Kitabı oku: «Новая эра», sayfa 6
–Добро пожаловать в Федулку,– сказал председатель с достоинством кивнув головой,– я распоряжусь, чтобы вас расселили и накормили.
В это время из-за леса показалась полусотня железной пехоты Психа, спешащая на выручку Зоркому. Было видно, что Деляга пришёл в некоторое замешательство.
–Не беспокойтесь,– Зоркий спешился и, разминаясь, несколько раз присел,– еда у нас есть, а переночевать мы можем и на открытом воздухе, нам не привыкать, да и ночи сейчас тёплые.
–Вы можете расположиться в Дачке,– предложил Деляга,– на восточной окраине есть несколько пустующих домов.
–Спасибо,– поблагодарил Зоркий,– там мы и остановимся.
Когда полусотня Психа подошла, председатель провёл триединцев к мосту через Подпольку на юго-западе Федулки. Отсюда до Дачки было около километра. Здесь Деляга отправился в свою деревню, а сотня триединцев пошагала в Дачку. Пустующих домов на всех не хватило и часть воинов расположилась под открытым небом. Триединцы разожгли костры и выставив дозоры принялись готовить еду, в основном добытую в бою конину.
Вечером пришёл Деляга и попросил о встрече с полусотниками. Зоркий и Псих, расположившиеся в заброшеном доме, сразу же вышли к нему.
–Ребята,– сказал им председатель,– я, конечно, слышал историю о том как Молот из Триединки завёл армейцев в засаду в четвёртом году Новой эры-. Деляга прокашлялся и продолжил.– Дело в том, что армейцы мне полностью доверяют, они- то и поставили меня руководить Федулкой и Дачкой. Моя дочь, Анита Звёздочка, была, уже была, женой Петра Гордого. Вчера она вместе с тремя детьми вернулась из Баганки в Федулку. И вот что я задумал. Я сейчас отправлюсь в Баганку к самому Красноголовому, он меня хорошо знает и полностью мне доверяет. Ему я скажу, что в Дачке расположились полсотни триединцев и сейчас они все перепились браги и полностью в неадекватном состоянии и предложу ему незаметно провести его воинов к месту, где заселились триединцы. Отступившие из Ёлок армейцы Сероконя видели только вашу лёгкую полусотню, о тяжёлой полусотне они не знают, поэтому они подтвердят мои слова. Так вот… Предлагаю вам сделать засаду на армейцев, думаю Красноголовый пришлёт не менее полусотни воинов. Как вам моё предложение?
– Не плохо.– кивнул Псих.– Где планируешь сделать засаду?
–На западной окраине Дачки. Я проведу их вдоль Подольки, у реки самые густые заросли. У самой Дачки я предложу им спешиться, чтобы бесшумно подобраться к вашему лагерю. Вы расположитесь в домах на окраине, а я заведу их как раз между домами. Там- то вы их и атакуете.
–Мне нравится-, улыбнулся Псих зловеще.
–Если только…– с сомнением пробормотал Зоркий.
–У вас останется моя дочь, вы же понимаете, что я не буду рисковать её жизнью.– понял сомнения полусотника председатель.
–Но ты рискуешь своей,– покачал головой Зоркий.
–Зато обо мне будут помнить веками, как и о Молоте,– слегка улыбнулся Деляга.
–Мы согласны,– сказал возбуждённо Псих,– Зоркий, собирай своих людей. Устроим армейцам ещё одну кровавую баню.
Полусотники быстро собрали своих воинов и Деляга повёл их на западную окраину Дачки, где триединцы расположились в домах и зарослях возле домов. Дома были жилые и их хозяев закрыли в подвалах, для их же безопасности. Сам же Деляга, в наступающей темноте, отправился в Баганку.
Всё получилось так, как и планировал председатель. Он явился к Красноголовому и рассказал ему, что полсотни триединцев перепились и находятся во невменяемом состоянии и что они, не выставив даже караулы, храпят в захваченных домах на восточной окраине Дачки. Красноголовый вполне поверил рассказу Деляги, ведь он считал его своим другом, да и о полусотне триединцев, вошедших в Федулку, ему докладывали спасшиеся из засады армейцы.
Князь Баганки быстро собрал отряд в восемьдесят воинов и поручил командование над ним опытному сотнику по имени Стас Великан. В три часа ночи этот отряд пешком вышел из Баганки и добравшись до речки Подольки, вдоль неё, прячась в зарослях, направился к Дачке. Коней не брали, так как от Баганки до посёлка было чуть больше пяти километров.
Следуя за Делягой отряд армейцев вошёл в деревню продвигаясь по высокой траве где-то между домами и здесь председатель вдруг подошёл к сотнику:
–Великан, подождёте? Я отолью, а то лопну сейчас…
Стас снисходительно кивнул. Деляга подошёл к кустам и неожиданно крикнул что-то неразборчивое, прыгнул в заросли и исчез. В тот же миг со всех сторон в отряд полетели стрелы и болты. Армейцы вертелись как юла, пытаясь защититься от стрел щитами, однако защищаясь с одной стороны, они оставляли открытой спину с другой. Несколько воинов бросились бежать, но на их пути, в узком проходе между домами, как из- под земли, выросла тяжёлая пехота Психа, со сомкнутыми щитами, с выставленными вперёд копьями, построенные в ровную, безупречную фалангу.
– Вперёд, бойцы, вперёд!– заорал Великан и повёл своих воинов прямо на фалангу триединце. Закипела жаркая битва, в спину армейцам летели стрелы и болты, но они словно не замечали их, упорно пытаясь прорвать фалангу.
–Держать строй!– рычал Псих, перекрикивая вопли раненых и хрипы умирающих.
Зоркий, видя что стрелы не наносят особого урона одетым в железо армейцам, выскочил из засады и скомандовал:
–В атаку!
Его полусотня, выхватив лёгкие топорики, а кое-кто и мечи, ударила в тыл армейцам, умножая их панику. Воины Великана словно попали в жернова. С двух сторон на них напирали триединцы, с других двух сторон, отрезая путь к отступлению, стояли полуразрушенные, но всё ещй крепкие стены древних домов прошлой ещё эры.
После ожесточённой, кровопролитной схватки армейцам всё же удалось прорвать строй железной пехоты Психа у левого фланга и они, устремившись в прорыв, бросились к реке. Лёгкая пехота Зоркого начала их преследование, но многим бегущим армейцам всё же удалось скрыться благодаря темноте.
Сам же Стас Великан, весь покрытый ранами, отчаянно отбивался от наседавших на него со всех сторон триединцев и не думая сдаваться. Его хотели было взять в плен, однако, чтобы не терять зря людей, пришлось его убить болтом из арбалета. Раненых армейцев триединцы добили, оставив одного в живых, чтобы отправить его к Седому. Он уже давно просил не добивать всех, чтобы допросить хотя бы одного. Всего на поле боя осталось двадцать два трупа армейцев. Остальным удалось уйти, хотя среди ушедших было немало раненых. Триединцы потеряли двух из тяжёлой пехоты и четырёх из лёгкой убитыми и девять из тяжёлой и восьмерых из лёгкой пехоты ранеными. В этом бою армейцы понесли самые большие потери за все последние битвы с триединцами.
Что касается самого виновника сего кровопролития, проводника Деляги, то староста Федулки чудом выжил, хотя был ранен в руку и плечо.
IX
Шестого июля, вечером, на восточном берегу Мелихонского залива собралась полусотня средней пехоты под командованием Ухореза. Здесь-же были Серый и Кабан. Все воины были полностью экипированы и вооружены. Тела из прикрывали кожаные куртки с нашитыми на них железными пластинами, руки и ноги защищали наручи и поножи соответственно. В руках они держали прямоугольный щит, поменьше, правда, щитов тяжёлой пехоты. Щиты, как правило, изготовлены были из дерева, обтянутого кожей и с железной окантовкой. Вооружение их состояло из топоров, реже мечей, разборных копий и тяжёлых, больших ножей.
У берега стоял пятидесятивёсельный корабль, покрашенный синей краской, на борту которого жёлтой краской было написано "Крушитель". На корабле суетились около сотни человек: гребная пехота, набранная в основном из соседних княжеств или независимых селений. Одета она была как лёгкая пехота, но вооружены они были не короткими мечами, а топорами, реже длинными изогнутыми мечами, саблями, а также круглыми, деревянными щитами, обитыми по краям железом. Они готовили корабль к отплытию, смазывали уключины, чтобы они не скрипели и легко ходили; проверяли снасти. На "Крушителе" была установлена палуба для перевозки войск, сами гребцы находились в трюме. Здесь же, на пристани, был и сотник гребной пехоты Путник. На берегу, недалеко от полусотни Ухореза, прохаживались, оживлённо беседуя, сам князь Стриж и несколько его приближённых.
Наконец гребная пехота закончила подготовку корабля и спустилась в трюм, к вёслам. По приказу Стрижа на палубу зашла средняя пехота Ухореза. На вёслах "Крушитель" медленно вышел из залива на Тан. Тут был поднят парус, вёсла были втянуты внутрь и корабль заскользил по воде вниз по течению. Пройдя шесть километров на запад, корабль свернул на юг. Серый и Кабан молча смотрели на проплывающие мимо еле видные в темноте берега и думали о предстоящем бое. Сегодня утром с левого берега пришёл плот мутов на котором были убитые и раненые в боях триединцы. Кабан и Серый с беспокойством всматривались в их лица, боясь увидеть Камыша, но его, к счастью, среди раненых и убитых не было, хотя немало было их знакомых из Мелихона. Раненые рассказывали о боях с армейцами и о славных победах над ними. Их рассказы воодушевили воинов Ухореза, и они убедились, что армейцев можно побеждать, несмотря на их непробиваемые доспехи и мощную кавалерию.
Пройдя пять километров на юго-восток, река свернула на юго-запад. Здесь уже начинались владения Баганского княжества. Ещё через два километра корабль подошёл к острову. Здесь, на правом берегу, начинался рыбачий посёлок, растянувшийся узкой полосой на пять километров, почти до самой Баганки. Здесь был спущен парус и к кораблю из-за острова подошла лодка баганцев с четырьмя рыбаками. Баганцы поднялись на борт и к ним сразу же подошли Путник и Ухорез. Они о чём-то тихо поговорили, парус был снова поднят и корабль заскользил по воде дальше. Через шесть километров показался большой остров, длиной почти в два километра. Напротив этого острова, на левом берегу, и была расположена Баганка. "Крушитель" обошёл остров справа и направился к месту переправы, где испокон веков находился паром. Это и было местом высадки. Где-то на юге Баганки, в километре от паромной переправы, воины увидели зарево. Там горели дома.
–Седой уже штурмует,– с волнением сказал Ухорез, меч в его руках слегка подрагивал.– Высаживаемся на берег и тихонько идём на зарево. Наша задача- ударить армейцам в тыл. Жители Баганки должны нам помочь.
Корабль подошёл к берегу недалеко от парома, и воины начали высадку. Кроме полусотни средней пехоты на берег высадилась полусотня гребной пехоты под командованием Путника. Другая полусотня гребной пехоты осталась охранять корабль. Командовал всей сотней десанта Ухорез. К воинам подбежали несколько человек вооружённых топорами и вилами.
–Мы уничтожили охрану парома,– сказал один из них, здоровяк с чёрной бородой, в руках которого был окровавленный топор. Он кивнул куда-то в сторону и Серый увидел четыре трупа армейцев, правда без доспехов, в своём разноцветном шёлковом нижнем белье, а вот на самом чернобородом здоровяке и ещё на трёх мужиках, были великолепные доспехи.
–Ваши уже начали штурм, почти все армейцы собрались там,-здоровяк кивнул на зарево,– Мы проведём вас к ним в тыл. Пошли,ребята, за мной.
Сотня триединцев двинулась следом за баганцами. Сердце Серого просто выпрыгивало из груди. Ему предстоял первый настоящий бой. Он посмотрел на Кабана, тот был серьёзен и сосредоточен.
–Идём тихо-, негромко проговорил Ухорез,– если услышу хоть шорох- накажу прямо здесь,– Ухорез угрожающе махнул мечом.
Сотня шла вдоль дороги на юг, пробираясь через огороды, сады и заборы. Всё ближе и ближе становился шум битвы: яростные и хриплые крики атакующих, цепенящие душу вопли смертельно раненых, скрежет и грохот железа…
Ещё второго июля, в бою под стенами Баганки, были захвачены в плен около двух десятков баганцев- ополченцев. Большая часть из них была ранена и им оказали медицинскую помощь. Алекс Седой долго разговаривал с ними и убедил их, что пришёл сюда не как захватчик, а для того, чтобы освободить казов от жестокого ига армейцев. Баганцы, которые не были ранены или получили лёгкие ранения, были освобождены, остальных продолжали лечить. Освобождённым удалось попасть обратно в город, где они начали действовать по указаниям Седого. Своих раненых и убитых Седой отправил с группой воинов в Триединку. Сопровождающим Седой дал исписанный свиток бересты, послание Стрижу. В полночь, с шестого на седьмое июля, войско Седого (железная сотня Мясоруба и лёгкая сотня Шипа), подошло к западной части города. Отсюда было всего полкилометра до замка Красноголового. По рассказам пленных ополченцев и одного армейца, не желающего умирать, и потому очень разговорчивого, Седой знал, что замок Красноголового был построен на месте бывшего стадиона и представлял из себя двухэтажное несуразной архитектуры здание сорок на тридцать метров с огромными подвалами, где хранилась припасы еды и казна. По слухам здесь, в подвалах, хранилось даже оружие Прошлой эры. Вокруг замка были расположены казармы, конюшни, склады и другие хозяйственные постройки.
В полночь Седой двинул свои войска к западным воротам. Охрана ворот была атакована со стороны города восставшими горожанами, которым удалось уничтожить охрану и открыть ворота подошедшим триединцам. Седому удалось войти в город, но он тут же был атакован армейцами. У ворот закипела жаркая битва, в соседних домах засели лучники армейцев и эти дома пришлось поджечь. Первую атаку воинам Седого удалось отбить, армейцы отошли, триединцам удалось продвинуться вглубь города, но к баганцам подходили всё новые и новые отряды, среди которых было немало аристократов, готовых биться за свои богатства до последней капли крови. Возглавлял войско армейцев сам князь Баганки Красноголовый. Он был в ярости из-за гибели своих лучших военачальников: Гордого, который являлся его братом, Великана, двоюродного брата, своего лучшего друга и дальнего родственника Сероконя. И сейчас, когда враг пришёл прямо на порог его дома, он был полон решимости во что бы то ни стало отомстить, уничтожить вторгнувшихся на его землю обнаглевших, потерявших весь страх триединцев.
Всего в семье у Красноголового было два родных младших брата, один из которых теперь погиб, и две сестры, одна из них являлась самой старшей в семье.
Когда собралось более двухсот армейцев, большая часть которых были на конях, Красноголовый решился на атаку. Первыми он бросил на триединцев сотню тяжёлой конницы во главе с Витей Лютым, своим младшим братом. Конница выстроилась клином, впереди, на острие клина, стал сам Лютый, закованный с ног до головы в железо, как и его конь. Тяжёлая пехота Мясоруба не выдержала удар железной конницы, фаланга была проломлена и расколота на две части. Седой бросил на фланги противника лёгкую пехоту, стоявшую до этого сзади тяжёлой и осыпающую врагов стрелами и болтами. Тогда Красноголовый бросил на фланги противника свой резерв. Полсотни всадников под командованием самого Красноголового обрушилась на правый фланг триединцев, где сражалась лёгкая полусотня Кудряша. Не выдержав мощный удар конницы, полусотня Кудряша, теряя людей, обратилась в бегство, бежал со своими сослуживцами и Камыш, уворачиваясь от копий нагоняющих всадников. Рассеяв воинов Кудряша, Красноголовый получил возможность ударить в правый фланг тяжёлой сотни. Тем временем на левый фланг триединцев, где была полусотня Зоркого, налетела полусотня всадников под командованием младшей сестры Красноголового, аристократки, державшей почти все продуктовые магазины Баганского княжества, по имени Елена Холодная. Воины Зоркого каким-то чудом выдержали удар и с отчаянной храбростью вступили в бой. Седой понимал, что близок к сокрушительному поражению, как бы ни храбро сражались его воины. Скоро дрогнули и воины Зоркого, несколько человек из его полусотни побежали к воротам, спасаясь от наседавших всадников Холодной. Лишь тяжёлая пехота Мясоруба, почти полностью окружённая, продолжала мужественно отбиваться. В рядах армейцев всё чаще стали звучать победные возгласы. И в это время, когда армейцы были уже в шаге от победы, им в тыл ударила подоспевшая сотня триединцев под командованием Ухореза. Серый и Кабан шли в задних рядах наступающих, поэтому непосредственно в бой им вступить так и не удалось. Из-за спин впереди стоящих товарищей они пытались копьями достать врага, целя в основном в лицо. Вместе с триединцами, в одном строю с сотней Ухореза, было не менее полусотни баганцев, вооружённых топорами и вилами. Появление противника в тылу стало полной неожиданностью для армейцев и некоторые из них сразу же обратились в бегство. В их рядах началась сумятица и неразбериха. В бой в это время вернулась и потрёпанная полусотня Кудряша. Получив несколько ран, бросила поле боя Холодная, поскакавшая во весь опор к замку. Под Лютым был убит конь, и он, чудом прорвавшись сквозь ряды триединцев и восставших баганцев, сбросив с себя тяжёлые доспехи, тоже побежал к замку. Лишь сам князь Баганки Красноголовый, ловко действуя мечом и сея вокруг себя смерть, громко призывал армейцев продолжать сражение.
–Бей крысоедов!– кричал он,– Мы победим!
Несмотря на все усилия Красноголового, через десять минут кровавой рубки, армейцы начали отступать к замку, с ними пришлось отступить и князю Баганки. Ещё через пять минут их отступление превратилось в беспорядочное бегство. Бросив коней, они укрылись в замке, где уже были спрятаны женщины и дети армейцев со всего Баганского княжества. Несколько разгорячённых битвой триединцев и баганцев- мятежников попытались было взять дворец Красноголового штурмом, пытаясь залезть в узкие окна на первом этаже, но были отогнаны, понеся существенные потери от стрел и копий защитников замка. Спасаясь от стрел, атакующим пришлось укрыться за многочисленными постройками вокруг замка. Сражение было выиграно ценой больших потерь, и, хотя поле боя и осталось за триединцами, в крепости оставалось ещё много воинов Красноголового и взять его дворец было очень непросто.
Лекари триединцев сразу же приступили к своим обязанностям, раненых было очень много. Серый и Кабан, стоявшие во втором ряду фаланги и потому не получившие в этом бою ни единой царапины, сразу же принялись искать Камыша и скоро нашли его с перевязанной головой.
–Камыш!– бросились к нему друзья.– Ты ранен?
–Ерунда,– Камыш радостно обнял своих друзей. Сквозь повязку проступала кровь.
–Что это с твоей башкой?-Кабан схватил за плечи Камыша и весело тряс его.
–Да какой-то урод отсёк мне мечом левое ухо,– широко улыбаясь сообщил Камыш.
–Да ты теперь не Камыш!– со смехом сообщил Кабан,– Теперь ты- Безухий!
Так Камыш получил новое имя. Теперь его звали Безухий, сын Крикуна, сына Спелого. Имена у триединцев менялись нередко, в основном в юношеском возрасте, когда человек уже начинал как-то себя проявлять.
Потери триединцев в этои сражении были огромные. Погибло девять воинов из тяжёлой пехоты, ещё один умер позже от ран. Раненых больше двух десятков. Лёгкая пехота потеряла двадцать три человека и ещё трое умерло от ран позже. Из сотни Ухореза погибло два средних пехотинца и пятеро из гребной пехоты. Было много раненых, их поместили в бывший госпиталь армейцев. Потери армейцев были не так велики, как можно было ожидать после такого кровопролитного боя, было подобрано на поле брани двадцать пять трупов, зато более тридцати всадников попало в плен, половина из них была ранена и по приказу Седого им была оказана медицинская помощь. Пленных поместили в помещение, которое, видимо, и до этого служило тюрьмой. На окнах были прочные железные решётки, дверь тоже была обита железными листами. Снаружи дверь запиралась двумя мощными железными засовами. Стены этого здания были толщиной более полуметра.
Так же триединцам досталось более сотни коней, которых поместили в огромную конюшню. За рекой оставались ещё конюшни, где были кобылы, без них захваченная на этом берегу конница ничего не стоила, так как со временем просто исчезла бы без следа, не имея возможности давать потомство.
Через час после боя к пленным зашёл сам Седой. На нём был кожаный жилет со вшитыми в него бронепластинами, извлечённые из бронежилетов ещё прошлой эры. Эти пластины выдерживали удар и меча, и копья и даже болта из арбалета. Он тоже участвовал в это кровопролитном сражении, это видно было по погнутому от ударов шлему, который Алекс держал в руках, и по погнутым от ударов наручам и поножам.
С самого начала сражения Седой бился на коне, однако это показалось ему неудобным и он, спешившись стал в строй вместе с железной пехотой, где действовал более успешно. Пропустил правда несколько ударов, но его защита их легко выдержала.
–Вы уже знаете, что мы до этого не брали пленных и добивали раненых-, обратился к армейцам Седой.– На этот раз мы вас пощадили. И вот почему. Мы предлагаем вам влиться в нашу армию, но для этого надо дать клятву верности нашему князю Стрижу. Те кто откажется, должны будут отработать на принудительных работах семь лет. Тех кто проявил к местному населению излишнюю жестокость: грабил и убивал; будем судить.
–А что надо будет делать на этих работах?– спросил кто-то из пленных.
–Да всё,что вам скажут. Чистить туалеты, строить дороги, здания, мосты. Переносить грузы, копать, добывать камень.
– А что будет через семь лет?-последовал ещё один вопрос.
–Если проявите трудолюбие и старательность, отпустим на все четыре стороны вместе с семьёй, у кого она есть. Желающим остаться дадим дом и участок земли.
–А если не проявим?
–Придётся отработать ещё семь лет.– Седой вытер пот со лба, здесь было душно, в небольшом помещении было набито более тридцати человек.
–Я даю вам на размышление два часа,– с этими словами Алекс вышел из тюрьмы и часовые сразу же закрыли тяжёлую дверь на засовы.
Через два часа Алекс Седой снова зашёл в тюрьму. Доспехов на нём уже не было. Он был одет в кожаную не застёгнутую безрукавку с железными заклёпками и в кожаные штаны, заправленные в кожаные же короткие сапожки.
–Я пришёл за ответом-, сообщил он.
Одиннадцать человек согласились служить князю Триединки, остальные отказались.
В тот же день, седьмого июля 182-го года, вечером, на пароме на правый берег была переправлена тяжёлая сотня Мясоруба, пополненная из полусотни Ухореза (Серый и Кабан в неё не попали) и лёгкая сотня Шипа, пополненная местным населением. Здесь, на правом берегу, находились огромные конюшни и большие табуны кобылиц и жеребцов под охраной тридцати пяти армейцев. Армейцы-охранники, разумеется, уже знали о падении Баганки и на конях ушли на север, в Новочен. Кобылиц они с собой не взяли. То ли считали, что гнать с собой ещё и полудиких, не приученных к седлу кобылиц, которых держали исключительно для развода, это лишь обуза, которая помешает благополучному их бегству, то ли ещё какая была причина, но перед уходом они загнали кобылиц и оставшихся коней в конюшни и подожгли их. Триединцы успели вовремя, им удалось спасти из огня полтора десятка кобылиц и два десятка жеребцов. Теперь триединцы имели в числе своей армии ещё и конницу, ведь теперь у них было больше сотни коней, если считать и захваченных животных в Баганке, и полтора десятка кобылиц для расплода. Здесь, в небольших, но уютных казармах, расположенных рядом с конюшнями, была оставлена охрана из семидесяти человек, большая часть из которых была из местных жителей, баганцев, желающих служить Триединке. Мясоруб же и Шип со своими людьми вернулись в Баганку, чтобы продолжить осаду дворца, где засели более сотни воинов армейцев и находилось большое количество женщин и детей.
Седой опасался, что армейцы сделают вылазку и попробуют прорваться и уйти в Новочен, где у власти тоже были армейцы. Поэтому своих воинов он поселил в зданиях вокруг дворца Красноголового.
Утром, восьмого июля, Алекс отправил во все населённые пункты, принадлежавшие Баганке, а их было одиннадцать, своих людей верхом на конях, чтобы те сообщили им, что Баганское княжество уже практически свободно от армейцев и им надо выбрать в своих деревнях самого достойного из всех. Выбранный должен был явиться в Баганку двенадцатого числа. Из этих одиннадцати выбранных народом людей и должен был быть выбран новый князь Баганки, остальные оставались при нём как совет, с которым князь должен был советоваться при принятии того или иного решения. Впрочем, любое крупное решение необходимо было ещё согласовать с верховным князем- князем Стрижом, поскольку Баганское княжество упразднялось и теперь называлось Баганской губернией, или областью, и входило в Триединское княжество.
Всё богатство армейцев, движимое и недвижимое, как и их семей, передавалось в собственность народа: бесплатные поликлиники и фельдшерские пункты, школы, детские сады и прочие нужды.
Но как бы там ни было, прежде всего надо было решать вопрос с засевшими в замке армейцами. В прошедшую ночь лучники триединцев подходили ко дворцу Красноголового, обстреливали окна, в ответ тоже летели стрелы, но штурмовать крепость триединцы так и не решились.
X
Благодаря захвату Баганки территория Триединки увеличилась сразу почти в четыре раза, а население более чем в пять. Теперь Стриж мог существенно увеличить, при необходимости, количество воинов в своей армии. К тому же у него появилась конница, которой не было ни у одного княжества, если не считать тридцать пять сбежавших верхом на конях баганских армейцев, укрывшихся в Новочене. Впрочем, это была, можно сказать, временная конница, поскольку разводить лошадей они не могли, в связи с отсутствием кобыл, которых бежавшие армейцы с собой не взяли, поскольку те не были приучены к седлу, а решили попросту сжечь их в закрытых конюшнях. Но оставалась ещё очень проблемная точка в обновлённом Триединском княжестве: замок в центре Баганки, набитый армейцами, как воинами, так и их семьями. И эту проблему надо было решать.
В полдень Алекс Седой, в обычной своей одежде, без доспехов и оружия, направился прямо к замку, выставив перед собой ладони, тем самым показывая, что он идёт без оружия. Когда до дворца осталось около двадцати метров, у его ног в землю впилась стрела, выпущенная из узкого окна крепости. Алекс спокойно выдернул её из земли .
–Эй, кто потерял стрелу!– крикнул он, выставив её перед собой.
Воевода триединцев услышал в крепости чьё-то нервное хихиканье.
–Что тебе надо?– в одном из окон показалась чья-то голова покрытая железным шлемом.
–Я хотел бы поговорить с Красноголовым!
–Ну тогда заходи!– крикнул человек в шлеме,– Мы тебе откроем дверь!
–Поговорим здесь, на нейтральной территории,– Седой понимал, что в замке его вполне могут захватить как заложника. А потом диктовать свои условия.
–Хорошо,– крикнул кто-то из другого окна,– я сейчас выйду!
Через пять минут тяжёлая обитая железом дверь открылась и из замка вышел сам Красноголовый. В отличии от Алекса он был одет в доспехи: на кожаной безрукавке крепились бронепластины из бронежилетов прошлой эры, руки и ноги были защищены искусно сделанными наручами и поножами, на голове красовался шлем с красивой гравировкой и украшенный перьями. Он был без оружия, если не считать висевший на широком, с красивой вышивкой, поясе нож в кожаном чехле.
Красноголовый неспеша подошёл к Алексу и спокойно стал перед ним, сложив руки на груди:
–Ну, говори.
Бывший князь Баганки был куда крупнее и выше своего собеседника, Алекс был строен и невысок, но его открытые руки были покрыты внушительными мышцами.
–Меня зовут Алекс Седой. Я воевода армии Триединки. Ты, как я понимаю, князь Баганки Красноголовый?
–Да,– с достоинством ответил тот.
–Ты же понимаешь, что жить тут вечно вы не будете. Мы предлагаем вам сдаться.
–На каких условиях?
–Желающие могут вступить в нашу армию, остальные должны будут отработать на благо Триединки семь лет. Женщинам и детям мы предоставим дома и надел земли в деревнях.
–А разве женщины и дети не могут вернуться в свои дома?
–Нет. Ваши громадные особняки будут отданы под школы, детские сады, больницы и прочее. Огромные земельные наделы, принадлежавшие вашим помещикам-аристократам, будут отданы крестьянам. Все ремесленные и производственные цеха будут отданы в пользу князя Триединки.
–Эти условия нам не подходят,-Красноголовый еле сдерживал ярость, ему хотелось выхватить нож и распотрошить этого щенка!
–Думайте,– пожал плечами Алекс.– Времени у вас предостаточно.
–Значит так, щенок,– руки Красноголового, сжатые в кулаки, тряслись от ярости.-Ты сейчас идёшь, одеваешь доспехи, берёшь оружие и приходишь сюда! Будем биться один на один. Если я тебя одолею, то все мои люди, и я в том числе, оставляют при себе всё то, чем они владели. Все дома, земли и цеха.
–Нет,– слегка улыбнулся Седой,– это уже не подходит нам.
–Ты не хочешь со мной биться?
–Почему же? Хочу! Но не сейчас и не на таких условиях.
–Тогда я сейчас выпущу твои кишки и запихаю их тебе в твою болтливую пасть!– с этими словами Красноголовый выхватил нож.
–Стой, Красноголовый,– Алекс отступил назад на один шаг,– я без оружия и мы на переговорах. Ты можешь меня убить, но тем самым ты нарушишь все нравственные законы и покроешь своё имя несмываемым позором.
Красноголовый с рычанием сунул нож назад в чехол.
–Я доберусь до тебя, щенок!– с этими словами он скрылся за дверью.
Алекс не спеша пошёл назад, спиной чувствуя взгляды армейцев из окон и ожидал что вот- вот между лопаток у него вопьётся стрела.
Через десять минут единственная дверь замка открылась и из него начали выбегать вооружённые армейцы. На них тот же час начали сыпаться стрелы из находящихся напротив дверей замка казармы и столовой. Армейцы, защищаясь щитами, продолжали выходить из крепости, их становилось всё больше и больше. С другой стороны казармы и столовой тоже начали собираться воины Алекса Седого. По всей видимости армейцы решили дать последний решительный бой.
Когда за дверями оказалось уже более сотни армейцев, они построились стройными рядами и двинулись к постройкам, осыпаемые стрелами и болтами. Перед зданиями быстро построилась сотня Мясоруба, которая двинулась навстречу армейцам. В сотне Мясоруба был и сам Седой, уже одетый в доспехи и с оружием в руках. Сотню же армейцев возглавлял Красноголовый. Стояла жара, полуденное солнце просто раскаляло доспехи противников, но они, обливаясь потом, подбадривая себя криками, двигались навстречу друг другу. Противоборствующие стороны сошлись, раздался оглушительный грохот железа, треск ломаемых копий, крики людей, вопли раненых и хрипы умирающих. Стрелки триединцев, не выходя из укрытий, продолжали, через головы своих бойцов, осыпать стрелами армейцев. Бой был упорным и кровопролитным, никто не хотел уступать. И в это время вдруг появилась сотня гребной пехоты под командованием Путника. Он разделил своих воинов на две полусотни, и они начали быстро охватывать с двух сторон фланги армейцев, заходя одновременно им в тыл, чтобы отрезать их от замка. Армейцами тут же овладела паника и они бросились бежать обратно к спасительным стенам своей крепости. В этот момент появилась немногочисленная конница триединцев, в которой были и перешедшие на сторону Триединки армейцы. Они нагоняли бегущих и безжалостно рубили их мечами и топорами. Лишь немногим удалось добраться до замка и закрыть за собой дверь. Оставшиеся на поле боя армейцы массово сдавались в плен, лишь горсточка самых отважных, сбившись в кучку, продолжала отчаянно отбиваться. Среди них был и сам Красноголовый.