Добротолюбие. Том III

Блаженный Диадох, епископ Фотики в Эпире Иллирийском

Краткое сведение о блаженном Диадохе

О происхождении и ранней жизни св. Диадоха до епископства ничего неизвестно. На епископстве же он славился и жизнию святою, и учением премудрым. Виктор, епископ Утики, что в Африке, в предисловии к своей Истории о мучительствах Вандалов (??§?? Ра1го1. Ьа1.?. 58), писанной им ок. 490 г., называя себя учеником его, в честь себя ставит такое название и прибавляет, что «Сей блаженный Диадох достоин быть превознесенным всякими похвалами, так как он оставил весьма много памятников православного учения о догматах и жизни христианской.» – Почему надо заключить, что он процветал во второй половине 5-го века, и может быть, не много не дожил до конца его, как можно догадываться из того, что в послании Эпирских епископов к Императору Льву (457–473) значится и его подпись. Другие обстоятельства его жизни неизвестны.

Из его писаний доныне известны: а) два слова, – одно на Вознесение Господне, с изложением православного учения о воплощении Бога Слова, другое – против Ариан; б) 100 глав подвижнических о жизни духовной, с 10-ю предшествующими указаниями последних пределов совершенства главнейших добродетелей.

Из сих писаний его приводит свидетельства Софроний, Патриарх Иерусалимский, в своем окружном послании против монофелитов (Библ. П. Фотия – чт. 231); не раз ссылался на него и прп. Максим Исповедник.

О подвижнических его главах, которые мы берем в свой сборник, блаженный Фотий отзывается так: «слово сие (т. е. 100 глав) премного полезно подвизающимся, и для тех, которые долгим упражнением приобрели навык в деланиях, ведущих к совершенству, не представляет ничего неясного; потому что в таком случае знание, опытом приобретенное, легко нападает на след учения, предлагаемого словом». Собиратели же греческого Добротолюбия в предисловии к сему слову говорят: «что св. Отец наш Диадох был муж, мудрый в деянии и светлый в созерцании, это всякому желающему можно узнать из дошедшего до нас в сохранности слова сего, которое он прекрасно составил, почерпая духовную мудрость из долговременного опыта своего и из божественных восхождений сердца своего. Разделив его на сто глав, он со всем тщанием раскрывает в них самые глубочайшие тайны желанной добродетели, преисполняя их притом частыми свидетельствами Божественного Писания и созерцаниями просвещенного верою разума. Можно сказать, что в сем слове он оставил для всех, следовавших за ним трезвенников и богоносных отцов, образцовое учение о священном трезвении совместно со всеми добродетелями. Почему найдешь, что очень многие из них обращаются к сим главам, как к самым верным указателям истины, и приводят из них дословные свидетельства в своих писаниях о трезвении. Так делали после бывшего при Андронике Палеологе Собора Григорий и Симеон Солунские, Григорий Синаит, святейший Каллист и многие другие, свидетельствуя тем о безукоризненности его учения.

Св. Церковь чтит память св. Диадоха, вместе со всеми святыми, просиявшими подвижнически, в сырную субботу. На службе в сей день во 2-й песни поется: «пою и Диадоха, купно с Евстафием и Ювеналием отцеверховными».

Блаженного Диадоха, епископа Фотики указание последних пределов или верха совершенства главнейших добродетелей

1) Предел, или верх совершенства веры, есть бесстрастное погружение ума в Бога.

2) Предел упования – преселение ума к чаемым благам.

3) Предел терпения – невидимого яко видимого зря умными очами, неуклонно стоять в терпении.

4) Предел нестяжательности – так желать не иметь, как иной желает иметь.

5) Предел разумения – не ведать себя в исступлении (или всецелом устремлении) к Богу.

6) Предел смиренномудрия – решительное забвение своих добрых дел.

7) Предел безгневия – великое желание не гневаться.

8) Предел чистоты – чувство, непрестанно прилепленное к Богу.

9) Предел любви – умножение дружеского расположения к тем, которые оскорбляют и поносят.

10) Предел совершенного изменения в сладостном вкушении Бога – вменять в радость прискорбность смерти.

Того же блаженного Диадоха, епископа Фотики, что в древнем Эпире Иллирийском, подвижническое слово, разделенное на сто глав деятельных, исполненных ведения и рассуждения духовного

1. О трех добродетелях, которые, как вожди, должны предшествовать духовному созерцанию ума^[1]

Духовным созерцанием, братие, да предводительствуют вера, надежда и любовь – и наипаче любовь; ибо те (две – вера и надежда) научают только презирать видимые блага, а любовь самую душу чрез добродетели сочетавает с Богом, умным чувством постигая Невидимого.

2. Когда и как человек делается добрым

По естеству благ Един Бог. Но и человек бывает благим чрез ревностное тщание о благих нравах, будучи изменяем в то, чем не есть по естеству, Тем, Кто существенно благ, когда душа чрез ревностное тщание о добре настолько соделается сущею в Боге, насколько она по силе своей возжелает того и деятельно взыщет; ибо сказано: будьте благи и милосерды, как и Отец ваш, Который на Небесах (Лк. 6, 36; Мф. 5, 48).

3. Когда и как зачинается грех

Зла нет в естестве, и нет никого, злого по естеству: ибо Бог не сотворил ничего злого. Но когда кто с похотением сердечным вносит в себя образ зла, тогда оно, несмотря на то, что не есть в естестве, начинает быть, в таком виде, как возжелал сего тот, кто так делает. Почему должно, со всем тщанием непрестанно памятуя о Боге, не внимать обычным позывам на зло; ибо добро, сущее в естестве, могущественнее зла, прибывающего в естество совне чрез навык, – так как то есть, а этого нет, – разве только когда содевается.

4. Когда и как достигаем мы того, чтоб быть по подобию Божию

Все мы люди по образу Божию есмы^[2]; быть же по подобию Божию есть принадлежность одних тех, которые по великой любви свободу свою поработили Богу. Ибо когда мы не бываем своими самим себе, отвергаемся себя, тогда бываем подобны Тому, Кто по любви Своей примирил нас с Собою; – чего никто не может достигнуть, если не убедит души своей не увлекаться прелестями жизни самодовольной и самоугодливой.

5. Как сделать, чтобы воля только на добро была всегда готова

Самовластие есть произволение разумной души, с готовностию устремляющееся к чему ни захочет. Таковое произволение мы будем иметь готовым на одно толко добро, если всегда благими помышлениями будем истреблять всякий злой помысл.

6. Что есть свет истинного ведения, и что производит в уме пользование сим светом

Свет истинного ведения есть – непогрешительно различать добро от зла. И тогда (когда т. е. такое различение есть и по нему устрояется самая жизнь) путь правый, возводя ум к Солнцу правды, Богу, вводит его в беспредельное оное мысленное просвещение, – как с дерзновением (верою и упованием) взыскавшего наконец единой любви. То, что праведно, должно исхищать из рук поносящих то и попирающих, с безгневным воодушевлением; потому что ревность по благочестию одерживает победу не ненавидением (гневным), а обличением и убеждением (любовным).

7. О том, что производит духовное слово, – и о том, что движение любви беседу о Боге делает легкою и обильною

Духовное слово вносит удовлетворительное убеждение в умное чувство; потому что оно (слово) действием любви исходит от Бога. Почему тогда ум наш без труда и тяжести движется в волнах богословствования, не терпя прискорбной и озабочивающей скудости светлых помышлений. В этом состоянии он свободно носится в многообъятных созерцаниях, сколько желает того действо любви. Доброе убо дело есть – для беседы о Боге всегда с верою ожидать воздействуемого любовию умного просвещения; ибо ничего нет скуднее ума, когда он без Бога берется любомудрствовать о Боге.

8. Когда подобает приступать к беседе о божественных вещах

Как тому, кто не просвещен в духе, не должно касаться духовных созерцаний, так и тому, кто богатно осиявается благодатию Святого Духа, не подобает приступать к беседе о них: ибо там скудость светлых помышлений облекает ум мраком неведения, а здесь обилие их не дает говорить, так как в эту пору душа, упиваясь любовию Божиею, желает безмолвно наслаждаться славою Господа. Итак к богоглаголевым словесам (к беседе о Боге) надлежит приступать тогда, когда замечается средняя мерность в возбуждении духовном; ибо такая мера доставляет душе некий образ преславных словес (точно и ясно изображающих невидимые духовные предметы), между тем как в то же время вожделенное осияние духовное питает веру говорящего в вере, чтоб учащий первым вкусил от плода ведения, источаемого любовию. Трудящемуся делателю прежде подобает от плода вкусити (2 Тим. 2, 6).

9. О даре ведения и даре премудрости, как каждый из них просвещает, и как приобретается

Единого Духа Святого есть дар и премудрость и ведение, как и все божественные дарования; но каждый и из сих даров, как и из всех других, свое особое имеет действо (энергию). Почему Апостол и свидетельствует, что иному дается премудрость, а иному ведение (1 Кор. 12, 8). Ведение опытно (ощутительно) сочетавает душу с Богом, на беседование же о сем и других вещах духовных не подвигает души; почему некоторые из любомудро проходящих уединенническую жизнь хотя просвещаются в чувстве ведением, но к словесам о вещах божественных не приступают. Премудрость же, если она дается кому вместе с ведением страха ради Божия (что редко бывает), с любовию раскрывает самые внутренние воздействия (энергии) ведения; поелику то (ведение) обычно просвещает воздействием внутренним, а эта (премудрость) словом. Достигаются же они так: ведение приносят молитва и великое безмолвие при совершенном беспопечении; а премудрость – нетщеславное изучение словес Духа, наипаче же – благодать всеподающего Бога.

10. Когда душа в борьбе, молчать должно; а когда успокоится, тогда простирать беседу, обуздывая однако ж ум смиренномудрием

Когда душа гневом подвигается против страстей, ведать надлежит, что тогда время молчать, ибо то есть час брани. Когда же увидит кто, что это возмущение молитвою ли или милостынею улеглось, тогда пусть уступает влечению любви к изречению божественных словес, сдерживая однако ж крылья ума узами смирения; ибо если кто не смирит себя крайне самоуничижением, то не может достойно разглагольствовать о величии Божием.

11. Слово духовное не ведет к тщеславию, а слово мирской мудрости – ведет. от чего то и другое?

Слово духовное хранит душу нетщеславною; ибо, исполняя все части ее ощущением богатства света духовного, делает то, что душа никакой не имеет потребности в чести людской. Почему оно и ум соблюдает всегда немечтательным, изменяя (погружая) его весь в любовь Божию. Слово же мудрости мирской всегда позывает человека к славолюбию; потому что оно не имеет возможности дать чувству опытно ощутить благо от себя (которое насыщало бы сердце) и взамен того дарит своим питомцам любовь к похвалам людским, будучи и само изобретением людей тщеславных. Таковое свойство духовного Слова Божия мы и сами непогрешительно познаем, если часы, в которые не имеем нужды говорить, будем проводить в теплой памяти Божией при беспопечительном молчании.

12. О самолюбии и боголюбии, – и что свойственно себялюбивому и боголюбивому

Кто себя любит, тот Бога любит не может; а кто себя не любит по причине преизобильного богатства любви Божией, тот только воистину и Бога любит. Таковый никогда уже не ищет славы своей, но всегда – одной славы Божией. Ибо как себялюбивый естественно ищет своей славы; так боголюбивый естественно ищет и любит славу Создателя своего. Душе боголюбивой, чувства Божия исполненной, свойственно в исполнении всех творимых ею заповедей искать единой славы Божией, относительно же себя – услаждаться смирением. Ибо Богу ради величия Его подобает слава, а человеку – смирение, чтоб чрез него соделоваться нам своими Богу: что если хотим творить и мы, то, по примеру св. Иоанна Крестителя, радуясь о славе Господа, станем непрестанно говорить: Оному подобает расти, а нам малитися (Ин. 3, 30).

13. Когда и от чего бывает, что иной кажется себе нелюбящим Бога, как бы желал, в то время как очень сильно любит Его

Видел я некоего, который все печалился и плакал, что не любит Бога, как бы желал, тогда как так любил Его, что непрестанное носил в душе своей пламенное желание, чтобы один Бог славился в нем, сам же он был как ничто. Таковый не ведает, что такое он есть, и самыми похвалами, ему изрекаемыми, не услаждается. Ибо в великом вожделении смирения он не понимает своего достоинства, но служа Богу, как закон повелевает иереям, сильным некиим расположением к боголюбию окрадает память о своем достоинстве, негде во глубине любви к Богу укрывая присущее тому похваление в духе смирения, чтоб в помышлении своем всегда казаться пред собою некиим неключимым рабом, как совершенно чуждому требуемого от него достоинства, по сильному вожделению смирения. Так действуя, и нам надлежит бегать всякой чести и славы ради преизобильного богатства любви к Господу, столько нас возлюбившему.

14. О том, кто в чувстве сердца любит Бога, и как он, совершенно отрешаясь от любви к себе, приходит в восхищенную любовь к Богу

Кто любит Бога в чувстве сердца, тот познан есть от Него. Ибо поколику кто в чувстве сердца восприемлет любовь к Богу, потолику и сам пребывает в любви Божией. Почему таковой не перестает в сильном некоем рвении вожделевать просвещения в разуме и стремится к нему с таким напряжением, что иной раз чувствует совершенное истощание самой силы костей своих, делаясь уже незнающим себя, но весь изменен и поглощен бывая любовию к Богу. Кто таков, тот и есть в животе сем, и не есть; так как еще странствуя в теле своем, душевным движением в силу любви непрестанно отходит он к Богу – и странно приемлется у Него. Ибо непрестанно горя в сердце неистощимым огнем любви, он по необходимости сердечно прилепленным пребывает к Богу, совершенно отрешившись от любления себя силою сей к Богу любви. Аще бо, говорит, изумихомся, Богови: аще ли целомудрствуем, вам (2 Кор. 5, 13).

15. Когда начинает кто любить ближнего, и почему любовь плотская скоро истощается, а любовь духовная – никогда

Когда кто начнет богато ощущать любовь к Богу, тогда в чувстве духовном начинает он и ближнего любить, и начавши, не престает: такова любовь, о коей говорят все Святые Писания. Любовь плотская, не будучи связана духовным чувством, как только представится какой даже незначительный повод, очень легко испаряется. Любовь же духовная не такова: но, хотя случится потерпеть какое огорчение, в душе боголюбивой, состоящей под воздействием Божиим, союз любви не пресекается: ибо возгревши себя теплотою любви к Богу, она тотчас возвращается к благому настроению и с великою радостию восприемлет любовь к ближнему, хотя бы и не малое от него получено было оскорбление, или понесен большой вред; потому что тогда сладостию Божиею совершенно поглощается горечь разлада.

16. О любви к Богу в чувстве сердца, как она приобретается; также о совершенной любви, чуждой очистительного страха Божия, и о другой любви несовершенной, соединенной с очистительным страхом

Никто не может возлюбить Бога от всего сердца, не возгрев прежде в чувстве сердца страха Божия; ибо душа в действенную любовь приходит после того уже, как очистится и умягчится действием страха Божия. В страх же Божий, со сказанным плодом от него, никто не может прийти, если не станет вне всех житейских попечений; ибо только тогда как ум успокоится в полном безмолвии и беспопечении, начинает спасительно воздействовать на него страх Божий, в сильном чувстве очищая его от всякой земной дебелости, чтоб таким образом возвести его в полную любовь ко всеблагому Богу. Так что страх есть принадлежность праведных,

только еще очищаемых, в коих качествует средняя мера любви, а совершенная любовь есть принадлежность уже очищенных, в коих нет страха, так как совершенная любовь вон изгоняет страх (1 Ин. 4, 18). То же и другое бывает только у праведных, действием Духа Святого проходящих добродетели. Почему и Писание, где говорит: бойтеся Бога, вси святии Его (33, 10), а где: возлюбите Господа, вси преподобнии Его (Пс. 30, 24), – давая нам ясно уразуметь, что страх Божий свойствен только еще очищающимся праведникам с среднею, как сказано, мерою любви, праведникам же очистившимся свойственна совершенная любовь; и в них не бывает уже никакого страшливого помышления, а пребывает одно непрестанное горение и прилепление души к Богу, действием Духа Святого, как говорит пророк: прильпе душа моя по Тебе, мене же прият десница Твоя (Пс. 62, 9).

17. Как душа больная начинает исцеляться действием страха божия, и как мало-помалу доводится до совершенного здравия любовию

Как раны, случающиеся в теле, если не прочистить их и не подготовить, как должно, не чувствуют прилагаемых к ним врачами лекарств; а когда очищены бывают, чувствуют действие лекарств и чрез то приходят в совершенное исцеление: так и душа, пока остается нерадивою и покрыта бывает проказою сластолюбия, страха Божия чувствовать не может, хотя бы кто непрестанно толковал ей о страшном и неумытном судилище Божием; а когда начнет действием полного к себе внимания очищаться, тогда начинает чувствовать, как живительное никое врачевство, страх Божий, пережигающий ее, как в огне некоем, действием обличений, и таким образом мало-помалу очищаясь, достигает наконец совершенного очищения. При сем в ней сколько прилагается любви, столько же умаляется страх, пока придет в совершенную любовь, в коей, как сказано, нет страха, но совершенное бесстрастие, действием славы Божией производимое. Буди же нам в похвалу похвал непрестанную, во-первых, страх Божий, а наконец, любовь, – полнота закона совершенства во Христе.

18. Душа, попечениями мирскими опутанная, не может любить Бога и даже правильно судить о своем положении

Душа, не освободившись от мирских забот, ни Бога не возлюбит искренно, ни диаволом не возмерзит, как достойно. Попечение о животе сем лежит на ней как тяжелое покрывало, и ум ее не может установить в себе своего о сем судилища, чтоб у себя самого ощутительно слышать безошибочные приговоры суда (совести). Почему всячески потребно удаление от мира.

19. Что свойственно чистой душе

Душе чистой свойственны слово независтное, рвение незлобивое и рачение о славе Господа непрестающее. Тогда (когда душа чиста) и ум верно установляет свои чаши (как установляются на весах чаши весовые), и трезвенным пребывает в своем о всем суждении, как на чистейшем и неподкупном судилище.

20. Необходимо с верою соединять дела, и с делами веру

Вера без дел, и дела без веры одинаково не могут быть одобрены. Верующему, чтоб доказать свою веру, должно приносить Господу дела. И отцу нашему Аврааму вера не была бы вменена в правду, если б он не привел плода ее – сына своего на жертву Богу.

21. Какова вера без дел, и какова, любовию действующая

Любящий Бога и верует искренно, и дела веры совершает преподобно. Верующий же только, а не пребывающий в любви и самой той веры, которую кажется имеющим, не имеет. Он верует с некою легкотою ума, не нося в себе действенного (установляющего его на едином) отвеса преславной любви. Только вера, любовию действующая (Гал. 5, 6), есть великая главизна добродетелей.

22. Не следует любопытно исследовать глубину веры

Исследующий глубину веры обуревается волнами помышлений; а созерцающий ее в престосердечном расположении наслаждается сладостною внутреннею тишиною.

Глубина веры, будучи водою забвения, не терпит, чтоб в нее смотрели или ее узревали любопытными помышлениями. Будем же в простоте ума плыть по водам сим, чтоб таким образом доспеть в пристань воли Божией.

23. Когда душа не может чувством сердца или вкусом ощущать вони благ Небесных, хотя бы и сильно того желала

Никто не может искренно любить или веровать иначе, как если он не имеет себя самого осудителем себя. Ибо когда совесть наша тревожима бывает своими обличениями, тогда уму не попускается чувствовать благоухания премирных благ, но он тотчас же раздвояется сомнением: в силу предшествовавших опытов веры теплым движением вожделенно устремляется он к ним, но уже не может любовно восприять их в чувстве сердца по причине, как я сказал, частых угрызений обличающей совести. Впрочем, если мы очистим себя теплейшею молитвою и вниманием, то опять улучим сие вожделенное благо, еще с большим опытным в Боге вкушением его.