«Пармская обитель» kitabından alıntılar, sayfa 2

"Но как, право, странно, - говорил он себе иногда, - я совсем не способен на то всепоглощающее и страстное волнение, которое зовут любовью! Среди всех связей, какие по воле случая были у меня в Новаре и в Неаполе, разве мне встретилась хоть одна женщина, свидание с которой даже в первые дни было бы мне приятнее прогулки верхом на породистой и еще незнакомой мне лошади? Неужели то, что зовут любовью, опять-таки ложь? Я, конечно, люблю, но так же, как чувствую аппетит в шесть часов вечера! Неужели из такого довольно вульгарного влечения лжецы создали любовь Отелло, любовь Танкреда? Или надо считать, что я устроен иначе, нежели другие люди? Неужели моя душа лишена этой страсти? Почему? Удивительная участь!"

Третьего дня, например, одна из бельевщиц, которые каждое утро

разносят чистые полотенца по дворцовым покоям, вздумала потерять ключ от

одного из английских бюро принца. И его высочество отказался заниматься

всеми делами, по которым были представлены доклады, запертые в этом бюро.

Конечно, ему за двадцать франков вынули бы доски из дна ящика или

подобрали ключ к замку, но Ранунцио-Эрнесто Пятый сказал мне, что нельзя

прививать дворцовому слесарю дурные привычки.

Я склонен думать, что причиной безнравственной радости, которую дает итальянцам месть, является сила воображения, свойственная этой нации; в других странах люди, собственно говоря, не прощают обид, а просто забывают их.

Terzo incomodo (докучное третье лицо)! Как мучительно умному человеку сознавать, что он играет эту жалкую роль, и всё же не быть в силах встать и уйти.

Гондзо, при его качествах, разумеется, изрядно презирал маркизу Крешенци, так как ни разу в жизни не слышал от нее сколько-нибудь обидного слова

Она удвоила внимание в Лимеркати: ей хотелось пробудить в нем угасшую любовь, а затем бросить его, повергнув этим в отчаяние. Для того, чтобы французам был понятен такой план мщения, скажу, что в Ломбардии, стране довольно отдаленной от нашей, несчастная любовь еще может довести до отчаяния

Опасность делает человека рассудительного гениальным - он, так сказать, поднимается выше своего обычного уровня, - а человеку с воображением опасность внушает романтические планы, смелые, правда, но зачастую нелепые.

Раз смешного не замечают, значит его и нет.

Сознание,что он совершил нечто трудное, сделало его на две недели совершенно другим человеком, он стал способен к смелым решениям, у него появились проблески воли

Я всегда сравниваю себя с каким-то несуществующим образцом совершенства.