Kitabı oku: «Новая эра», sayfa 5
–Охотнички,– услышал он слева от себя чей-то насмешливый голос и, повернувшись, увидел Шипа.
–Шип,– тихо сказал воевода сотнику лёгкой сотни,– давай-ка сюда десять лучших лучников. Живее!
Шип бесшумно исчез и почти мгновенно рядом с Седым появились лучники. В это время всадники остановились метрах в пятидесяти от леса. Им удалось ранить зверя и теперь они кружили вокруг волчком вертящегося несчастного животного, пытаясь достать его копьями.
–Стрелы!– скомандовал Седой.
–Тяжёлые!– добавил Шип, закладывая в лук стрелу с кованным наконечником.
Большая часть стрел, попав в железные латы врагов, отскакивала от них, но несколько стрел всё же либо пробили защиту всадников, либо попали в незащищённые части тел, нанося хоть и несмертельные, но весьма болезненные раны. Всадники сразу же с криками поскакали к воротам, где к ним присоединились остальные четверо. Пострадавшие что-то крича показывали на заросли леса, потом въехали в ворота. Четверо их товарищей гарцевали перед воротами, беспокойно вглядываясь в предрассветную тень зарослей. Минут через пятнадцать из ворот вылетело не менее двадцати всадников, которые размахивая копьями помчались к лесу. На них посыпались стрелы, но армейцы, не обращая на обстрел внимания, летели вперед.
–Мясоруб-, скомандовал Седой,– быстро сюда своих людей!
Всадники влетели в лес, но тут их встретили копья железной пехоты. Видимо армейцы считали, что в лесу скрывалась какая-то бродячая шайка и увидев немало хорошо вооружённых людей, сразу же повернули обратно. Однако триединцам удалось сбить одного из них с коня на землю, а вслед удирающим посыпались не только стрелы, но и болты из самострелов подоспевших арбалетчиков. Один из болтов угодил-таки прямо в спину одного из армейцев и пробив железную кирасу, глубоко вошёл в тело. Всадник с громким стоном упал на шею коня, но уздечку тут же подхватил товарищ раненного и весь отряд поскакал к городу. Сбитый с коня армеец выхватил меч и видимо собирался биться до конца, но был атакован со всех сторон, сбит с ног и тут же связан. Триединцы пытались было схватить и его коня, но тот вырвался и неспеша поскакал к воротам. Его тут же забрали отступившие всадники. Вместе с патрульными отряд армейцев вьехал в город и за ними закрылись ворота.
–Шип, Мясоруб, ко мне!– крикнул Седой в предрассветную темноту и сотники мигом появились возле него, словно выскочив из-под земли.
–А вот сейчас нам предстоит битва,– сказал воевода и быстро, но доходчиво объяснил сотникам план грядущего боя.
–А пока,– продолжил Седой,– покормите людей. Костры разжигать разрешаю, да смотрите лес не подожгите. И не забудьте выставить дозор, армейцы могут появиться в любой момент. А я поговорю пока с пленным, давайте-ка его сюда.
К Седому привели пленного, молодого, лет двадцати пяти, парня.
–Тебя как зовут?– спросил его Седой, но армеец презрительно глянул на него и, плюнув воеводе прямо в лицо, надменно проговорил: "Вы все сдохнете, грязные крысоеды!"
– Отрубите ему башку,– спокойно сказал Седой, вытирая лицо,– насадите на копьё и выставите на виду у города.
Его приказание было моментально выполнено и скоро копьё с насаженной на него головой отважного армейца было выставлено в двадцати метрах от леса, лицом к городу.
До самого полудня всё было тихо, ворота города были закрыты, и никто из них не показывался. Однако, когда солнце стало в зените, ворота открылись и из города стали выезжать всадники.
–Приготовиться!-увидев их скомандовал воевода и лес пришёл в движение.
Всадников тем временем становилось всё больше и больше. Часть армейцев сидела на закованных в броню конях, да и сами они были с головы до ног закованы в латы. Шлемы многих украшали перья, иногда рога, а временами что-то совсем уж несуразное. Над многими всадниками развевались разноцветные, маленькие флажки, древко которых было укреплено в луке седла. Когда у ворот города скопилось более сотни всадников, они начали строиться в тупой клин. Впереди и по флангам становились всадники с бронированными конями, за ними, в середине построения, строились остальные. Наконец вся эта громада неспеша двинулась к лесу, поднимая клубы пыли. Солнце ослепительно блистало на их доспехах, в воздухе колыхались бесчисленные, украшенные разноцветными флажками, копья. Из леса вышла лёгкая сотня, которая, как только армейцы приблизились на нужное расстояние, стала обстреливать приближающуюся железную лавину стрелами и болтами из арбалетов. Стрелкам выдали сейчас только тяжёлые стрелы, способные пробить броню, и Камыш жалел лишь о том, что их, стрел, всего сорок штук. Он старался стрелять прицельно, хотя не попасть было сложно: армейская конница шла плотными рядами словно стальной, гигантский утюг. Стрелы, а чаще болты, стали выводить из строя то одного, то другого всадника, при этом как минимум одного из них вывел из строя Камыш, он видел, как его стрела попала одному из закованных в латы армейцев, прямо в незащищённое лицо, нанеся может и не смертельное, но весьма болезненное ранение. Понеся потери неторопливая и снисходительная, до этого, конница пришла в движение и со свистом и улюлюканьем понеслась прямо на стрелков. Лёгкая сотня сразу же скрылась в лесу, а вместо них, у самой кромки леса, стала железная сотня во главе с Мясорубом, выстроившись тупым клином, остриём к нападающим, причём на самом острие, в числе прочих был и сам Мясоруб. Воины сомкнули большие щиты и выставили вперёд длинные копья, уперев их тупым концом в землю для устойчивости.
–Держать строй!– послышался громкий голос Мясоруба, похожий скорее на рык.– Покажем этим ублюдкам как умеют воевать казы! Отомстим за наших погибших товарищей! Смерть армейцам!
В тот же момент лавина закованных в латы всадников обрушилась на стоявших в пять шеренг "железных" воинов. От столкновения железа с железом над полем боя пронёсся оглушительный грохот, закричали в полный голос и нападающие и обороняющиеся. В центре строй триединцев прогнулся под натиском тяжёлой конницы, подался назад, но устоял, в немалой степени и потому, что всадники попросту упёрлись в деревья и густые кустарники.
–Держать строй!– сквозь грохот и крики гремел голос Мясоруба, который, находясь в первой линии, фехтовал тяжёлым длинным копьём одной рукой словно лёгкой тросточкой.
В это время появилась лёгкая пехота триединцев, вооружённая копьями со специальными крюками, предназначенными для того, чтобы стаскивать с лошадей всадников. Зайдя с двух сторон, они атаковали фланги конницы. Год тренировок не прошёл даром, триединцы ловко цепляли армейцев крюками, стягивали их с коней и уже на земле добивали топорами и мечами. Здесь снова отличился Камыш: ему удалось стащить с коня одного из нападавших, но добить его так и не пришлось: всадник сдался в плен, отбросив меч и став на колени. Армейцы начали нести потери, но продолжали наседать. Лошади, похоже, тоже участвовали в битве, они отчаянно кусались своими огромными зубами и лягались кованными копытами. Один такой удар копытами получил и Камыш, но сумел вовремя прикрыться щитом, однако на ногах не удержался, упал, но был тут же поднят на ноги подоспевшими товарищами. Копьё Камыша было уже давно сломано, и он пытался теперь, не в силах достать всадника, попытаться свалить коня ударами короткого меча. Одновременно с этим надо было вовремя отбивать щитом удары закованных в железо всадников. А те действительно выглядели весьма внушительно: покрытые порой весьма причудливой бронёй, с лицами, закрытыми железными масками, которые изображали морду какого-либо зверя, либо чудовища, и казались вовсе не людьми, а какими-то мутами, только железными.
Под натиском огромной железной массы сотня Мясоруба всё же отошла в лес, но тут следующие за отступающими всадники попали в не совсем выгодное положение, так как среди деревьев и зарослей теряли своё преимущество. Боевой клин конницы, поначалу монолитный, начал потихоньку рассыпаться, позволяя триединцам атаковать противника уже не только с одного фланга, но и со всех сторон. И те и другие бились отчаянно и мужественно, но в какой-то момент триединцам удалось стащить с коня самого военачальника армейцев Петра Гордого, которого тут же забили боевыми топорами. Армейцы дрогнули.
–Навались, ребята!– проревел Мясоруб.– Вперёд!
Железная пехота, до этого хорошо укрепившись на месте, сдерживая натиск, вдруг плотными рядами двинулась вперёд, сбивая с сёдел всадников и нанося смертельные удары коням. Воодушевлённая лёгкая пехота так же усилила натиск на фланги противника и после ожесточённой рубки армейцы начали потихоньку отступать. Их ряды смешались, кони, бестолково крутясь на месте, лишь усиливали неразбериху и панику. Всадники, успевшие войти в заросли леса, стремились выбраться из него, но сталкивались с всадниками, упрямо прущими вперёд. Дальше так продолжаться не могло и последовала команда одного из заместителей погибшего сотника Гордого об немедленном и всеобщем отступлении. Армейцы, пытаясь спасти хотя бы своих раненых, несколько задержались, но мощная контратака тяжёлой пехоты триединцев, поддержанная смертоносными стрелами лёгкой пехоты, вынудила всадников хоть и без паники, но и без особого порядка отступить к воротам. Порядком потрёпанные в бою, потерявшие весь свой лоск и блеск, они скрылись в городе и за ними тот же час закрылись ворота. Поле боя осталось за триединцами, которые восторженно кричали, празднуя победу в этом тяжелейшем, кровопролитном бою. Воины Седого, всё ещё возбуждённые прошедшим боем, принялись собирать трофеи, подбирая оружие и срывая с убитых доспехи. Если попадался не успевший сбежать раненый армеец- он безжалостно уничтожался. Особое веселье, как у Камыша, так и у его товарищей, вызвало обнаруженное под доспехами поверженных бельё: шёлковое, разноцветное и в обтяжку. У самих триединцев подоспешники были из обычной стёганной ткани. Седой, привлечённый шумом, подошёл, чтобы выяснить причину веселья.
–Это бельё очень удобно для подоспешника,– авторитетно заявил Седой, узнав причину потехи.– Оно не мнётся и не натирает тело, а поправить складку под слоем железа не так просто. Другой вопрос, что они разукрашены как попугаи.
В этом бою погибло шестнадцать армейцев, если считать вместе с добитыми, не сумевшими сбежать со своими, ранеными. Было повержено так же восемь коней. У триединцев погибло трое из тяжёлой пехоты и шесть из лёгкой. Ещё два десятка было ранено и им сразу же была оказана помощь военными лекарями. Непобедимая конница армейцев, пожалуй, впервые за полтора столетия, потерпела поражение!
Алекс Седой, который вместе со всеми тоже участвовал в сражении, обратился к своему войску.
–Воины Триединки!– прокричал он, сев на одного из уцелевших коней.– Эту славную победу будут помнить наши потомки! Этот день, 2-го июля 182-го года, навсегда останется в истории Новой эры! Но расслабляться не следует! Враг всё ещё силён и впереди нас ждут новые битвы и новые победы! А в том, что мы и впредь будем побеждать я нисколько не сомневаюсь! Слава Триединке!
–Слава! Слава!– с воодушевлением подхватили воины, потрясая оружием.– Смерть армейцам!
Камыш в этом бою был легко ранен, но зато ему удалось сбить с коня одного из армейцев. Это был его первый бой и провёл он его вполне достойно! Вспоминая подробности этого кровопролития, он думал о своих друзьях и о том, как будет рассказывать им об этой битве и славной победе над грозным и сильным врагом.
Седой распорядился начать обед, а сам уединился с Мясорубом и Шипом, чтобы обсудить дальнейшие действия. Позже к ним присоединились четверо полусотников, Гладкий и Псих от тяжёлой сотни и Кудряш с Зорким от лёгкой. Совет затянулся на два час, после чего Седой заявил, что ему надо поспать, но приказал выставить дозоры, причём не только со стороны города, но и на северном и южном краю леса.
–Будить при малейшем изменении обстановки,– велел воевода и , завернувшись в плащ лёг на постель из веток.
Разбудили Алекса когда солнце уже клонилось к закату.
–Седой,– сказал дозорный,– там у ворот какое-то движение началось.
Воевода прошёл к краю леса и действительно увидел, как из города выходят люди. Это были скорее всего простые жители города, казы. Вооружены они были деревянными щитами и копьями, доспехов на них не было вовсе. Когда за ворота вышло около двухсот человек, за ними выехали всадники, более ста человек. Было понятно, что армейцы заставили местных жителей идти в атаку на триединцев. Подгоняемые всадниками баганцы неорганизованной толпой пошли к лесу, не соблюдая никакого строя.
–Где сотники?– едва успел проговорить Седой, как возле него появились Мясоруб и Шип вместе со своими полусотниками. Алекс Седой не успел дать им распоряжения, как появился ещё один дозорный.
–С юга к лесу скрытно подбираются пешие армейцы,– сказал он.
–Сколько их?– быстро спросил Алекс.
–В районе полусотни.
–Так,– принял решение после недолгого раздумья воевода.– Псих, бери своих людей, хорошо замаскируйтесь и дайте войти этой полусотне в лес, потом атакуйте. Мясоруб, бери людей Гладкого и строй фалангу в два ряда перед лесом. Шип, Кудряша на левый фланг, Зоркого на правый. Без приказа не стрелять, попробуем образумить баганцев, обратить их против армейцев. Арбалетчикам стрелять во всадников, как только они подойдут на нужное расстояние. Лёгкие стрелы на всадников не тратить, да и тяжёлыми особо, без нужды, не разбрасывайтесь. Да сами всё знаете, что там говорить… Всё! Выполнять!
Когда между триединцами и ополченцами Баганки оставалось метров сто, Алекс, стоявший вместе со своими воинами в первой шеренге, громко прокричал:
–Братья! Мы такие же казы как и вы, и мы пришли сюда, чтобы избавить вас от армейцев! Довольно терпеть их издевательства, поверните оружие против них, и мы вам поможем!
Баганцы на мгновение замешкались, но подгоняемые армейцами снова пошли вперёд.
–Лёгкие!-скомандовал Седой и на наступавших с обоих флангов посыпались лёгкие стрелы с костяными, а то и кремниевыми наконечниками. Во всадников же полетели болты из арбалетов. Что бы преодолеть обстреливаемый участок, ополченцы бросились вперёд, прямо на копья железной пехоты. Воины Мясоруба легко сдержали натиск и медленно пошли вперёд, держа строй. Баганцы, теряя людей, попятились назад. Тем временем всадники, разделившись на две группы, атаковали фланги триединцев, сминая и разгоняя лёгкую пехоту Шипа. Камыш так же, увидев несущиеся на себя закованных в железо лошадей и грозных всадников, закованных в латы, не смог сдержать стаха и стал, пытаясь держать строй, отходить вместе со всеми к спасительным кустам и деревьям, где тяжеловооружённые всадники потеряли бы своё преимущество в силе натиска, манёвренности и скорости. Однако какой-либо строй против несущихся на тебя закованных в железо коней было удержать проблематично, тем более была задача как можно быстрее заманить наступающую конницу в лес, что и начали делать бойцы лёгкой пехоты, но с излишней поспешностью, оголяя тем самым фланги тяжёлой полусотни Гладкого. Однако в это же время бросились бежать ополченцы, понёсшие от копий триединцев существенные потери и тогда сотник Мясоруб отдал своей тяжёлой полусотне, где стоял в первом ряду рядом с полусотником Гладким, приказ "Отход!"
* * *
Полсотни армейцев, беспрепятственно вошедших в лес с юга, услышали шум битвы и поспешили туда, что бы ударить триединцам в тыл. Они совсем не ждали, что их здесь будет ждать засада и потому, когда в полном молчании на них бросились воины Психа, это стало для них полной неожиданностью. В первые же секунды армейцы потеряли сразу несколько человек, что ещё больше ошарашило их, а триединцы, что пугало ещё больше, атаковали молча, были слышны лишь ухающие удары, вскрики раненых и хрип умирающих. Бесшумные фигуры, несущие смерть в сумеречном, освещённом лишь лиловыми лучами кровавого заката лесу, это действительно впечатляло- отважные и опытные рубаки в панике бросились бежать. Псих не стал их преследовать, а повёл своих людей на шум битвы. Выйдя из леса, его полусотня бросилась на выручку левому флангу, где лёгкая пехота Кудряша уже отошла в заросли, где пыталась копьями стаскивать всадников с коней. У них это не совсем получалось, они несли потери и уже были близки к паническому бегству. Камыш, сражаясь здесь же, отбивался от наседавших всадников отчаянно и обречённо. Потеряв копьё, он пытался своим коротким мечом перерезать стремена всадников. Достать этим самым мечом самих армейцев не представлялось никакой возможности, по причине крайней закрытости тела железом. Его товарищи падали один за другим, а их места заполнялись всадниками на взмыленных лошадях.
Правый фланг противника был просто опрокинут неожиданным и яростным ударом тяжёлой полусотни Психа, которые с ходу выбивали своими тяжёлыми копьями всадников из их сёдел, а те, завязшие в кустах и среди деревьев, не в состоянии были ответить своим козырем- массированной и быстрой атакой плотного, железного строя. А монолитного строя уже и не было. Повторялась та же ошибка армейцев, что и сделанная ими же всего несколько часов назад, ещё днём: всадники, догоняя убегавшую лёгкую пехоту триединцев, врубились в заросли леса, где потеряли натиск, манёвренность и скорость. Внезапный удар воинов Психа пришёлся почти в тыл конников, что было для них неприятным сюрпризом. Это начало склонять их к отступлению и мысль эта ещё более укрепилась, когда из зарослей появились отступавшие до этого воины лёгкой пехоты. Задуманное было по началу организованное отступление очень скоро превратилось в беспорядочное бегство, впрочем, не совсем уж "беспорядочное": своих раненых, да, зачастую, и убитых, армейцы старались не бросать. Разбив правый фланг, Псих бросил своих людей на левый фланг противника. К этому времени ополчение Баганки, безуспешно, но отчаянно атаковавшая тяжёлых пехотинцев, уже обратилось в бегство, поэтому полусотня Гладкого тоже получила возможность отбросить успевших зайти им во фланги всадников и прийти на помощь уже близкой к панике полусотне Зоркого. Его люди уже вели бой в зарослях, вольно или невольно отходя вглубь леса и тем самым увлекая за собой всадников. Всадники левого фланга, более полусотни опытных и умелых бойцов, уже почти полным составом неразумно затянутые в лес, внезапно были атакованы сразу с трёх сторон! С тыла нанесла удар полусотня Гладкого, правый фланг был атакован бойцами Психа, а из лесу вернулась лёгкая полусотня Зоркого. Армейцам грозило полное уничтожение и потому они, нисколько не задумываясь, начали отступление. Поначалу неплохо организованный отход, так же, как и в недавнем случае, вследствие яростных, почти безумных атак триединцев, превратился в бегство. Левый фланг противника был разбит, как разбит и правый фланг, не считая центра войск баганцев, состоявшего из рекрутов, не составивших особых проблем триединцам и быстро рассеянных. Это был уже третий бой за этот день и триединцы в третий раз снова одержали победу, на этот раз над превосходящими почти в два раза силами противника!
Уже начало смеркаться и триединцы, запалив факела, принялись собирать на поле боя трофеи, попутно добивая раненых армейцев. Раненых ополченцев относили в лес, где им оказывалась медицинская помощь. Всего на поле боя осталось восемь убитых всадников, но это, не считая тех раненых и убитых, которых отступающие армейцы захватили с собой, а их могло быть десятка два, а то и три. И плюс ещё восемь человек из той полусотни пеших армейцев, что пытались скрытно зайти триединцам в тыл и были рассеяны полусотней Психа. Погибло так же шестеро ополченцев, около двух десятков баганцев были ранены и им была оказана помощь лекарями триединцев. Со стороны триединцев погибло пятеро из лёгкой пехоты, полтора десятка было ранено, в железной пехоте потерь не было. К триединцам к тому же попало два уцелевших коня.
Получалось так, что армейцы воевали исключительно на конях, кобылиц они прятали на правом берегу Тана под сильной охраной. Это было сделано для того, чтобы противники армейцев, если им вдруг удавалось захватить коней, не смогли бы их разводить и тем самым нарушить монополию на владение лошадьми баганцами.
VIII
Прошло два дня после сражения под стенами Баганки. Армейцы вылазок больше не делали, но и Седой понимал, что для штурма города сил у него явно не хватает. За это время Алекс отправил трупы убитых в боях, а также раненых своих воинов в Триединку. Сначала тела доставили к границе территории мутов, там муты перенесли их на север, к Тану, и переправили через реку, на плотах, к Мелихонскому заливу. Обратно из Триединки прибыло подкрепление из семи тяжёлых воинов и пятнадцати лёгких. Все эти два дня Алекс Седой тренировался в верховой езде, двух захваченных коней он отдал Шипу и Мясорубу, которые тоже эти дни провели в тренировках.
Поняв, что армейцы уже не рискнут делать вылазки, Седой решил захватить принадлежавшие Баганке деревни, чтобы отрезать город от поставок продовольствия и людей. Первым в очереди был крупный посёлок Ёлки, в шести километрах от Баганки, на восток. Взяв этот посёлок, Алекс брал под контроль сразу четыре крупных деревни на севере. У захваченных в плен раненых баганцев Алекс узнал, что Ёлками управляет близкий родственник князя Красноголового по имени Сероконь. Под его началом было полсотни всадников. Кроме того, в Ёлках проживало несколько семей армейцев, предки которых, оставив военную службу, стали помещиками, купцами, промышленниками и называли себя теперь аристократами. Они тоже могли присоединиться к полусотне Сероконя. Седой понимал, что этот отряд не сможет противостоять его войску и скорее всего Сероконь уйдёт из Ёлок. Но куда? Если он пойдёт на север, к деревням Кудинка, Ажинка и Карпинка, то он загонит себя в ловушку. Из Карпинки, самой северной деревни в баганском княжестве, до Баганки более пятнадцати километров по прямой, зато идти надо было через территории мутов, союзников Триединки. А значит Сероконь пойдёт на юг, либо к деревне Федулка, либо, что более вероятно, к древнему мосту через речку Подолька, от которого до южных окраин Баганки всего около шести километров. Поэтому Седой ночью, накануне выхода войска к Ёлкам, отправил лёгкую сотню Шипа на юг, к перекрёстку,от которого шли дороги к Федулке и мосту. Там Шип должен был устроить засаду.
На рассвете, пятого июля, войско Седого выдвинулось к Ёлкам. Дозорные армейцы из Ёлок сразу же заметили триединцев и Сероконь, который и не сомневался, что противник пойдёт к Ёлкам и готовился к этому, со своей полусотней всадников, прихватив с собой местных богатеев с добром и семьями, действительно отправился на юг.
Прибыв к перекрёстку глубокой ночью, Шип разместил своих людей в зарослях и полуразрушенном здании у самого перекрёстка. На рассвете, когда на траву только-только выпала серебряная роса, показался целый обоз из двадцати гружённых доверху телег и почти восьмидесяти всадников. Воины Сероконя видимо не ожидали никакой засады, поэтому мало кто был в доспехах, многие оставили своё обмундирование в телегах. Здесь было немало женщин и детей, которые разместились на телегах.
–В первую очередь выбивайте воинов-, отдал приказ Шип.-Стрельбу открывать только после моего выстрела.
Колонна беженцев вышла на древнюю, но ухоженную широкую дорогу, ведущую к мосту. Шип безошибочно определил среди всадников военачальника, тщательно прицелился и выпущенный болт из арбалета угодил Сероконю прямо в грудь, выбив его из седла. В тот же миг в армейцев полетела лавина стрел и болтов. Поднялась невообразимая паника, закричали женщины, завизжали дети. В ужасе все они спрыгивали с телег и пытались бежать, путаясь в ногах у коней и умножая неразбериху. Несколько всадников, поддавшись всеобщей панике, даже бросились врассыпную, но были и такие, даже среди аристократов, которые с оружием наперевес бросились к зарослям, откуда летели стрелы. Часть их была остановлена стрелами и болтами, тех же, кому удалось добежать до кустов, встретили смертельно острые копья триединцев. Сам Камыш пытался было ударить одного такого несущегося на него смельчака копьём, но не успел, армеец был сбит с ног несколькими стрелами и сокрушительным, смертельным ударом болта. Через несколько минут армейцы были рассеяны. Бежали по засеянному пшеницей полю кричащие женщины и дети, впереди них скакали обезумевшие от ужаса всадники. Из зарослей вышли люди Шипа и принялись добивать раненых армейцев- мужчин. Женщин и детей они не трогали. Было уничтожено одиннадцать армейцев, в том числе и несколько аристократов. Три женщины и один ребёнок были ранены шальными стрелами, им оказали первую помощь и отпустили. У триединцев не было даже раненых. В итоге в руки Шипа попал богатый обоз из двадцати повозок, набитых доверху добром. Кроме этого, им досталось тридцать восемь волов, запряжённых в повозки, и два уцелевших коня. Раненых коней добивали, чтобы не возиться с ними. Их мясо было весьма кстати триединцам, которые уже съели все припасы, взятые ими в поход.
Шип разделил свою сотню. Полусотня под командованием Зоркого отправилась в Федулку, сам Шип с полусотней Кудряша, вместе с захваченным обозом, отправился в Ёлки.
Алекс Седой с сотней Мясоруба беспрепятсвенно вошёл в покинутый войсками армейцев посёлок.
–Странно.– сказал он Мясорубу, ехавшему рядом на коне, пожимая плечами,– я думал, что жители встретят нас с радостью и восторгом, но что-то я этого не наблюдаю.
Действительно, жители Ёлок в большинстве своём прятались в домах, лишь редкие прохожие хмуро смотрели на идущую по улицам железную сотню. Войско дошло до сквера, где находился старинный памятник в честь погибших в Великой второй мировой войне, поставленный тут ещё в прошлую цивилизацию. Местные ухаживали за ним и берегли.
–Мясоруб,– Алекс ловко спрыгнул с коня,-выбери несколько человек, пусть обойдут все дома и пригласят людей сюда. Я им кое-что расскажу.
Через полчаса в сквере уже толпилось множество местных жителей, были тут и женщины, и мужчины, и старики и даже дети.
–Братья!-обратился к ним Седой, снова взобравшись на коня.– Мы пришли сюда не как завоеватели! Мы пришли, чтобы освободить вас от армейцев. Теперь вы сами можете выбирать себе правителя своего города! Вы сможете выбирать себе даже князя, после того как мы возьмём Баганку. А Баганку мы возьмём непременно! Все земли, все мастерские, которые принадлежали армейцам, будут у них отобраны и отданы в ваши же руки! Всё имущество аристократов будет отдано вам!
Толпа оживилась, заколыхалась, по ней пробежал гул. И в это время показался обоз, сопровождаемый воинами Кудряша. К Алексу подъехал на коне Шип.
–Седой, мы рассеяли людей Сероконя, сам он убит. У нас потерь нет. Полусотня Зоркого отправилась в Федулку.
–В Федулку?– переспросил Седой.– А ты не подумал, что рассеянные тобой воины Сероконя могут собраться там, мобилизовать людей и приготовиться к обороне? Мясоруб, полусотню Психа немедленно отправляй туда! Передвигаться не пешком, а бегом!
Мясоруб поскакал выполнять приказ, а Алекс снова обратился к толпе:
–Братья, сейчас ваши старшие улиц и старейшины должны будут выбрать правителя города, ему мы передадим вот этот захваченный обоз, кроме оружия, конечно. Выбранный вами градоначальник распределит это добро всем нуждающимся жителям, или пустит на самые необходимые нужды по улучшению города. Завтра утром мы ждём нового правителя!
Из толпы вышел высокий мужчина лет пятидесяти с седой бородой и бритой головой.
–Армейцы нам говорили, что вы пришли, чтобы уничтожить нас всех, оставшихся поработить, а наши земли и дома забрать себе.
–Теперь вы видите, что вам лгали. Мы казы, как и вы! И мы принесли вам свободу от армейцев. Баганское княжество войдёт в Триединское княжество, казы должны быть вместе! И мы будем бороться против армейцев и освободим от них остальные княжества. Братья!– обратился Алекс к толпе-, мы знаем как издевались над вами армейцы! У вас есть возможность рассчитаться с ними! Вступайте в наше войско и мы вышвырнем их из Баганки!
Толпа зашумела, послышались выкрики:
–Смерть армейцам! Долой Красноголового!
В тот же день к триединцам присоединилось около тридцати баганцев, пришедших со своим оружием. Толпа разошлась, но город шумел ещё до полуночи.
Зоркий ехал на захваченном в бою коне. Он тоже опасался, что разбежавшиеся всадники Сероконя сейчас собрались в Федулке. Отряд вошёл в лес и замедлил ход. Воины тоже ощущали некоторое беспокойство. В этих зарослях вполне могли затаиться армейцы.
Лес проходил вдоль дороги и был шириной не более 30-40 метров, скорее это была лесополоса, за которой простирались засеянные разными культурами поля. Пройдя пару километров, дорога свернула налево, лесополоса закончилась и перед отрядом предстала деревня, до неё было примерно метров четыреста. По дороге навстречу им бежал какой-то человек, который увидев вышедший из лесу отряд, припустил ещё быстрее. Подбежав к отряду, он сразу же направился к Зоркому, безошибочно угадав в нём командира.
–Братцы,– задыхаясь проговорил мужчина лет сорока в разорванной льняной рубахе, забрызганной свежей кровью,– братья, армейцы звереют, начали забирать мужиков в ополчение. Наши начали отказываться, так армейцы устроили резню! Спасайте, ребята!
Действительно баганцы увидели в деревне какое-то беспорядочное движение, скакали всадники, бегали люди.
–Вперёд!– скомандовал без раздумий Зоркий и отряд быстро двинулся к Федулке.
Заметив их, всадники бросили деревню и поскакали на запад, к реке Подпольке. Быстро форсировав её, они направились к маленькому посёлку Дачка, угрожающе потрясая оружием в сторону полусотни Зоркого. Не заходя в Дачку отряд всадников, где было около сорока армейцев, пройдя между речкой и посёлком, направился на север, к Баганке. Отряд триединцев беспрепятственно вошёл в Федулку, где их встретили возбуждённые местные жители. От рук армейцев здесь погибло два человека и с десяток было ранено.
К Зоркому подошёл хорошо, по сравнению с остальными, одетый человек лет шестидесяти.
–Я председатель Федулки-. сообщил он полусотнику уверенным, хорошо поставленным голосом.– Вы пришли вовремя, армейцы совсем спятили, принялись резать наших ребят. Меня зовут Деляга, а вы, полагаю, триединцы. До нас дошли слухи, что три дня назад, второго числа, вы разбили сотню армейцев и даже убили самого Петра Гордого.– последнее Деляга сказал с уважением и даже с некоторым недоверием.
–Ну там было больше сотни-, скромно заметил Зоркий,– и да, мы завалили какого-то военачальника, судя по нанесённым на доспехи знакам. Но мы пришли сюда не просто для того, чтобы уничтожать армейцев, но и для того, чтобы освободить вас от них, ведь вы такие же казы как и мы.
