Kitabı oku: «Жарким кровавым летом», sayfa 5
Глава 7
Вирджиния пребывала в дурном настроении – вполне обычное дело, но этим утром ее гнев вышел далеко за пределы обычного.
– И когда же они намерены приехать? – требовательно спросила она.
– Я их вызвал. Приедут, как только смогут, – ответил Бен, уставившись на самую любимую вещь на свете – свое вызывающе красивое лицо в зеркале.
Он никак не мог правильно пристроить галстук-бабочку. Бабочка была ярко-красной, с мелкими синими значками, обозначавшими что-то мудреное. Он купил галстук в «Салке», когда в прошлый раз был в Лондоне вместе с графиней.
– Ну так пусть получше потрясут своими задницами, – сказала Вирджиния.
«Они» означало целый отряд посыльных, необходимых для торжественного перемещения Вирджинии и Бена из «Аполлона» – так назывался этот номер люкс «Арлингтон-отеля» – в лимузин, на котором им предстояло переехать на станцию железной дороги Миссури – Тихий океан, к поезду в 4:15 до Cент-Луиса, чтобы потом пересесть на экспресс «Суперчиф», шедший непосредственно в Лос-Анджелес. Такая армия требовалась потому, что Вирджиния, где бы ей ни приходилось бывать, обязательно соблюдала все тонкости высшего стиля, включая самое меньшее десяток больших чемоданов из кожи аллигатора. Бен тоже любил путешествовать стильно и тоже не был согласен ни на что, кроме кожи аллигатора, но все же ограничивал себя восемью чемоданами.
А потому восемнадцать чемоданов лежали в гостиной «Аполлона» и ждали, когда их унесут вниз. Однако Вирджиния терпеть не могла ждать. Ожидание было не для Фламинго. Оно годилось для оставшихся 99,999999 процента обитателей мира. Вирджиния решила, что ей нужно выкурить сигарету. Но когда она вышла на террасу, ее ослепило яркое солнце Арканзаса. Темные очки были уже упакованы. По какой-то причине лучи, ударившие ей в лицо, окончательно разъярили ее.
Она вернулась в комнату; сигарета нисколько не успокоила ее нервы. Вирджиния не любила курить в закрытом помещении, потому что одежда пропитывалась запахом дыма. Ей хотелось скандалить.
– Этот городишко – какая-то проклятая свалка, – заявила она. – За каким чертом мы сюда приехали? Ты говорил, что я здесь встречусь с людьми из кино.
– Но, дорогая, ты же действительно встречалась с людьми из кино. Ты видела Алана Лэдда, Дика Пауэлла и Джун Эллисон.
– Ты что, идиот? – ядовито осведомилась Вирджиния. – Они не люди из кино. Они – люди из Хот-Спрингса! Не понимаешь, в чем разница?
– Алан Лэдд считается знаменитым киношником! – возразил Бен.
– Да, но его жена вертит им как хочет и следит за ним, словно ястреб. И ни за что не позволит ему поболтать с симпатичной девчонкой вроде меня! Я чувствовала, как эта стерва всю дорогу пялилась на меня! Да она выцарапала бы мне глаза, вот только, если бы попробовала, я бы ей так подправила рожу, что она целый долбаный год не видела бы ничего, кроме звезд перед глазами. А этот твой Дик Пауэлл, он же просто мистер Боб из заводской лавки. Словно старпер-политикан, который только и знает, что грести взятки за каждый плевок! Знаю таких типов: на словах все до небес, а как дойдет до дела, так шиш. Улыбается – мол, как поживаете, – а на самом деле нисколько мной не интересуется! Я хочу познакомиться с Кэри Грантом или Джоном Уэйном. Не со всей этой швалью, а с мистером Купером или мистером Богартом! А это все шушера. Тому, кто водится с шушерой, в Лос-Анджелесе делать нечего.
Бен вздохнул. Когда на Вирджинию находил припадок, ее можно было остановить разве что апперкотом в челюсть. Он проделывал это уже несколько раз, и ему порядком надоело. Сколько можно дубасить девку! Порой он жалел, что не имеет мужества развязаться с нею, но при соответствующем настроении она оказывалась настоящей тигрицей в постели – с ней не могла сравниться никакая другая женщина из всех, кого он знал.
– Пойми же, я приехал сюда по делу, – сказал он. – Надо кое-чему поучиться у Оуни. У него есть прекрасные идеи.
– У этого зануды? Да он такой же англичанин, как мой дядя Клайтелл.
– Конфетка, через несколько дней мы вернемся в Лос-Анджелес. Я куплю тебе новую норку. Мы устроим большой прием. Придут настоящие звезды. А сейчас послушай. Это было очень выгодно для меня. И там тоже все пойдет на лад. Вот увидишь, чего мы достигнем за десять лет. Мы станем такими…
– Ты повторяешь это целых полгода и все равно остаешься чокнутым парнем, которого прислали в Лос-Анджелес, чтобы ты вышибал для них бабки, а я до сих пор не могу и слова сказать! Ты звонил своему адвокату?
– Видишь ли, дорогая…
– Значит, не сделал! И ты все еще женат на этой паскуде Эстель?! Ты все еще мистер Кракоу! Мистер Кракоу, не хотите ли яичницы с беконом, и давай наймем фургон до Блумингдейла, дорогой, там сегодня распродажа! Ты не только не развелся, но даже и пальцем не пошевелил для этого. Ты, чокнутый жиденыш, я знала, что ты все врешь! Лжец, лжец! Долбаный лжец!
Она отступила на шаг, схватила с приставного столика красного дерева лампу, стоившую не менее двухсот долларов, подняла ее над головой и шагнула к Багси. Ее ноздри раздувались, в глазах пылало форменное безумие.
Но к этому времени он тоже успел утратить контроль над собой.
– Не смей называть меня чокнутым! – взревел Бенни.
Ничто не выводило его из себя так, как это слово. В мозгу вспыхнула ослепительно белая молния, начисто спалившая все сдерживающие начала. Он расправил плечи, сжал кулаки и сделал шаг навстречу своей противнице, которая наступала на него с яростным видом.
Но тут стук в дверь известил о прибытии носильщиков. Вирджиния фыркнула, поставила лампу, открыла дверь и гордо направилась к лифту.
Вирджиния с каменным выражением на лице взирала на Хот-Спрингс, проплывавший за окном «кадиллака». При ярком дневном свете это был всего лишь очередной дрянной городишко наподобие Толедо или Падьюки.
– Вирджиния, – обратился к ней Оуни, – вы не принимали наши знаменитые ванны? Очень успокаивает нервы.
– Вот еще, чтобы я позволила всяким черномазым драть меня железными щетками! А прическу прикажете загубить? И пальцы на ногах сморщатся, как изюм, – возмущенно ответила Вирджиния.
– А-а, понятно. Конечно, кому что нравится, – ответил Оуни.
Бен вскинул на него быстрый взгляд, предупреждая о том, что его подруга пребывает не в настроении.
Оуни кивнул, откашлялся и ответил Бену понимающим взглядом.
– Оживленное место, – заметил Бен. – У вас тут дела и впрямь идут что надо.
– Да, не могу не согласиться. Это можно назвать будущим.
Бен кивнул. Он понимал, что Оуни воспринимает себя не просто как профессионала, а скорее как старого мудреца, которого посещают редкие, но меткие озарения. Именно поэтому многие нью-йоркские деятели относились к нему как к трепачу, не желали прислушиваться к его предсказаниям и передразнивали, хоть и осторожно, его английские манеры. Но Бен был любопытен и имел свои соображения.
– Будущим?
– Да. Полагаю, вы можете сами увидеть это, Бен. Вы способны это почувствовать. Это почти так же, как с Браком, висящим в моей квартире. Вы должны это чувствовать. Если вы чувствуете, то можете понять его значение во всей глубине.
Неизменно спокойное выражение лица Бена призывало Оуни продолжать, а также заставляло предположить, будто Бен глуп и нуждается в наставлениях, что совершенно не соответствовало истине.
– Будущее. Бен, проводная связь мертва. Война убила ее. Благодаря войне, старина, технологии связи стали развиваться по экспоненте. Нам было необходимо контролировать телеграф и телефон, потому что мы управляли коммуникациями. Мы были организованными. Мы могли получить информацию о любых скачках и спортивных соревнованиях по всей стране в считаные секунды, и никакая другая организация, включая американское правительство, не была способна конкурировать с нами. Информация – это власть. Информация – это богатство. Но началась война, и в конце концов правительство сообразило, насколько важна информация для управления предприятием всемирного масштаба. Сообразило и начало финансировать исследования в этой области. После того как джинн выйдет из бутылки, загнать его обратно нельзя никакими силами. Следующие несколько лет, Бен, заставят вас изумиться. Как насчет телевидения? Это великое дело! А прямая телефонная связь? Мгновенная, без операторов или промежуточных станций. Счетные машины высшего качества, благодаря которым обычный человек сможет производить сложнейшие вычисления. Так что наше великое преимущество утеряно, а с ним источник нашего богатства и власти. Мы должны измениться! Измениться или умереть! В Нью-Йорке не понимают этого, но поверьте мне, грядут большие перемены. Нужно подчинить их себе, не бояться их, а суметь использовать в своих интересах, разве вы не видите?
Бен кивал с понимающим видом. В 1940 году они с графиней были в летнем доме Муссолини и слушали, как этот лысый выпендрежник разглагольствует на такие же темы. Будущее! Завтра! Коренные перемены!
И чем ему это помогло, когда его расстреляли, а потом повесили вверх тормашками на крюке, прикрепленном к рояльной струне, и старые крестьянки заплевали его жирный труп?
– Да-да, понимаю, – с невинным видом откликнулся он.
– Бен, наше будущее – в казино. Именно туда пойдут самые большие деньги. Город казино, город, которым мы будем владеть и управлять. Именно это я пытаюсь создать здесь, медленно и верно, имея в виду долгосрочную цель: сделать игорный бизнес легальным в Арканзасе. Это все равно что получить лицензию на чеканку денег. Сюда нахлынут миллионы людей. Днем они будут шляться по городу, объедаться – пища будет недорогой, даже дешевой, – смотреть шоу, для начала с Перри Комо и Бингом Кросби, а по ночам погружаться в волшебный мир, испытывать острые ощущения и волнение, которые прежде были доступны только самым крупным шишкам и выродкам из аристократических фамилий. Они будут платить! Платить с величайшей охотой! В конечном счете мы превратимся в американскую корпорацию наподобие «Синклер ойл», или «Моторола», или «Ар-си-эй». В конечном счете мы сами станем Америкой!
– Разговоры, разговоры, одни разговоры! – отрезала Вирджиния. – Вы, чурбаны. Чикагские шулеры оберут вас до нитки, а вы даже не заметите. Ничего не изменилось и не изменится, Оуни. Эти старые ублюдки ни с кем не станут делиться тем, на чем сидят своими задницами. Пришьют вас и глазом не моргнут, стоит только заикнуться о перемене этих гребаных правил.
Они так увлеклись разговором, что ни один из них не заметил черного «форда» 1938 года выпуска с двумя мрачными детективами, тащившегося за ними на расстоянии нескольких автомобильных корпусов.
Поезд вытянулся у перрона, словно жирная желтая змея, поражая своей толщиной и длиной. Дизельный локомотив, казалось, тосковал по горизонту, по равнинам, которые нужно было пересечь, по рекам, которые следовало преодолеть, по горам, на которые предстояло подняться. Обтекаемый, он напоминал ракетный корабль; маленькая кабинка находилась в двадцати футах над землей. Машина издавала глухой шум и таинственное ворчание; ее опекал сонм почтительных хранителей. Проводники и прочая железнодорожная обслуга рыскали по платформе, проверяли билеты, направляли людские потоки внутрь и наружу. Толпа на перроне бурлила.
Среди всей этой суеты, безразличные к ней, стояли два великолепно одетых лорда, куря гигантские сигары и с величественным видом ожидая отправления. Для того чтобы занести багаж в купе, требовалось время, и поэтому Оуни и Бен вспоминали былое.
– Тот поезд взяли где-то здесь, верно? – поинтересовался Бен.
– Именно так, старина.
– Девятнадцать сорок один?
– Девятнадцать сорок.
– И что там хапнули?
– Насколько я помню, более четырехсот тысяч наличными. «Алкоа» везла зарплату на свои бокситовые рудники в Хэтти-Флетчер. В Боксит.
– Боксит?
– Да, старина. Они назвали город в честь единственного добываемого там продукта – боксита. Боксит из Боксита управляет миром – при помощи какого-то алхимического процесса, в котором я ничего не понимаю, его превращают в алюминий, а потом делают легкие суда, самолеты и оружие. Мы выиграли войну благодаря алюминию. Чудесный металл. Металл будущего.
– Проклятье, мне кажется, что здесь, в Хот-Спрингсе, будущее на каждом шагу! Это случилось прямо здесь, на станции?
– Строго говоря, не совсем. Это был почтовый вагон, и поезд стоял на грузовом дворе товарной станции. Его отсюда не видно, но это на самом деле двор. Там несколько путей, башня, с которой управляют движением, и склады с другой стороны. Вы увидите это место, когда поедете.
– А что команда? Ее ведь так и не сцапали?
– Совершенно верно. По-видимому, приезжие. Ни один местный вор не способен на такую виртуозную работу.
– Я слышал, что это были детройтские парни, которые обычно работают на «Пёрплз». Кое-кто из них во времена беспредела ходил под Джонни Ди. Знают, с какой стороны браться за пушку. Я слышал это от самого Джонни Испанца.
– Я думал, его уже нет на свете.
– Никто и никогда не сможет убить Джонни Испанца. Лучший стрелок во всей Америке.
– Что ж, раз вы так говорите… Я-то считал, что лучшим стрелком в Америке был я. Я мог бы много рассказать вам о своих невероятных приключениях в Нью-Йорке, перед Большой войной!
Оба рассмеялись. Бен глубоко затянулся своей сигарой, лучшим из лучших продуктов Гаваны, и окинул взглядом перрон, залитый лучами вечернего солнца. И внезапно подумал: «А где Вирджиния?»
– Где Вирджиния? – спросил он; тревога разом вытеснила владевшую им приятную вялость.
– Но ведь она стояла здесь секунду назад, – ответил Оуни.
– Она была в кошмарном настроении сегодня утром. Иногда она бывает совершенно несносной, – сказал Бен, осматриваясь вокруг и отгоняя подступившую к сердцу панику.
Наконец он увидел ее. Вирджиния гуляла по платформе и курила, пока носильщики грузили их багаж. Но с кем она разговаривала? Сквозь толпу он не мог разглядеть как следует, понимая только, что этого человека он не знает. Но в следующий момент народ, как по волшебству, расступился, и он увидел ее непрошеного спутника. Высокий, крутой с виду джентльмен в синем костюме и надвинутой на глаза мягкой фетровой шляпе, судя по всему, привыкший командовать. Бен сразу учуял копа, а еще через секунду им овладел гнев, полностью лишивший его способности рассуждать.
– Будь она проклята! – рявкнул он.
Его лицо побелело от ярости, в висках запульсировала кровь, и он решительно зашагал туда, где застряла его женщина.
Утро они потратили на изучение игорных заведений, которых в городе были сотни – и мелкие, самые низкопробные букмекерские конторы в негритянских районах Малверна, и заурядные залы с игорными автоматами на западной стороне Уошито-авеню, и достаточно аристократический «Тадж-Махал» на Сентрал-авеню. Любой из этих притонов мог быть центральной конторой, но как это узнать? Ни один из семи или восьми, которые они осмотрели снаружи и изнутри и где проиграли по нескольку четвертаков, не показался им хоть чем-то примечательным. В конце концов они остановились возле греческой кофейни и взяли гамбургеры и кофе.
– Так вот чем занимаются полицейские? – спросил Эрл. – Шляются по городу и изучают обстановку?
– В основном, – согласился Ди-Эй, откусывая хороший кусок гамбургера. – Но когда случается настоящее дерьмо, это происходит быстро. Точно так же, как на войне.
– Ладно, мистер Паркер. Я верю вам.
– Эрл, прежде чем все это кончится, вы вспомните первые дни с некоторой ностальгией. Начало всегда привлекательнее продолжения.
Эрл кивнул и вновь принялся за свой бургер.
Через некоторое время Ди-Эй отошел, кинул пятицентовик в телефон-автомат и набрал номер. Вернулся он с широкой улыбкой на морщинистом загорелом лице.
– Мой агент в «Арлингтоне», один из посыльных, говорит, что Багси и его красотка сегодня выезжают и они чуть не всей гостиницей отправляются наверх – выносить и грузить в машину их багаж. Давайте отправимся туда и посмотрим, не сможем ли мы прицепиться к ним.
Эрл поставил свою кружку с кофе и бросил на прилавок несколько монет. Двое мужчин вышли и уселись в свой «форд».
Когда они добрались до «Арлингтона» и припарковались на Сентрал-авеню, не выпуская из виду главный вход, выяснилось, что задача совсем не сложная. Тридцатифутовый лимузин отъехал от главного входа отеля. За ним следовал пикап, полный багажа и чернокожих мужчин. В третьем автомобиле, «додже», сидели шестеро боевиков из числа бандитов Оуни (все родом из горных районов, они принадлежали к одному семейству Грамли), тупо посматривая вокруг – якобы следили за безопасностью.
Эрл и Ди-Эй следовали за кортежем на небольшом расстоянии и видели, что пассажиры лимузина все время разговаривают. Эрл обратил внимание на то, что беседовали в основном Багси и Оуни. Женщина по большей части смотрела в окно; ее неподвижное лицо напоминало маску. Кавалькада влилась в напряженный поток уличного движения на Сентрал, и полицейский регулировщик поспешно переключил светофор, открывая путь важным персонам. Ди-Эй и Эрлу пришлось остановиться на красный. Когда они добрались до станции, чернокожие мужчины в ливреях уже извлекли багаж из грузовика, погрузили на несколько ручных тележек и покатили к большому желтому поезду.
– Это поезд Атчисон – Топика – Санта-Фе? – поинтересовался Эрл у Ди-Эй, который выехал на Маркет-стрит и теперь искал, куда приткнуть машину.
– Нет, Эрл, не тот. Это Миссури – Tихий океан, отправление в четыре пятнадцать на Сент-Луис, первый этап в поездке до Лос-Анджелеса. Давайте выйдем, послоняемся и поглядим, что получится. Скорее всего, толку не будет, но уж больно я устал от букмекеров из Ниггертауна.
– Полностью согласен, – ответил Эрл.
Они порознь прошли через толпу на перроне, которая становилась тем гуще, чем ближе становилось время отправления. Эрл закурил сигарету, нашел столб, прислонился к нему и принялся покуривать и разглядывать платформу. Довольно скоро он обнаружил обоих гангстеров, которые оживленно разговаривали, стоя около здания вокзала; каждый из них курил гигантскую сигару. Похоже, что эти парни неплохо проводили время. Ничего особенного не происходило, если не считать того, что в поезд садилось все больше и больше народу и проводники начинали потихоньку звереть. Поглядев на «гамильтон», Эрл увидел, что уже почти четыре часа. Скоро всем скомандуют занять свои места. Нога немного побаливала; левое запястье тоже беспокоило. Эрл несколько раз согнул левую руку и переступил с ноги на ногу, пытаясь отвлечься от боли. Он не привык носить галстук целыми днями, и это тоже действовало на нервы, но он не собирался ослаблять узел, даже невзирая на сильную жару, пока Ди-Эй не сделает этого первым. Он мечтал принять основательный горячий душ в своем номере.
Внезапно Эрл заметил, что перед ним кто-то остановился, и мысленно выругал себя за рассеянность. Это оказалась женщина. Темно-рыжие волосы были собраны в пучок под желтым беретом. Она была одета в желтый дорожный костюм с юбкой до колена, открывавшей ноги в белых туфлях гораздо выше, чем у большинства женщин. Темные глаза смотрели прямо ему в лицо.
– Эй, красавчик, – сказала женщина, – вы зажгли последнюю спичку, чтобы закурить, или у вас в коробке есть еще пара штук?
Ничего похожего на женскую застенчивость. И пахло от нее тоже не так, как от остальных. Акцент у нее был тягучим и приводил на память горячие лепешки, которые подают прохладным южным утром. Эрл решил, что она из Джорджии или Алабамы.
– Пожалуй, найдется, мэм, – ответил он. – Позвольте, я проверю.
Он извлек коробок из внутреннего кармана, ловко открыл его, вынул спичку, чиркнул и сложил ладони чашкой. Его большие руки успешно защищали слабенькое пламя от порывов ветра. Женщина подошла к нему вплотную, приложила свои ладони к его рукам, чтобы еще больше прикрыть огонек, и сунула кончик «честерфилда» в пламя.
– Вот и все, – сказал Эрл.
– Благодарю вас, мне это было нужно.
Она отступила, глубоко затянулась и выдохнула длинную струю дыма.
– Я вас, кажется, знаю. Вы ведь снимаетесь в кино? – спросил он.
– Было пару раз, малыш, – ответила женщина. – Только нужно очень уж сильно пялить глаза, чтобы увидеть меня на экране. Это дрянной бизнес, если не знаешь больших парней, а я, так уж получилось, знаю не тех больших парней. Больших парней, с которыми я знакома, все слишком боятся. А вы, красавчик, часом, не знакомы с какими-нибудь большими парнями?
– Нет, мэм, – сказал Эрл, улыбнувшись. – Разве что парочка генералов, вот и все.
– О, солдатик. А я решила, что вы коп.
– Вообще-то, я был морским пехотинцем.
– Могу держать пари, что вы уложили кучу японцев.
– Знаете, мэм, это нельзя сказать наверняка. Все происходило очень быстро, дыму столько, что в двух шагах ничего не видно.
– Мой чурбан-приятель торчал в Лос-Анджелесе, сидел на проводе, по которому передавали спортивные новости. Он настоящий герой, вошь поганая. Затянул меня в этот городишко, чтобы, мол, встретиться с киношниками, а они здесь – сплошная шушера, дрянь. Я десять лет убила на то, чтобы выбраться из таких вот городишек, и вот я опять в дыре.
– Вы из Джорджии, мэм?
– Из Алабамы. Бессемер, город стали. Если вы там не бывали, то можете считать, что ничего не потеряли, мой сладкий. Я…
Боковым зрением Эрл заметил чье-то приближение. Человек казался разъяренным, разгоряченным едва ли не докрасна и несся так быстро, что кто-нибудь другой мог бы растеряться.
– Что здесь происходит, твою мать?
Это был Багси Сайджел; его ноздри раздувались, а глаза побелели от злости. Около углов рта застыли серые желваки. Тело излучало неприкрытую агрессию, а зрачки прищуренных глаз походили на две булавочные головки.
Он грубо схватил женщину за локоть и дернул так резко, что у нее мотнулась голова и хрустнули шейные позвонки. А он продолжал стискивать ее руку с такой силой, что у него побелели суставы на пальцах.
– Что это значит, Вирджиния?! – гаркнул он.
– Господи, Бен, я только попросила у этого бедного парня огоньку, – ответила она, пытаясь высвободить руку.
– Сэр, – вмешался Эрл, – здесь не было вообще ничего.
– Заткнись, ковбой. Будешь говорить, когда я тебе прикажу. – Он снова повернулся к Вирджинии. – Ты, обдолбанная шлюха, у меня так и чешутся кулаки, чтобы начистить тебе харю. Живо в поезд. Шевелись, уноси отсюда свою проклятую задницу!
Он толкнул ее в сторону вагона и шагнул было следом. Но вдруг передумал и вернулся к Эрлу. Его яростные глаза мерили незнакомца с головы до ног.
Эрл ответил ему твердым взглядом.
– Что уставился, мужлан?
– Я никуда не смотрю, сэр.
– Ты, поганый пес, я просто обязан вытряхнуть из тебя дерьмо прямо здесь. Я должен втоптать тебя в асфальт. Ты никто. Просто кусок гребаного дерьма.
Ярость придавала его лексикону особую красочность.
– Бен, оставь бедного парня в покое. Я спросила…
– Заткнись, лахудра! Да засуньте ее в поезд, черт возьми! – заорал он на двоих Грамли, которые подошли на тот случай, если ему потребуется поддержка.
Эрл увидел самого Оуни, а позади него – еще двоих телохранителей, стоявших в нескольких шагах. Вокруг уже столпились зеваки, но, несмотря на многолюдность, стояла почти мертвая тишина.
– Да ты знаешь, кто я такой? – продолжал орать Бен.
– Бен, держите себя в руках, – сказал издали Оуни.
– Он же просто парень с платформы! – выкрикнула женщина, вырываясь из рук громил.
Но теперь гнев Бена полностью сосредоточился на Эрле, который стоял на том же месте с непроницаемым лицом.
– Ты знаешь, кто я такой? – снова выкрикнул Сайджел.
– Нет, сэр, – ответил Эрл.
– Твое счастье, что не знаешь, гребаный идиот. Знал бы, у тебя бы яйца от страха раскололись. Ты бы полные штаны наложил. Ты на кого тут разгавкался? Да тебе не должно быть места в одном штате со мной, понимаешь, придурок деревенский?
– Да, сэр, – сказал Эрл. – Я только зажег спичку, чтобы леди прикурила сигарету.
– Ну так скажи спасибо своей гребаной счастливой звезде, что я не суну тебя под поезд. Ты понял это, пастух дерьмовый? Понял, я спрашиваю?
– Да, сэр, – ответил Эрл.
Багси подался почти вплотную к нему.
– Я убил семнадцать человек, – процедил он. – Скольких убил ты, жалкая деревенщина?
– Точно не знаю. Человек триста или триста пятьдесят, – ответил Эрл.
Багси невольно взглянул ему в лицо.
– И смотрите, – проникновенным голосом добавил Эрл, – такая забавная штука: те парни, которых я убивал, все до одного пытались убить меня. У них были и винтовки, и пулеметы, и танки. А парни, которых убивал ты, сидели в парке или на заднем сиденье автомобиля и думали о футбольном матче.
Сказав это, он чуть заметно улыбнулся.
В первый момент Багси остолбенел. Никто никогда не говорил с ним таким тоном, особенно во время его хорошо отработанных припадков ярости. А больше всего он был задет тем, что этот деревенский олух нисколько не боялся его. Парень улыбнулся Багси и – чтоб он сдох, чтоб он сдох, ЧТОБ ОН СДОХ! – самым натуральным образом подмигнул.
Багси нанес удар правой рукой. Конечно же, не наотмашь – он отлично дрался и знал, что от удара наотмашь легко закрыться или уклониться. Это был удар снизу вверх, в который вложили всю силу тренированного тела, обладавшего молниеносными рефлексами, стальной мощью, великолепной координацией и направляемого контролируемой яростью. Он хотел ударить ковбоя прямо под левый глаз.
Он выбросил вперед кулак и довольно долго – что-то между пятой и шестой тысячными долями секунды – ощущал нарастающее удовольствие, которое всегда рождал в нем триумф в сражении, удовольствие от момента, когда он навязывал непослушному миру свою волю, от силы своей личности, от своей красоты, от своей хитрости, от всех качеств, несомненно нашедших в нем наивысшее воплощение. Он знал важных людей! Он знался с кинозвездами! Он трахал графиню, он трахал Уэнди Барри, он трахал сотни самых красивых во всем мире звездочек! Он был Багси, Багмен, Багхаус13, друг Мейера и Лаки, он очень даже немало значил в этом мире!
А потом это ощущение исчезло. Со скоростью, которую он, пожалуй, даже не мог себе представить, ковбой подставил очень сильную руку под его запястье, чтобы не столько блокировать удар, сколько просто изменить его направление, а второй рукой ударил сам.
Багси не был трусом. Ему приходилось участвовать во множестве уличных драк, и в большинстве из них он одерживал победы. Он не знал усталости в драке, если ее результат имел для него значение, а его знаменитая ярость позволяла отключать чувство боли – та доходила до сознания лишь спустя несколько часов. Ему приходилось выдерживать множество ударов. Но такого, как сейчас, он еще никогда не получал. Короткий правый удар, нанесенный с расстояния, пожалуй, дюймов в десять, но с превосходным знанием дела. Кулак попал чуть пониже сердца и, похоже, сломал сразу три ребра. Это был молот, поршень, звуковой удар реактивного самолета, атомная бомба. Удар сразу вышиб дух из Багси. Перед глазами сначала покраснело, потом почернело, ноги подогнулись, и он осел на платформу, испуская звуки, похожие не то на скрип, не то на дребезжание, чувствуя, как из ноздрей течет желчь или кровь, грозящая бесповоротно уничтожить его любимый галстук-бабочку. В следующее мгновение его стошнило, и он изверг все, что съел за завтраком. Он забился в конвульсиях, прижал колени к груди, пытаясь отогнать боль, отчаянно хватал ртом воздух и чувствовал то, о чем успел забыть за последние годы, – страх.
Его противник присел рядом с ним на корточки.
– Знаешь, что я тебе скажу? – произнес Эрл. – Я ведь ударил вполсилы. А если еще раз увижу тебя в этом городе, врежу так, что у тебя кишки размотаются под ногами. Теперь садись в поезд и уезжай подальше. И не возвращайся сюда никогда, ни для чего, ни по какому случаю.
Он выпрямился и взглянул Оуни в глаза.
– Может быть, вы или кто-нибудь из ваших парней хочет помериться со мной силами, мистер Мэддокс? Прошу.
Оуни и вся его команда под фамилией Грамли отступили.
– А я-то надеялся, – сказал Эрл.
Он усмехнулся, подмигнул рыжей красотке и пошел прочь.
