Kitabı oku: «Затопленная комната», sayfa 2

– Я положил всю свою жизнь, чтобы расплатиться по его долгам! Пашу, как проклятый, не видя белого света, чтобы не пришлось спать на улице! Ещё ты тут достаёшь с этим своим сватовством… Я хочу, чтобы ты уже окончательно поняла, что к отцу у меня нет ни любви, ни тем более какого-то уважения или благодарности. Благодарность я испытываю лишь к одному человеку на этом свете. К тому бухому гопнику, который в переулке всадил отцу розочку в печень, и этот старый козёл не добежал до очередной конторы микрозаймов!

Оглушительно хлопнув дверью, Арсений выскочил из квартиры, оставив за спиной побледневшую рыдающую мать. От волнения у неё на лбу вздулись вены, и теперь этот облик ещё больше напоминал Сене виденное в комнате мёртвое тело. Может, окровавленная фигура из кошмара права? И потому в комнате находилось именно то, что находилось. Потому что Арсений на самом деле мечтал не о покое и тишине, а о том, чтобы утопить весь свой мир в крови.

III

Станок угрюмо гудел, где-то далеко на задворках огромного цеха еле слышно играло радио, а Арсений делал привычную работу совершенно бездумно, механически, разумом пребывая вовсе не здесь. Он нажимал кнопки, настраивая машину под разные размеры, тягал стопы бумаги, убирал обрезки и переваривал в голове одну-единственную мысль.

Сможет ли он когда-нибудь кого-нибудь убить?

Даже не ради какой-то мифической мести, призрачных благ, а исключительно для собственного успокоения. Избавиться от всех тех, кто контролировал его жизнь с самого детства, кто диктовал его поведение и хвалился собственными достижениями, невольно вгоняя его в депрессию.

Нож резательного станка легко опустился вниз, разделив стопку на две части. И Арсений подумал, что это ведь не должно быть так тяжело, как кажется. Наверняка убийство ничем не сложнее его привычной работы. Р-раз! Опустить лезвие на бумагу, отсечь мусор! Р-раз! Опустить нож на чью-то шею, отсечь всё лишнее.

Он замер на секунду, попытавшись представить, что бы он испытал, если бы избавился от матери, исковеркавшей всю его жизнь своим неосторожным выбором. Как бы он себя чувствовал, попрощавшись с сестрой-зазнайкой Лидой, вечно ставившей свою семью в пример Арсению? Успокоилось бы его сердце, если бы старый друг Тимур, купавшийся в деньгах богатых родителей, вдруг навеки замолчал, а с его губ наконец сползла ослепительная улыбка, озолотившая целую стоматологическую клинику в своё время?

Замечтавшись, Арсений не уследил за руками. В какой-то момент неаккуратно вскинув кисть, он на миг ощутил холод лезвия, а после обжигающую резкую боль. Гильотина станка легко отсекла ему кончик пальца, и на стальную поверхность рабочего стола одна за другой шлёпнулись капли густой свежей крови. Металлический запах заполнил собой воздух, пока Сеня в смятении наблюдал, как багряные лужицы медленно и неумолимо притягивались друг к другу, словно намагниченные. Они скользили по гладкой плоскости, пока не слились в единое пятно. И в отражении этого пятна Арсений вдруг необыкновенно чётко разглядел стены знакомой комнаты, всплывшие тела и замершую посередине фигуру, будто дожидавшуюся его с нечеловеческим терпением.

Ощутив проступившую на висках испарину, Арсений торопливо накрыл лужицу носовым платком, чтобы никто из работников цеха случайно не заметил то, что отражалось в крови. Чтобы ни одна живая душа не догадалась, какие мысли терзали этого одинокого худощавого мужчину, проведшего большую часть своей жизни за резательным станком и обзавёдшегося к тридцати пяти годам лишь обширной лысиной и прогрессирующей ненавистью к людям.

А вечером за накрытым столом Арсений, в который раз лишённый права выбора, всё же встретился с соседской дочкой Ангелиной. Едва увидев её, он мгновенно вспомнил, что некогда уже встречал это ангельское личико, обрамлённое волнами светлых волос. В раннем детстве, когда жизнь ещё не подкинула ему неразрешимых забот, Сеня играл с этой девочкой во дворе. Он ломал её кособокие песчаные замки, а она в негодовании кидалась в него песком. Ангелина была на несколько лет младше Арсения, потому в детстве он и относился к ней как к надоедливой противной девчонке, только и умевшей, что кричать и копаться в песочнице.

– Что? Так сильно изменилась? – почему-то с улыбкой поинтересовалась Ангелина, пока Сеня не мог отвести взгляд от красивой молодой женщины с ясным взором.

– Ам… Ну… Д-да, – выдавил из себя мужчина, заёрзав на стуле, неожиданно показавшемся ему жутко неудобным. – Я давно не встречал тебя во дворе.

– Я теперь живу не здесь, – всё так же улыбаясь, ответила Ангелина и кивком поблагодарила сияющую маму Сени за кусочек пышущей жаром запеканки из кабачков.

– Ангелочка у нас снимает квартиру в столице! – гордо сообщила Людмила Петровна. – Сама снимает! Зарплата ей позволяет! А уж какая работа!..

Дальше соседка углубилась в подробные объяснения, которым жадно внимала мать Сени. Ангелина изредка кивала, подтверждая те или иные слова, пока Арсений не сводил с неё взгляд. Ему почему-то вдруг показалось, что на их с мамой тесной простовато обставленной кухне засияло солнце. В его золотистых лучах необыкновенно заметны стали тусклые обои, залатанный линолеум на полу и гнутые алюминиевые вилки, но вся эта грязь и дешевизна никоим образом не смутила солнце. И оно так и продолжало ярко светить, совершенное в своей красоте.

– Так, значит, ты здесь только на время отпуска? – спросил Арсений, неловко вклинившись в общую беседу и совершенно не смутившись, когда Людмила Петровна окинула его недовольным взглядом за то, что прервал её на полуслове.

– Да, в воскресенье у меня обратный поезд.

– М-м. Понятно.

Арсений замолчал, склонив голову и впав в глубокую задумчивость. Выходило, что через пять дней этот светловолосый ангел должен был упорхнуть обратно на небеса. Всего пять дней. А на что? На то, чтобы завязать какие-то отношения и ближе узнать человека? Чудовищно мало.

Но оставить всё, как есть, Арсений тоже не мог. Этим вечером на маленькой кухне он вдруг впервые увидел солнце, и его мир перевернулся. Теперь он не мыслил свою жизнь без этого ласкового света, за мгновение разогнавшего все тучи его невзгод. И мужчина желал стать единственным, кому это солнце могло бы светить.

Ужин затянулся до поздней ночи. Уже в прихожей, провожая гостей вместе с матерью, Арсений аккуратно за локоть отвёл Ангелину в сторонку и робко попросил её номер телефона.

– Сеня, послушай. Я не хочу, чтобы ты строил какие-то иллюзии на мой счёт, – тихо проговорила девушка. – Какой бы хорошей мама меня ни расписывала, но я вовсе не идеал. И не вижу смысла лукавить.

– О чём ты? – произнёс Арсений, растаяв только от одного того, что Ангелина назвала его «Сеня».

– После университета я сразу выскочила замуж и забеременела. С мужем я развелась довольно быстро, но ребёнок остался со мной. Эту неделю сын гостит у бабушки с дедушкой по отцу, но обыкновенно мы с ним проводим всё время вместе. Он – важная часть моей жизни, от которой я не могу отказаться. Извини.

Ангелина сказала это и замолчала, потупив взор.

– Ты так оправдываешься передо мной, будто есть что-то постыдное в том, чтобы иметь ребёнка… – растерявшись ровно на мгновение и быстро взяв себя в руки, ответил Арсений. А после, весь подобравшись и вытянувшись, спросил: – Если приеду в столицу как-нибудь, познакомишь с сыном?

Для Ангелины эти слова значили гораздо больше, чем для самого Арсений. Робкая улыбка на её лице расцвела подобно бутону, становясь всё прекраснее и нежнее.

Она дала свой номер телефона и выпорхнула за дверь легко, как неуловимый мотылёк, а Арсений остался стоять в прихожей, смущённый и обрадованный одновременно. К счастью, хотя бы мать не стала ничего говорить, а лишь захлопотала на кухне, что-то счастливо напевая себе под нос.

Соседки ещё даже не успели спуститься на свой этаж, как Арсений уже написал Ангелине на полученный номер. Он так и не понял, как вышло, что вся последующая ночь пролетела у него перед глазами искрой. Он с головой спрятался под одеяло, не в силах стереть с лица глуповатую улыбку, и переписывался с Ангелиной, которой тоже не спалось. Они беседовали обо всём на свете: о звёздах, фильмах, домашних любимцах, рассказывали друг другу нелепые истории из детства и школы. Будто все эти годы они берегли свои воспоминания для одной этой ночи.

Арсений заснул за пару часов до будильника, окрылённый и думающий лишь о назначенной на грядущий вечер встрече. Никогда раньше он не мог и представить, что ему доведётся хоть раз в жизни испытать подобные чувства, вспыхнувшие так неожиданно быстро и ярко. Его душа трепетала и пела, а все мысли крутились только вокруг его светловолосого ангела.

Но кошмары не ведали сострадания. И когда Арсений осознал себя стоящим в знакомой комнате, его будто огрели дубиной по голове, настолько резким было падение из райских кущ прямиком в бездну ада, где его всегда радушно дожидались.

– Это не для тебя, – как-то устало и обречённо произнёс кровавый силуэт вместо приветствия. Слова его отразились от потолка и намертво врезались в сердце Арсения.

Фигура чужака вдруг впервые пошевелилась с момента своего появления в комнате и толкнула ногой проплывавший мимо труп матери, который мгновенно отнесло к ближайшей стене и с головой захлестнуло кровавой волной.

– Она манипулирует тобой, а ты это позволяешь и всегда позволял. Не забывай о подлинных своих чувствах.

На этих словах сон резко оборвался, спугнутый будильником, а Арсений был вынужден признаться себе, что начинает ненавидеть эти кошмары и своего мистического собеседника всей душой.

И если бы не грядущая встреча с Ангелиной, Арсений, наверное, весь день у станка провёл бы в думах об очередном тревожном сновидении и смысле услышанного. Но солнечная сияющая Ангелина вытеснила любые мысли из головы влюблённого мужчины. Он не заметил, как пролетел рабочий день, сорвавшись в раздевалку, едва часы показали конец смены. И в парк он прибыл первым, успев купить у какой-то старушки на остановке простенький букет садовых цветов.

В целом их свидание прошло куда лучше, чем Арсений мог себе представить. Никогда раньше он не был так счастлив, так безумно влюблён и беззаботен. На несколько часов он даже уверился, что его жизнь теперь окончательно и бесповоротно изменится, с приходом в неё Ангелины, но после всё же мысленно одёрнул себя – до поезда оставалось четыре дня. Всего четыре дня для этого безоблачного счастья, а после его ждала лишь оглушающая тоска.