Kitabı oku: «Зачет по тварезнанию», sayfa 2
6. Лайна
Думалось, что в Южных горах. Но, похоже, косорыл знает где
Мы шли. Шли. И шли. По непролазному лесу, сколько ни смотри вокруг. Два часа остались позади. Стрелка артефакта едва колыхалась, и никакой динамики в её движениях не наблюдалось. Плечи безбожно затекли. Каждые полчаса я объявляла пятиминутный привал. После каждого привала рюкзак становился всё тяжелее и тяжелее. Пространственная магия всегда давалась мне с трудом, но я пыталась вливать силу в левитирование поклажи. Не знаю, было ли замечено это жульничество моим спутником. Судя по темпу Торнсена и его чуть раскрасневшимся щекам, заполненный доверху рюкзак с магически укреплённым каркасом ему существенных неудобств не представлял. В отличие от меня.
К тому же хотелось есть. Есть, спать, в кустики, отдохнуть, выкинуть к мечеклыкам шилокожим половину вещей из рюкзака и торжественно их сжечь. Вторую половину послать в подхвостье громохлёсту смердливому вместе с экспедицией, Торнсеном, порталистами и Сафониэлем.
Всё!
– Торнсен, я полагаю, молодому растущему организму пора подкрепиться? – сказала я, снимая рюкзак и растирая левое плечо, которое почему-то болело сильнее.
– Да, я тоже думаю, что вам нужно больше есть, – буркнул он под нос.
– Что, я не расслышала? – с намёком на последствия поинтересовалась я.
– Говорю, отличная идея! – гаркнул он, выпрямляясь по стойке смирно.
Ветви деревьев над нами шуркнули от взмывших в небо птиц.
Хоть бы запыхался для приличия!
– Вот и замечательно. Организуйте костёр, сварите… что-нибудь. Надеюсь, запасы по списку вы не забыли?
– Никак нет! – снова рявкнул он, дораспугав тех пернатых, которые не успели достаточно испугаться в прошлый раз.
Я демонстративно поковырялась пальцем в ухе.
– Кажется, барабанная перепонка ещё цела, – поведала я результаты ревизии. – Но я не уверена, что она выдержит еще один удар. У вас, случаем, нет третьего состояния? Промежуточного между «молчу» и «ору».
Парень задумался. Или третьего состояния не было, но он пожалел мои уши. Я не стала его мучить этой этической дилеммой.
– «Никак нет» означает, что продукты есть? – на всякий случай уточнила я и дождалась уверенного кивка.
Похоже, третье состояние хоть и было, но накатывало спонтанно.
Я потребовала притороченный сбоку торнсенского рюкзака счётчик магических возмущений и с деловым видом потопала в лес.
Без рюкзака, после кустиков и вне зоны видимости хвостатого студента я чувствовала себя почти невесомой. И почти счастливой. Наконец успокоившись, вокруг чвыркали, фьютькали и трещали клювами довольные птички. Под раскидистыми остроиглыми деревьями прятались мелкие белые цветочки с лёгким приятным ароматом. И эта идиллия меня порядком напрягала.
Во-первых, какого чернорогого воплежутя здесь делают эти остроиглые деревья? У меня Южные горы ассоциировались с широколиственными породами и светом. Нас с группой бросили в Южные горы во время Семидневного Конфликта. Тогда наёмники из Лортландии попытались взять под контроль наши таможенные пункты, чтобы пропустить на территорию Империи большую партию лортландской травки. Инцидент ликвидировали за неделю. За неделю несколько сотен сильнейших магов и сухопутные войска не могли справиться с горсткой отщепенцев. Почему? Потому что вместе с «отщепенцами» массово прибыли твари всех видов и размеров. Ладно, я вообще не о том. Как говорили однокурсники: «Кто про что, а Хольм про тварей». Я про деревья. Не было там таких деревьев! Зато цветы были всякие: яркие, разноцветные, только венки и плети.
И эта стрелка, еле трясущаяся, мне не нравилась.
И то, как потрескивал счётчик, показывая высокую активность магических созданий. Почти, как тогда, в Южных горах. Собственно, потому-то мы туда и отправлялись. Где ещё изучать тварей? Только здесь, судя по щелчкам, их разнообразие было выше. Где бы это «здесь» ни находилось.
Я вернулась к Торнсену, которого легко нашла по запаху костра. И поисковому маячку, разумеется. К запаху костра примешивался аромат похлёбки. Он поднял мой приунывший боевой дух.
Я вынула из-под клапана своего рюкзака миску и ложку и была вознаграждена за терпение горячей едой. Похлебка, кстати, удалась повару на славу. Или я зверски хотела есть.
Утолив первый голод, я впала в благодушное настроение. Мне уже даже не хотелось выбрасывать вещи из рюкзака. Правда, поднимать его и тащить дальше тоже не хотелось.
– Торнсен, – обратилась я к студенту. – Во-первых, спасибо, было вкусно.
Он кивнул.
– Во-вторых, вы отдали порталистам точные координаты?
– Да, – твёрдо ответил он, помотав головой.
– Торнсен, вы вообще умеете давать однозначные ответы?! – вскипела я.
Он задумался.
– Не утруждайте себя ответом. Это неважно, – успокоила я его. В конце концов, мыслительная деятельность с непривычки вызывает некоторый дискомфорт в мозгу. А нам ещё идти и идти. Неизвестно куда. – Важно, что мы не в Южных горах.
– А где? – поинтересовался парень.
– Косорыл знает, – пожала я плечами. – Самой интересно. Ну что, двинули?
– Куда?
– Куда-куда? Вперёд, студент Торнсен. Вперёд. Если долго идти вперёд, то обязательно куда-нибудь дойдёшь.
Как оказалось, я была не так не права, как могло показаться Торнсену на первый взгляд. Ещё через два часа мы наткнулись на избушку. Точнее, домик.
Одинокий домик в лесу.
Что-то мне это напоминает. Кажется, какие-то сказки.
Стоило нам дойти, из окна выглянула старушенция в возрасте лет за пятьсот.
– И чаго вам надоть? – гостеприимно поинтересовалось она у гостей.
7. Лайна
В избушке неясного происхождения, косорыл знает где
– Доброго дня, бабуля, здоровья вам на многие лета, – расплылся в улыбке Торнсен.
Я даже растерялась. В смысле, он весь так преобразился!
Старушенция засопела и заерзала.
– Ну, здрасте, коли не шутитя, – ответила она почти смущённо, но вскоре опомнилась. – Чаго пришли? – добавила она сурово.
– Заблудились мы, бабуля, – продолжал рассыпаться бисером студент. – Пусти переночевать усталых путников.
– Чего-то не похож ты на усталого путника, – справедливо заметила старушенция.
Зрение-то у неё о-го-го, даром, что на погосте ждут с цветами и музыкой.
– Так это же хорошо! – воскликнул Торнсен жизнерадостно, будто не протопал четыре часа с полной загрузкой.
Впрочем, что я знаю о его «полной загрузке»?
– Хорошо, что не совсем усталый, – продолжал парень. – Мне же ещё силы пригодятся. Вдруг вы захотите меня как мужчину использовать?
Надо же какая самоотверженность!
А как приободрилась бабулька! Засопела, прямо как выпень перед нерестом.
– Дров, я вижу, вам нарубить надо, – обломал её парень и бросил короткий взгляд на меня, дескать: «вот видите, лея Хольм, учите молодёжь плохому». – Крыльцо, гляжу, совсем покосилось. Наличники еле держатся.
– Так за одну ночь-то тут не управишься, – смекнула свою выгоду старушенция.
Торнсен снова бросил взгляд в мою сторону. На этот раз – спрашивая моего мнения. Я еле заметно кивнула. Неплохо было бы оглядеться. Понять, куда нас занесло. Пока Сафониэль будет выяснять, почему нас сюда занесло, и выносить отсюда.
– Так мы задержимся ради такой приветливой хозяйки.
– А ещё у меня печка дымит, – вспомнила «приветливая хозяйка», почуяв дармовщину.
– Поможем! – пообещал Кейрат.
Золото, чисто золото, а не студент. Просто цены ему нет. В лесном хозяйстве.
– А она? – тут карга обратила внимание на меня. Будто одного раба-надомника ей недостаточно за сомнительное счастье покормить ее клопов.
…С другой стороны, тварей кормить под открытым небом – тоже удовольствие условное.
– И она пригодится, – уверил старушку Торнсен. – Как женщина. Полы помыть, кашу сварить, грибы насолить, тесто замесить. Впрочем, относительно теста я не уверен, – несло поганца, но в мою сторону он теперь не смотрел.
Ощущал тонкость момента, когда одно лишнее движение – и ты труп.
Я настороженно вглядывалась в хозяйку лесных хоро́м. Лично у меня особа, которая живет непонятно где, у жабоморда на выселках, среди тёмного-тёмного леса, доверия не вызывала. Опять-таки, магические возмущения. По одной из версий, тварей сотворяли ведьмы, – необученные особи, спонтанно магически-одарённые. Случалось это не то в результате запрещённых ритуалов, не то в качестве побочного продукта жизнедеятельности.
Магия требует выхода. Если не расходовать магический резерв до конца, сила застаивается и… приводит ко всяким неприятностям и неудобствам. Прежде всего, избыток силы бьёт ниже пояса. Поэтому маги, особенно юноши, весьма неразборчивы в связях. Поэтому мне в университете нужен был любовник. А уж если всё равно без него не обойтись, так пусть хотя бы польза от него какая-то будет. Конечно, я тогда не планировала уезжать из столицы и не предусмотрела, что могу оказаться в столь щекотливой ситуации. Я бы только посмотрела в сторону другого, как это тут же дошло бы до лея Гроссо. Я же говорю, маги – такие сплетники!
Недержание языка имело ту же природу, что недержание штанов и неспособность усидеть на месте. В нижепояса страдали оба направления. Избыток силы требовал её приложения, пробуждал жажду деятельности и звал на подвиги. А если у человека не было возможности слить магию в удобоваримой форме, то вокруг него начинали происходить странные вещи. Магия просачивалась сквозь оболочку носителя и иногда материализовалась… во всякое. К месту и не к месту. Чаще второе.
В общем, я с подозрением поглядывала на старушку, которая не боялась жить одна в лесу, полном тварей.
А она с подозрением глядела на меня.
Видимо, сомневалась в моём умении мыть полы.
– Конечно, я буду рада помочь, – уверила я, хотя вряд ли была в своём энтузиазме столь же убедительна, как Торнсен.
– Ладно, можете на чердаке устраиваться, – выдавила бабуленция. – Но только чтоб без непотребств!
– Ни-ни! – заверила её я.
У Торнсена внезапно случился паралич языка. Или он всё же дал старушке шанс.
Мы поднялись на чердак по скрипучей лестнице. Под Торнсеном она даже не скрипела, она стонала. Наверху было грязно и темно. Толстый слой пыли можно было, пожалуй, использовать вместо перины. В дальнем углу стоял старый сундук с полуразложившимся хламом. Места для двух спальников было завались.
– Вот здесь мы и будем жить половой жизнью, – вдруг подал голос студент, обводя рукой просторы, и до меня не сразу дошёл смысл сказанного.
Совсем страх потерял. Нюх, совесть и чувство самосохранения. А ведь его ещё не настигла кара за «мыть полы».
– В смысле, спать на полу, – с чуть заметной улыбкой пояснил он, и на его щеках прорисовались скобочки-ямочки.
– Зубки прорезались? Говорить научился? – не удержалась я, распинывая слой пушистой пыли, чтобы очистить место для рюкзака.
– А вы, наверное, думали, что у меня голова чтобы зубами файерболы ловить? – с усмешкой поинтересовался он.
Вообще-то так и было. Но я не стала давать Торнсену ещё один повод для торжества.
Мыть полы пришлось. Тряпкой и руками. Руками и тряпкой. Перспектива спать по уши в грязи меня не привлекала. Хотя какое «по уши». Если бы я легла в слой чердачной взвеси, меня бы накрыло пыльною волною с головой. Я знала пару простеньких бытовых заклинаний, с помощью которых расправилась бы с напастью в два счёта. Но если бабулька – ведьма, она может насторожиться, почуяв скачок магического фона. Конечно, наше с Торнсеном появление у избушки сложно отнести к релаксирующим мероприятиям. Учитывая многочисленное околонаучное барахло, навьюченное на студента, как на последнего осла (хе-хе!). Оборудование-то дремучая, как лес вокруг, бабулька вряд ли опознает. Но я бы на её месте с такими гостями держала ухо востро. Как саблехвостый жутконос на кладке.
Пока я, еле ползая осенней мухой, в духоте чердака выметала пыль, чихала и отмывала тёмные от времени доски, снаружи слышался бодрый стук топора. Я задумалась, что ещё можно было бы взять с собой, раз уж у Торнсена ещё столько сил осталось. Чисто академически задумалась, потому что практической ценности эти идеи не представляли. Теперь я его уже ничем загрузить не смогу.
Кроме гранита науки.
А это, кстати, неплохая мысль. За неимением Сафониэля придется пользовать Торнсена. Вынос мозга – вполне конструктивный способ слить избыток силы. Пока вокруг меня твари не заколосились. А Торнсен сегодня напросился.
И вчера тоже.
Да он весь год только и делал, что напрашивался.
И вот, наконец, он весь к моим услугам. Куда он сбежит с этой крыши? К бабульке под бочок? С тварями свежим воздухом подышать?
Второе дыхание наполнило мои лёгкие, и работа заспорилась. Я распахнула единственное на чердаке окно и отёрла пот со лба. Солнце потерялось за кромкой леса, и хотя небо над головой оставалось голубым, жара слегка спа́ла. Я подвязала узлом рубаху, которая постоянно норовила вылезти из штанов. Жилетка была скинута ещё раньше. Площадь очищалась от скверны. Чердак, наполнившийся чистотой и светом, показался даже уютным. Я огляделась. Протёрла отжатой тряпкой узенький подоконник, но только грязь размазала.
Пора менять воду. Я взяла ведёрко и поползла вниз по скрипучей лестнице.
На улице с топориком разминался Торнсен. По случаю жары – без рубашки. Его мускулы играли тяжёлыми тяжами. Ну да. Как-то же он пёр гору у себя на спине. Колун взлетел вверх, демонстрирую великолепную переднюю зубчатую мышцу и тугие кубики пресса. Судя по скорости, с которой рядом с ним росла гора дров, он поставил целью обеспечить бабульку дровами на пару лет, хотя куда ей столько. Она столько и не проживёт…
Хотя с таким характером, может, и проживёт.
– Девонька, а когда ты кашеварить-то начнёшь? – прошелестела бабулька. – Есть-то ужо пора.
И правда. Я тоже почувствовала, что пора. Но варить я умела только зелья. Потому, что для них вкус неважен. Я уже рот открыла, чтобы поинтересоваться, чем перед нашей гостеприимной хозяйкой провинился её желудок… Но меня отвлёк глухой «бух» и «А-а-а!» студента.
Парень прыгал на правой ноге, вцепившись в левую. Колун валялся на земле.
– Торнсен, когда такая громадина, как вы, прыгает, вокруг случается землетрясение, – я поспешила, чтобы оказать первую помощь потерпевшему. – Сядьте и дайте свою ногу!
Он сел на колоду, но ногу не отдал. Я опустилась перед ним и протянула руки. Он помотал головой, поднял взгляд и тут же перевёл его на стопу. И снова на меня – куда-то на уровень груди и даже ниже.
– Живой? – задала я вопрос, поднимаясь.
Кровь из ноги не хлещет, парень заткнулся. Скорее всего, просто уронил колун на ногу, растяпа!
Торнсен помотал головой. Потом, одумавшись, покивал. Глядя мне в центр корпуса.
– С кем вы там общаетесь? – поинтересовалась я и тоже опустила взгляд. На то место, где была подвязана рубашка, ниже которой виднелся голый живот. Ой!
Я торопливо поправила одежду. Под цепким взглядом студента.
– Перед сном сдаёте технику безопасности при обращении с колющими предметами, – уведомила я студента. Строго.
Он кивнул.
– А пока вы временно отстраняетесь от работ с колющими инструментами и отправляетесь на кухню, к режущим, – решила я разом две проблемы.
Он снова кивнул.
– Что сидим? Чего ждём? Хозяйка сказала: «Есть ужо пора!», – напомнила я и пошла за дом, где на крохотной делянке росли три овоща в пять рядов.
Вылила грязную воду, набрала из колодца чистой и пошла в дом. Внутри слышались голоса старушки и Торнсена, я поднималась из сеней на чердак и пыталась избавиться от пристального взгляда студента, который засел в памяти. И картинок выпытывания у него положений техники безопасности в положении сверху.
Я встряхнула головой. Эдак много до чего можно додуматься. От избытка-то магии. Срочно на подвиги!
Я домыла подоконник, протёрла наново пол, расстелила спальник справа в дальнем углу, справедливо полагая, что кто успел, того и место.
Перед глазами возникла другая картинка, как я провожу рукой по этой, воплежуть её подери, рельефной зубчатой мышце…
Привидится же такое! Посреди бела дня!
– Я прогуляюсь до леса, авось грибов соберу, – крикнула я в дом и, подхватив счётчик, отправилась собирать информацию.
Да. Грибы – это конструктивное решение!
Я повесила неподалёку от полянки с домом магоэкономичный поисковый маячок и углубилась в лес. И практически сразу наткнулась на характерный след с четырьмя острыми когтями, впившимися во влажную почву. Косорыл. Косорыл знает где. Счётчик натикал на полноценную взрослую особь, которая оставила этот след менее недели назад.
Я осмотрелась. В лесу начинало темнеть. Завтра. Завтра с утра вытащу Торнсена на практику. А пока – «Есть ужо пора».
8. Кей
В избушке бабы Тои, в отрогах Западных Гор
Я вытянул ухватом горшок из печи и помешал кашу из наших запасов. Интересно, чем баба Тоя, как она просила себя называть, питается, когда нет гостей? Когда есть, понятно, можно съесть самих гостей на крайний случай, правда же? В этом деле главное что? Главное – заманить.
Нервы понемногу успокаивались. Нога уже не так болела. Между ног – тоже. Уже не так тянуло.
Не, а что? Ещё штаны бы сняла! Жарко же, понятно. Убираться неудобно. Испачкать можно. Я бы сразу упал замертво и уже не мучился.
Маджи, мой однокурсник-приятель, говорит, что я – мазохист. А я не согласен. Будь я мазохист, я бы отдал порталистам её координаты. И подыхал бы, глядя, как она флиртует с этим хлыщом из столичного университета. «Я тебя сегодня ждал!» – «Прости, я виновата!» Поползай перед ним на коленях ещё, да. Он же настоящий лей в двадцатом поколении. Гонору-то с гору, да силы-то пшик. Что, что она в нём нашла? Баба бабой. Надменный дрыщ и волосы до задницы. Сзади посмотришь – ни за что не определишь, что у него где-то причиндалы прячутся. И спереди посмотришь – усомнишься.
…Ан нет же, как-то отыскала.
Ревность пронзила грудь острым кинжалом. Разумеется, парни курса поглядывали на Хольм с интересом. В Академии женщин – раз-два, расчёт окончен. А любви и ласки хочется всем. Особенно, когда по ночам накрывает откат после дневных упражнений по раскачке резерва. Хоть вой. Хоть на потолок лезь. Хоть в душ иди. Тогда кто-то и раскопал, что она в столице с заведующим спала. Точнее, это он с ней спал. Леи иногда снисходят до «спонтанных». Я читал статью об исследованиях в этой области. В зависимости от уровня «спонтанной» при регулярных половых сношениях потенциал резерва носителя благородной крови повышается в диапазоне от десяти до тридцати семи процентов. На время. Регулярных половых сношений. И вы предлагаете мне терпеть, как этот, простите, бабо-лей будет иметь Джелайну в соседней палатке?!
Я же не соврал. Она что спросила? Точные ли координаты я дал. Точные. Точнее некуда. Просто взятые наобум.
– …Ты, милок, мяска-то поболе, поболе клади, – подала, как из тумана, голос баба Тоя.
– Бабуль, а как же ты мяско кушать-то будешь, у тебя же зубов нет?
– А я дёснами, милок, дёснами, – успокоила меня бабулька. – Пошамкаю как-нибудь.
– А вас, часом, не Баба-Яга зовут? – спросила от двери Джелайна, и в комнатке сразу стало душно и тесно.
Два открытых настежь окна не спасали. Ну разве что выпрыгнуть. Но окно – это не выход. Я от неё год бегал. Но уж раз судьба оказалась так настойчива и находчива, спустить такую возможность мелкозубу под хвост – в высшей степени глупо.
– Да вроде баба Тоя была с утра, – задумалась старушка. – Да могла и забыть по старости. А ты, девонька-то, присаживайся к столу. Вот водички попить принеси свежей – и присаживайся.
Джелайна скривилась, но молча взяла в углу небольшое ведёрко и пошла по воду.
Старушенция довольно захихикала и потёрла руками. Сделала гадость – на сердце радость.
– А ты, милок, может, баньку протопишь? Тяжело старушке-то самой, – она вдруг сразу стала больной и несчастной, даже за поясницу схватилась, хотя только что скакала горной козой. – А я тебе покажу, откуда в бане всё как на ладони, – подавшись вперед, хитрым шепотом посулила мне она.
Я покраснел. Прямо почувствовал, как лицо вспыхнуло краской. А ведь в такой жаре я и раньше бледным не был.
– Спасибо бабуля, я так, бесплатно.
Мне, между прочим, с Джелайной спать рядом. Уже от одной этой мысли начинали путаться, а язык – отниматься. А если я ещё… Я вообще в беспомощный овощ превращусь, бери меня и режь.
– А я всё равно скажу, – зловредно заявила старушка.
– Чтобы не одиноко было подглядывать? – не удержался я.
– Так стара я, стара стала… – пожаловалась баба Тоя. – Вот раньше, бывало…
Она закатила глаза, изображая, как бывало раньше. Или просто погрузилась в воспоминания молодости. Это ж какая, должно быть, память у человека – столько помнить!
– Баба Тоя, – прицокала с ведерком Лайна. – А как же ты тут одна в лесу? Не страшно? Звери не беспокоят?
– Ой, звери не беспокоят, – уверила старушка. Она быстро огляделась, будто кто-то мог её услышать, и продолжила: – Нету вокруг зверей-то.
– Вы всех деснами перешамкали? – полюбопытствовал я.
– А не знаю, – легко отмахнулась старушенция, явно что-то скрывая. – Может, и перешамкала. Может, и кто помог.
– Бабуль, а не слышала, может, кто-нибудь что-нибудь не поделил неподалёку? – осторожно спросила Джелайна.
А вот тут я, кажется, побледнел. Отсутствие зверей, слишком быстрое возвращение Хольм, слишком осторожный вопрос. Доказано, что больше всего тварей там, где идут боевые действия. Чем масштабнее война – тем больше тварей.
– Так глуха я стала на правое ухо, – пожаловалась бабулька. – А левое не слышит совсем. Не слышала ничего такого. Да и от кого? – буркнула она. – Зверья, и того нет. Да вы кушайте-то, кушайте. Потом в баньке искупаетесь.
– А потом уже и вы поужинаете, – засмеялась Хольм.
– Стара я уже стала. Нельзя мне на ночь есть. Желудок уже не тот, – и тут она раскатисто пукнула, громохлёст бы позавидовал. – Да и с кишечником уже нелады. Так что с вами поем.
И она засуетилась в поисках миски и ложки.
Я принюхался. Посторонних примесей, хвала Дайне, в воздухе не появилось. И я отправился наверх, за посудой. Джелайна поцокала следом. Я галантно пропустил её по лестнице вперёд и ещё потом несколько минут медитировал, пытаясь прийти в себя после зрелища ее подъёма. Нужно было что-то делать со своим.
…А мне ещё с нею спать в одном помещении.
Полы сияли чистотой, Хольм обозначила свой волчий угол, раскинувшись со своим спальником чуть не на полчердака. И я понял, что мне придётся с нею спать не просто в одном помещении. На одном полу. Почти вплотную друг к другу. Только руку протяни.
И, кажется, снова покраснел.
Но, к счастью, в этот момент я копался в своём рюкзаке, а потом Джелайна спустилась.
Судьба, ты хочешь моей смерти!
Но смерти сладкой, не могу не согласиться.
И отказаться не могу.
