Kitabı oku: «Обломки нерушимого», sayfa 9

Часть 2
Пламя

Глава 9

Калли была занята сервировкой стола, Бенни сидел с сосредоточенным видом на кровати, уткнувшись в учебники, а их родители в это время готовили ужин. Телефон Мэйджи уже минут десять разрывался от чьего-то настойчивого звонка. Калли не выдержала и ответила:

– Алло… а, это вы, доктор Кембри, добрый вечер. Мама сейчас занята, что ей передать?.. Что?!

Закончив разговор, Калли помчалась на кухню.

– Мама!

– Осталось совсем чуть-чуть, да, дорогой? – ответила Мэйджа, помешивая суп.

– Буквально пять минут, и готово, – сказал Спенсер.

Калли подбежала к матери, взяла ее за руку и резким движением увела от плиты.

– Мама, звонил доктор Кембри!

Мэйджа оцепенела. Калли пронзила мать гневным взглядом и продолжила:

– Тебя, оказывается, давно ждут в клинике! Больше тянуть нельзя, мы упускаем время! А ты не отвечаешь на звонки доктора и нам ничего не говоришь! Как это понимать?!

– Мэйджа, это правда?! – встревожился Спенсер.

– Нет… Калли неправильно истолковала слова доктора. Я потом тебе все объясню.

– Но…

– Спенсер, иди. Я сама закончу.

Спенсер перед тем как уйти кинул взгляд на плиту, на которой бурлил зеленый суп, и протараторил жене несколько рекомендаций, опасаясь, как бы та не испортила очередной его кулинарный шедевр.

– Калли, ну зачем ты заговорила об этом при отце? Ты же знаешь, как ему тяжело.

– Я знаю, как тяжело тебе! Папа меня сейчас вообще не волнует. Почему ты меня обманывала?

– А какой смысл мне было говорить правду? Тебе же известно, сколько стоят все эти процедуры. Если Спенсер узнает, что я из-за него опять откладываю лечение, то он не выдержит!

Разговор был прерван появлением на кухне старшей хозяйки, Рут Гарвинг.

– Мэйджа, а почему вы не носите маску? Вы находитесь в общественном месте, прошу заметить, – упрекнула она.

– Миссис Гарвинг, да когда же до вас наконец дойдет, что мама не заразна?! – закричала Калли.

– А откуда мне знать? Может, вы мне врете? Вдруг у нее туберкулез или… или… Наденьте маску, бога ради! Что вам стоит?

– Калли, пойдем, пожалуйста, – сказала Мэйджа, поняв, что дочь едва держит себя в руках. Закончить свою беседу они решили в ванной.

– Я убью эту старуху!

– Не обращай на нее внимания и не груби ей. Или ты хочешь снова стать бездомной?

– Мама, я сказала доктору Кембри, что ты явишься в понедельник.

– Сумасшедшая! На что ты рассчитываешь? Думаешь, он сжалится надо мной и вылечит бесплатно?

– У нас есть деньги! Я продала кое-что. Точнее, Руди помог мне продать… – Калли говорила о той драгоценной шкатулке, что ей вручила Элеттра, и о подарке Никки – цепочке с медальоном в виде цифры четыре. Она рассталась с этими вещами без сожаления. С помощью вырученных денег Калли могла бы расплатиться с Сафирой и горя не знать, но она понимала, что ее первоочередная задача – это помочь маме. Калли берегла эти деньги, всё ждала, когда же лечащий врач Мэйджи даст зеленый свет.

– Калли, солнышко мое! – Мэйджа прижала дочь к своей тощей груди, та обняла ее в ответ. Обе пережили долгожданные минуты счастья. Им казалось, что все трудности позади.

Мэйджа и Калли вернулись в комнату, окрыленные от сладостного забвения. Пока отец с братом трапезничали, Калли решила проверить свой тайник. Необходимо было пересчитать сбережения, взять нужную часть и передать матери, пока Спенсер и Бенни набивали брюхо и не испытывали к ним никакого интереса. Тайник располагался под половицей у ее с Бенни кровати. Шкаф насупротив скрыл действия Калли от любопытных взоров.

– Калли, Мэйджа, садитесь! Остынет ведь всё, – ворчал Спенсер.

– Сейчас! – Калли бесшумно достала половицу, опустила кисть в густой, холодный мрак, скрывавшийся под ней и… обнаружила пустоту. Калли засунула в углубление всю руку, долго шарила ею, собирая занозы, но ничего, кроме пыли и засохших трупов паучков она там не нашла. – Нет… не может быть… Они были здесь!

– Калли… – прошептала похолодевшая с головы до ног Мэйджа.

Калли в этот момент будто подменили. Все ее существо было охвачено пожаром ярости. Калли опрометью побежала в коридор, остановилась у двери мистера Дила и стала барабанить по ней кулаками.

– Калли, что такое?! – выскочила за ней Мэйджа.

– Харпер украл мои деньги!

– Как украл?! Почему Харпер?! Я не понимаю…

– Уверена, он взял ключи у Долли и обыскал нашу комнату, когда никого не было! Откройте!!!

Лицо Мэйджи омрачилось тенью сомнения, но она не рискнула переубедить дочь. Та была в таком сильном припадке, что никакой силой, никакими словами нельзя было ее остановить.

– Что за шум?! – возмутилась Долли Гарвинг.

– Долли, прикажи Харперу открыть дверь, немедленно!

– Я ничего не буду делать, пока не выясню, что здесь происходит!

– Харпер украл мои деньги!!!

– Да что ты говоришь? – Долли глядела на Калли так, как смотрит охотник на загнанного им в ловушку зверя. Тот брыкается, шипит, сверкает зубами, а охотник все потешается над ним, растягивает, так сказать, удовольствие, перед решающим выстрелом.

– Три дня назад я спрятала в нашей комнате крупную сумму денег, а теперь…

– Три дня назад? К твоему сведению, ваш сосед уже неделю отсутствует. Он гостит у родителей.

А вот и тот самый «выстрел». Калли перестала брыкаться и шипеть. На смену ярости пришло бессилие. Ей хотелось упасть ничком и проваляться так до последнего издыхания. Мэйджа извинилась за дочь и увела ее в комнату. Спенсер и Бенни так и сидели за столом, тарелки их давно опустели. Когда Калли оказалась в комнате, первое, что она увидела – это хмурое лицо брата. Ярость вновь затуманила ее рассудок. Теперь подозрения пали на Бенни. Почему? Калли не знала, но точно была уверена, что вина лежит на ее брате. Ее словно одолела нервная горячка: лихорадочная дрожь сотрясала тело, бледное лицо сверкало бусинами пота, как блестят на солнце листочки полевой травы, заляпанные росой.

– Бенни, это ты их взял?

– Что взял?..

– Деньги. Я положила их сюда, – Калли кивнула в сторону тайника, – а теперь их нет. Где они?

– Калли, клянусь, это не я. Я ничего не брал… – оправдывался Бенни, беспомощным взглядом касаясь то матери, то отца.

– Так это твои деньги, что ли? – спросил вдруг Спенсер.

– Папа?..

– Половица все скрипела, я давно собирался отремонтировать ее. И вот… нашел деньги, подумал, что это прошлые жильцы оставили…

– Куда ты их дел?!

– Отдал мисс Адоринде.

– Кому?!

– Ну, мисс Адоринде! Гадалке… волшебнице. Я же рассказывал вам про нее.

– Ты отдал все мои деньги этой шарлатанке?

– Почему шарлатанке? Она сказала, что, чем больше я вложу в процесс, тем быстрее у меня все наладится. Я же хотел как лучше… И вы все меня поддержали.

– Я думала, что ты прикалываешься! Папа, ну разве так можно?! Как тебе такое могло прийти в голову?! Ты совсем из ума выжил! Верни мои деньги!!!

– Как? Мисс Адоринда уехала проводить обряд для меня.

– Куда она уехала?

– Не знаю. Она сказала, что у нее есть секретное, священное место. На звонки не отвечает. Работает, наверное.

Мэйджа обняла дочь за плечи и сказала:

– Калли, ничего… ничего страшного. Я потерплю, я хорошо себя чувствую. Пожалуйста, не расстраивайся.

Калли находилась в состоянии тупой пришибленности. По ее щекам текли слезы, но она их не ощущала, не понимала, что плачет, и не сводила глаз со своего отца, а тот, в свою очередь, смотрел на нее, на его унылом лице были написаны обида и робкое возмущение.

– Подожди, Калли, так это были деньги на лечение мамы? – Наконец на Бенни снизошло осознание происходящего. Далее он обратился к Спенсеру: – Что ты наделал? Папа… Отец! Что ты натворил?!

– Бенни, не надо! – вскричала Мэйджа.

– Мама умрет из-за тебя!!!

И вот только после того как до Спенсера дошли страшные, громкие слова сына, он опомнился. Спенсер вдруг съежился, как побитый, заплакал.

– Простите… Я старался ради всех нас… Мэйджа, дорогая, прости меня! Бенни… Калли…

Калли испытывала к отцу брезгливую жалость. Когда-то Спенсер Лаффэрти был умным, волевым, серьезным человеком. Теперь же… Лишившись денег, высокого статуса, уважения друзей и партнеров, он потерял еще и себя. Не было больше силы и достоинства в этом мужчине. Да и мужчиной сложно было назвать то, что лицезрели Мэйджа, Бенни и Калли. Серьезнейшее поражение в жизни превратило его в хныкающий, взмокший, человекоподобный комочек с пульсирующим безумием и немеркнущим отчаянием внутри. «Ну вот, пожалуйста. Ты однажды вознамерилась доказать отцу, что на многое способна. Хотела, чтобы он понял, что зря сомневался в тебе и возлагал огромные надежды лишь на сына. Ты мечтала разрушить его убеждение, что миром правят исключительно мужчины, а женщины предназначены для второстепенных ролей. Бойся своих желаний, Калли. Теперь ты одна тащишь всю семью, на тебе большая ответственность, на тебя одна надежда. Ты их добытчик и защитник. Ты своего добилась. Радуйся! Не получается? То-то и оно», – досадовала Калли. Она чувствовала себя беспомощной и разбитой и не видела различий между собой и бедной мухой, что бьется о затворенное окно и смотрит на мир, в который ей больше никогда не попасть. Калли молча покинула комнату. За дверью все это время стояла, навострив ушки, миссис Гарвинг.

– Ах, Калли, а я… это… принесла маску для твоей мамы. – Рут достала медицинскую маску из кармана своего халата. – Чистая, не беспокойся. Пусть носит хотя бы на кухне, хорошо? Только на кухне… – Приподнятое настроение хозяйки подсказало Калли, что та все еще находится под впечатлением от громкого скандала, непрошеным свидетелем которого она стала.

Я думаю, многим знакомо такое состояние, когда в определенный, не самый приятный момент в жизни ты вдруг понимаешь, что вполне способен убить человека. Вот у Калли было как раз-таки это состояние, и чтобы не допустить беды, она вылетела из квартиры и побежала куда глаза глядят. Гонимая неизъяснимым страхом она бежала по сумеречной улице, бежала, бежала, и ей казалось, что ее грудь, наполненная тяжелым, холодным воздухом вот-вот взорвется. Она бежала, задыхалась, плакала и надеялась, что совсем скоро, возможно, за ближайшим поворотом, покажется уголок ее безопасного пристанища. У каждого человека есть особенное место, теплый приют, где его ждет умиротворение, где он может спрятаться, зализать свои раны, окрепнуть, переждать бурю и вернуться к тому, отчего сбежал. Калли верила, что у нее тоже есть такое место. Вот только бы не потерять силы, только бы добежать до него.

Калли вскоре остановилась у маленького домика. Несколько минут ей потребовалось, чтобы сообразить, куда ее привели ноги. Да это же дом Фоксов! Как можно было не узнать его сразу? Но почему она тут оказалась?

Калли нажала на звонок. Спустя минуту ее уже обнимал Руди.

– Принцесса… – прошептал он, когда Калли захныкала у него на плече.

* * *

Найти загадочную мисс Адоринду не удалось. Спенсер описал ее полицейским так: «Глаза как у кошки, улыбка богини. Волосы то ли рыжие, то ли черные, а вообще они были под платком. Еще она была очень вежливая, можно даже сказать, ласковая». Безусловно, такая характеристика не могла поспособствовать успеху поисков. Полиция решила допросить приятеля Спенсера, что посоветовал ему обратиться к этой гадалке. Выяснилось, что он никакой не приятель. Спенсер видел его один раз в жизни. Таинственный советчик сам нашел его, сам напросился на откровенный разговор и, между делом, рассказал о мисс Адоринде. Стало понятно, что Спенсер имел дело с сообщником этой мошенницы, след его давно простыл.

«Да что уж злиться на папу? – мысленно рассуждала Калли, пока мчалась на работу. – Это и не папа уже, а дитя. Огромное дитя на моей шее. Какой с него спрос? Сама виновата. Недоглядела».

– Калантия!

Калли замедлила шаг. На парковке «Кэнди Грэдди» стоял раритетный «Бьюик» пудрового цвета. Калли окликнул его водитель. Рядом с ним сидел еще один мужчина, и когда тот заметил, что Калли вновь ускорилась, оставив их без внимания, то крикнул ей вслед:

– А Сафира не говорила нам, что ты такая пугливая.

Теперь Калли остановилась. Она поняла, что только что произошла ее первая встреча с новым хозяином. Не тратя время на бессмысленные размышления, Калли села в машину.

Пока ее везли в неизвестном ей направлении, Калли спокойно глядела в окно, время от времени бросая взгляд на двух незнакомцев. Она поймала себя на мысли, что ей вовсе не страшно. Калли была даже рада тому, что наконец-то настал этот день, наконец-то ее введут в курс дела. Значит, совсем скоро она отдаст долг Сафире, и жить станет чуть-чуть легче.

Мужчины были приятной наружности. Водитель старше ее лет на пятнадцать, лицо его было испещрено шрамами, что остались после подростковой сыпи, но оно не потеряло своей привлекательности: широкий лоб и нос, выдающиеся скулы, раздвоенный подбородок и выразительные карие глаза. Стрижка «под ноль» добавляла ему брутальности. Второй был моложе его лет на пять, улыбчивый, со взлохмаченными каштановыми волосами, с угловатыми, оттопыренными ушами и смуглым оттенком кожи. Глаза у него почти черные, миндалевидные, озорные, они придавали ему вид человека, что всегда что-то затевает, и затевает непременно гадкое. Когда смотришь в глаза такому человеку, не становится страшно, хоть ты и понимаешь, что он обидит тебя, подставит, нагло воспользуется тобой. Тебе лишь хочется узнать, что именно произойдет, в чем заключается его гениальная мысль. Тебе становится приятно, ты гордишься тем, что именно на тебя пал его выбор, тебя он решил испытать. Вот такая странная, я бы даже сказала, страшная сила взгляда была у этого человека. Если вы хотите знать, как выглядит обаятельное зло, то вам стоит познакомиться с Савьером Бейтсом. Это имя носил тот, кто сидел рядом с водителем, тот, на ком Калли задержала свой взгляд, не понимая, что именно ее так сильно привлекло в нем.

Они остановились у одного из многоквартирных домов Голхэма, что находился в нескольких кварталах от жилища Калли. Мужчины привели ее в небольшую квартиру, которая располагала потертым диваном, электрической плитой на полу и табуреткой. «Наверное, приезжие. Квартиру арендовали недавно, не успели обжиться. Или же специально сняли ее для встреч со мной. Вот только что они хотят тут со мной делать?..» Калли забеспокоилась. Даже вид тайной комнаты Сафиры со всеми ружьями, пузырьками с ядами и тетрадями с биографиями жертв Фрай, не так напугал Калли, как эта пустая серая квартира и два ее жильца. Страх полоснул по ее сердцу. Калли вдруг подумала о маме, а точнее, попыталась вспомнить то, что та сказала ей, провожая дочь в школу, ведь те ее слова, вероятно, последнее, что услышала Калли из уст матери. Эти слова она заберет с собой в могилу. Калли почему-то была уверена, что сейчас она доживает финальные часы своей жизни, так ей было страшно.

– Где наши манеры? Мы ведь забыли представиться. Я Инеко, – сказал тот, что сидел за рулем, – а это Савьер, мой напарник.

Калли села на табуретку, мужчины заняли диван.

– Сафира сказала, что я должна помочь вам в каком-то деле…

– Да-да, именно так. Но перед тем как мы перейдем к обсуждению этого самого дела, выполни небольшую просьбу… Покажи себя.

– В смысле?.. Как показать?

– Ну, подумай. Если есть чем.

Инеко и Савьер стали раздевать Калли глазами. «Это не страшно. Пусть делают со мной все, что хотят, главное, чтобы в живых оставили. Я должна вернуться домой. Ради мамы, ради Бенни я должна справиться. Так, наверное, на моем месте и Никки поступила бы, и Диана, и даже Джел…» Калли сняла сапожки, кофточку, джинсы. Мужчины теперь смотрели на нее равнодушно.

– Почему остановилась? – спросил Инеко, когда Калли осталась в нижнем белье.

Калли обнажила грудь, сняла трусы и приготовилась…

– Что скажешь? – рассмеялся Инеко.

– Хорошая девочка. Послушная, – ответил Савьер.

– Да, на все готова, это радует. Одевайся, Калантия. Все с тобой ясно.

Калли, пока одевалась, обдумывала произошедшее: «Так это была проверка? Они, видимо, хотели убедиться, насколько я отчаянна и покладиста, легко ли им будет со мной… Что же они задумали?» Савьер закурил, а Инеко встал с дивана и начал бродить взад-вперед по комнате. Поразмыслив недолго над чем-то, он задал вопрос:

– Правда же, что ты из Бэллфойера и учишься в школе элитных целочек, в «Греджерс»?

– Я недавно переехала в Голхэм и теперь учусь в «Блэкстоне».

– Это неважно. Главное, что у тебя остались связи в Бэллфойере, ты вхожа в дом его обитателей и можешь оказать нам одну услугу.

– Какую услугу? – уже без страха спросила Калли, как будто за то, что она не испугалась показать себя нагую, высшие силы наградили ее уверенностью и спокойствием.

– Ты сделаешь так, что мы тоже сможем посещать дома твоих богатеньких подружек.

– И зачем вам это?

– Хорошая девочка, но глупая, – высказался Савьер. – Мы с Инеко почти как Робин Гуд. Грабим богатых, только добычу оставляем себе.

– Так вы хотите, чтобы я стала вашим наводчиком?

– Савьер, зря ты назвал ее глупой. Она, оказывается, смышленая, прекрасно разбирается в терминологии. – Затем Инеко обратился к Калли: – Ты в Бэллфойере как рыба в воде. Ты знаешь, кто богаче, кто гостеприимнее и наивнее… Ты станешь нашим ключом от дверей, за которыми нас дожидаются чужие сокровища.

Поскольку Калли успела нафантазировать себе всякие ужасы (ее либо убьют и разберут на органы, либо продадут в сексуальное рабство, либо…), она почти с радостью согласилась стать частью команды Инеко и Савьера. Воровство ей показалось маленькой шалостью (она тогда не подумала о том, что подобную «маленькую шалость» с ее семьей провернула мисс Адоринда и с каким трудом всем пострадавшим удалось пережить ее последствия). «Грабить – не убивать, – утешала себя Калли. – Тем более наши действия коснутся только обеспеченных, а эти люди вряд ли сильно расстроятся из-за мелких потерь». Лишь одна мысль огорчала Калли: все ее знакомые из «Греджерс» настроены против нее, и ей придется долго унижаться перед этими змеями, чтобы вновь втереться к ним в доверие и получить доступ в их дома. «Но это стоит того, ведь я потом смогу отыграться за свое унижение. Инеко и Савьер мне в этом помогут». От этой мысли Калли получила неистовое наслаждение.

– У Савьера есть твой номер телефона. Он свяжется с тобой, когда мы будем готовы.

– У тебя пока есть время подумать, кто станет нашей первой жертвой, – добавил Бейтс.

Савьер покинул квартиру вместе с Калли.

– Подвезти тебя? – спросил он, улыбаясь и глядя на нее своим фирменным взглядом. Обаятельное зло включило свои чары.

А Калли тем временем так хорошо было, как после нервного, безумно сложного экзамена, что удалось сдать на высший балл, поэтому она расхрабрилась и позволила себе невинную дерзость, сказав:

– Хорошие девочки с такими, как ты, не водятся.

«Это мы еще посмотрим», – подумал Савьер, глядя ей вслед.

Глава 10

Искра успешно прошла проверку. Никки убедилась в том, что новой соседке можно спокойно доверять, но рассчитывать на то, что та сможет хотя бы раз дать какой-нибудь дельный совет или поделиться разумным мнением – ей уж точно не стоит. Искра, заключила Никки, существо с бракованным рассудком. И если бы это существо не было время от времени смешным, то Никки вообще не обнаружила бы в общении с ним никакой пользы.

Перед уроком богословия Искра подошла к Никки, уже расположившейся за партой, и сказала:

– Подруга, все готово.

– О чем ты, прелесть моя?

– О вечеринке. Забыла? Ты же предложила мне организовать вечеринку, чтобы я смогла подружиться со всеми.

Никки нервно потерла лоб. Да, действительно, Никки подкинула Искре такую идею, но ведь она сказала это уже будучи прилично разморенной вином, доведя свой мозг до такого состояния, что тот уже не был способен понять, насколько эта идея абсурдна.

– Боже, Искра, я в самом деле забыла про этот бред…

– Почему бред?

– Ну, как тебе сказать… Понимаешь, вечеринка вряд ли спасет ситуацию. Она, скорее, добавит еще больше проблем.

– Я так не думаю. Людей, обычно, объединяют подобные мероприятия. Гарриет уже подготовила поместье Уэстермор.

– Ты хочешь позвать всех в Уэстермор?!

– Бабушка наотрез отказалась задействовать Уортшир.

– Искра, это провал. Никто не поедет в эту глушь. Ты опозоришься!

Пока Никки и Искра бурно спорили, за ними наблюдали с противоположной стороны аудитории Рэми и Эл.

– Ну и как тебе такое? Новенькая под покровительством Дилэйн, – высказалась Рэми, скрестив руки на груди. На Искру-то ей было все равно. Рэми приводил в негодование тот факт, что Никки вновь обзавелась поддержкой, быстренько завербовав Героеву. Она ведь надеялась, что Дилэйн до самого выпускного будет изгоем.

– Я пыталась ей помочь, но она это не оценила. Так что теперь это не моя проблема, – ответила Эл.

– Но ты же обещала миссис Монтемайор, что позаботишься о ее внучке?

– Я уже говорила с ней. Миссис Монтемайор поняла меня, у нее тоже не задались отношения с Искрой.

В аудитории вдруг стало необычайно тихо. Элеттра подумала, что этому поспособствовало появление преподавателя, но ее догадки тут же развеялись, стоило ей увидеть Диану. Одноклассницы на несколько минут приостановили свои беседы, чтобы поприветствовать Брандт. Было ли это проявлением высочайшего уважения к Диане или же просто очередной попыткой подмазаться к ней, чтобы та выделила среди множества кандидатур тех, кого бы могла назвать своими подругами, – неизвестно. Ясно одно: вопреки надеждам Эл, предполагавшей, что без своей свиты Королева быстро потеряет влияние, Диана лишь укрепила свое положение.

– Так, Главная леди пришла. Значит, пора, – сказала Искра.

– Искра, что ты делаешь? Не смей!.. – попыталась остановить ее Никки. Но, увы, Искра не послушалась, вышла в центр аудитории, и, глядя в пол, провозгласила:

– Одноклассницы!

Никто не обратил на нее внимания.

– Одноклассницы, послушайте…

И снова ее слова не произвели никакого эффекта на присутствующих. Лишь Никки сидела, краснела и смотрела куда угодно, но только не на Искру.

Вдруг все резко изменилось.

– Девочки, внимание. Искра хочет сообщить нам что-то, – сказала Диана.

Наступил, наконец, звездный час Искры:

– Да, я хочу что-то сообщить… Вернее, я хочу пригласить всех вас на свою вечеринку, которая состоится в Уэстермор, в следующие выходные.

– Искра… ты уверена, что сейчас подходящее время для вечеринки? – полюбопытствовала Рэмисента.

– Да, уверена.

– Мы совсем недавно похоронили нашу одноклассницу, – пояснила Элеттра.

– Но ведь в следующие выходные вы не собираетесь никого хоронить? Вы свободны?

Некоторое время все сконфуженно помалкивали, а потом началось…

– Интересно, ты сама до этого додумалась или помог кто? – с явным раздражением спросила Мессалина.

– Мне помогла моя подруга Никки.

Все повернули головы в сторону Дилэйн. Кто-то издал ядовитый смешок, кто-то с видом оскорбленного достоинства глазел на Никки и ждал от нее объяснений. У Никки пылала от стыда каждая клеточка тела. Стыдно ей было главным образом перед Дианой. «Да, без тебя я обречена вот на это», – думала Никки, глядя при этом исподлобья, осуждающе на Искру. «Ну и к черту. Раз сама вляпалась, буду выкручиваться. Что еще делать-то?»

– Да! – Никки подошла к Искре. – Я считаю, что нам нужно отвлечься, расслабиться. Давайте просто соберемся все вместе и попробуем хотя бы на несколько часов позабыть все плохое и грустное… что было. Тем более кто из вас хотя бы раз был на русской вечеринке? Это будет незабываемо, гарантирую! – с апломбом заявила она.

– Русская вечеринка? – фыркнула Мэйт. – Что же там будет? Ритуальные танцы с медведями и коллективное отравление самогоном?

Далее блеснуть стереотипным мышлением вызвалась Эсси:

– И еще грудотряска размалеванных цыган. Без цыган всякая вечеринка потеряет свой смысл!

Все гоготали. Много еще было вульгарных, плоских, злоречивых шуток, выносящих на поверхность всю низость ума собравшихся в этой аудитории. А смысл им было выдумывать что-то оригинальное и тонкое, ведь все понимали, что Искра настолько слаба, настолько не равна им, что заслуживает лишь такое примитивное глумление. К каждому отщепенцу в этой школе был индивидуальный подход. Искра не понимала, что стало причиной этого внезапного веселья, при этом к каждой реплике она относилась с чрезвычайным вниманием, как будто ей давали советы.

Никки не выдержала:

– Ну смейтесь, смейтесь, дорогие мои. Я рада, что у вас хорошее настроение, а то вы так старательно все эти дни прикидывались скорбящими, что я даже начала волноваться за вас.

Этими словами Никки навлекла на себя гнев одноклассниц.

– Все высказались? Тогда теперь послушайте мое мнение, – сказала Диана, медленно вставая. Никки уже была готова ретироваться, так как понимала, что Диана сейчас нанесет самый сильный, громкий, сокрушительный удар. Вот она уже взглянула на нее, обжигая холодом своих мрачно-голубых глаз… – Я согласна с Никки. – Все оцепенели от неожиданности. Диана продолжала: – Нам действительно нужно немного отдохнуть. И, в конце концов, Искра не виновата в том, что она появилась в нашей школе в такой непростой для нас период. Мы должны поддержать ее.

Больше никто не смеялся, никто не возражал. Никки обратила полный благодарности взгляд на Диану. Прямо противоположная реакция была у Элеттры. Та сидела, обездвиженная от шока, и мысленно возмущалась: «Да как такое возможно? После всего, что она с тобой сделала, ты поддерживаешь ее? Уж точно ты так поступила не из жалости к Искре! Ты в очередной раз прикрыла зад своей мерзкой подруги, а та, донельзя счастливая, уже принялась разрабатывать новые способы, как воспользоваться тобой, чтобы исправить свое положение…»

Искра тем временем выбежала из аудитории, чтобы сделать звонок:

– Гарриет, запиши, что еще нужно сделать для вечеринки. Ты должна найти медведей, самогон и цыган. Оказывается, вы, англичане, жить без всего этого не можете.

* * *

Элеттра, как и обещала, каждые выходные приезжала домой. Аделайн и Константин чувствовали себя в ее доме полноправными хозяевами и встречали ее всякий раз как гостью. «Какая разница? Пусть живут и управляют всем. Главное, что они рядом, главное, что кто-то ждет меня», – успокаивала себя Элеттра.

Мир и покой царили в ее доме до тех пор, пока не состоялась встреча Элеттры и тети Аделайн с нотариусом, на которой было зачитано завещание покойного мистера Кинга. После нее Аделайн ходила сама не своя и каждый вечер жаловалась мужу:

– Не понимаю, что я сделала не так? За что он так со мной?! Ты посмотри, – Аделайн протянула Константину копию завещания. – Ни слова обо мне, ни слова!

– Аделайн, успокойся. Твой брат имел полное право распорядиться своим имуществом так, как ему заблагорассудится.

Константин взял копию и чтоб не расстраивать еще пуще жену, принялся внимательно изучать документ, содержание которого знал наизусть. Все до последнего пенни Бронсон завещал своей дочери.

– Но я же практически вырастила его, всегда была рядом с ним! Константин, это несправедливо! Никогда не прощу ему это!

– Бронсон мертв. Ему не нужно твое прощение.

Вскоре произошло еще одно событие, навсегда изменившее отношения Элеттры с тетей. Эл бродила по дому. Было около трех часов ночи, а сон все не шел. Элеттра тоже постоянно думала о завещании отца. И она так же, как и Аделайн, была обескуражена тем, что Бронсон ничего не оставил сестре. Элеттра остановилась у кабинета отца. Последний раз она заходила туда, когда Бронсон еще был жив. С каким страхом она всегда переступала порог этого кабинета, когда отец вызывал ее к себе! «Что я почувствую сейчас?» – задала сама себе вопрос Элеттра. И вот она была уже внутри… и тот же страх овладел ею. В кабинете до сих пор витал аромат парфюма отца (терпкий, такой же сильный, как и его обладатель, он перекрывал все запахи вокруг, вызывал тошноту и еще долго стоял в ноздрях), на письменном столе лежали бумаги в том порядке, в котором их оставили руки Бронсона. Каждая деталь, каждая пылинка в этом помещении были пропитаны Бронсоном. Дурное предчувствие тяжелым гнетом легло на сердце Элеттры. Казалось, что в следующую роковую секунду в кабинет явится отец как ни в чем не бывало, будто он и не умер вовсе, а просто скрывался где-то все это время. А потом Элеттре, до крайней степени взволнованной, почудилось, как густой, стоячий воздух вдруг сложился в его образ. Элеттра ощущала спиной его присутствие, затем почувствовала ласкающие прикосновения, и как затылок обдало его ледяным дыханием. Элеттра испуганно отбежала в сторону, стала судорожно щупать свой затылок, точно на нем остался след от соприкосновения с тем ужасом, что породило ее разгоряченное воображение. Страх ее смешался со злостью. Элеттра злилась на себя за то, что все еще боится отца, на свое тело за то, что оно все еще помнит его ласки, его запах. Она металась из стороны в сторону, не видя ничего перед собой, хваталась за что-то, бросала, впивалась ногтями, царапала, разрывала. Странная борьба с кем-то или чем-то вымотала ее, но Элеттра не сдавалась. В голове была только одна мысль: «Ненавижу! – И мысль эта вспыхивала каждую секунду. – Ненавижу! Ненавижу! Ненавижу!»

– Элеттра, что на тебя нашло?! – закричала Аделайн.

Элеттра не сразу заметила остолбеневших от ужаса тетю и дядю у двери. Через несколько страшных, тихих минут все пришли в себя. Аделайн стала осматривать кабинет и причитать:

– Это же его любимое бюро! – Элеттра, оказывается, перевернула стол отца. – Какой беспорядок! – По всему полу были разбросаны клочки документов, смятые тетради, растерзанные книги и все остальное, что вмещало в себя бюро. – А это уже не починить! – заверещала Аделайн, увидев разбитые хрустальные часы среди раскиданных вещей. – Объясни мне, что случилось?!

– Не могу… Прости, Аделайн.

Константин отвел Элеттру в ее комнату. Аделайн приступила к наведению порядка. Убрала осколки, вернула бюро на прежнее место, стала заполнять его ящички и полки. Подняв с пола ежедневник брата, Аделайн вдруг расчувствовалась, в груди разгорелось пламя отчаяния. Аделайн рассчитывала, что она откроет сейчас этот ежедневник и увидит записи Бронсона, его планы, так и не сбывшиеся. Конечно, ей будет больно читать все это, но вместе с тем интерес ее был громадный, жадный, он не позволил ей передумать и отложить в сторону этот ежедневник. Аделайн открыла первую страницу и обмерла…

«Мне нравится представлять, как отец тайком пробирается ко мне в комнату, пока я сплю, медленно стягивает одеяло, кладет свою большую, сильную руку на мою грудь, оберегаемую тонким шелком ночной сорочки, а затем скользит ниже, ниже…»

«Я не могу спокойно смотреть на него и не думать о том, как сильно хочется попробовать вкус его губ…»

«Папа, папочка, что ты со мной делаешь? Хочу вцепиться в тебя и закричать: «Я предлагаю тебе всю себя! Пожалуйста, делай со мной все, что хочешь! Ты мой, мой, только мой! Прими мою трепещущую плоть, войди…»»