Kitabı oku: «Мерцание зеркал старинных. Наташа – рождение яркой кометы», sayfa 3
Глава 4. Новая семья
Мой названый отец, Дмитрий Валерьянович Ярышев, 1724 года рождения, потомственный военный, происходил из дворянского, но не знатного рода.
Он с детства посвятил себя солдатской службе и не понаслышке знал военное дело. Воспитывался в Шляхетском кадетском корпусе, который находился на Васильевском острове и располагался в доме, ранее принадлежавшем любимцу Петра I князю Меньшикову. В этот корпус принимались исключительно дворянские дети, уже научившиеся читать и писать. Там они обучались математике, истории и географии, артиллерии, фортификации, фехтованию, верховой езде и «прочим к воинскому искусству потребным наукам», а также немецкому, французскому и латинскому языкам, чистописанию, грамматике, риторике, рисованию, танцам, морали и геральдике.
После окончания курса он получил звание капрала и был направлен в армию. Его служба началась в лейб-гвардии Измайловском полку, и восемнадцати лет он был произведен в гренадеры лейб-компании.
Молодой Дмитрий, воспитанный в военной семье, никогда не сетовал на трудности и преданно служил отечеству. Уже в 26 лет он стал капитан-поручиком, а еще через четыре года был пожалован капитаном гвардии и назначен в тот полк, где служил молодой и горячий Григорий Орлов. Не раз командир Дмитрий Ярышев спасал своего подчиненного от наказаний, потому как видел в нем не только разудалого гуляку и повесу, но и перспективного военного.
Моему названому отцу было 34 года, когда его произвели в чин подполковника и в их с Орловым биографию с пушечным громом и свистом сабель ворвалась Семилетняя война. Уже понюхавший пороху Ярышев был удивлен, с какой страстью стремился Григорий на поля сражений, где, по его словам, «ковалась европейская слава русского оружия».
Тяжела была война с пруссаками, и Дмитрий Валерьянович трижды вытаскивал с поля боя изувеченного Орлова. Но однажды он сам получил серьезное ранение в ногу, из-за которого мог либо умереть, либо остаться калекой. Но судьба пощадила его, и тяжелая рана всё же затянулась. После выздоровления Дмитрий Валерьянович не хотел уходить из армии, но вернуться в строй не смог.
Дмитрий Ярышев не только был отважным и справедливым командиром, но и заботливо следил за вверенными ему бойцами, чтобы их вовремя и в достатке обеспечивали и добротной амуницией, и горячим питанием. Генералы, не понаслышке знавшие, как скрупулезно Ярышев разбирается в снабжении солдат и младших офицеров, решили использовать его способности в хозяйственных службах. И, вступив в новую должность, Дмитрий Валерьянович с тем же рвением, что и прежде, стал выполнял свои обязанности.
Григорий Орлов также оправился от ран: по молодости лет и благодаря богатырскому здоровью зажило на нем всё достаточно быстро. Он вернулся к службе и сделал головокружительную карьеру.
Григорий Григорьевич получил в дар от царицы Елизаветы дом в Петербурге – не за собственную лихость, а за заслуги отца, Григория Ивановича Орлова, некогда новгородского губернатора. Тот самый дом, где в 1758 году родилась я, Наташа. Но хозяйственник Григорий Орлов был никудышный, вот он и попросил старого друга Дмитрия Валерьяновича помочь ему в обустройстве. И тот не отказал (об этом я еще расскажу).
Императрица Екатерина произвела Дмитрия Валерьяновича в полковники. Куда более щедро наградила она своего любовника, которому была обязана и жизнью, и славой, и честью. Среди земель и поместий, пожалованных Орлову, числилась мыза Лигово. Именно эту усадьбу граф Орлов отдал дочери и ее приемным родителям.
Моя названая матушка, Мария Леонидовна, урожденная де Невер, была очень знатной дамой, чем, впрочем, нисколько не кичилась. Она происходила из древнейшего рода, восходящего к династии византийских императоров Палеологов (тех самых, чья прапраправнучка стала супругой русского царя Ивана III).
Родилась она в замке на границе Италии и Франции и почти полжизни прожила в Греции. Там ее родители познакомились с княжной Марией Кантемир, последней любовью Петра Великого, и ее братом Антиохом и загорелись идеей переселиться в Россию, где иностранцам сулили выгодную службу и быструю карьеру.
Но Машенька была слаба здоровьем, и переезд в сырой холодный Петербург мог стать для нее губительным. Поэтому ее батюшка, Леон де Невер, отправился пытать счастья при дворе Елизаветы Петровны вдвоем со старшим сыном, а семья (у маменьки было пятеро братьев и сестер) осталась на свободном от турок острове Лефкас. Дети не теряли времени даром и получили блестящее европейское образование, что впоследствии сослужило им хорошую службу – все де Неверы достигли немалых высот, но, к сожалению, скончались рано, не оставив наследников. Впрочем, наследовать, по меркам нашего роскошного века, им посчастливилось бы не слишком много. Но я опять забегаю вперед…
Де Неверу старшему улыбнулась удача, он сумел выдвинуться, сменил веру и принял русское имя Леонид. Семья также прошла православное крещение и вскоре присоединилась к своему главе.
Леонид де Невер был одним из начальников Орлова и Ярышева в годы Семилетней войны. Он сложил голову на полях сражений, успев благословить своего подчиненного на супружество с 15-летней дочерью. До свадьбы Дмитрий и Мария виделись всего однажды… Они полюбили друг друга с первого взгляда и были очень счастливы в браке.
Когда Дмитрий Валерьянович удочерил меня, ему было 39 лет. У них с Марией имелись и свои поместья. Но, в отличие от графа, Ярышев, как и его тесть, никогда не был честолюбив, не гнался за славой и несметными богатствами, а честно и добросовестно служил делу, которому посвятил себя с юности.
Мария заразилась чахоткой (слова «туберкулез» тогда еще не знали) через 6 лет после переезда в Петербург. Она мужественно боролась с болезнью, хотя недуг поразил не только легкие, но и суставы…
В молодости они с мужем мечтали о дочке, однако Бог дал им только сыновей, а родить еще ребенка у чахоточной Марии уже не было шансов. Решение графа устроить жизнь своей внебрачной дочери супруги восприняли как знак свыше и, посоветовавшись, сами предложили Орлову взять маленькую Наташу на воспитание.
Дмитрий Валерьянович был посвящен в историю графа и моей мамы, Натальи Петровны, но никогда не касался в разговорах этой темы. Любое упоминание о ней приводило Орлова сначала в бешенство, а потом в великую меланхолию, которая обычно заканчивалась чрезмерными возлияниями…
Глава 5. Мой новый дом
Я уже упоминала, что моей новой семье теперь принадлежала мыза Лигово с 7 прилегающими к ней деревнями и несколькими тысячами душ крепостных. Земли наши простирались от Финского залива до Лиговского канала, имение пересекала Петергофская дорога. Раньше поместье являлось «придворным селом»: в Лигове проживали дворцовые садовники, потому места здесь были ухоженные.
На огромном озере у плотины работала большая водяная мельница. Его берега были укреплены вязами и плакучими ивами, спускающимися к самой воде. В зеркальной глади отражались кусты белого и розового шиповника, на поверхности плавали белые лилии.
Двухэтажное здание покоилось на массивном фундаменте из тесаного сердобольского гранита, бельэтаж был оформлен по фасаду четырехколонными ионическими портиками, охватывающими окна и изящные барельефы над ними. Над парадным фасадом парил длинный балкон, поддерживаемый гранитными колоннами. В дом вела двухмаршевая гранитная же лестница, выходившая на небольшой мощеный плац для подъезда карет.
Особняк был идеально вписан в композицию тенистого французского парка с затейливыми цветниками, кленовыми, липовыми и дубовыми аллеями и роскошного фруктового сада. Всё вместе являло собой восхитительное зрелище!
Мы остановились у больших парадных ворот. Они отворились, и карета въехала внутрь. Я с любопытством рассматривала дом, где мне теперь предстояло жить. Прекрасное место, в которое я так неожиданно для себя попала, понравилось мне с первого взгляда.
Когда мы подкатили к крыльцу, Дмитрий Валерьянович первым вышел из экипажа и подал руку сначала мне, а потом Марии. Завидев карету, слуги вышли из дома и выстроились на крыльце. Они улыбались нам и, кланяясь, восклицали:
– А-а-а, вот и наша барышня приехала, добро пожаловать! Да глядите, красавица-то какая, на королевишну похожа.
Я обрадовалась радушному приему, и мне было лестно, что меня называют барышней, да еще и красавицей.
– Как вас звать-величать, милая?
– Наташей, – бойко ответила я.
Дмитрий Валерьянович подошел ко мне и, ласково обняв, поправил:
– Натальей Дмитриевной! Дочка это наша богоданная – моя и Марии.
– Вот и хорошо, – промолвила полноватая женщина. – А я Аксинья – кухарка ваша.
Все по очереди подходили, представлялись. Обращались со мной уважительно, и это мне тоже понравилось.
Чуть в стороне стояли два мальчика, которые смотрели исподлобья. Дмитрий Валерьянович подвел меня к ним.
– Наташа, познакомься, это братья твои. Старший – Григорий, а это Иван, младший.
Мальчики нехотя подали мне руки и с поспешностью отдернули их. Я подняла глаза на Дмитрия Валерьяновича, но он только улыбнулся и погладил меня по голове:
– Вы обязательно подружитесь. Идем, Наташенька, я покажу тебе дом.
Я подала ему руку и весело зашагала рядом.
В добротном, просторном и красивом доме на первом этаже располагались кухня, столовая, небольшая уютная гостиная и главное парадное помещение – овальная зала, перекрытая куполом восьмигранного бельведера, который прорезали арки и полукруглые проемы. В бельэтаже находился кабинет отца и было устроено несколько жилых комнат. Дмитрий Валерьянович провел меня по всему дому, а затем сказал, открывая одну из дверей:
– Вот, это твоя комната, Наташа.
Я радостно вбежала внутрь.
Комната была просторной, гораздо больше, чем моя спаленка в доме графа. Я теперь буду так его называть – ведь тогда я еще не знала, что он мой родной отец…
– Папа, – закричала я, – здесь даже балкон есть!
– Да, Наташенька, есть, только осторожно, не надо так свешиваться вниз, – одернул меня отец, – ты ведь еще маленькая!
– Нет, папа, я не маленькая, смотри… – и я встала на цыпочки, чтобы казаться хоть немного повыше.
Он тихо засмеялся.
– Ну пойдем, егоза, я тебе еще кое-что покажу.
Он открыл дверь в коридор и сказал проходившей мимо Марии:
– Распорядись, чтобы обед подавали, мы сейчас спустимся.
– Я уже распорядилась, Дмитрий Валерьянович. Там внизу круговерть с утра: все на кухне стараются угодить нашей Наташе, – она улыбнулась. – Ну как, нравится тебе твоя комната?
– Да! Очень!
– Ну вот и хорошо, вот и ладно…
И она прихрамывая пошла по своим делам.
В моей комнате обнаружилась еще одна дверь, и, открыв ее, Дмитрий Валерьянович пригласил меня войти. Это была ванная комната, довольно большая, с окном, выходящим на просторы парка. Половину помещения занимала огромная чугунная купель. На изящном круглом столике стояли красивый кувшин и тазик для умывания. Один угол от пола до потолка украшала отделанная изразцами голландская печь. Это было восхитительно!
– Сейчас, Наташа, я приглашу девушек, которые помогут тебе умыться и переодеться с дороги, а после спускайся в столовую.
– А во что же я переоденусь? Я и не знаю, где мои платья…
Он улыбнулся.
– Пойдем.
Мы вернулись в комнату, он подвел меня к большому шкафу, рядом с которым висело огромное зеркало, и, открыв его, вопросительно посмотрел на меня. Я обомлела: гардероб был заполнен нарядами. Там имелись и платья, и туфельки, и сапожки… даже плащ и шубка. Я осторожно провела рукой по дорогим тканям и мехам.
– Это что? Всё мне?..
– Ну а кому же еще? – засмеялся Дмитрий Валерьянович. – Мне они не сгодятся, сынкам моим тоже, ну а Марии маловаты будут.
Я запрыгала от счастья.
– Обживайся, дочка, только не задерживайся: ровно в два часа обед подадут. Успеешь?
– Я мигом, – радостно ответила я, нисколько не печалясь, что меня привезли сюда.
Мы расселись за большим столом. Дмитрий Валерьянович устроился в красивом кресле во главе, напротив него Мария, по одну сторону стола сели Иван и Гриша, а я с другой стороны, на высоком стуле с подушечкой, рядом со своим теперь уже отцом. Я почему-то очень легко стала звать его папой, словно он всегда им был.
Братья, насупившись, ковырялись в тарелках, а я с удовольствием уплетала всё, что приносили. Отец пожурил мальчишек:
– Ну что вы копаетесь? Ешьте скорее, после обеда пойдем на конюшни. Доложили мне, что прибыли Наташины пони и два жеребенка, которых ей граф подарил.
Я подпрыгнула от радости и захлопала в ладоши. Мария укоризненно посмотрела на мужа.
– Дмитрий Валерьянович, негоже барышне за столом скакать да в ладоши хлопать, о лошадях после трапезы поговорите.
Он улыбнулся, но ничего не ответил.
Отобедав, я побежала наверх: мне велели переодеться. Я пожала плечами, недоумевая: «Сколько ж можно, всё переодеваться да переодеваться?» Но спорить не стала: уж больно хотелось на подарки графа посмотреть. Служанка помогла мне быстро поменять платье на суконную амазонку. Я сбежала вниз и подошла к дверям гостиной, но остановилась, услышав приглушенные голоса Марии и ее сыновей, чуть приоткрыла дверь и навострила уши.
– Мама, – бубнил кто-то из мальчиков, – она что, так и будет теперь жить с нами?
– Да, сынок, – спокойно сказала Мария. – Только ты ошибаешься, милый: не она с нами, а мы с ней жить будем. Этот дом принадлежит Наташе.
Но потом добавила:
– И нам тоже, ведь теперь мы одна семья, запомни это, мальчик мой.
Сын что-то недовольно буркнул.
По коридору ко мне тихо подошел Дмитрий Валерьянович:
– Ну, егоза, готова?
– Готова, – смущенно ответила я.
Мы шли на конюшню, я важно выступала за руку со своим новым отцом, стараясь делать большие шаги, как и он. Увидев своих пони, я запрыгала от радости, но в еще больший восторг привели меня два жеребенка. Один, гнедой, сразу потянулся к моему кулачку, в котором было зажато яблоко, и защекотал губами ладонь, забирая лакомство.
– Я назову его Яшей, можно?
– Конечно.
Второй был черный как вороново крыло, он фыркал и нервно перебирал ногами. От поднесенного угощения жеребчик отвернулся.
– Не тронь его, Наташа, уж больно строптивый, пусть обвыкнется пока…
Дни мои в новом доме текли тихо и спокойно. Сильно досаждало лишь одно: Иван и Гриша почему-то никак не хотели принять меня. Мальчики были гораздо старше. Они не брали меня в свои игры, а я ведь не уступала им ни в чём – ни в меткости стрельбы из рогатки, ни в быстроте бега, ни в ловкости. Я научилась держаться в дамском седле и в скором времени из нас троих стала лучшей наездницей, но от этого мальчишки злились еще пуще.
Я прибегала к Марии, которую со временем стала называть мамой, готовая разреветься от обиды – оттого, что братья опять затеяли какие-то игры в парке, а меня не взяли. Она гладила меня по голове, сажала к себе на колени:
– Негоже барышне так вести себя! Потому они и не хотят дружить. Это игры для мальчишек! А ты ведь девочка… Когда же ты угомонишься уже, Наташа? Давай я лучше научу тебя вышивать? Это для барышни в самый раз будет.
Я нехотя соглашалась, и мы долгие вечера проводили за ненужным и не интересным для меня занятием. Я придумывала тысячи причин, чтобы бросить постылые пяльцы да иголки и куда-нибудь улизнуть.
С каждым месяцем Мария становилась всё слабее, и надсадный кашель ее был так страшен, особенно по ночам, что я всё время просыпалась от этих звуков. Их с отцом комнаты были рядом с моей… Я накрывала голову подушкой, чтобы не слышать ее страданий.
Возле постели по-прежнему всегда горела свеча: я еще очень долго спала со светом, никак не могла привыкнуть к темноте. Катя так ни разу и не навестила меня, и я постепенно перестала ее вспоминать…
Я обживала свою светелку, и со временем она наполнилась милыми моему сердцу вещами. К нам несколько раз наведывался граф, привозивший мне разные заморские подарки. Я любовно расставляла их и радовалась, какой красивой становится моя комната. Это была моя крепость, я могла убежать туда и спрятаться от кого угодно: никто не смел меня там беспокоить.
Всё мне нравилось! Всё было хорошо! Всё устраивало меня в моей жизни! Вот только эти двое мальчишек… Ну почему они так непотребно ко мне относятся?
Глава 6. Братья
Мне было одиннадцать лет, пошел двенадцатый. Это было вскоре после дня моего рождения. Яша, мой любимый конь, рос вместе со мной, второй же подарок графа (я так и не дала ему имени) никого к себе не подпускал: приручить его не удалось.
Я выехала на Яше на прогулку и увидела своих так называемых братьев: они тоже скакали верхом. Я догнала их и сказала, смеясь:
– Ну, что же вы, братцы? Смотрите, как быстро я поскачу на своем коне, и ваши кобылы будут глотать пыль из-под его копыт.
В наших конюшнях было больше двадцати чистокровных лошадей. Мне было непонятно, почему мальчишки все время выбирают себе спокойных ленивых кобыл, я даже как-то спросила:
– Не странно ли это для молодых людей? Неужели вам не хочется оседлать жеребца с крутым норовом, пышущего здоровьем? Почему же вы всё время ездите на худосочных лошаденках? Боитесь не совладать?..
Я весело рассмеялась и пришпорила коня. Они переглянулись и быстрым шагом поехали за мной. Нагнав в небольшой рощице, они зажали меня лошадьми с двух сторон, Иван наклонился ко мне и злобно процедил:
– Никогда – слышишь! – никогда ты не будешь нашей сестрой! И если тебе удалось обвести вокруг своего маленького пальчика наших папеньку и маменьку, которая сильно хворает, то с нами этот номер не пройдет. Не верим мы тебе! Мне кажется, ты несешь в этот дом одни несчастья!
– Почему? Почему я вам так не по нраву? За что вы меня обижаете?
– А за что тебя любить-то? Ты выскочка! Ты всё время хочешь указать нам наше место, хотя в первую очередь должна знать свое! Ты ведешь себя не как барышня, не как девушка, а как мальчишка. И ни одна гувернантка не может привить тебе хороших манер. Всё время скачешь по двору и пытаешься играть в мальчишечьи игры. Негоже барышне так себя вести! Ты нас позоришь, позоришь нашу мать, а она, несмотря на свою хворь, всё носится с тобой, дочкой тебя называет! Какая ты им дочка?..
Мне ужасно хотелось расплакаться, но я держалась: не хотела показывать свою слабость, ведь духом я была гораздо сильнее их.
– Ах так! – сказала я гневно. – Барышню, значит, хотите во мне увидеть? Не по нраву я вам? Да я просто сильнее, и вы мне завидуете!
– Да чему завидовать-то, чему? Ты посмотри на себя! Юбки носишь, а что под юбкой-то? Ну-у! Ванька, а ну, подними! Давай посмотрим, что у нее там, под юбкой? А может, она парень?.. Может, прикидывается? – хохотали они. – Сейчас проверим! И если парень окажется, сразу возьмем в свою команду, обещаем!
Я, видя такой поворот, резко дернула поводья. Ребята загоготали.
– Ну-у! Стой, стой! Ванька, держи ее! Держи!
Я испугалась и поскакала, что было сил пришпоривая коня. Яша, скорее всего, почувствовал мой страх и понесся во весь опор. Да так, что я не могла его остановить! Голоса братьев уже стихли вдали, а резвый конь всё мчался, не разбирая дороги. И я не знала, что делать дальше: то ли спрыгнуть на землю, то ли подчиниться воле судьбы… Страх сковал мое сердце: животное не слушалось.
Но тут в голове словно зазвучал чей-то голос: «Ты же сильная, ты же хочешь сравняться с мужчинами, играть в их игры. Вот и докажи, что не заслуживаешь оскорблений!» Собрав остатки сил, я резко натянула поводья. Конь громко заржал, встал на дыбы, и я, скатившись с его спины, больно ударилась ногой о землю. Копыта переминались рядом с моим лицом, и я очень боялась, что они вот-вот раздавят меня. Но Яша быстро успокоился и, громко фыркая, принялся поедать траву. Я встала, потерла ушибленное место и, погрозив ему кулаком, сказала:
– У! Окаянный, чуть до смерти не пришиб, паразит! Вот как дам тебе кулаком по морде! Так, чтобы кровь из ноздрей твоих дурацких брызнула. Чуть не сгубил меня, паршивец! – кляла я его на чём свет стоит. – А ну пошли домой!
Нога жутко ныла, и я не могла опереться на нее и запрыгнуть в седло. Прихрамывая, я взяла его под уздцы, потирая ушибленное место, и мы медленно двинулись в обратный путь.
Я огляделась. Места вокруг были мне совершенно не знакомы, и я абсолютно не представляла, где оказалась. Но надо отдать Яше должное: он чуял, куда нужно идти. И когда я пыталась увести его не на ту дорогу, он буквально тянул меня к дому.
Часа через четыре мы дошли до усадьбы. Я очень устала, ноги мои сбились в кровь. Идти я уже совершенно не могла. Как только впереди показался знакомый двор, я в изнеможении рухнула на колени. Но Яшка вынудил меня подняться: он мордой тыкал меня в бок, заставляя встать и идти. Я пыталась лечь, но он не давал мне засыпать. Я ругалась на него в полубреду, била по морде и недовольно говорила:
– Ну отойди же, окаянный, отойди, дай хоть немножко отдохнуть. Сил моих нет!
Яша не унимался, продолжая толкать меня вперед. Глубоко вздохнув, я набрала в легкие как можно больше воздуха, и это позволило мне собрать остатки сил. И только когда я добрела до крыльца, конь оставил меня, громко заржав. Все домашние высыпали на улицу, и мама кинулась ко мне, забыв про трость.
– Ну где, где же ты так долго была?..
Встревоженные и обеспокоенные братья стояли чуть в стороне и переглядывались. По их испуганным глазам и бледным лицам я поняла – они боялись, что правда раскроется и все узнают, в чём они виноваты, почему я упала с лошади и так долго добиралась домой, чудом не сгинув в лесу. Ванька, осторожно оглядываясь, показал мне кулак. А Гришка тихонько стукнул его по руке и незаметно приложил палец к губам. Это было забавно, и я начала улыбаться.
– Чему ты радуешься, глупая? – чуть не плача, в сердцах спросила мать. – Где же тебя носило так долго? Я чуть не умерла от беспокойства!
Мне стало жаль ее, и, хотя силы мои были на исходе, я всё же протянула руку, чтобы она могла на нее опереться.
– Матушка, – сказала я, – пойдемте в дом, вам совершенно нельзя волноваться! Я гуляла, и… лошадь моя заблудилась.
Она остановилась, недоуменно взирая на меня.
– Кто-о? Яшка заблудился?! Глупости! Не верю ни одному слову! Что с тобой случилось? Почему ты вся в ссадинах, почему хромаешь? Платье рваное, грязное… И ноги сбиты в кровь! Ну-ка сию же секунду рассказывай правду! Григорий, Иван, помогите!
Сыновья подхватили ее под руки. Мы вошли в дом, и она обессиленно опустилась на стул.
– Мальчики, признавайтесь: это всё ваши проделки?! Немедленно расскажите матери правду!
Не успев договорить, она начала сильно кашлять. Силы покидали ее, и, заходясь в очередном приступе, она упала на руки служанкам, которые понесли хозяйку в комнату. Я от досады и боли села на пол да так и сидела, потирая опухшую косточку на ноге, которая очень сильно ныла.
Ко мне подошли Гришка и Ванька, плюхнулись рядом. Гриша толкнул Ивана, но тот насупился и никак не хотел говорить. Тогда Гришка начал разговор сам:
– Наташа… ты прости нас, пожалуйста, мы ведь просто хотели пошутить… Ну-у-у… Наташка, не серчай! Ты и вправду очень сильная. Признаю, что смелостью ты похожа на нас.
– Да ничего я на вас не похожа! – в сердцах буркнула я. – Это вам надо юбки надевать, а не ко мне под них заглядывать! Вам надо чепцы повязать, с бантом и с фиалками! Кисейные барышни! Ишь, позавидовали! Чему позавидовали-то?.. Тьфу на вас, видеть не хочу!
Ванька развел руками и указал в мою сторону.
– Вот, видишь? А я тебе что говорил?.. Я ничего другого от этой выскочки и не ждал.
– Да помолчал бы ты лучше, Ванька! – Гриша махнул на него рукой и помог мне подняться.
– Наташка, ты не обращай на него внимания. Он, видать, и впрямь завидует. А я тебя очень даже зауважал! И с лошадью справилась, и про нас ничего не сказала. Ты прости меня, пожалуйста.
– Ага-а-а! – гневно топнула я ногой и ойкнула от боли. – Чтобы, значит, уважение твое заслужить, мне убиться надо было? Да-а? Чтобы ты заметил, чего раньше не мог разглядеть?! И на тебя тоже – тьфу!
Гришка примирительно улыбнулся.
– Наташа, ну не будь злюкой! Да что ж ты всё время ругаешься, как сапожник? Не к лицу это барышне. – Гришка виновато улыбнулся и протянул мне руку. – Ну что, мир, сестренка? Хочешь, мы тебя с собой в игры брать будем?.. Я тебя Ваньке в обиду не дам!
Я заглянула ему в глаза, чтобы удостовериться, не насмехается ли он надо мной, и убедившись, что нет, уже беззлобно спросила:
– Обещаешь?
– Обещаю! – широко улыбнулся он.
Гришка помог мне забраться наверх, довел до самой последней ступеньки. С тех пор он стал моим другом, я полюбила его как родного брата, и он ко мне тоже относился исключительно хорошо… Это было приятно. Мы дружили до самого его отъезда. А вот Ванька так и не смог простить, что я гораздо сильнее его, даром что на мне юбка.
