Kitabı oku: «Камень. Книга шестая», sayfa 2
Глава 2
– Присаживайся, Андрей Кириллович. – Император поздоровался за руку с князем Шереметьевым и указал тому на кресло. – Коньяк будешь?
– Не откажусь, Николай Николаевич…
…Утренний звонок императора с приглашением в Кремль «на пару рюмок коньяка» явился для князя Шереметьева не то чтобы полной неожиданностью, но некоторую сумятицу в его мысли и планы все же внес. Андрей Кириллович сразу понял, что речь пойдет про события вечера воскресенья, но вот в каком разрезе будет протекать беседа, он пока не представлял. Вариантов было ровно два: или император просто хочет извиниться за доставленные роду Шереметьевых неприятности, или, что намного хуже, великий князь Алексей Александрович поделился с родичами содержанием их с Андреем Кирилловичем беседы. В последнее, впрочем, князь не верил. Ну а вдруг?..
…С минуту император и князь грели бокалы с коньяком в руках, пока хозяин кабинета не спросил:
– Андрей, ты догадываешься, по какой причине я тебя пригласил?
– Догадываюсь, Коля, – кивнул тот.
– Ну, тогда давай не будем ходить вокруг да около… – Император поднялся со своего кресла, князь Шереметьев последовал его примеру. – Андрей Кириллович, от лица рода Романовых приношу тебе свои неофициальные извинения за доставленные неприятности с этим… подлым похищением Анны. Искренне рад, что все завершилось благополучно. Сам понимаешь, официальных извинений ты не услышишь.
– Государь, я все прекрасно понимаю и принимаю твои извинения. Поверь, зла на род Романовых мы не держим.
Они отсалютовали друг другу бокалами с коньяком и уселись обратно в кресла.
– Как там Анна? Не сильно перепугалась? – с подчеркнутым участием поинтересовался император.
– Перепугалась, конечно, – покивал головой князь. – Но уверен, через какое-то время она благополучно забудет про этот досадный инцидент. Мы тут решили ее до конца недели подержать в особняке, так сказать, в привычной домашней атмосфере, а потом будем думать, что с ней делать дальше.
– Это в каком смысле, будете думать, что с ней делать дальше? – Император изогнул бровь.
– Коля, ты только пойми меня правильно… – Шереметьев сделал вид, что ему очень неудобно. – Но уж слишком много… непонятного происходит вокруг твоего внука. Ты же не будешь этого отрицать?
– Продолжай… – Лицо Николая осталось непроницаемым.
– Вот я и переживаю за Аннушку… И Алексею, кстати, у «Русской избы» сказал то же самое.
– А вот с этого места поподробнее, Андрей. – Император сказал это таким тоном, что князь Шереметьев весь подобрался, прекрасно понимая, что ступает на очень тонкий лёд, который может треснуть под ним в любой момент.
Вздохнув, он подробно пересказал весь свой разговор с великим князем, постоянно при этом следя за выражением лица императора. Реакция последнего поставила князя в тупик: государь шумно выдохнул, встал с кресла и начал прохаживаться туда-сюда перед журнальным столиком, а попытку Шереметьева подняться пресек властным жестом.
– Ценю твою честность, Андрей, а также смелость, – хмыкнул император и остановился. – Не побоялся, значит, Алексею, с его-то репутацией, все это высказать? Да и мне подобное слышать, честно говоря, тоже не очень приятно.
Князь Шереметьев никак не прореагировал на этот комментарий, он продолжал сидеть с прямой спиной. Император же продолжил:
– А учитывая все обстоятельства произошедшего, понимаю и твою прямоту. – Он сел обратно в кресло и немигающим взглядом уставился на князя. – Андрей, говори прямо, чего ты добиваешься? Вот никогда не проверю, что ты это все сказал и сделал, не подумав перед этим десять раз? Слишком давно я тебя знаю. Да и это твое желание отправить внучку в Северную столицу, уж извини, но выглядит полнейшим блефом.
– Коля, не забывай, я тебя знаю не меньше, – делано усмехнулся Шереметьев, у которого нервы были напряжены до предела. – И ты прекрасно понимаешь, чего я добиваюсь.
– Породниться хочешь через Аньку?
– Хочу, – кивнул тут. – Может, обозначишь… перспективы моей внучки? Чтоб роду Шереметьевых не позориться и не строить на ровном месте вредных иллюзий?
– Перспективы тебе описать? – хмыкнул император. – А перспективы у нас с тобой, Андрей, крайне туманные. – Он взял бутылку и добавил коньяка в бокалы. – Ты слышал о бандитском нападении на особняк Карамзиных?
– Конечно, Коля, – кивнул князь. – Москва только это и обсуждает.
– Слушаю твою версию событий, Андрей. – Улыбающийся император откинулся на спинку кресла. – Давай, князь, не стесняйся, не разочаровывай меня, ты ведь уже понял, что там произошло на самом деле.
Шереметьев вздохнул:
– Да, понял, Коля. И очень рад, что Алексей Александрович нанес «визит вежливости» родичам его святейшества. Мы с Кириллом даже почувствовали некоторое удовлетворение от произошедшего, ну, ты понял… Вы получили то, что от вас скрывал Святослав?
В следующий момент император резко перегнулся через столик, от него повеяло сметающей все на своем пути властностью, а князь Шереметьев сжался в кресле, боясь пошевелиться.
– Род Романовых всегда получает то, что хочет! – прошипел Николай в лицо князю. – Не забывай это, Шереметьев!
Через несколько секунд властность пропала, а взявший себя в руки император уселся обратно в кресло.
– А теперь я отвечу на твой вопрос, Андрей, – уже спокойно продолжил он. – Род Романовых до последнего момента ничего не знал о визите Алексея в особняк Карамзиных, и нам пришлось, так сказать, прямо «с колес» поддерживать молодого человека в этой во всех смыслах полезной инициативе. И да, мы получили доступ к информации, которую от нас скрывал Святослав. А теперь сам, на основании вышеизложенного, прикинь наши с тобой перспективы породниться, если у Алексея Александровича такого желания не возникнет?
Князь Шереметьев, уже пришедший в себя, только понимающе покивал головой, а император продолжил:
– И обозначил я тебе это только для того, Андрей, чтобы отношения между нашими родами и в дальнейшем оставались такими же хорошими. Осознал перспективы? Проникся ими?
– Да.
– А теперь забудь, что я тебе только что сказал. Забыл?
– Вот вообще не понимаю, что вы имеете в виду, ваше императорское величество. – Князь Шереметьев встал и поклонился.
– Так-то лучше… – удовлетворённо кивнул император. – И сядь уже, Андрей… Как жена, дети?
Аудиенции продлилась ещё минут пятнадцать, обсуждали в основном семейные дела Шереметьевых, а когда князь покинул главный кабинет Империи, его лицо прямо в приемной скривилось от досады – хитрый и изворотливый Николай так и не сказал ему главного: является ли кандидатура Аннушки приоритетной в ряду других претенденток на место невесты великого князя Алексея Александровича?..
***
– Вот же Андрюша, хитрый жук! – усмехнулась императрица, выслушав рассказ мужа о визите князя Шереметьева. – По полной, значит, решил поэксплуатировать тему с похищением внучки! А ты ему лишнего не наговорил, Коля?
– Брось, Маша! – отмахнулся император. – Он не знал только отдельных нюансов, а общая картина у Андрея в голове и так сложилась. Ты же знаешь этих журналистов, я имею в виду хороших, у них работа от работы оперативников специальных служб не многим и отличается: поиск источников информации, анализ текущей ситуации, работа с агентурой, а уж про сливы журналюгам грязного белья своих конкурентов и заказные статейки я вообще молчу! Везде течет, Машенька, тебе ли не знать! Ладно хоть Шереметьевы сотрудников своих в узде держат, иначе бы Империя в потоках этого дерьма просто утонула! А они бы все в белом нам указывали, как правильно жить! Мол, свобода слова и объективное донесение информации со вскрытием социальных гнойников! Бутырка по всем этим борзописцам продажным плачет!
– Ты чего опять на табурет залез, Коля? – улыбнулась Мария Федоровна. – Меня-то агитировать не надо, я это все и без тебя прекрасно знаю! Или ты не пользуешься услугами тех же самых журналюг для слива информации? Или не вскрываешь нужных тебе социальных гнойников с указанием конкретных виновных лиц? И если ты этим пользоваться не будешь, обязательно начнет кто-то другой, да еще и против тебя. А с Шереметьевыми надо дружить, они свое дело хорошо знают. Может, ты им какой-нибудь жирный заказик подкинешь за страдания Анны и в благодарность за продемонстрированную лояльность?
– Надо будет подкинуть, – кивнул император. – Можешь даже взять этот вопрос на контроль, тематику заказа оставляю на твое усмотрение.
– Вот это уже деловой разговор, Коля, – удовлетворенно улыбнулась Мария Федоровна. – Я обязательно что-нибудь придумаю. Слушай, а Андрей точно не ушлет Анну в Питер?
– Да нет, – отмахнулся император.
– Это хорошо для сохранения нужного драматизма задуманной нами интриги. Ты, кстати, подумал над моим вчерашним предложением?
– Насчет Сашки?
– Да.
– Подумал. И согласен с тобой, наследнику пора хорошенько встряхнуться. Да и в вопросе его сближения с Алексеем твоя провокация пойдет только на пользу…
***
– Доченька, ты уж веди себя хорошо… – Виталий Борисович Пафнутьев обнял Алексию, а потом подтолкнул ее к трапу самолета. – Будешь звонить и отправлять сообщения, как условились.
– Хорошо, папа, – кивнула девушка. – А ты помнишь, о чем я тебя просила?
– Помню. Об изменениях в положении Алексея, если таковые будут, сообщу, за Вяземской с Петровым пригляжу лично, Решетова уже взята под плотный круглосуточный контроль.
– Спасибо, папа! – улыбнулась Алексия и вступила на трап. – Маме и брату с сестрами привет!
– Передам, – кивнул Пафнутьев и дождался, когда девушка помашет ему через иллюминатор, повернулся и под шум заработавших двигателей самолета зашагал к машине.
А Алексия закрыла глаза, расслабилась в удобном кресле и попыталась настроить себя только на хорошее – что бы ни происходило в ее личной жизни, это не должно было помешать ей выступить на финальных концертах тура с полной самоотдачей.
***
Утро второго дня «заключения» в Бутырке для меня началось с подъема, устроенного Прохором:
– Вставай, Лешка, мне Ваня сказал, что ты должен чувствовать себя вполне нормально, а поэтому сейчас будешь под моим присмотром делать утреннюю гимнастику. Нечего расслабляться, а то так всю форму растеряешь на хозяйских харчах.
Продолжая валяться, я зевнул, прислушался к своим ощущениям и решил с авторитетным мнением Ивана-Колдуна согласиться: тело хоть и ныло, но после полноценного восьмичасового сна отдохнуло и пришло в некое подобие моей прежней формы. Спрыгнув на пол, потянулся и попробовал перейти на темп. В отличие от вчерашнего дня, спуртом до толчка дело, слава богу, не закончилось, но поплохело мне прилично, да так, что пришлось усесться обратно на ставшую родной койку.
– Ты чего побледнел, Лёшка? – с заботой в голосе поинтересовался воспитатель и присел на корты рядом. – Что, тебе опять плохо стало?
– Ага, – кивнул я. – На темп попытался перейти, вот и…
– А вот про это мне Ваня ничего не сказал, – протянул Прохор. – Давай-ка ты сейчас отдохнешь, а потом просто физкультурой займёшься без всех этих боевых трансов. Договорились?
– Договорились, – согласился я. – Все равно делать нечего, хоть руками и ногами помашу… Не хочешь присоединиться?
– Так мы с твоим батей и Иваном уже размялись под руководством Михаила Николаевича, – хмыкнул Прохор. – Заодно и чуму из организмов с потом выгнали.
– Здоровье вы свое вместе с чумой выгнали! – поморщился я. – Ну ладно вы! А дед Миша в его возрасте каким местом думает? Он что, инфаркт миокарда во-о-т с таким рубцом получить захотел?
– Отставить разговорчики в строю! – в камеру зашел свеженький, благоухающий одеколоном князь Пожарский. – Сейчас я тебе покажу, курсант Романов, каким местом я думаю! Упор лежа принять! Делай раз! Делай два! Делай три!..
За следующий час, под чутким руководством любимого деда, я вымотался от обычных физических упражнений так, как не выматывался уже очень и очень давно, и до раковины добирался мокрый, как мышь! А успевшие присоединиться к деду и Прохору отец с Иваном смотрели на меня даже с некоторой долей жалости.
Завтракали все у меня, попутно обсуждая «вести с воли». Понятно, что источником всех этих сообщений был мой отец, который сначала успокоил деда Михаила, мол, Григорий с Константином уже ведут себя прилично, больше не достают его своими звонками и не планируют атаку на императорскую канцелярию с требованием аудиенции у государя. Следующим был Прохор, которому Пафнутьев передавал привет и заверял, что его любимая Решетова в перерывах от несения службы находится под защитой профессионально незаметных сотрудников Тайной Канцелярии. Потом наступила моя очередь, ну и немного Ивана: Алексия улетела и передавала пламенный привет, Виктория, как и Сашка Петров, под постоянным надзором. А в самом конце отец открыл принесенную с собой спортивную сумку и вручил мне планшет со всеми моими учебными принадлежностями, сопроводив это все соответствующим комментарием:
– Нечего, Алексей, всякой ерундой здесь маяться, лучше учёбу подтяни, а то ты у нас или болеешь после сверхнагрузок, или воюешь в Средней Азии, или в тюрьме сидишь по второму разу, или ещё какая ерунда приключается. Есть у кого домашнее задание спросить?
– Мне Инга Юсупова пропущенное помогала наверстывать, – вздохнул я, признавая правоту отца в делах получения образования.
– Вот и напиши ей с планшета на почту, чтоб она тебе текущее задание прислала. Надеюсь, не надо напоминать, что никаких пояснений по поводу твоего отсутствия в университете ей озвучивать не надо?
– Как скажешь, папа, все сделаю в лучшем виде. А вопрос можно?
– Валяй.
– Что насчёт прогулок? Хочется уже свежим воздухом подышать да свет белый увидеть…
– После обеда погуляешь, а пока займись учёбой, – строго сказал он.
– Будет исполнено, ваше императорское высочество. – Я встал и отправился на единственное свободное и более или менее «уединенное» место, коим являлась койка.
К моему немалому удивлению, Инга Юсупова как слала мне лекции с домашним заданием, так и продолжала слать. Понедельник не стал исключением. Причём девушка отправляла письма с вложениями без всяких комментариев и больше не пыталась выяснять причины моего отсутствия на занятиях в университете. Написал ей письмо с выражением благодарности и намёком «на дальнейшее сотрудничество в этой сфере».
Пока я разбирался с письмами и другими учебными материалами, «подельники» разошлись по своим камерам, решив мне не мешать, а я, довольно-таки быстро закончив с домашним заданием, решил из любопытства пройтись и посмотреть их «хоромы».
Как оказалось, остальные четыре камеры находились в другом коридоре, вернее, это моя была в закутке и имела возможность размещения пары охранников у двери для более качественного надзора за помещенным злодеем. «Апартаменты» же отца, деда, Прохора и Ивана были одинаковы и меньше моих раза в два с половиной, напоминая пенал с койкой, маленьким столиком, табуретом, раковиной и отхожим местом. Вся мебель была прикручена к стенам и полу, а махонькое зарешеченное оконце света не давало вообще! Теперь я прекрасно понимал, почему моя камера использовалась для общего сбора – в остальных вместилось бы максимум трое человек, и то стоя.
После сытного обеда «с переменой блюд», как и обещала отец, мы все дружно отправились гулять во внутренний двор Бутырки, а самым примечательным было то, что в углу там уже стоял стол с разнообразными бутылками и закусками. По тому, как отец с дедом, а за ними и Прохор с Иваном уверенно двинулись к этому столу, становилось понятно, что «накрытая поляна» не является удачной импровизацией со стороны администрации тюрьмы. А вот когда и я взял в руку бокал и потянулся к бутылке с вином, то получил самую настоящую отповедь от деда Миши:
– Ты куда, Лёшка, ручонки свои загребущие тянешь? Ты у нас на реабилитации пока после очередных подвигов. Вот вернутся к тебе утраченные навыки вместе с потерянными мозгами, тогда и выпьешь, а сейчас вон сок себе наливай.
– Деда, но я уже сделал домашнее задание! А в школе завтра выходной…
– Нет, деточка! – дед был сама непреклонность. – Ты наказан, остаешься без сладкого.
Всем своим видом продемонстрировав недовольство, я налил себе сока, отошел в сторонку и попытался поймать лицом отблески низкого зимнего солнца на окнах камер Бутырки, а все остальные углубились в очередные воспоминания, касающиеся славного боевого прошлого.
– Алексей, – спустя какое-то время подошел отец, – если тебе интересно, государь сегодня встречался с князем Шереметьевым.
– Интересно, – кивнул я.
– Твой дед извинился перед князем за этот досадный инцидент с Анной.
– Как там сама Аня?
– Дома пока сидит, в себя приходит. Тебе Шереметьев говорил, что собирается её в Питер на учёбу отправлять?
– Говорил.
– И как ты к этому относишься?
– Лично я отношусь к этому отрицательно. Но это ведь не мне решать, а Шереметьевым. Уверен, они примут правильное и взвешенное решение.
– А если бы у тебя была возможность сделать так, чтобы княжна не уезжала в Питер, ты бы ей воспользовался? – прищурился отец.
– Папа, опять эти ваши заходы со свадебкой начинаются? – поморщился я. – Да пусть они куда хотят, туда Аню и отправляют! Но я, чтобы только она в Питер не поехала, на ней жениться не буду.
– Ты чего разнервничался-то, Алексей? – хмыкнул отец. – Я же просто поинтересовался твоим виденьем ситуации.
– Это дед Михаил или Прохор у меня могут просто поинтересоваться, а вот вы…
– Ну, так-то да, – кивнул отец. – На каждом шагу нашего Алексея поджидают подлые засады и коварные ловушки! Ладно, дыши воздухом, потом как-нибудь опять эту тему обсудим, в более располагающей обстановке. – Он хлопнул меня по плечу, развернулся и пошел к остальным.
Вот зачем отец мне про это опять сказал? Или это инициатива деда с бабкой? Или там князь Шереметьев активно воду мутит, прикрываясь Анной?
Настроение упало, лучи солнца перестали радовать, а на глаза полезли унылые, серые стены Бутырки. Сделав глубокий вдох, я зажмурился и заставил себя больше не думать обо всех этих заморочках, сопроводив мысли активным посылом: «Да и хрен с вами со всеми!»
В общей сложности во внутреннем дворе Бутырки мы провели порядка двух часов. Из них только минут сорок я гулял один, а потом все-таки вернулся к остальной компании, которая чувствовала себя прекрасно, совершенно при этом не обращая внимание на гнетущую атмосферу окружающих нас стен тюрьмы. Отжигал в основном Иван-колдун, травивший байки из жизни:
– Михаил Николаевич, а это при вас тогда начальник госпиталя подполковник Семенихин с господами гвардейскими офицерами проводил групповой урок сексуального воспитания?
– Это когда?
– Это когда в госпитале начали подходить к концу запасы пенициллина, – ухмылялся Кузьмин. – А у гвардейцев как капало с концов от французского насморка, так и продолжало капать!
– Что-то такое вертится в голове… – дед улыбался. – Семенихин вообще был большой затейник, насколько я помню…
– Вот-вот, Михаил Николаевич, и я про то же! Вы же сами тогда приказали гвардейским полкам выстроиться на плацу, а Семенихин перед строем давай прохаживаться прямо в белом халате поверх комка и в своем знаменитом золотом пенсне. Ходил он так, ходил, а потом наконец громко заявил: «Некоторые из господ офицеров мне постоянно жалуются, что гандоны для них, видите ли, слишком малы. Извольте…» Подполковник сделал знак санитару, который подошел к нему с кабачком в руках, развернулся к строю и зажал овощ между ног. Семенихин такой протягивает санитару упаковку с презервативом, которую тот открывает и достает содержимое оного. После чего спокойно, ловкими движениями рук натягивает искомый гандон на кабачок и поднимает его над головой, демонстрируя получившийся результат, а подполковник сопровождает это очередным комментарием: «Господа, я никого не хочу обижать, но не думаю, что у кого-то из вас размер больше». Гвардия дружно проржалась, а Семенихин спокойно продолжил, посверкивая пенсне: «Господа, кто вас надоумил стучать кулаком по хребтам веселых девок, когда вы их уестествляете в позе “сзади»? Мол, у них там все сжимается, и становится уже? Покажите мне этого знатока анатомии, я его пострадавшим девкам отдам, у которых, кроме синяков и смещенных позвонков, нигде ничего не сжалось! А лучше я сам его в эту интересную позу поставлю и по хребтине постучу, чтоб у него геморрой не вываливался!» Гвардия проржалась снова, а Семенихин решил закончить свое выступление на волнующей всех теме: «И вообще, господа, прекращайте уже так безбожно бухать! А то и к вам начнут прилетать синие и красные драконы и приплывать косяки грудастых русалок, как к известным вам всем ротмистру и совсем еще юному корнету».
***
Вся компания после прогулки опять разместилась в моей камере и продолжила умеренно-культурное потребление алкогольных напитков под душевные разговоры, пока не насторожился Кузьмин:
– У нас гости, – сообщил он.
И действительно, в коридоре раздались шаги, и на пороге камеры появилась собственной персоной её императорское величество Мария Фёдоровна. Мы все дружно поднялись с табуреток и поклонялись.
– Мама, почему ты меня не предупредила о своем визите? – с досадой спросил отец.
– Сюрприз тебе хотела сделать, сынок, – улыбнулась она ему. – Господа! – это было уже всем остальным, после чего императрица сделала два шага назад обратно в коридор.
А на пороге камеры появились мои сестры, Мария и Варвара, испуганный взгляд которых заметался между отцом и мной. Дед Михаил, Прохор и Иван опять поклонялись, а я обратил внимание на реакцию отца: он задёргался, сделал попытку убрать бутылки со стола, потом выдохнул и натянул улыбку:
– Доченьки, как же я рад вас видеть!
А у Маши с Варей на глазах выступили слёзы, но к отцу они обратились хорошо тренированными твёрдыми голосами:
– Здравствуй, папа! – Они перевели взгляд на меня. – Здравствуй, Алексей!
– Привет, сестренки! – бодренько поприветствовал я их.
Потом Мария с Варварой поздоровались с князем Пожарским и Прохором, которых знали, а вот с Кузьминым их познакомил отец. Через пару минут всех этих формальностей в камере остались только Романовы, в том числе и бабка. Тут уж соблюдать этикет было не перед кем, и Мария с Варварой с ревом кинулись отцу на шею, а через пару минут этому же испытанию подвергся и я.
– Мама, – раздраженно смотрел отец на бабку. – И зачем ты привела девочек?
– Они имеют право знать, что происходит в роду, уже взрослые, – как ни в чем не бывало улыбалась императрица. – Да и тебя они хотели увидеть, очень по отцу соскучились. Ты не рад?
– Я рад, что увидел дочек! Но очень злюсь на то, что ты водишь девочек по подобным учреждениям, – возразил отец. – И никакие они ещё не взрослые.
Мария с Варварой, услышав эти слова, быстро отпустили меня и с обидой уставились на родителя:
– Папа, мы уже взрослые! И вообще, бабушка права: мы пришли тебя навестить, а ты нам не рад!
– Да что вы такое говорите?! – вскочил он. – Конечно же, я рад вас видеть! Просто мне неудобно, что вы меня наблюдаете в подобном положении!
– Ты наш отец! И нам все равно, в каком положении ты находишься! Мы тебя все равно любим!
Я с улыбкой стал наблюдать за трогательным воссоединением семьи, причём было совершенно очевидно, что отец искренне любит дочерей и очень трепетно к ним относится, а они ему отвечают полной взаимностью.
Был ли я рад визиту Марии с Варварой? Конечно! И даже присутствие злобной бабули меня не сильно напрягало. И еще я прекрасно понимал, что по сравнению с отцом нахожусь в более выгодном положении: если в его возрасте оказаться в тюрьме было как-то глупо и унизительно, то вот в мои годы это казалось чуть ли не подвигом.
– Как дела, внучок? – прервала мои умствования императрица.
– Лучше всех, бабушка! – осклабился я.
– Как здоровье? А то слухи ходят, что ты несколько перенапрягся?
– Врут злые языки!
– Да… Похоже, действительно врут. По крайней мере, твой оптимизм тебя не оставил.
– А чего мне в пессимизм впадать? Все живы-здоровы, с близкими моими все в порядке, сестренки опять же в гости пожаловали с любимой бабушкой…
– Рада это слышать, внучок, – покивала она важно. – Может, просьбы какие будут? Пожелания? Ты говори, не стесняйся. Чем смогу, как говорится…
– У меня всё есть, бабушка! – отмахнулся я. – А если чего-нибудь захочется, так я уж сам как-нибудь справлюсь.
– Смотри, мое дело предложить.
– А мое – отказаться.
Нашу с бабушкой легкую пикировку прервали Мария с Варварой, которые наконец прекратили допрос отца и решили то же самое проделать со мной, чем и воспользовалась императрица, вызвав сына на приватный разговор, а меня оставив с сёстрами.
– Так, красавицы, сразу же говорю, что отец вообще здесь ни за что сидит! – сходу заявил я им. – Вернее, из-за меня. А точнее, из-за моего поведения. Это же самое касается и Михаила Николаевича, и Прохора с Иваном.
Вот уж тут я в очередной раз на себе испытал все проявления женского любопытства, на меня вылились и трогательная забота о моем здоровье, и вопросы про моральное состояние, и предложения по улучшению моего быта и досуга в тюрьме, которые очень быстро сменились деликатными намеками на мой визит в особняк Карамзиных. Оказалось, что бабуля в общих чертах посвятила девочек в суть происходящего и, как и обещала ранее, все вопросы благополучно переадресовала ко мне. Я же изо всех сил отнекивался, выкручивался, но кое-что все равно рассказал. Больше всего Марию и Варвару, конечно же, интересовало произошедшее с их подружкой, Аней Шереметьевой, которой они не могли дозвониться уже второй день. Описал, опустив при этом разговор с князем Шереметьевым и ту информацию, которую мне выдал по нему сегодня отец.
– Лёша, а когда вас с папой выпускать собираются? – спросила Мария, когда я закончил давать пояснения.
– Не знаю, – пожал я плечами. – Грозятся устроить очередной совет рода в мою честь. Вот по его итогам и будет понятно, когда меня выпустят. И, сестренки, давайте договоримся сразу, не вздумайте просить за меня деда и бабушку! Договорились?
– Хорошо, – очень неуверенно кивнули они. – Но…
– Никаких «но»! – твердо сказал я. – Сам влетел, и выпутываться буду тоже сам.
***
– Мама, ты зачем девочек привела? – цесаревич раздраженно смотрел на императрицу. – Специально перед дочками отца опозорить хочешь?
– Держите себя в руках, молодой человек, – спокойно ответила та. – Не всё девочкам смотреть на мир в розовых очках, вот и на Бутырку пусть посмотрят. А тебе очередной урок будет в благородном деле воспитания молодёжи.
– Какое воспитание, мама? – продолжил он так же раздраженно. – Увидеть, как родной отец с братом по камерам сидят? Обалденное воспитание!
– Саша, а что ты сделал для того, чтобы твой собственный сын здесь не сидел? Ты даже сейчас, судя по записям ваших разговоров, не особо-то воспитанием сына занят!
– Ты не хуже меня знаешь, что за день, а тем более за два люди не перевоспитываются! Требуется более длительное общение с нормальным контактом и общими интересами!
– Вот и занимайся, сынок, занимайся! Форсируй события! А то как бы совет рода очередной выходкой Алексея не закончился!
– Мама, – вздохнул царевич, – я начинаю склоняться к тому, что сын прав, и этот совет рода… – Он махнул рукой. – Забудь! Пошли лучше Михаила Николаевича проведаешь, может, хоть с ним заботу и участие проявишь…
***
Когда бабка сёстрами с нами попрощались и ушли, отец подошел к столу, плеснул себе полный бокал коньяка, выпила его залпом и уселся на табурет.
– Господи, какое же позорище! – Он обхватил голову руками. – Никогда не думал, что перед девочками предстану в таком месте и в таком виде!
– Отец, да сказал я Марии с Варварой, что ты здесь только из-за меня. Так что расслабься! Да и позорного они ничего не увидели, это я тебе точно говорю.
Он медленно поднял голову, посмотрел на меня, вздохнул и указал на бутылку коньяка:
– Составишь компанию, сынок?
– Наливай, папаша. Куда тебя девать-то…
