Kitabı oku: «Рай для белого человека», sayfa 2

Во главе государства встал Роберт Мугабе, лидер народного фронта ЗАНУ (Африканский национальный союз Зимбабве). Этот народный фронт отражал интересы племени шона. Победа Мугабе стала большим сюрпризом как для англичан с юаровцами, так и для наших руководителей. Все делали ставку на лидера второго народного фронта, ЗАПУ. Ведь исторически сложилось так, что в стране всегда верховодили зулусы, а мелкие кривоногие угольки шона были у них на посылках. В ЗАПУ главным был Джошуа Нкомо, здоровенный толстяк с грушевидным лицом и чуть раскосыми глазами, представитель народности ндебеле. Встает естественный вопрос, почему население, столь жестоко угнетаемое былым меньшинством, не стало наступать на своего угнетателя единым фронтом, а разделилось на два лагеря? Да все по той же причине, по какой эти белые в свое время установили в стране жесточайший режим. Англичане хотели силой заставить местное население вести себя цивильно. Спокойно жить и работать, а не лезть в драку по любому поводу.

Африканцы-то все разные. Это для нас, русских, они все на одно лицо, потому что мы в суть африканской жизни пока не вникли. А между собой разные племена живут как кошка с собакой. Вспомните-ка работорговлю. Ее не белые придумали. Это одни африканцы других сами белым в рабство продавали. Отчего же не купить за бутылку рома и нитку бус здорового мужика, чтобы использовать его как рабочую силу? Так и здесь в Родезии. Тут зулусы, к которым относится племя ндебеле, просто истребляли племя шона. Англичанам пришлось вводить жесточайший режим, чтобы установить на территории страны хоть какой-то порядок и не дать одному племени полностью истребить другое.

Это было непросто, но «бремя белых» – заразная идея. К тому же исходит эта идея из Библии. Там сказано, что не надо кормить голодного, а надо научить его ловить рыбу и тем самым добывать себе пропитание самостоятельно. Англичане из самых благих побуждений учили местное население цивилизованной жизни. Те африканцы, которые научились какой-то работе, жили в Родезии нормально. Но нельзя объять необъятное. Слишком много людей осталось неохваченными английским ликбезом. Отсюда и все конфликты. А уж нам ли не знать, как во имя благой идеи можно истребить миллионы людей.

Мировая общественность признала новое государство, сняла экономическую и политическую блокаду, и все страны начали устанавливать с Зимбабве дипломатические отношения. СССР в том числе. Мой муж поехал с первым десантом, который должен был установить контакты с местным МИДом, снять помещение для посольства, резиденции посла и подготовить все для вручения нашим послом верительных грамот. Так вот, торжественно заявляю, что первым советским дипломатом, ступившим на землю Зимбабве, был мой муж, Макаренко Александр Михайлович, поскольку с трапа самолета он сошел раньше всех. Я летела на встречу к нему. Нам, женам, разрешили примкнуть к своим половинам где-то месяца через три после их отъезда.

И вот я тоже ступаю на землю Зимбабве, еще совсем недавно именовавшуюся Южной Родезией. Мы садимся в новенькую Альфа-Ромео и едем из аэропорта домой. Едем по шоссе мимо чудных белых домиков. Это все виллы, построенные белыми людьми для проживания. Жили там когда-то простые учителя, врачи, военные, клерки, торговцы. Иными словами, простые граждане. Только мне эти сказочные белые домики казались царскими дворцами, неземными покоями каких-то богом избранных людей. Я сказала «жили», потому что к моему приезду эти виллы стали очень быстро пустеть. Со сменой режима белое население стало спешно уезжать из страны, кто в ЮАР, кто в Ботсвану, кто в Намибию, кто еще куда. Не верили люди, что смена режима пройдет мирно. Хорошо хоть англичане пустыми обещаниями выкупить у белых людей землю и отдать ее коренному населению даром выторговали им какую-то отсрочку. Умные побросали все и уехали, но были и такие люди, которым ехать было просто некуда. Они остались и стали надеяться на чудо.

Муж меня привез на симпатичную белую виллу с большим ухоженным участком и бассейном позади дома. Дом был двухэтажный с красивой лестницей, устланной ковролином и массой непонятно куда ведущих дверей. Я удивилась, зачем нам такой большой дом? Хватило бы и скромного бунгало с двумя спальнями, одной для нас, другой гостевой. Меньше там просто не бывает. На это мое замечание муж горько усмехнулся: «Ты думаешь, этот дом снят для нас? Как бы не так! Тут живет практически вся наша колония.» И действительно, оказалось, что там живет четыре семейные пары и одна неполная семья, состоящая из машинистки-стенографистки. Всю прелесть жизни в коммуналке я ощутила вечером, когда решила приготовить ужин и попыталась найти хотя бы одну свободную конфорку. Я знакома с коммунальным бытом, выросла в ленинградской коммуналке, но у нас там было четкое разграничение: это мое, а это твое, и никто на чужую территорию не залезал. А здесь все было спланировано для одной семьи, где работу по дому выполняют африканцы, а белые только наслаждаются жизнью. И мы со своим советским коммунальным бытом никак не вписывались в этот огромный особняк. Кухня была рассчитана на одного повара, а не на пять хозяек. Гостиная и столовая были рассчитаны на одну семью, а не на четыре с половиной. Хорошо хоть санузлов и ванн всем хватило, а то бы пришлось еще с кем-то делить место на унитазе.