Kitabı oku: «По ту сторону», sayfa 14
– У меня есть пятнадцать минут. – Алексей белозубо улыбнулся, сейчас его уже ничто не могло остановить.
Торопившаяся домой продавщица невольно заразилась его настроением. Да и какая ей, в сущности, была разница. Чем быстрее она его обслужит, тем быстрее закроет опостылевшее за день помещение.
– Хорошо. – Она улыбнулась почти также искренне, как и поздний покупатель. – Что именно вы хотели?
Алексей вернулся в каморку, бережно прижимая к животу три бутылки креплёного вина, и вакуумную упаковку колбасной нарезки. До двенадцати оставалось чуть меньше двух часов, и он не собирался терять драгоценное время зря.
Водружая покупки на стол, он слегка смутился – шершавая поверхность оказалась покрыта тонким слоем пыли. Не доверяя глазам, он провёл по ней пальцем, и потом долго рассматривал серый налёт, оставшийся на коже. Это заставило его внимательнее присмотреться к помещению. Да, на первый взгляд оно выглядело убранным, но вездесущая пыль лежала везде, а воздух пах плесенью и затхлостью. Электрической плиткой давно не пользовались, да и вилка у неё оказалась раскурочена вдрызг. А в раковине, там, где когда-то вода подкапывала из крана, образовался полусантиметровый ржавый налёт.
Алексей плюхнулся в кресло, и со страдальческой гримасой, потёр виски. Он тщетно пытался вспомнить, как здесь было вчера, и десять минут назад. Картинки никак не хотели сходиться в одну единственную. А то, что он видел сейчас, говорило лишь о том, что помещение заброшено уже давно.
Первая мысль, посетившая его, была о том, что он умудрился потерять из своей жизни где-то пару месяцев. Но, к счастью, он ещё не сошёл с ума, и она оказалась мимолётна. Уж теперь-то он знал, что панике не стоит поддаваться никогда. Взгляд брошен на светящийся экран телефона, и глупое предположение растаяло, словно и не существовало. Не только дата осталась прежней, но и время не сильно изменилось с его последнего выхода отсюда.
Так как же это произошло? Физические процессы в этом мире происходят как-то по-другому? Ведь он сам вчера сидел за этим столом, и протирал его локтями пиджака. И как быстро должна оседать пыль, чтобы покрыть его всего за сутки? А может ему приснилась та встреча, тот разговор, и тот дружеский ужин? А никакого Димыча, выглядевшего, действительно, довольно экстравагантно, вовсе не существовало на свете? А может он давно лежит в психиатрической больнице, крепко привязанный к кровати простынями? И всё, что он сейчас видит, или чувствует, это всего лишь бред, вызываемый психотропными препаратами. Такие мысли нужно было гнать прочь. Они вызывали тошноту, и дрожь в коленях. А если и дальше развивать эту тему, то лучше бы ему и вообще не рождаться на свет.
Он снял пиджак, и выгоняя негативные мысли из головы, начисто протёр поверхность стола. Сейчас он должен сосредоточиться совсем на другом, а об этом он подумает, когда всё будет хорошо, если, конечно, вспомнит. Модная дорогая вещь грязной тряпкой полетела в дальний угол. Она раздражала его, как напоминание о собственных неудачах. Значит, долой всё то, на что он надеялся в этом недоделанном мире.
Усталый мужчина сидел в одиночестве, держа наполненный стакан в одной руке, и маленький прозрачный шарик на раскрытой ладони другой руки. Он вспоминал всё, что с ним случилось, разделяя мир на до, и после. До, это то, чего он сейчас хотел, о чём мечтал. А после, это последние дни, которые он мечтал забыть, как страшный сон. И если совсем недавно он ещё надеялся на эту, новую жизнь, то теперь в полной мере осознавал тщетность своих попыток. Все нити были оборваны, и если чуда не произойдёт, то ему и жить незачем.
– Ну помоги хоть ты мне, если твоя хозяйка отказалась. – Слегка подвыпив, он разговаривал с шариком, как с полноправным, но немым собеседником. – Вам-то всё равно, а для меня, ну поверь, жизненно необходимо. Ты бездушный, тебе всё равно где находиться, а я больше так не могу. Нет для меня здесь жизни, и никогда не было. Да и когда жил, даже тогда, не всегда я был. Да, знаю, я дурак, я сам всё испортил. Но если ты мне поможешь, я обещаю, что такого больше не повторится. С этого дня я буду взвешивать не только свои слова и поступки, но и мысли. Я соскучился по дочке, по жене, по сыну, по настоящим, а не придуманным друзьям. Я готов сейчас даже Борисыча обнять, только не этого, липового, а настоящего, твердолобого, непробиваемого Борисыча. Да я готов обнять весь мир, только настоящий, понимаешь ты меня, или нет? Я не могу так больше!
Стакан он давно отставил, ему было тошно и без алкоголя. Все его помыслы и желания сосредоточились на маленькой сфере, ставшей центром вселенной. Это её надо было уговорить и разжалобить, но ничего не получалось.
Слова шли по кругу, и смысл их не менялся, а вот истерика накатывала всё сильнее. Он и сам не заметил, в какой момент начал жалобно всхлипывать, но сдержать себя уже не мог. Речь становилась бессвязной, слёзы катились по щекам, но он не вытирал их. Лишь изредка втягивая носом мешающую влагу, он проводил по лицу внутренней стороной локтя. Лицо приобрело жалобное выражение, как у потерявшегося в большом магазине ребёнка. И всхлипывания уже начали переходить в неконтролируемую икоту.
– Я хочу к своей настоящей жене! Туда, где я буду счастлив! – Заорал он на пределе сил, прижимая кулаки к глазам, и от исступления теряя сознание. Большего он не мог выдержать, и организм включил защитную функцию, спасая хозяина от сумасшествия.
Но в этот момент, шарик, зажатый в одной из рук, ожил. Он начинал светиться всё ярче и ярче, словно вбирая в себя весь окружающий свет. Даже сквозь зажатые пальцы проникали яркие лучики, плясавшие зайчиками по стенам. Но длилось это недолго. И хотя этого никто не мог видеть, он начал гаснуть также быстро, как только что набирал сияние. Уже через несколько секунд в комнате воцарилась полная темнота.
Глава шестнадцатая.
Исполнение желания.
Проснулся он от гуляющего по телу тепла. И дело было не только в ярком солнце, растёкшемуся по его подушке, нет, тепло исходило от мягкой кровати, от уютного одеяла, и даже от ветерка, лениво гулявшего по комнате.
Он всхлипнул, словно отголоски вчерашней истерики ещё не до конца покинули его. Но память потихоньку возвращалась, никак не состыковываясь с испытываемыми приятными ощущениями. Он точно засыпал не здесь, а это что-то, да значило. Боясь ошибиться, он лежал с закрытыми глазами, прислушиваясь, принюхиваясь, и слегка ощупывая пальцами лежащее на нём одеяло. Но это были слишком слабые ощущения, не дававшие полной информации. Хотелось большего.
Не веря собственному счастью, Алексей с опаской приоткрыл один глаз. В поле зрения попало ярко освещённое окно, угол комнаты, кусок одеяла, белоснежная подушка, и куцый хвостик, торчащий откуда-то из её середины. Он открыл оба глаза, но картина осталась прежней, грея сердце и душу. Его желание исполнилось.
В порыве чувств, Алексей нежно обнял жену, и прижался к ней разгорячённым телом. Он слишком давно хотел это сделать. Татьяна, словно ласковая кошечка, спросонья, прижалась в ответ.
– Танька, как же я тебя люблю! – Тихо прошептал он жене на ушко.
– Я тебя тоже. – Сонный голос был полон нежности и покорности.
Нега и любовь разливались по комнате почти осязаемыми волнами. Если добавить чуточку воображения, то в них можно было буквально купаться. Но Алексею показалось это слишком маленьким призом за перенесённые невзгоды. Кипучая энергия плескалась в нём, и хотелось большего. Алексей провёл шершавым пальцем по видневшемуся краешку Татьяниной щеки.
– Танька, ты не поверишь, но я жрать хочу, как мамонт.
Жена засмеялась, и сонно потянулась, вытягиваясь во весь рост.
– Там вчерашние пирожки остались. Не хочешь? – Она смотрела на него чистым ясным взором, полным нежности.
Алексей притворно надул губы, создавая обиженный вид.
– Пирожки были вчера, а сейчас я хочу чего-нибудь свеженького, и, желательного, горячего.
Татьяна от души рассмеялась, и чмокнула его в губы.
– Хорошо, моя маленькая обжора, минут через сорок можете подходить к столу, всё будет готово.
Она вспорхнула с кровати, готовясь к кулинарным подвигам, словно и не было долгих часов сна. Алексей любовался точёной фигуркой жены, пока она накидывала на себя халатик. Уж теперь-то он точно знал, как это тело может выглядеть, и ему этого было вполне достаточно. Чуть-чуть сноровки и раскованности, и в кровати они будут летать до небес.
– Поцелуй меня ещё раз. – Капризно произнёс он, вытягивая губы трубочкой.
После всего происшедшего, ему очень нравилось послушание жены, и он готов был наслаждаться этим каждую минуту. Зазвенел искренний, чистый смех, и Татьяна склонилась над мужем. В вырезе халатика при этом мелькнули две аккуратные маленькие грудки, и Алексей с восторгом уставился на них.
– О-о, а что это мы там видим? Кажется, я и кушать почти перехотел. – Он плотоядно облизнулся.
– Ну, прекрати. – Взмолилась жена. – Скоро дети проснутся. Потерпи до вечера.
Алексей преувеличенно горько вздохнул, получив лишь один поцелуй, и разжал руки, отпуская жену. Да и куда ему, в принципе, торопиться, у них ещё вся жизнь впереди.
Одеваясь, Алексей радостно навевал: «Я дома, я дома, я дома»! Эти простые слова имели теперь для него поистине сакральный смысл. Дома, это действительно дома, а не где-то в знакомом помещении. Дом, это место, куда хочется возвращаться, и где тебя с нетерпением ждут.
Какое-то время он потратил, расхаживая по комнате, и с наслаждением прикасаясь к знакомым вещам. Это были его вещи. И пусть в памяти перемешались обе квартиры, и всё, что в них находилось, и он не смог бы с точностью разделить их, но он точно знал, что всё вот это, только его, и ничьё больше. Его кресло, его тумбочка, его кровать, в которой он, наконец-то, выспался, первый раз за последнюю неделю. И здесь его ждут его жена и его дети, а не какие-то незнакомые люди, появившиеся неизвестно откуда.
Вспомнив про детей, Алексей прокрался по квартире до дверей в детскую комнату. Дорога из нескольких шагов доставила ему массу наслаждения. Он ласкал взглядом каждую вещь, упиваясь родством с ней, попутно слушая, как жена громыхает посудой на кухне. Это звучало, как музыка, музыка его торжества.
Но вот именно перед этой дверью он на секунду замер в нерешительности. Нет, его не терзали никакие сомнения, он просто соскучился по своим детям, и хотел, чтобы эта встреча запомнилась ему навсегда. Запомнилась, как напоминание о собственной безалаберности и эгоизме.
– Ребята, подъём, уже утро! – Заголосил он, вваливаясь в детскую.
Здесь тоже всё осталось на своих местах, и комната была незримо разделена на две половины – мальчишескую и девчачью. Внутри у Алексея пел хор радости. Он всё-таки сумел сделать невозможное – вернуться домой.
На одной из кроватей зашевелилось одеяло, и оттуда выглянула белокурая головка. Девочка зевнула и потёрла сонные глазки.
– Дашка, любимая, родная! С добрым утром, солнышко!
Он завалился прямо на кровать, сгребая дочь в охапку. Тёплые ручонки обвили его шею, невольно щекоча. Алексей млел от объятий, понимая, что он мог потерять их навсегда. Сын, разбуженный необычной суетой, заворочался.
– Гришка, иди, быстрее, к нам.
В Алексее скопилось столько счастья и радости, что ему хотелось делиться ими, раздавая направо и налево. Он машинально позвал сына, забыв о его вредном характере. Но, вопреки всему, сын проснулся в хорошем настроении и сразу откликнулся на зов. Втроём они забрались под одно одеяло и возились там, щекоча, и задевая друг друга. Дочь постоянно хихикала, а сын, как более старший, сдержанно улыбался. Зато у Алексея довольная улыбка не сходила с лица.
– Ребята, а пойдёмте сегодня гулять. В кафешке посидим, ну, или ещё куда-нибудь сходим, куда захотите.
Гришка немного отстранился и с недоумением посмотрел на отца.
– Пап, мне в школу идти, а Дашке в садик.
– Да пошли они в жопу, все школы на свете, и садики вместе с ними. Если хотим сегодня гулять, никто нам не помешает.
Дети смущённо захихикали, услышав от отца ругательное слово. Им понравилось такое пробуждение, и позитивный настрой отца.
– Так, я всё решил. Идите умываться, потом позавтракаем, и в путь. И даже не спорьте! Я всё решил!
Дети выбрались из-под одеяла, а потом и из объятий отца, и шутливо подпихивая друг друга, наперегонки побежали в сторону ванной.
Алексей вытянулся на кровати, закинув руки за голову. У него кружилась голова, а внутри растекалось умиротворяющее тепло. Лишь когда-то в детстве ему было так хорошо и спокойно. Он уже и забыл, как это приятно.
– Ребята, у меня уже всё готово, идите завтракать.
Алексей вскочил с кровати так поспешно, словно сам стал ребёнком. Да он и ощущал себя ребёнком, свободным и счастливым, и готов был поддерживать это настроение на протяжении всей оставшейся жизни. Прямо перед дверью кухни его обогнали дети. Они обогнули его с двух сторон, и первые заняли места за столом. Алексей невольно залюбовался картиной. Жена, улыбаясь, стоит возле плиты, помешивая что-то в кастрюльке. Дашка с Гришкой, умытые и причёсанные, весело щебечут между собой, в ожидании трапезы. Ни ссор, ни скандалов, всё мирно и спокойно, настоящая идиллия. Ему осталось только присоединиться к ним, чтобы картина выглядела полной.
– Дорогой, садись быстрее, пока не остыло. Ты был такой голодный, что мне тебя жалко стало. Я сегодня постаралась, и приготовила твою любимую мятую картошку. Хотела порадовать.
Улыбка медленно сползла с лица мужчины. Он ещё не до конца понял услышанное, но внутри, быстро нарастая, зародился шарик тревоги. Он стремительно разрастался, не давая возможности даже подумать. Лицо Алексея посерело, потом позеленело, и, наконец, окончательно потеряло все краски. Его взгляд затравленно метался от одной фигуры к другой, но жена и дети словно ничего не замечали.
Прислонившись к косяку, чтобы почувствовать хоть какую-то опору в кружившемся мире, Алексей, не в силах унять дрожь в ногах, со стоном сполз на пол.
Брошенный снизу взгляд не принёс ни капли облегчения. На него просто не обращали внимания, словно ничего и не происходило. Улыбающаяся жена, накладывающая в тарелку картошку, запечатлелась в памяти последним кадром, когда милосердный обморок погрузил его в полнейшую темноту. Темнота издевательски хохотала голосом, подозрительно напоминавшим голос проклятой ведьмы.
КОНЕЦ.
