Kitabı oku: «Зимовье зверей. Вегетарианская история», sayfa 3

Овечки не увидели,

Как их собрат сбежал.

А Тузик – так тем более.

Он у плетня подпрыгивал,

Достать пытаясь Кошечку,

И лаял, и визжал.

Баран летел без устали

И лишь тогда опомнился,

Когда почти что врезался

В Гуся и Петуха.

«Ах, как я рад, ребятушки,

Что вы мне сразу встретились!

Бежал, как бе-безумный я

Подальше от греха».

«А что, погоня гонится? –

Петух захлопал крыльями,

Потом взлетел на дерево, —

Всё чисто. Кукарек».

«Меня в команду избранных

Берёте? Я хозяйственный! –

Баран изрёк, – нам следует

Подумать про ночлег».

Под ветками еловыми,

Густым плющом увитыми

(Сплелись они и свесились

Почти что до земли,

Образовав естественный

Шалаш, природой созданный,

Как будто по заказу им),

Они приют нашли.

Баран всё хорохорился:

«Вы спите, я за сторожа.

Я буду вам защитником,

В обиду вас не дам.

Рога, копыта острые

Сразят любого хищника.

Не зря мне овцы верили,

Дерусь я, как Ван Дамм».

И так бубнил до полночи.

Лишь небо зарумянилось,

Петух, прочистив горлышко,

Привычно завопил:

«Кука́реку, кука́реку,

Пою я – слышно за реку,

Спокойно спит компания,

Сплочённый коллектив».

 Часть четвертая. Свинья

 Что нет барана, бабушка

Лишь утром обнаружила.

Вечор вернулась затемно,

Когда уже весь скот

Лёг спать, и только Кошечка

Гуляет и охотится

На крыс, мышей прожорливых,

Что в погреб лезут. Вот —

Барана нет. В истерике

Старуха к Деду бросилась:

«Старик, проснись, ты вечером

Барана закрывал?

Он возвращался с пастбища?»

Дед – как не слышит. Пальцами

Она ему нос стиснула,

Но ртом он задышал.

Тогда она из ковшика

Воды студёной вылила

Да прямо на головушку.

Дед сразу же вскочил

И крикнул: «Да ты сбрендила!

Сама до ночи шоркалась,

Барана проворонила.

Чёрт, майку намочил!»

И тут же чёртик маленький

Из-за подушки вынырнул,

Дед крикнул: «Сгинь, нечистая!»

Решила баба – ей.

«Кто, это я нечистая?» —

И по лбу деда ковшиком!

С кровати Кошка спрыгнула,

В окошко и – к Свинье:

«Ты в курсе, что тут деется,

Мясопродукт изнеженный?

Удрала в лес вся братия.

Мясник сейчас придёт».

«И что?» – Хавронья хрюкнула.

«Тебя зарежут к празднику.

Сбежишь или останешься?

Пришёл и твой черёд».

«А как бежать? Поймают же!»

«Ой, все вы мягкотелые!»

«Но ведь ворота заперты», —

Хавронью била дрожь.

«Да нет, старуха в панике

Все двери настежь бросила.

Пока они там ссорятся,

Спокойно удерёшь».

Мясник (Толстой по прозвищу)

Пил чай с коврижкой маковой.

«Что ж так глаза слипаются?

Наверно, переел.

В глазах темнеет, мамочка.

Видать, опять давление,

Сегодня не работаю.

Лежу. Я заболел».

Но это просто облако

К селу подкралось серое,

Тягучим воздух сделался –

Аж тягостно дышать.

Как одеяло ватное,

Накрыла туча озеро,

Поля, дома и головы —

Всем захотелось спать.

А из окна чердачного

На мир смотрела Кошечка:

Как разом пыль дорожную

Дождь пригвоздил к земле,

И по ручьям, по лужицам

В конце безлюдной улицы

Свинья трусила, брызгая

Грязюкой по спине.

А бабка с дедкой ссорились

И ничего не видели,

Словами нехорошими

Безжалостно топча

Друг друга. Дед не выдержал,

Достал бутылку мутного,

Схватил краюшку хлебушка

И в хлев к свинье помчал.

«Вот где мне понимание,

А там сплошная ненависть,

Гангрена, а не женщина», –

Сказал он в пустоту.

Бутыль, качнувшись, выронил

И стал сползать по стеночке:

«Лоханка, вилы, щёточка –

Нет, всё на месте тут,

А где ж моя Хаврошечка?

Где, где моя красавица?»

Потом из хлева выглянул:

«Мааать!» – завопил в окно.

«Стаканчик, – Баба вылезла, –

Я не подам, проваливай!

Ты не парализованный.

Ой, бел, как полотно!» –

Закончила испуганно.

«Моя подруга верная, –

Дед прошептал потерянно, –

Ты где, любовь моя?»

«Я здесь, лежи, не двигайся, –

Ему жена ответила, –

Я сбегаю за доктором.

А где наша свинья?»

«Вот именно, что нетути,

Свели, украли нелюди, –

Дед выл, как по покойнику, –

Дождь все следы замыл».

«Пойдём-ка в дом, мой бедненький,

Приляжешь, успокоишься,

А я к Толстому сбегаю,

Чтоб он не приходил».

«Опять? Я, значит, при смерти,

Ты – к этому охальнику,

К убийце окаянному

Уходишь от меня.

И так всю жизнь! – актёрствовал

Старик по Станиславскому, –

А если кто любил меня,

Так разве что свинья».

А дедова любимица,

С дороги вся чумазая,

Лужайку заприметила

С высокою травой,

Туда-сюда побегала

И снова стала розовой,

Как будто в бане вымылась.

«Эх, где мой чан с ботвой», –

Вздохнула и накинулась

На россыпь диких яблочек.

Наевшись, тут же бухнулась

И, прежде чем уснуть,

Подумала: «Фантастика!

Сама себе не верю я!

Сменять жильё с удобствами

На дикую тайгу!

Да что со мной? Безумие?

Чума, желтуха, бешенство?

Игру на выживание

В кошмарном сне смотрю?

Проснусь – и всё по-прежнему:

Хлеб, самогон и дедушка,

С которым мы приветствуем

Вечернюю зарю».

Без задних ног храпящую

На травке свежевымытой

По звуку обнаружили

Свинью Баран и Гусь.

И, почесав о яблоню

Рога свои роскошные,

Баран проблеял: «Вечером

Здесь будет Бык, клянусь!»