Kitabı oku: «Зов горы», sayfa 2
Глава 4
Я проснулась из-за того, что звонил телефон.
Шевельнула плечом, с меня посыпались на пол стеклянные бутылки. Хорошо, что на полу лежали доски, гнилые настолько, что они уже стали мягкими. Бутылки не разбились, а просто ушли на дно, к остальному мусору, накопившемуся с шестидесятых годов. Встревоженно зашептались мыши.
Я вытащила руку, нащупала телефон, поднесла его к уху, стараясь не двигать головой. Голова была до краев заполнена дурью, одно движение – и дурь польется наружу.
– Так больше нельзя, – сказал в трубке голос Дениса. – У меня нет сил смотреть на это саморазрушение. Я больше не приеду. Прощай.
– Привези еще таблеток.
– Нет. Зачем ты себя убиваешь?
Вопрос был философский. Требующий не ответа, а длительных рефлексий. Так что я задумалась. Вдохновленный моим молчанием, Денис продолжил:
– Звонили из твоего кружка, послали тебя матом. Сказали: еще раз сунешься – морду набьют.
– А еще интеллигенты… Привези таблеток.
– Иди к черту!
Я отшвырнула трубку и полежала еще немного. Затем рискнула сменить положение головы. Еще через пять минут приоткрыла глаза. Комната кружилась, но не сильно – а как карусель в парке.
Я ожидала позыва к рвоте, но организм молчал. Наконец я поняла в чем дело: нечем. Я, видимо, очень давно не ела.
Эта мысль придала мне смелости. Пошатываясь, я встала. Подошла к окну.
Вытаращилась: под окном соорудили новую детскую площадку. Да какую! С резиновым зеленым покрытием, пластиковым лабиринтом и даже двумя железными тренажерами для взрослых. Блин, я ничего не пропустила? Власть в городе не сменилась?
К одному из тренажеров подошел Тигран и ну крутить туловищем. Загорелый, довольный, с голым торсом. Подкралась Лида с таксой. Воровато оглянулась, запустила собаку на детскую площадку. Та немедленно наложила кучу. Тигран завопил, начал размахивать кулаками. Лида визгливо закричала. Из окна подо мной раздался громовой рык Макарычева. Этому лишь бы поучаствовать. Он психопат и чью сторону примет, заранее не угадаешь. Я прислушалась: а, госдеп ругает.
Тигран меня серьезно встревожил. Это сколько же я была в отключке, если он успел вернуться с юга? Он ведь говорил, что забронировал гостиницу на три недели.
Увы, вот уже несколько лет я именно так провожу июль – в ауте. Место хорошее и недорогое… Проклятый месяц… Все плохие события в моей жизни происходят в июле. И главное плохое, и плохие помельче, и совсем маленькие плохие, и малюсенькие плохие….
Я прошла по комнате матросом, широко расставляя ноги. Мне очень хотелось есть. Но в холодильнике от съедобного осталась одна вонь. В кошельке – ни копейки. На карточке – ноль. Можно представить, что мне ответят, если я позвоню на работу.
Где взять деньги? Я даже прослезилась от жалости к себе.
И тут снова зазвонил телефон.
Номер не определялся.
– Света, это Демичев. Помните? Мы приезжали к вам по поводу Гали Фоменко.
– Нет, не помню, – сказала я.
– Как ваши дела?
Если бы так не тошнило, я бы, пожалуй, посмеялась: поди, и следить-то за мной продолжают. Все ждут, когда я выйду с ней на связь. Это сколько же им пришлось сидеть в кустах у моего барака, пока я пила водку и глотала таблетки? Неужели месяц? Загар у Тиграна какой-то бледноватый.
Сил не было ни на смех, ни на разговоры.
– Всего хорошего, – сказала я и нажала «отбой».
Он немедленно позвонил снова.
– Света, у меня к вам серьезный разговор.
– Слушайте, я повторяю еще раз, последний. Я никогда не встречалась с Галей Фоменко. Вы должны знать, что с 2011-го года я не занимаюсь сектами. Мищенко ведь вам все это рассказал.
– Да, рассказал.
Прижав трубку к уху, я начала обшаривать карманы зимней куртки. Наверняка что-нибудь завалялось.
– И тем не менее можно я приеду?
– Нельзя, – ответила я, переходя на плащ. И снова нажала «отбой».
Из джинсов удалось выудить два рубля. Вот и весь улов. А жрать захотелось так, что даже кишки скрутило.
Я набрала Дениса.
– Ничего не хочу слушать! – сказал он.
– Займи две тысячи.
– Я деньги, между прочим, не копаю.
– Я отдам.
– Как это ты отдашь, интересно, если тебя уволили?
– Ну дай, я умираю от голода.
– Да нет у меня денег, – расстроенно сказал Денис. – Зарплата только через два дня. Хочешь, Стасу позвоню, он тебя накормит?
– Хочу.
Через пять минут я вышла к причалу.
Шумел водопад у плотины, крякали утки. На террасе, сооруженной из досок, ящиков с туями и деревянных перекладин, развевались белые полотняные занавески. Раскачивались кокосовые кашпо с хвостами петуний. Ветерок с Десны весело трепал прокатные лодки и катамараны.
Я огляделась. Мир изменился. Пока я валялась на грязных простынях, лето сильно сдвинулось вправо. Листья потускнели, на конских каштанах расцвели ржавые пятна.
Звуки приобрели гулкость. Они всегда остро реагируют на приближение осени.
Позвякивание ложечек, веселый звон кофейных чашек, всплески женского смеха – за всем этим тянулся шлейф эха. Я кашлянула – звук ушел к стене, затем вернулся, полным сил. Воздушные потоки словно сдурели. Теплые, ледяные, влажные и сухие слои нагородили причудливые лабиринты – лето заканчивается. То ли еще будет. В ясные морозные октябрьские утра я любила охотиться на эхо в самых неожиданных местах – посреди Ботаковского поля в километре от Троицка или на обочине ночного Ленинского проспекта…
Я посмотрела на экран мобильного: да, наступил август. Итого, визит упыря обошелся мне в двадцать дней, проведенных на дне самого черного из водоемов.
Зато июль прошел.
Из ресторана на летнюю террасу выбежал Стас с подносом. Увидев меня, он заговорщицки подмигнул и показал глазами на служебный столик за клеткой с лебедями. Там меня ждала половинка пиццы, тарелка плова и стакан лимонада.
Я села за стол, откинулась на спинку стула, подставила лицо солнцу. Как жить дальше? Из кружка уволили, это как пить дать. Где брать деньги? Что, блин, кушать? Вот эти объедки?
Мимо меня проковылял индюк. Он распушил хвост и тряс своей соплей на носу. Гордый такой.
Я вытянула ногу и дала ему хороший пинок…
К своему бараку я вернулась через полчаса. Возле подъезда стояла Ламборджини, на турнике подтягивался Демичев. Здоровый, лощеный, в костюме и галстуке.
– Добрый день, – крикнул он, не прекращая подтягиваться. Даже дыхание не сбилось, мощный чувак.
Я обошла его машину, зашла на площадку, села на лавочку, достала из кармана пластинку жевательной резинки.
– Сорок, сорок один, сорок два… – считал он вслух.
– Как вы так быстро приехали?
– А я был у Фоменко. Он ведь живет рядом с вами. В «Подмосковных вечерах»… Фу-у-у.
Он приземлился, поправил галстук, подошел ко мне.
– Короче, у нас тут возникла идейка. Может, поработаете на нас?
Я меланхолично выдула пузырь.
– Алексей Григорьевич хочет, чтобы вы нам помогли. Он очень впечатлен вашей биографией. Как жаль, что мы не знали о ваших способностях полтора года назад.
Пузырь лопнул.
– Знаете, мы ведь уже совсем отчаялись, и вдруг узнали, что смерть Арцыбашева была инсценировкой. Мы подумали, что теперь дело сдвинется с мертвой точки… Потом узнали про вас, как-то все завертелось. И вот прошло два месяца – и ничего… Может, у вас будет новый взгляд на все это? Наш взгляд точно замыленный. Мы за эти полтора года уже перестали отличать важное от неважного. Я вот даже аванс привез. Сто тысяч рублей.
Он залез в карман и протянул деньги – новенькие остро пахнущие пятитысячные купюры. Мне так захотелось их взять, что даже зачесались ладони.
– Ну что вы как ребенок? – сказал он. – Почему не хотите-то? Обиделись? Простите его, у него дочь пропала.
Я пожала плечами.
– Почему не хотите, Света?
– Потому что она не в секте. Искать там – бессмысленно.
– Я тоже так считаю. И я не прошу вас искать в секте. Я прошу вас просто искать…
Из подъезда вышел Тигран. Довольный, он осмотрел двор, привыкая к солнечному свету. И тут увидел Ламборджини. Рот его трогательно приоткрылся.
Я отвернулась, посмотрела на небо.
– Света, вы же разумный человек, – сказал Демичев. – Алексей Григорьевич сказал, что заплатит десять тысяч долларов за каждый факт, который сочтет важным. И двести тысяч долларов, если вы ее найдете.
Жевательная резинка вдруг показалась мне безвкусной. Я вынула ее изо рта. Ломаясь дальше, я становилась смешной даже для себя самой.
– Напомните, пожалуйста, где вы нашли мой телефон.
– Через месяц после ее исчезновения мы обнаружили ее машину. Она стояла на бесплатной стоянке в Солнцево. Он был в бардачке.
– Кажется, записан на бумажку…
– Не совсем.
Левой рукой он достал из внутреннего кармана небольшой листок, упакованный в пластик. Его я взяла.
Я увидела номер своего мобильного и ниже слово «Света». У листка была шапка: «Салон «Одаликс». Красота как искусство» и два желтых квадрата сбоку. Я вдруг поняла, что уже видела этот знак.
– Так это листок из фирменного блокнота? – произнесла я. – Полиция мне этого не говорила.
– Ну… Они ведь не знали, кто вы и как связаны с ее исчезновением. Они осторожничали.
– Больше осторожничать не надо?
– Да что ж теперь, – вздохнул он. – Полтора года прошло. Какая уж теперь осторожность…
– И что такое «Одаликс»?
– Салон красоты. Но не возлагайте на этот факт особых надежд. Мы разговаривали с ними несколько раз. Ни вы, ни Галя там никогда не были.
– Я не была, это точно…
Затем я помолчала, глядя на свое отражение в окнах Ламборджини.
И сказала.
– Давайте деньги. Я попробую.
Глава 5
Салон «Одаликс» оказался в Сокольниках, во дворах, почти в такой же заднице, что и мой барак. Даже, пожалуй, поконцептуальнее: он занимал угол туберкулезной клиники.
Внутри салон больше напоминал склад – какие-то коробки, пустые стенды, парикмахерские кресла, обернутые пластиком. И лишь в глубине – пара зеркал, в которых отражались скучающие мастера в черных фартуках с желтыми квадратами.
– Господи! – сказала администраторша за стойкой. – Да полтора года назад нас тут всех чуть не поубивали. Понаехали мордовороты, стали предъявлять этот несчастный листок…
Администраторше было лет пятьдесят. Красивая, увядающая женщина, увешанная золотом. Слишком шикарная для этого задрипанного места.
Я огляделась. Одна стойка представляла различные средства для укладки. Все банки были с желтыми квадратами. Такие же квадраты я увидела на ручках круглых расчесок, лежащих перед администраторшей.
– И что? – спросила я. – Вы ее не вспомнили?
– Да не была она у нас! Никогда не была. Мы даже клиентов своих потом опрашивали, фотографию ее показывали – ее никто никогда не видел.
– А я у вас была?
– А вы не помните? – удивилась она, потом задумалась, оценивающе меня оглядела. – Честно говоря, не думаю. Голова у вас неухоженная.
Я тоже осмотрела ее прическу. Хорошая.
– Наши клиенты богаче вас, – миролюбиво объяснила администраторша.
– Но не такие богатые, как эта пропавшая девушка, ведь так? Она была для вас слишком богатая.
– А вот и нет, – обиделась администраторша. – Между прочим, мы работаем с лучшими средствами мира. Вы не смотрите на интерьер. «Одаликс» – это сегмент «лакшери».
Я снова посмотрела на коробки. Везде эти желтые квадраты и слово «Одаликс».
Как много коробок для двух мастеров…
– Слушайте, – сказала я. – Так ведь, получается, что «Одаликс» – это название производителя.
– Да. Швейцарский производитель профессиональных средств.
– Значит, вы не только салон красоты. Вы еще и дистрибьютеры?
– У меня эксклюзивный договор, – гордо согласилась женщина. – Владелец марки был ко мне неравнодушен… – она улыбнулась и подмигнула мне. – Были когда-то и мы рысаками…
– То есть вы поставляете эту продукцию другим салонам? А заодно дарите свои блокноты, правильно?
– Блокноты, фартуки, постеры.
Сегмент «лакшери». В моей жизни был только один период, когда я могла иметь к нему отношение. Это весна 2012-ого. Как же ее звали, этого мастера? Мне дала ее Липницкая – я тогда так хотела быть красивой… Она приезжала ко мне на дом. В июле 2012-го года я стерла все свои контакты… Как же ее найти?
Я задумалась. На дому она подрабатывала, а постоянно работала в каком-то салоне, откуда и таскала эти краски и щетки. Я рассказывала ей про Алтай, она говорила: «Красивые небоскребы». И еще говорила: «Удобно, скоро будет метро. Буду выходить со станции прямо к себе на работу, даже по улице идти не надо»…
– У вас есть партнеры в «Афимолле» в Сити? – спросила я у администраторши.
– Сейчас нет. А раньше были. Салон «Белль»…
День оказался воистину удачный – она была на работе. Высокая тощая с короткой стрижкой. Только теперь брюнетка. Увидев ее, я вспомнила и имя – Анюта.
Она сидела за стеклянной витриной и ковырялась в мобильном. Клиентов не было. Да и вообще, «Афимолл» казался вымершим. Все эти сияющие коридоры, атриумы, эскалаторы, рестораны и магазины пустовали. Мне повезло, что ее салон еще не разорился.
Впрочем, я знала, что к вечеру, когда из Сити повалит толпа офисных работников, торговый центр ненадолго оживет. Ведь станция метро здесь прямо в магазине.
Я неподвижно стояла перед витриной, так что Анюта заерзала и подняла взгляд от телефона.
Прошло уже три года, но она меня сразу узнала. Заулыбалась, махнула рукой. Я зашла внутрь.
– Привет.
– Привет, дорогая.
Анюта чмокнула меня в щечку, тронула пальцами прядь моих волос, покачала головой.
– У! Как все запущено!
– Остальные мастера тебе в подметки не годятся.
– Так в чем проблема? Только на дом я больше не езжу… Что? Подстричь?
– Я по делу.
– Народ стал экономить, – неодобрительно заметила она. – Кризис…
– Анют, полтора года назад ты дала кому-то мой номер телефона.
Она слегка напряглась.
– Что-то случилось?
– Да нет. Просто расскажи, кому. Если помнишь.
– Такое разве забудешь, – сказала она. – Мне за него пятьсот баксов дали.
Я подумала, что ослышалась.
– Пятьсот баксов?
– Ну да.
– И кто этот придурок?
– Я ее не знаю, – призналась она. – У меня тут сидела клиентка, Наташка Рубцова. Я отошла краску смешивать, а когда вернулась, она разговаривала с какой-то бабой. Эта баба ей говорила, что ищет поселок Белуга. На Алтае. Что ей нужны люди, которые в этом разбираются. И что она заплатит. Ну, я и вспомнила – ты же все про Алтай рассказывала. И была в этой Белуге.
– Я была в «Белогорье».
– А это не одно и то же?
– Нет.
– А чего называется одинаково?
– Ну, во-первых, не одинаково, а во-вторых, на Алтае это священная гора, и там много названий вокруг этого… Так, а дальше?
– Ну, я и написала ей твое имя и телефон.
– На фирменном листке.
– Взяла что-то, что под руку попалось. А она мне хрясь – пятьсот баксов вывалила! Шиза, конкретно. Все, больше я ее не видела.
– Слушай, а как найти эту Наташу Рубцову?
– Она в Гуанчжоу живет. Здесь наездами. Но по вичату можно. Но лучше не звонить, а голосовое отправить.
– Давай по вичату.
– Ну, наговаривай.
Она протянула мне свой телефон, а я вдруг застыла соляным столпом. Месяц погони за призраком, потом этот мерзкий визит ее отца, три недели депрессии – и вот здравствуйте, явственный след на снегу прошлого…
«Наташа, здравствуйте. Меня зовут Света. Полтора года назад Анюта в парикмахерской в «Афимолле» дала вашей знакомой мой телефон. Это связано с Алтаем. Скажите, эта ваша знакомая – кто она? Это очень важно».
Она нажимает на экран.
По коридорам торгового центра вдруг проходит волна ветра, тянущая за собой прозрачный пластиковый пакет и круглый комок июньского тополиного пуха. Кажется, что это полетело мое сообщение. Оно унесло за собой часть моего мира: на Восток, над Алтаем – в Китай.
– …Ну, что за цвет, а? Ты же не девочка уже, надо краситься! Ой, господи, а это что – типа, челка? Это теперь называется челка? Где такие мастера рукастые?
– В Троицке.
– А это где?
Нежный мелодичный перелив. Пи-и-иимм. Она протягивает мне телефон.
«Здравствуйте, – говорит равнодушный голос. – Ваш телефон взяла Галя Фоменко».
Мой голос пускает петуха.
«Откуда вы ее знаете?»
– …Я бы тебе посоветовала кератиновое выпрямление. Можно заламинировать. И слушай, пора уже филлеры использовать. Или ты хочешь ходить бульдогом?
Пи-и-иимм
«Мы учились с ней в МГИМО».
«Вы можете мне все подробно рассказать? Зачем ей нужен был мой телефон?»
Ответ долго не приходит. Анюта продолжает критиковать мой внешний вид, я исхожу мелкой влажной дрожью.
Пи-и-ииммм.
«Анька, индюшка старая, я слышу твой смех на заднем плане! Как там Москва?» – Наташа хихикает, пока я, белая, держу ее голос в левой руке.
– Сама ты индюшка! – восторженно комментирует Анюта.
«Короче. Я приезжала в Москву на Новый год. Пришла в салон, а мимо шла Галя. Она меня увидела в витрине и зашла. И говорит: слушай. Ты же из Барнаула. У тебя там нет ментов знакомых? Мне нужны люди, которые были в одной секте. «Белуга», что ли, я уже не помню. Я прямо при ней позвонила дяде – он начальник уголовного розыска. Он сказал, что знает одного. Он был в этой секте в конце девяностых. Но Галя сказала, что ей нужны те, кто там был с 2001-го по 2004-ый. Я говорю: тогда нет. Тут Анюта подошла. Услышала нас и говорит: у меня, типа, клиентка есть – специалист по Алтаю, туристка. И была в этой «Белуге». И Галя ей раз – пятьсот баксов выложила. Мы на самом деле обалдели».
«А вы не можете вспомнить точно, дословно – что именно она хотела от этих людей? Может, она хотела вступить в эту секту, узнавала, как туда добраться? Или что-то еще?»
– …Одна клиентка сделала это армирование, сто пятьдесят штук вывалила. Ну, не знаю. Уже через полгода все рассосалась, обвисло. По-моему, деньги на ветер. Золотые нити всяко лучше. Кстати, послушай, как у меня живот хрустит! Озоном вчера накачалась…
Пи-и-ииимм.
«Она сказала, что ей надо срочно показать вам какие-то фотографии для опознания. Она прямо так и сказала: для опознания. Вы извините, я больше не могу разговаривать. До свиданья… Анюта, я тут себе такую биозавивку сделала, ты умрешь!»
Глава 6
Я думала, что офис Демичева окажется под стать его машине – но нет, две небольшие белые комнаты в подвале на Севастопольском проспекте. Не Ламборджини – Жигули. Фактурная штукатурка на стенах, плитка «соль и перец», мебель из «Икеи».
Я голову вывернула, пытаясь хоть за что-нибудь зацепиться, хоть за постер какой. Нет, даже лицензии в рамочках отсутствовали.
Среди этой полустертой белизны я чувствовала себя неуютно, поэтому изъерзалась на пластиковом стуле, так что он, доделывающий какие-то свои дела за письменным столом, даже поднял от бумаг удивленный взгляд.
– Где роскошь? – спросила я в ответ, – Где иранские ковры? Вы же олигарх.
– Я не олигарх. И Фоменко не олигарх. Мы просто обеспеченные люди. По меркам Москвы, даже не богачи…
– Я, видимо, живу в какой-то другой Москве.
Он пожал плечами.
– Единственная наша слабость – это хорошие автомобили. Но вы, наверное, знаете: в Москве это распространенная история. Машина хорошая, а денег на бензин нет.
– Но у вас-то есть?
– Пока есть… Короче, у нас здесь вроде как детективное агентство. Если называть вещи своими именами, это игрушка Алексея Григорьевича. Зато здесь тихо, я люблю здесь работать.
– У вас ведь и в Сити есть офис?
– И у меня, и у Алексея Григорьевича. Но там тоже не шикарно. Мне незачем пускать пыль в глаза, я никого на бабки не развожу, понты не кидаю. Помогаю Фоменко отжимать и переваривать имущество – заводы, пароходы…
– Типа, вы «Мезим-форте»?
Он хмыкнул.
– Можно и так сказать… У вас же есть время? Я сейчас дочитаю один договорчик, и мы поедем.
– Куда это? – удивилась я.
– Алексей Григорьевич сказал, что заплатит вам обещанные десять тысяч. Мы сейчас едем к нему.
– О, не надо было так беспокоиться! – Я махнула рукой. – Можно без церемоний. Деньги мне отдадите вы, этого достаточно. Разрешаю даже не надевать фрак – это не Нобелевская премия.
– Нет. Он хочет с вами все обсудить.
– Так вот ведь какая закавыка: я не хочу!
– Он вам так сильно не понравился?
– И с чего бы? – иронично поинтересовалась я.
Он немного помолчал, размышляя.
– Скажите, а вы правда считаете, что разоблачение вашей бывшей деятельности может быть опасным для вас?
– Именно так.
– А вы не преувеличиваете? Эти секты, вряд ли они такие мощные.
Я помолчала, глядя на белую стену. Потом спросила:
– Помните, был такой генерал Лебедь?
– Конечно, помню.
– Однажды он в каком-то интервью назвал мормонов «плесенью». Ну, он всякое говорил, мужик-то был прямой, без затей, но именно после этих слов на наше правительство было оказано такое давление со стороны США, что Лебедь потом в каждом интервью, по поводу и без повода, извинялся в течение нескольких лет. Боевой генерал, на минуточку…
– Ну, мормоны. Кажется, они и правда влиятельные. Но это в США.
– Когда у российской секты «Богородичный центр» отбирали незаконно занятое здание в центре Москвы, письмо с протестом писал лично Жириновский. Руководитель этой секты Береславский в конце 90-х выступал на конференции, организованной думским комитетом по геополитике… Боюсь, вы этих ребят недооцениваете.
– Я имел в виду, что они вряд ли способны убивать.
Я вытаращила глаза: придуривается, что ли?
– Сергей, а вы что-нибудь слышали о «Ветви Давида» или о «Народном храме» или, может, об «Аум Сенрикё»? Да там сотни жертв!
– А «Белуха»? – спросил он. – Это была опасная секта?
– Да, там были жертвы, – сказала я. – Именно из-за них «Белуху» и запретили… А почему ваша Галя стала интересоваться сектами?
– Как раз это я и хотел вам объяснить. Перед разговором с Фоменко вы должны это увидеть. Вечером двадцать пятого декабря 2013-го года, то есть за три дня до исчезновения, в ее ай-клауде появился скрин-шот странички о секте «Белуха». Это произошло ровно через три часа после вот этого события.
И он кликнул компьютерной мышкой.
– Идите, смотрите.
Я подошла к нему и наклонилась над экраном компьютера.
Это была запись с камеры наблюдения.
На записи – зима.
Камера установлена на заборе перед воротами. Первые секунды ничего не происходит, затем ворота разъезжаются и на дорогу выкатывается спортивный автомобиль. Он только начинает набирать скорость, как неожиданно наперерез машине из кустов выскакивает мужчина в темной куртке и джинсах. Он бежит лицом к камере, и лицо его видно очень хорошо.
– Кто это? – спросила я.
– В машине – Галя. Она выезжает из своего дома в «Подмосковных вечерах». А мужчина – это Арцыбашев.
– Ваш ключевой свидетель? Тот, кто потом инсценировал свою смерть?
– Именно. Два месяца назад он умер. Теперь уже по-настоящему, от инсульта. Здесь в Москве. Его труп нашли в машине, которая попала в аварию.
– Помню, полтора года назад менты меня про него спрашивали.
– Смотрите.
Мужчина размахивает руками и что-то кричит. Машина останавливается. Стекло водителя, видимо, опускается. Мужчина подбегает к водительской двери и наклоняется, скрываясь из вида.
– Вот их первая встреча, – тихо произнес Сергей над моим ухом. – В три часа Галя отправилась в спортивный клуб. И здесь у ворот он ее поджидал.
– А кто он вообще?
– Пенсионер из Ессентуков. Бывший полицейский. Первый раз в Москве. Приехал купить подержанную машину.
– Раньше они не встречались?
– Нет, никогда. Не было также ни звонков, ни электронных писем. Мы точно знаем, что два предыдущих дня он безвылазно сидел в гостинице, а до этого безвылазно сидел в Ессентуках. И вот, что получается: они незнакомы, но Галя останавливается, опускает стекло и внимательно его слушает. А ведь она была очень осторожной. Увидев незнакомого человека, она должна была испугаться и, наоборот, дать по газам.
– Приехал за машиной… – вглядываясь в стоп-кадр, сказала я. – Умеете читать по губам? Может, он кричит: «Продайте мне машину!»?
– Вы только при Алексее Григорьевиче не шутите на эту тему, ладно?
– Ясен перец. Ну, судя по тому, что вы строите догадки, с этим Арцыбашевым поговорить вы так и не успели.
– Когда мы его вычислили – это было в середине января – он уже погиб на пожаре в Ессентуках. Точнее, инсценировал свою смерть.
– И вам осталось читать по губам.
– Да…
Я внимательно смотрела на экран.
– Двадцать пятое декабря… А где в это время был сам Фоменко?
– За границей. Катался на лыжах. Они с женой уехали восемнадцатого декабря, вернулись двадцать восьмого.
– В день, когда Галя исчезла?
– Да. Они уже не увиделись.
– Итак, вас удивило, что она открыла окно незнакомому человеку.
Сергей снова кликнул мышкой, но запись словно застыла. Очевидно, Арцыбашев продолжал стоять, нагнувшись к ней.
– Мы думали, что он мог, скажем, попросить о помощи, типа, там на дороге человек умирает, что-то еще…
– Глупости, – перебила я. – Она бы уже давно закрыла окно и уехала. Максимум, что бы она сделала – это вызвала по телефону «Скорую». А они вон – все еще болтают. У меня ощущение, что говорит, в основном, он.
– Да. Мы смотрели пленку с экспертами. Они тоже заметили, что он жестикулирует. Его рука иногда видна… Мы еще не знали, кто этот мужчина, но все пытались понять, что он кричит, когда бежит наперерез…
Я с огромным любопытством посмотрела на Демичева.
– И долго пытались?
– А что?
– Все прекрасно видно. Вначале он несколько раз одинаково разевает рот, потом говорит пару коротких фраз.
Теперь уже он смотрит на меня с любопытством.
– И что это значит?
– Слушайте, ну это же элементарно. На какое слово мы все реагируем одинаково – останавливаемся и опускаем стекло?
– Ну, теперь-то я знаю. Эксперты мне это сказали. Он несколько раз выкрикивает ее имя и фамилию.
– Да. А потом, видимо, кричит что-то вроде того, что у него есть очень важная информация, которая касается ее или ее семьи.
– И как вы догадались?
Я даже растерялась.
– Так… Это же понятно…
– Здорово, – сказал Демичев. – Хотя мне, например, не понятно.
Человек, стоящий у машины, наконец выпрямляется в полный рост. Затем он достает из кармана телефон, смотрит на него и нажимает на кнопки. Но к уху не подносит.
– Итак, он рассказал что-то убедительное, – пробормотала я. – И она дала ему свой номер телефона. Позвонила ему, он сохранил…
– Да. По распечатке звонков и узнали, кто он. Сопоставили время на камере. Заодно выяснили, что она звонила ему еще один раз – на следующий день. В это время он уже был в Ессентуках.
– То есть двадцать восьмого его в Москве уже не было?
– Не было.
– И с чего вы взяли, что эта встреча имеет отношение к ее исчезновению?
– Нам больше не за что было зацепиться. Двадцать восьмого декабря она просто уехала из дома и исчезла. От нее не осталось никаких следов. Ни одного следа за полтора года поисков.
– Ну и что?
– Он был единственный незнакомый человек, появившийся в ее окружении незадолго до исчезновения. Мы так и не смогли выяснить, о чем они говорят. Зато сразу после этой встречи в ее айфоне появился скрин-шот о «Белухе».
– Это оттуда фото Константинова?
– Да.
– Значит, до этого она «Белухой» не интересовалась?
– Ни «Белухой», ни другими сектами.
– Никогда?
– Никогда.
– Может, ее мать была с этим связана?
– Да ну нет, что вы. Ее мать умерла в восемьдесят девятом.
– Нью-эйдж, какой-нибудь сетевой маркетинг, типа «амвэя»? Неопознанные летающие объекты?
– Нет. Галя начинает собирать информацию о «Белухе» вечером двадцать пятого декабря. Она ищет любые факты, которые когда-либо появлялись об этой секте. Мы опросили всех ее знакомых, подробно изучили программы телепередач и расписания кинотеатров, публикации в СМИ, новости, искали какой-то повод для такого интереса. Повода не было. У нас остался только разговор с Арцыбашевым.
– Вы сказали: «она начинает собирать информацию». Что значит «собирать»?
– Она создала папку на компьютере…
– Которую назвала как? – повернулась я к нему.
Он помолчал.
– Которую назвала «Мальчик».
– «Мальчик»? Почему «Мальчик»?
– Понятия не имею.
– Что еще вы нашли в этой папке?
– Очень много фотографий.
– Каких?
– Света, – сказал он. – Сегодня Алексей Григорьевич отдаст вам все материалы. Чтобы вы могли их изучить. Пожалуйста, не бойтесь его. Он не такой страшный. Клянусь вам, что прошлая сцена не повторится. Он вменяемый человек. Я ведь работаю с ним и до сих пор жив, не так ли?
– Покажите еще раз начало пленки, – приказала я.
И снова из ворот выкатилась машина, и ей наперерез побежал кричащий человек.
Я кликнула мышкой. Арцыбашев закрыл рот.
Кликнула еще раз.
Он открыл рот и застыл.
«Как интересно, – подумала я. – Это ударное «о»… Откуда оно там?»
– Поехали? – спросил Демичев.
Я перемотала и посмотрела еще раз. Видно очень четко, ошибки быть не может. Ударное «о»…
– Странный гражданин, – сказала я. – Ему бы машину искать по рынкам, а он едет за город. Машину-то он в итоге купил?
– Нет. Жена сказала, что он просто присматривался. Узнавал, можно ли что-то купить на триста тысяч.
Я повернулась к адвокату и посмотрела ему в глаза.
– Серьезно?
Он пожал плечами, но ничего не сказал.
– У человека накоплено всего триста тысяч, но он может себе позволить съездить в Москву, чтобы присмотреться? Вы сказали, что он сидел в гостинице. Он даже не у знакомых жил?
– У него не было знакомых в Москве.
– Офигеть. Но послушайте, если его тело нашли в разбившейся машине, кто был за рулем? Поди, знакомый, нет? Или таксист?
– Знакомый. Он погиб в этой аварии. Таджик, строитель. Мы уже все выяснили. Они познакомились на стройке в Наро-Фоминске год назад. Вместе работали, там же жили. По нему мы тоже все дадим.
– Мда…
– Поехали, Света.
– Поехали, – сказала я.
