираюсь вечно управлять империей из этого домика, но пару месяцев этот вопрос терпит. Чуть позже я скажу вам каким будет центр власти. Всё. Для первого раза более, чем достаточно. Идите в храм. Провозгласить создание империи поручаю Стратонику.
– А почему не канцлеру? – спросил Стратоник.
– Магистр, я сказал – всё на сегодня. Завтра утром буду на литургии, там и увидимся. А сейчас мне надо отключиться на пару часов. Ночь не спал.
***
Проснувшись через два часа и открыв глаза, он увидел перед собой жену.
– Просыпаюсь и вижу ангела, улыбнулся Ариэль. – Очевидно, это особая привилегия императора.
– Ну что вы, ваше величество, – рассмеялась Иоланда. – Я ваша половинка, а вы далеко не ангел, так что и я не могу быть ангелом.
– Как устроилась?
– Нормально. В моём домике почти всё по-прежнему, оказалось достаточно сделать уборку.
– Нам придётся некоторое время пожить врозь. Я здесь, ты у себя.
– Ну в гости-то я смогу к тебе заходить?
– Только не слишком часто, – улыбнулся Ариэль.
– Настаиваю на ежедневных визитах. Буду приносить тебе еду. Ты ел то мясо, которое принесли тебе сержанты?
– Не успел.
– И не ешь. Мясо дрянь, сплошные хрящи, к тому же оно начало портиться.
– На войне мы ели и не такую тухлятину.
– Ты не заметил, что война закончилась? Твой желудок тебе больше не принадлежит, он – собственность империи. Я провозглашаю себя главной хранительницей императорского желудка. Вот, я натушила тебе мяса с рисом и овощами, – Иоланда поставила на стол глиняный горшок. – Приказываю отобедать. Мои приказы не обсуждаются.
– Надеюсь, ты будешь единственным человеком в империи, чьи приказы я не имею права обсуждать.
– Ты будешь править империей, дорогой, а я буду править нашим домом, здесь я владычица.
– Стратоник пытается загнать меня во дворец. Ты как?
– Это совершенно необходимо?
– Да не вижу я в этом необходимости.
– Кажется, пронесло, – Иоланда картинно выдохнула.
– Надо серьёзно подумать, какой будет резиденция императора. Подумаю – обсудим. А пока надо бы и тебе тоже охрану.
– Зачем?
– Ты не понимаешь? Одними только изъявлениями верноподданнических восторгов тебя могут занять на 24 часа в сутки. Кто-то должен оградить тебя от избыточного количества желающих облобызать ручку императрицы. Потом к тебе полезет прорва людей, желающих через тебя повлиять на меня, а это ни к чему. К тому же, хоть у тебя и нет врагов, они есть у меня, а когда до меня добраться не смогут, обязательно отыграются на тебе. Ты больше не можешь жить без плотного кольца охраны.
– Но не окружать же мне себя рыцарями. Неловко, право. А знаешь что, я бы позвала Изольду с её девчонками, пусть они будут моей личной охраной.
– Хорошая мысль. Но в окружении черепов и костей императрице появляться не следует. Это я запрещаю. Мы сейчас закладываем систему символов империи, тут нет мелочей. Изольда и её соратницы – монахини, вот и пусть ходят в обычной монашеской одежде, а свои зловещие балахоны спрячут до следующей войны.
– Я поговорю с ними. Ты куда сейчас?
– Пойдём вместе по городу прогуляемся. Надо осмотреться, с простыми людьми поговорить. Для эскорта моих сержантов хватит. А потом – в храм на вечернее богослужение.
***
Император замолчал. Робер ещё некоторое время что-то продолжал записывать в свой блокнот.
– Неужели ты записал всё, что я говорил?
– Нет, конечно, мои записи очень отрывочны, это скорее опорные сигналы, по которым я потом восстановлю содержание разговора, если не дословно, то, во всяком случае, в основной сути. Моя задача сделать так, чтобы текст выглядел гораздо лучше, чем дословное воспроизведение разговора. Вы сможете в этом убедиться, когда будете читать готовый текст.
– Интересно, – улыбнулся император. – Значит, мне придётся ещё и твоим редактором поработать?
– Не моим. Своим. Вы будете редактировать собственные мысли.
– Вот это я влип.
– Ваше величество, процесс формирования новой политической модели – это не просто очень интересно. Зафиксировать этот процесс, донести его до потомков – требование насущной необходимости. Это жизненно важно. Вы влипли не сейчас, а тогда, когда взошли на трон. Уверен, вы не откажете мне ещё в нескольких беседах, каждая по несколько часов.
– Тут, похоже, уже не я решаю, – улыбнулся император.
– Да, ваше величество, тут решаете не вы. Но и не я, конечно. Перед лицом того, о чём мы говорили, меня вообще не существует.
Глава V, в которой Северин и Эрлеберт
обживаются в Орденсбурге
Орденсбург сразу поразил Северина своим суровым величием. Его душа содрогнулась, а потом запела. Мощные стены замка были сложены из дикого камня, обтёсанного ровно настолько, чтобы добиться идеальной, безупречной подгонки. Стены были столь высокими, что снизу люди, стоящие между их зубцами, казались совсем маленькими. Впрочем, замок стоял на небольшой горе с усеченной вершиной, и его общую высоту обеспечивали не только стены. Гора, на которой стоял замок, была обнесена широким рвом, его пересекал узкий мост, упиравшийся в ворота, покрытые кованой медью. Северин вспомнил рассказы отца о войне и понял, что этот замок невозможно взять штурмом. «Зачем такая твердыня посреди мирной империи?» – подумал Северин и сам себе отвел: «Империя, возможно, не всегда будет мирной, а пока войны нет, здесь куют рыцарей». По спине пробежал холодок, он сразу почувствовал, что дворцовые нежности закончились, началась суровая, грубая и безжалостная мужская жизнь.
Пройдя по мосту через ворота, которые для них распахнули, они вошли во двор, мощеный не слишком старательно обтёсанными булыжниками. Опахнуло запахом влажного камня. Вокруг не росло ни одного дерева, ни одной травинки. Северин почувствовал себя на дне колодца. Он понял, что его рыцарское воспитание началось. Откуда-то вышел старый сержант, его лицо показалось Северину злым и некрасивым. Сержант окинул прибывших мальчишек презрительным взглядом и гаркнул: «Построиться в одну шеренгу». Мальчишки засуетились, затолкались, все они сильно нервничали и от этого становились ещё бестолковее. А взгляд сержанта, наблюдавшего за этим непотребством, становился всё более презрительным. Наконец им кое-как удалось выстроиться в очень нестройную линию, и тогда сержант гаркнул: «Ждать».
Вчера пополнение орденсбурга, прибывшее со всех концов империи, собрали на постоялом дворе километрах в десяти отсюда. Утром разбудили и, выдав на завтрак лишь по ломтю хлеба с несколькими глотками воды, приказали идти к замку, всю дорогу подгоняя. Быстрым шагом отмахав десять километров, они чувствовали себя очень уставшими, но вместо отдыха их держали на ногах уже второй час, ничего не объясняя. Дети не смели даже шептаться меж собой, ведь ни один из них не попал сюда случайно и каждый понимал, что их детство осталось за воротами орденсбурга, но выражение юных лиц становилось всё более страдальческим. Северин искоса глянул на Эрлеберта, про которого перед этим совершенно забыл. Губы принца были плотно сомкнуты, глаза опущены, лицо, казалось, окаменело, вся его фигура выражала настрой на бесконечное терпение. Сын императора… и думать нечего о том, что стать таким же как он.
Наконец во двор вышел рыцарь – небольшого роста, с гладко выбритым лицом и короткими совершенно седыми волосами. Лицо его было абсолютно бесстрастно, не выражало ни презрения, ни радости – вообще ничего. «Это уже не Тристан», – мелькнуло в голове у Северина. Рыцарь между тем начал говорить каким-то совершенно бесцветным голосом, начисто лишённым выражения: «Приветствую юное пополнение. Меня зовут Марк. Я здесь главный. Мы попытаемся сделать из вас рыцарей, но не во всех случаях у нас это получится. Если через четыре года хотя бы половина из вас наденет белые плащи, я буду считать это хорошим результатом. Сейчас вас разведут по комнатам и дадут немного отдохнуть. Ну а потом мы начнём погружать ваши души в состояние непрерывного кошмара».
