Kitabı oku: «Дорогой скорби: падение, огонь и покаяние», sayfa 29
Глава 32. Новый смысл
Двести восемьдесят четвёртый год. Лейавин. Местный постоялый двор.
Стоит тихая и спокойная погода, продиктованная скорым наступлением совсем небольших похолоданий. На ночном полотне раскинулись сотни, если не тысячи мерцающих звёзд, рассыпавшись по сумрачному небосводу, словно бриллианты по чёрной тканевой материи. Однако такая красота никого не сможет привлечь, ибо сегодня столь знаменательный день, что никто не будет рассматривать небо.
Сегодня центром всей жизни стали не прекрасные окрестности города, не городской храм и даже не замок графа. В этот день, в эпоху третий эры император Тамриэля начал вторжение в Акавир, о чём по всему Сиродилу был дан радостный звон колоколов храмов, где священники возносили молитвы за победу имперских войск. Не так давно пал последний барьер перед мировым господством Империи Септимов –Эсрониэта и военный дальневосточный имперский флот устремился далеко на заокраинный восток, неся храбрых воинов в новый свет для его покорения. И центром вселенной, по крайней мере, в Сиродиле, стали трактиры и таверны, где люди праздновали столь славное начало нового завоевательного похода.
Этот постоялый двор не стал исключением. Хоть он и не был элитным заведением, или богатым постоялым двором, что в Имперском Городе, но по местным меркам он являлся чуть ли, не центром жизни и главным разносчиков свежих новостей в окрестностях, ибо через него проходили все слухи: от новой возможной любовницы графа до обсуждения последних политических свершений.
Вокруг множества посетителей стоят крепкие, но местами пропитанные влагой, жутко скрипучие и подгнившие деревянные полы под ногами, белые глиняные стены, повидавшие не один десяток пьяных драк и старые окна, через которые открывались прекрасные виды на город. Это самый обычный постоялый двор, выдержанный в стандартном стиле таврен Сиродила.
Неугомонные веселье и шум с перебором стояли на постоялом дворе, наполнив его старым духом пьянчужного романтизма. Кто–то во всю, на надрыв гортани горланил старые песни, самые молодые соревновались в том, кто больше выпьет или лучше девушку подцепит, а кто поумнее и под изрядным градусом сидели и обсуждали ситуацию вокруг Акавира, переходя в пьяные говоры и политике. Ну а самые азартные забавлялись самыми различными играми, ставя на кон последние септимы. В постоялом дворе, помимо восторженных голосов ветром разносился запах свежей выпечки, жареного мяса и бражной выпивки, только разогревавшие аппетит и алкожажду посетителей.
Без сомнения, все в таверне столь ликующе отмечали отправку легионов на Акавир. Император начал колонизацию другого материка и сегодня из крупных портов восточного Тамриэля отправиться первые корабли навстречу вящей славе и величию Империи. Так задумывалось.
Все веселятся и радуются, предаются безудержному ликованию, кроме одного эльфа, ставшего сущим контрастом для этого радостного места, портя его каплей грусти. В углу, под окном, рядом с железными чанами пива в одиночестве за столом сидит молодой парень, медленно попивая из кружки, пытаясь заглушить нестерпимую боль тела, родившуюся от разрыва сущности своей с Пустотой. Его тело покрыто старой рубахой и выцветшим потёртым камзолом, который когда-то имел чёрный цвет. На ногах пара старых поношенных сапог, которые скрыли обворованные штанины тканевых брюк. Серебряный волос распущен и ложится на грязное золотисто-мрачное лицо, щёки которого покрылись густой щетиной. От постояльца страшно несёт перегаром на пару с жутким ароматом немытого тела, отчего его можно было принять за обычного уличного бродягу.
В таверне появились два стражника – высокие имперцы в кольчужных доспехах, крепких шлемах и белых табардах с вышитым символом города – гарцующая лошадь.
– Вон он там, – указал один из стражников на парня в углу, и они двинулись к нему, под звуки чуть притихшего веселья.
– Азариэль Хартдлендский? – строго обратились стражи.
– Что вам нужно? – покачивая головой, пьяно спросил эльф, подавляя притуплённую боль, поставив кружку на стол.
– На вас пришли ориентировочные записки из Скайрима, Чернотопья и Морровинда, – речь взял упитанный стражник, с добрым лицом и большой бородой.
– И за что меня хотят судить?
– В Морровинде вы обвиняетесь за разбой, грабёж и участие в бандитской группе. Скайримские высокие суды ярлов хотят вас привлечь за кражу, а правосудие Аргонии за грабёж и за злостное использование магии.
– Это из других провинций, – отмахнулся лениво Азариэль, – вам до этого что за дело.
– Ну, как бы… согласно имперским договорённостям между провинциями о содействии в поимке преступников.
– К тому же, – вмешался худой стражник. – Вы нарушили таможенный контроль между провинциями, а это общеимперская юрисдикция.
– Вот она кара, – с усталой иронией усмехнулся Азариэль. – Ну что же вы хотите? Задержать меня? – рука альтмера опустилась к мечу, но не чтобы его использовать по назначению.
– Нет, мы посланы графом. Он очень признателен вам за ваши дела и хочет предупредить, чтобы вы были осторожнее.
– Спасибо, – чуть склонил голову Азариэль, и стражники покинули таверну, снова позволив окунуться всем в ликование.
Образы побережья нижнего Нибенея возникли перед глазами Азариэля. Именно на них он неделю назад очнулся, когда его выкинуло из портала и последнее, что помнил альтмер – вспышка адского огня, которая превратила весь его доспех в куски мусора, слабо связанные нитями. Единственное что оставалось, так это утопить их и остаться в одной рубахе, да лёгких штанах, босым, пустым кошельком и с мечом. Азариэль ощутил страшную неловкость, когда вспомнил, что ему пришлось украсть одежду с военного склада одного из фортов, чтобы хоть как-то разодеться.
После этого он поплёлся в Лейавин, надеясь там получить задание у графа, чтобы вновь забыться в битве, но некоторые части имперских легионов, шедшие на восток, и проходившие через город, выполняли и работу наёмников для населения, не оставляя работы для самих солдат удачи. Однако всё же у Графа Лейавина нашлось задание. В лесах была небольшая бандитская шайка, грабившая мелких торговцев и каким–то чудом избежавшая имперского правосудия, ставшая головной болью мелкой торговли. В награду граф, пребывая в щедрости, дал Азариэлю немного денег в виде пяти монет золотом. И разбитый неудачей парень сразу поплёлся их пропивать в ближайший постоялый двор.
– Забыться, – пьяно прошептал Азариэль.
Именно этого он сейчас желает. После битвы за острова, после того, что можно назвать победой, его душу захватила пустота, полная апатия, которая привела его в таверну. Люций побеждён, только что делать дальше? Он принёс мир и покой землям Тамриэля, оставив свой подвиг в абсолютном забытье, но что теперь?
«А может податься в политику?» – спросил у себя парень и слабо усмехнулся мысли.
Азариэль, за всю долгую погоню осознал – безумное стремление к свободе, путём сект, революций и мятежей, ни к чему хорошему не приведёт, ибо разумное существо станет рабом страстей, жажды власти, которая будет подаваться под гимнами об освобождении от догм «тираничных норм» и прочего. На что только не пойдут мастера душ, чтобы тянуть за их нити и поднять себя во власти.
«В бездну политику» – подумал, Азариэль, продолжив есть и пить.
Медленно и даже размеренно попивая из кружки светлое пенное, и разжёвывая кусок черствого хлеба, Азариэль услышал одну из песней, которую запел местный бард в простых тусклых одеждах, прославляя легионеров императора.
– А сейчас, о легионе! – пальцы молодого норда ударили по струнам лютни и песнь полилась:
Созданы мы давным-давно,
В грозные и лихие времена,
Но также прекрасно знамя легиона,
Всё так же красит небеса.
Наш славный бой врагу невыносим,
Всё заберём мы у него!
Если даст приказ Уриэль Септим,
Мы тотчас выполним его.
Под хаммерфелльским жарким небом,
В имперских громких городах
Отрядов легиона гимн верный,
Заставит поникнуть дух врага.
Легион занесён пеплом Морровинда,
Водами Аргонии он закален.
Во славу Империи и мира,
Шагает славный имперский легион.
Конец песни ознаменовался пьяно-радостным воем, и половина таверна опрокинула кружки, испив до дна в честь и за славу имперского легиона. Только Азариэль не спешит веселиться, ибо предчувствует, что всё кончится для легионов не совсем хорошо, но больше всего он поглощён поисков нового смысла, тяге к существованию, которая исчезла. К великому сожалению Азариэль понимает, что стал пленником погони и охоты, это была его жизнь. Он думал, что эта судьба постигнет Рихарда, но сам её принял, даже не заметив, что охота за Люцием, месть, стала не просто смыслом, но самой жизнью.
«О… как так случилось?» – спрашивает сам у себя Азариэль, только сейчас поняв, что настолько долго носил месть в сердце, что она проела душевную язву, и если был бы шанс в начале пути избавиться от злобы в душе, он бы приложил все усилия к этому. Сейчас же вместо них – пустота.
И сейчас вновь, снова после битвы, после поисков и неудачи в них, сидит парень и пьёт дешёвый алкоголь, пытаясь забыться в нём, утопив всё отчаяние в кружке с пивом. История оказалась циклична до боли. Неужто ли так всё закончиться?
Рядом с Азариэлем присел смуглый редгард, на котором вся одежда – кожаный жилет, плотно утянувший посеревшую рубаху с коротким рукавом, из-под которого выходит ещё один рукав, плотно прилегающий к рукам. Белые штаны налегают на верхнюю одежду, утянутые большим широким кожным ремнём, на голени, уходившие под сапоги.
– Кто ты, что тебе нужно? – спросил альтмер у незнакомца.
– Странно, что ты меня не помнишь, я Сутурах.
– Кто? – нахмурился Азариэль, пытаясь вспомнить этого человека, перебирая воспоминание за воспоминанием. – Я тебе денег не должен.
– Что ж, забыл ты меня, ну здравствуй, рыцарь Ордена Святого Магнуса. Давай я тебя вином угощу, а ты мне расскажешь про себя.
– Откуда? – шарахнулся Азариэль, чуть не упав со стула.
– Я служил вместе с тобой. Был неофитом.
– Не помню. Ладно, ты что-то там говорил про вино, – с едва заметной растерянностью сказал альтмер и допил пиво, протянув опустошённую кружку. – Наливай.
– Хорошо, – редгард поднёс бутылку из стекла, и в кружке высшего эльфа оказалась пенящаяся тёмно-багровая жидкость. – Расскажи мне, старый рыцарь, как ты был призван в Орден, что сказали тебе в путь матерь и отец?
– Как обычно. Жатва – через неё я попал в Орден. Испытания. А родители? – Азариэль коснулся губами края кружки, ощутив сладкий привкус вина и отпил. – Они ничего не сказали, поскольку покоились.
– Понятно. А как ты в Ордене клятву давал, помнишь? Весь твой призыв вместе с тобой тоже клялся же?
– Да, – страшная ностальгия посетила Азариэля, когда он вспомнил о том, как всё было – он и друзья, ещё не отравленные ересями Люция с радостью готовы были отдаться Ордену и посвятить себя войне с тьмой. – Всё помню. Славный был день, знаешь ли, но мы всё похерили. Как?
– Про первую битву поведай Азариэль. Как оно было впервые выступить против нечисти Тамриэля, – редгард припустил голову. – У меня не было первого задания, потому что первый бой я принял в Цитадели.
– Первое задание, – Азариэль с трепетом вспомнил, как он, Аквила и Лира, в те времена, когда их единила дружба и братство, с двумя рыцарями выступили против вампира; вспомнил как они бились и как его спасли… те дни, все они пропитаны духом нечто утраченного и потерянного, по чему поёт скорбь. – Оно было против вампира, ох и замарались же мы тогда.
– Понятно. А чем ты сейчас займёшься?
– Не знаю. Мой смысл потерян. Орден пал, а за большее сражаться незачем, да и нет сил.
– Дело ли в Ордене? Вспомни, как ты и друзья в капелле воспевали дела, как несли праведный свет в Тамриэль. Нас звала великая цель, о которой мы никогда не забудем. Вспомни своих друзей, за которых ты был готов погибнуть, вспомни нечисть, которую ты исторгнул. Орден – лишь дал нам в руки оружие и долг, указал пути, по которым мы можем пройти.
– Так кто же ты? – дрожа голосом вопросил Азариэль. – Кем ты был в Ордене?
– Вспомни, как полыхала в тот день Цитадель, вспомни как ты меня спас, и я потом нёс на плечах ту девушку – рыжеволосую эльфийку. Вспомни, как потом мы вспоминали погибших друзей там у последнего Донжона.
Снова Азариэль приложился к кружке с вином, допивая его, чтобы заглушить всё нарастающую боль, рождённой от тяжкого бремени воспоминаний, словно в душе он нёс чугун.
– Ты их до сих пор вспоминаешь? – снова вопрошает редгард. – Я вспоминаю. Знаешь, последние годы я работаю охранником у одного алессианского храма старенького, где нет идолов, и часто молюсь за тех, кто погиб тогда.
Азариэль приложился двумя пальцами к глазам, пытаясь удержать слёзы, рвущиеся от напавшей на него ностальгии. Столько воспоминаний и за всеми ними лишь тень, вечное преследование всего самого горького. Со всех сил альтмер пытается удержать плач по потерянной жизни в Ордене, по призраку счастья, которое он мог найти с Лирой, по тому, что потерял и сейчас уподобился праху.
– Не стесняйся, Азариэль, своих слёз, лучше взгляни мне в глаза и вспомни наконец-то. Я в долгу у тебя за то спасение.
– А, прости мне мою слабость.
– Давай же наполним ещё чарки свои, и я пойду, – снова редгард наливает вино. – Выпьем за наш славный Орден и за тех, кто навеки смолк.
– Да, за тех, кто в вечном покое, – Азариэль поднёс кружку к чарке хаммерфелльца и, не чокаясь, понёс её к губам, испив вина.
Они оба кратко кивнули и редгард, поднявшись, ушёл из таверны, оставив для Азариэля лишь вопрос смысла. Многое пройдя, встаёт единственный вопрос – чем можно заняться, какой новый стимул и мотиватор к жизни будет вести его? Снова уйти в служение, в это смысл жизни? Но служить кому, ибо служение служению рознь и Азариэль это понимает.
Сребролюбцы служат деньгам, называя это выгодой, Люций и культисты отдали свои души в лапы тёмных сил, облекая это в «свободу», за которой на самом деле стоял зов плоти и поражённой тьмой души. Перебирая воспоминания и жизненный опыт, рыцарь прошлого находит ответ, рождённый его соприкосновением с идеалами Ордена, которые подобно лампадке, в тёмной буре – поддерживали в нём неугасимый свет добра, когда даже на душу надвигалась страшная тьма, и дух был готов сломиться. И этот свет возвращал его на путь истинный, зов добра и всего хорошего всегда вопил в нём, когда свершалась несправедливость или он её вершил. На миг в уме родилась мысль, что в служении всему хорошему, поддержка этого и распространение и есть истинный смысл, который может его спасти?
Дверь постоялого двора со скрипом отворилась и в него, нерасторопно зашёл до ужаса знакомый старик. На нём серый, потёртый балахон, спускавшийся и едва волочившийся до пола, такие же потрепанные бесцветные старые сапоги. В руках у него был интересный деревянный посох, который отлично исполнял роль имитируемой опоры. Его лицо выдавало уже зрелость: длинная серая борода, такие же серые волосы и слегка морщинистое лицо на котором отчётливо виднеется татуировка дракона.
Старик окинул взглядом постоялый двор и остановил его на угловом столе. Он подошёл к трактирщику и попросил кружку эля. Взяв её, он кинул пару монет и направился к угловому столику.
– Вы, я надеюсь не против, если я присяду, – вежливо вопросил неизвестный старик, пару раз махнув рукой, разгоняя запах перегара, ореолом стоящий вокруг Азариэля.
– Конечно, садись, – небрежно ответил эльф, поморщившись от боли, и столь же угрюмо добавил. – Я твою настойку больше пить не буду.
– О как, – с наигранным удивлением начал собеседник. – Ты меня знаешь?
– А как не знать? Сначала Орден, потом тот старый трактир, затем в тюрьме Имперского Города, ну а в последний раз у Хай Рока, при взятии последнего культа, – и с упрёком в голосе продолжил. – И что же на этот раз тебе нужно, мил человек, неизвестно откуда?
– Да, ты прав, – резко и без интриги ответил старик. – Тогда был я. И скрывать уже больше нечего.
– Так представься? – смиренно попросил Азариэль.
– Я Гюнтер фон Мортис. Имперская легионная разведка. Приставлен самим регентом императора, чтобы следить за деятельностью Ордена, а затем, чтобы и за его наследством.
– Кхм, – посмеялся Азариэль, удержав хохот, услышав имя собеседника, вспомнив, что у Аквилы когда-то давно домашнего питомца звали «Гюнтером».
– Что-то не так?
– Ничего, – ответил парень. – А зачем было следить за нами после падения Ордена?
– Регент предчувствовал, понимал, что деятельность такой организации и её предателей не может не сказаться на судьбах Тамриэля. И скажи же, он ведь оказался прав.
– Да, прав, к счастью для мира.
– Почему ты не веселишься? – вопросил Гюнтер, попивая эль. – Такой славный день.
– А чему веселиться? Тому, что легионеры идут на смерть, что их жёны и матери будут рыдать по потерям? Война в Аквире не будет лёгким походом, – Азариэль тяжко вздохнул. – Тут нет повода для веселья.
– Осторожнее с такими словами. Их кто–то может расценить как измену Империи, но в чём–то ты прав. Регент предупреждал императора о том, что предварительная разведка была слишком быстрой и неточной, – ответил Гюнтер, так же строго вопросив. – К чему на этот раз попойка?
– Да я не особо-то пью, скорее отмечаю. Ты же должен знать, – Азариэль измученно взглянул в глаза Гюнтеру и тот, допив эль, сложил руки на столе в кулак, начал говорить:
– Конечно знаю, Клинки доложили нам о том, что должно было случиться к северу от Хай Рока и судя по тому, что ты тут сидишь, всё увенчалось успехом?
– Да, только вот братство Клинков погибло, вместе с островом, жалко их как-то.
– Они служили императору и рады были отдать жизни за него. Нечего их жалеть, ибо таков долг их.
– Так же, как и наш был когда-то, – тяжко выдохнул Азариэль. – О, я вспомнил тебя в шатре, когда мы брали последнюю секту. И почему… ты на меня так удивлённо смотрел?
– Я был удивлён, что ты последовал воле Вольного Короля, – Гюнтер выдал скупую и даже холодную улыбку. – Так просто он тебе наплёл про Аквилу.
– Ты с ним знаком? – удивился Азариэль. – Как? Когда?
– О нём не знают даже Клинки, и честно признаться, я сам случайно его встретил… ну как встретил… он сам меня нашёл. С тех пор сотрудничество легионной разведки с ним принесло много плодов.
– И он специально меня отправил подальше от Аквилы? – в голосе Гюнтер ощутил настроения негодования. – По его воле я шарахался и стал… преступником?
– Таков путь, Азариэль. Тебе нужно было пройти его, чтобы ты смог принять предназначение и сразиться со злом. Не так ли всё получилось? Если бы Вольный Король дал тебе то, что желало твоё сердце, свершилась бы великая победа над чудовищным врагом? Пойми, нам не всегда на пользу то, чего мы хотим, ибо желание наши зачастую рождаются из помрачённого сердца.
Азариэль принял слова Гюнтера. Он вспомнил, к чему всё привело, что путь, подаренный ему Вольным Королём, хоть и не оказался лёгок, но стал облегчением для всего мира.
Смирение перед уготованным – вот ещё один урок, который Азариэль ощутил во время похода и понял только сейчас. Если пытаться брыкаться, противостоять и пытаться уйти от предназначенного долга, то из этого ничего хорошего не выйдет. Он был призван бороться с нечистью, а вместо этого решил найти ту, которая его покинула, следуя тёмным посулам и к чему это привело, в конце концов? Смирение и следованию праведному пути – истинные благодати, которые ведут в свет, в пользу Тамриэлю, а сам идущий по стезе кротости останется недосягаем душой для даэдрических принцев мира сего. Конечно, у него была свобода и никто её не менял – он мог наплевать на святой долг и каков Тамриэль был сейчас?
– А зачем тебе нужно было это знамя? – вопросил альтмер, отступив из размышлений. – Это же мы для тебя его из крипты стащили?
– На изучение магам, – ответил Гюнтер, отпив из кружки. – Как говорил Вольный Король, в той ткани есть магия и в Гильдии я думаю, заинтересуются этим артефактом. Кстати, я до сих пор не могу понять… зачем? Во имя чего ты скакал по пол Тамриэля за той девушкой?
– А, ты про Аквилу. Всё просто – она мой друг, а друзей не так просто оставить в когтях тьмы.
– И ты устроил всё это? Устроил погоню по Сиродилу, Морровинду и югу Скайрима? Для прощения?
– Да, она того достойна… да и не держал я на неё зла. Если бы неё помощь, я был бы мёртв и ради такого друга я готов перевернуть хоть весь Тамриэль, а может, я просто пытался воздать должное за свою жизнь.
– Ох, и поносила её жизнь за то время, пока ты за ней гонялся.
– И что ты можешь рассказать о ней?
– Согласно данным имперской разведки, впервые она объявилась спустя два года после битвы за Цитадель, когда связалась с Вольным Королём. Потом я за ней установил слежку. В итоге она засветилась в трёх городах Хай Рока, где каждый раз приходилось случалась какая-нибудь свара с её участием. А так же она вышла на своих друзей в аббатстве возле Эвермора, откуда уже направилась в деревню под Норт Поинтом.
– А где она сейчас? – с внутренней дрожью, но внешним спокойствием спросил Азариэль. – Просто… интересно. Это же не гостайна.
– Подала бумаги в Имперскую Канцелярию, что в Морнхолде. Хочет быть в числе переселенцев на Инеслеа и покинуть Тамриэль. Может, стремится покинуть этот проклятый для неё континент, чтобы начать новую жизнь.
– Вот и славно, – допив пиво, сказал парень, обретя покой за Аквилу. – Хорошо, что хоть не в Акавир плывёт.
Гюнтер посмотрел на запястье молодого эльфа и заприметил странный амулет, удивительное украшение, которое повисло в тени манжета и лишь слегка выглядывает из-под широкого рукава. Это латунный начищенный прекрасной работы латунный диск, покрытый удивительными узорами, на котором виднеется лепестковый крест, в середине которого сияет начищенная бусинка злата.
– Что это у тебя? – спросил Гюнтер и показал на запястье правой руки. – Там вот.
Перед ответом Азариэль слегка и тепло улыбался:
– Это? Амулет Все-Создателя. Мне его подарил один из здешних, который как-то бывал на Солстхейме.
– А как же боги? Как же Девять? – сильно удивился и нахмурился Гюнтер. – Разве они для тебя неестественны?
– Мы молились ложным богам в Цитадели о защите и где они? Там, в битве с Люцием меня покинули все… где были твои боги, когда они нужны? Я только сейчас понял, что злу даэдра тогда противостояла пустота в наших сердцах… а она не лучше. Нет никаких богов… девять? Кто такие девять? Сущности инфернального мира… Бог, живой, же один…, наверное, я не знаю… ничего не знаю. А остальные – истуканы.
– Так ты разделяешь веру Скаалов? В единое божество?
– Они верят в переселение душ, а я – нет, ибо оно неестественно, – Азариэль поднял амулет. – Эта побрякушка, для меня просто украшение. Многобожие, реинкарнация, – усмехнулся сквозь приступ притупленной боли парень, – издёвка зла над миром, способ приковать души к материи.
– Почему ты так считаешь? – надавил Гюнтер. – Тот голос… это мог быть и Акатош и Талос и прочие? Даже обычные духи могут шептать.
– Не знаю… мне так не кажется, я так чувствую. Ладно, давай перейдём к другим темам.
– Хорошо, если хочешь, можешь дойти до одного монастыря, – старик протянул свиток Азариэлю. – Применишь его и очутишься в том месте. Чем ты теперь займёшься, Азариэль? Ты бы мог вернуться к Лире, согласно моим данным она в Вайтране, вместе с Ремиилом.
– Откуда ты всё знаешь? – нахмурился альтмер.
– После случившегося за вами всеми была установлена слежка. Ты пропал после деревеньки под Норт Поинтом, а вот про остальных мне доложил Клинок.
– А, это тот, который отправил Ремиила в Вайтран?
– Да. Так почему бы тебе…
– Ты думаешь я не хотел бы? – перебил Азариэль Гюнтера. – Она очень интересный человек и… с ней действительно можно провести жизнь.
– К тому же она не равнодушна к тебе.
– Я не могу. Я – преступник в трёх провинциях, и в Скайриме тоже.
– Юридически, Азариэля из Ордена не существует, а Азариэль Хартлендский иная личность, никак не связанная с Империей и будет очень странно, если вдруг мы помилуем Азариэля Хартлендского за деяния на том острове.
– Такова награда за дела, – сыронизировал альтмер.
– Во всяком случае, преступления в провинциях рассматриваются судами и по законодательству провинций. Тут поможет только вмешательство либо высших эшелонов имперской власти. Регента, например.
– Но он не знает Азариэля Хартлендского, – тут же сказал парень. – Я так понимаю, что помощи от власти ждать не придётся. Может, хотя бы штрафы за меня уплатите?
– Там на тебя накапало с размером месячного бюджета Виндхельма.
– Печально, тогда придётся мне прятаться. Я не хочу Лиру подставлять под молот правосудия, если меня закажут тем… кто не на службе государства. У Морровинда такие службы уж точно есть…
– Чем теперь займёшься?
– Орден мёртв, – безрадостно заговорил парень. – Я же собираюсь продолжить его дело, пусть о нём никто и не узнает, да и нечем мне больше заниматься. А что?
– Если хочешь заняться чем-то в поддержку интересов Тамриэля, я могу тебе предложить одну работу… как Азариэлю Хартлендскому, во искупление всех его прегрешений и преступлением перед правосудием. Работа предстоит тяжёлая и опасная…
– Где? – настойчиво спросил парень. – Что за работа?
– Отправляйся в Порт Тельванис, там всё и расскажу. Я тебя буду ждать пару недель, а теперь прощай, меня ждут дела, – Гюнтер поднялся с места, высказав имя парня с небольшой усмешкой. – Азариэль Хартлендский.
После этих слов «старик» поспешно удалился из постоялого двора, оставив у трактирщика пару серебряных монет.
За ним поднялся и молодой парень, чуть покачнувшись направился к выходу из таврены, прицепив на бедро меч, на последок услышав ещё одну песнь о легионе, пока пробирался сквозь толпы пьяных людей и эльфов. Нордлинг-бард снова зажал в руках лютню, занёс ладонь и его голос понёсся по всему заведению:
– И ещё одна песнь о нашем доблестном воинстве Империи! О том нелёгком времени, которое он пережил в трудную эпоху.
Имперский легион, доблестные пения,
Восточный Сиродил, Реманская Империя,
От чейдинхольских мятежей скрипят от злобы зубы.
Поют восставших Виктории Гирьен опальных трубы.
Но легиона ровные отважные фаланги,
Умело ударили повстанцам во фланги,
Но предателей в ту эпоху развелось немало,
Гордое знамя верности Нуль-легиона в грязь упало.
Лорду Балу, принцу тьмы легионеры присягу дали,
Но не все тогда праведный свет клятв предали.
Не поддалась зову тьмы горстка храбрецов и капитан Регил,
Присягнувших же лорду порабощения порок сгубил!
Второй легион виртуозен с потомками Предела в битве,
Скинул с трона Леовика, воздав богам хвалу в молитве.
И, всё бы ничего, и Варену править, и сияет слава легиона,
Но хитрость Маннимарко знать пределов не хотела.
Имперский город злу на службу поставлен был,
Второй Легион не спасёт, и каждый про него забыл.
Глава седьмого легиона – ужас предателей из Ковенанта,
Просторы Бангкорая – открыты для легионного таланта.
Король Верховный – Эмерек проклятый, грёзами лелеет,
О власти власть мечтает и думает, что никто и не посмеет.
Опрометчивость его сгубила и похищен легионом был,
В Зале Героев, доблестный Империи командир его убил.
Легион тринадцатый, гордость царства Пеллетин,
Стал он для Сенчала словно грозный воин-палатин.
Генерал Ренм и воители его – герои для катжиского народа,
В эпоху мрака и раздора, для царства – верная опора.
Ничего не страшно им – ни преступник, ни проказа, ни дракон,
Город возрождали «Щиты Сенчала» и строго соблюли закон.
Легионы эпохи междуцарствия – побитые грозные орлы,
Реманской Империи легионеры – былой славы нищие послы.
В мире раздора и войн тьме, Сиродилу продолжили служить,
Если уж и приступали закон, то чтобы Тамриэлю угодить.
Для них – те времена, испытаний трудных и горьких путь,
Окончились они, когда Тайбер к нам пришёл и решил Империю вернуть!
Услышав, Азариэль чуть покривился, хотя народ в таверне наполнился шумным ликованием. В Ордене им преподавали историю, и он знает, что имперский легион в период междуцарствия отчасти стал бандитским формированием, обиравшим население. Но цель имперской пропаганды иная, нежели нести правду – выставить сомнительные факты, а порой и тёмные страницы в свете доблести и героизма. Парень не стал осуждать подобное, ему до этого нет дела.
На небе сияют мириады прекрасных звёзд, образующих замысловатые созвездия. В воздухе витает свежесть, недоступная для пропахшего перегаром запаха внутри и альтмер почувствовал себя намного лучше, когда покинул место пьянства.
– Куда бы податься? – уронен тихим голосом вопрос и эльф понял, что сейчас ему нужно обрести нечто большее, чем новую цель. – Кто я? – спрашивает Азариэль, вспоминая, что весь его путь вымазан кровью и устлан трупами не только врагов и сторонников зла, но и безвинных; обратившись к памяти, он находит ответ. – Лиходей, убийца, вор, беззаконник. – И что же со всем этим делать? – вопросив, парень взглянул в сторону городских ворот.
Внезапно Азариэль вспомнил про свиток, который дал ему Гюнтер. Вынув его, парень моментально спустил свет с рук своих и окутался в мистические потоки, перенёсшие его далеко от этого места.
Пройдя через яркий ослепительный свет, его нога ступила на твёрдую поверхность, и перенос странной энергией избавил Азариэля от опьянения. Боль, страшная жуткая ломка в плоти, костях и душе объяла болезненными цепями всё тело. Такое ощущение Азариэль чувствует с тех самых пор, когда покинул остров и вырвал из души своей и тела влияние Отца Ужаса и теперь вынужден терпеть хворь и заливать её алкоголем.
Он оказался где-то среди скал и, осмотревшись, он увидел, как на пространство сжимают горы, рисующиеся возле этого места бежевыми исполинами. Под ногами большая каменная плита, выполненная в форме круга, на большой полукруглой платформе, которая поставлена на скалу.
Тут же лихой холодный воздушный порыв подхватил седые локоны Азариэля, по всему телу он ощутил ледяное прикосновение десницы горных ветров. Края его камзола игриво затрепетали, подёргиваемые вихрями
Впереди он увидел маленькую серую стенку, зажатую меж большими прямоугольными постройками, сделанными из такого же бесцветного камня, цвета пасмурного неба. Под самой чуть приплюснутой крышей, которая выложена покровом алой черепицы, на зданиях, стеснивших маленькую стенку, виднеется ряд из шести простых окон, округлых в верхней части и закрытых деревянными створками.
Азариэль неуверенно, и претерпев болезненную ломь, шагнул вперёд, навстречу небольшой выцветшей двери, которая в маленькой стенке и, подойдя он её толкнул. Петли, ржавые и старые тихо скрипнули и кусок дерева дал пройти альтмеру вовнутрь.
