Kitabı oku: «Звериная любовь», sayfa 2

– Потому что характер у него, хуже, чем у кота, – пояснил мне непонятливой Степа. – Собственник, хотя это у всех волков, – поправил он себя, но продолжил перечислять список: – Злопамятный, любит вкусно поесть, а в выходные – поспать, еще Черный очень гибкий, реально как кот. Но он волк! – тут же строго договорил Степа. – Так что ты тут глазки никому не строй. Потом вдвоем же огребем.

Я залилась хохотом, представив, как строю кому-то глазки в своих солнцезащитных очках. Мне так нравилось, что Степа совершенно, вот просто категорически, не воспринимал меня ни слепой, ни тем более инвалидом, а разговаривал как с невестой своего отчима. Учил нерадивую женщину уму-разуму. Это было так смешно, так по-детски прямолинейно, и так уютно, что я вытянула руки, задев ими плечи мальчика и притянула к себе, крепко обняв. Он на секунду замолчал, а потом обнял меня в ответ.

– И вот такие нежности ты тоже поумерь. Только меня так можешь обнимать. Ну после твоей Пары, – назидательно сказал Степа.

– Охохонюшки, Степан Чернович, как же я без вас жила-то? Без вашей вселенской мудрости-то? Вон, один день знакомы, а вы мне уже и жениха нашли, и личную жизнь устроили, – протянула я мелодично на манер сказителя. Но Степан оказался кремень – не засмеялся в ответ, а не менее поучительно ответил:

– Слушай меня, женщина, и будет тебе счастье в виде нашего «котовидного».

Я выпустила мальчишку из объятий, улыбка еще оставалась на моих губах, но свой тон я постаралась сделать серьезным:

– Степа, скажи честно, со мной ничего не сделают?

Шутки шутками про оборотней и их Пары, но здесь я оказалась за нарушение границ, а теперь еще стала обладательницей тайной информации. По-моему, проще меня было под елкой закопать и проблем нет. В оборотней, что могут перекидываться в волков, я не верила, но вот в то, что с проживающими в этой части поселка что-то не так, верила охотно. От Ониксима и правда шла властная аура, как от огромного зверя, который может в любой момент сломать тебе шею. Да и озорной Степа был слишком сильным для десятилетнего мальчишки.

Он не отвечал чуть дольше обычного, а потом коснулся моей руки и уверенно сказал:

– Яра, я тебя в обиду никому не дам. Не бойся. Ты же будущий член нашей семьи.

«Ну хоть не Пара», – подумала я, а потом же сама себя одернула: – «Какой еще – «будущий член их семьи»?!

Внизу послышался звук дверного звонка, и Степа сразу же побежал к окну, постучал по нему, привлекая чье-то внимание и явно что-то показывая гостю, а потом снова подошел ко мне, коснулся руки и попросил:

– Я сейчас спроважу любопытных и вернусь. Посиди здесь.

И умчался вниз по лестнице. Внизу же послышался звук открывания замков, радостный лай Джоя, который уже поприветствовал гостя и Степино недовольное: «Спит она».

А следом и женский смех. Внизу оказалось несколько женщин.

– Вот держи обед, – сказала женщина с приятным ласковым голосом. – Если что-то нужно – номера наши знаешь. Черный попросил вас подкармливать несколько дней, пока режим не разработаете. Хорошо, Степан?

– Да и без вашей помощи поесть можем, – пробурчал Степка. – Знаю я, зачем вы пришли, любопытные сороки.

– Ну, Степка-песий сын, ты как со взрослыми разговариваешь!

– Мирослава, не кипятись, он же свою территорию защищает, – снова услышала я приятный голос. – Хорошо, Степан. Сами так сами. С Черным сам переговори, хорошо?

– Хорошо, Варвара, – серьезно ответил Степа. – Хорошего дня, дамы. – И захлопнул дверь, впустив внутрь радостного Джоя.

Когда он вернулся в свою комнату, чтобы отвести меня вниз на кухню, я не стала спрашивать, кто же приходил к нам. Раз он говорить не хочет, то и я выпытывать не буду.

После обеда мы поиграли во дворе с Джоем. Съели вкусный кусок принесенного пирога с чаем на полдник. А в пять минут шестого приехал Ониксим.

Глава 04

ОНИКСИМ

Как только я вошел, то сразу ощутил, что атмосфера в доме резко изменилась. Я раньше посмеивался над своими волками, как они соловьем заливались, что теперь только с Парой хорошо. Как же замечательно! Дома прямо воздух другой. Я кивал, мол, да-да, верю я в ваши сказки, хотя прекрасно понимал, что у них в одном месте свербит, вот и ползают на брюхе, чтобы от тела не отлучали. А уж по ночам эти псы только и старались, чтобы побыстрее оплодотворить своих молодых жен.

Быстрее укрепить связь через потомство.

Никакой импровизации – одни голые инстинкты. Сам такой же. Но меня это бесило. И Пары я недолюбливал.

А вот вошел в дом и завис от волнующего аромата. Тонкий, легкий… лесной аромат черники. Именно той темной ягодки, что созревала летом в тени сосен, отчего напитывалась сосновой свежестью.

Как же мне захотелось ощутить во рту горсть черники! Насладиться ее сладковатым вкусом. И представить под собой виновницу этой жажды.

Яра дурманила. Яра притягивала. Яра начинала слишком сильно влиять на меня.

Я сжал кулаки, остановив оборот – эмоции вышли из-под контроля, и клыки оцарапали нижнюю губу. В последнюю минуту я успел успокоиться, чтобы влетевший в коридор Степка ничего не заметил.

– А мы ужин готовим, – выпалил волчонок без приветствия, но заметив, что я сощурил глаза, быстро исправился: – Добрый вечер, наставник.

– Добрый-добрый. Какой еще ужин. Я же звонил Варваре, чтобы она еды принесла.

Степа смешно нахмурил брови.

– Пришла с целой делегацией твоя Варвара. Мы и сами можем справиться. Не надо никому звонить, – обиженно пробубнил Степа. Волк растет. Инстинкты собственника лезут наружу быстрее волчьего хвоста. Как бы нам через пару недель друг другу глотки не перегрызть из-за Ярославы. Я-то понятно – крыша капитально протечет. В мой адрес даже Быстрый уже начал шуточки отпускать. Но этот неужели в Ярославе духовную маму решил признать? Отца во мне признавать не хочет, а девицу незнакомую – пожалуйста.

Я рыкнул в ответ, моментально прекращая любой спор.

– Без твоих зеленых соплей решу, кому мне надо звонить, а кому – нет.

Степка нахохлился, тонкие светлые волосики на загривке вздыбились, но обиду на меня прожевал и проглотил.

Подрастет – все в лицо выплюнет. Я уже морально подготовился. Только обидой жгло! Прямо до костей. Не умею я с детьми общаться. И никогда не умел. Сам сирота. Только благодаря Быстрому чего-то и достиг в стае. А так прибился бы к московским шестеркам.

От недобрых мыслей отвлек все тот же ласковый аромат черники, что пробивался через запахи жареного мяса и яблочного пирога. Я еще раз втянул его носом и пошел мыть руки.

На кухне меня ждал вкусный ужин: жареная картошка, кривые бутерброды с бужениной, овощной салат и запеченный цыпленок. Ярослава сидела за столом и скромно улыбалась. Ждала моей реакции. Глупышка, как я могу среагировать как-то иначе, чем встать перед ней на колени и обнять ее ноги, положить голову на коленки и дождаться ласки от ее рук. Зверь во мне скребся и тихо выл, чтобы я позволил так и сделать.

Но человек во мне слишком хорошо знал, как коварны люди, поэтому я просто сел за стол и спокойно сказал:

– Выглядит очень аппетитно. Есть хочу зверски.

– Приятного аппетита, – улыбнулась Яра. – Мне Степа помогал готовить, мы старались сделать все съедобно, – улыбка у нее стала шире. Я не удержался, и сам заулыбался, а потом заметил, как и Степа лучится от радости. Мальчишка с ним так не расслаблялся никогда, а тут прямо расцвел ребенок.

Это задевало и где-то в глубине души вызывало ревность. Мне хотелось, чтобы Степан меня признал. Не как отца – об этом я и не мечтал, – но хотя бы как близкого. Я откусил от куриной ноги большой кусок и принялся жевать. Вот правильно, лучше есть и молчать, чем нечаянно сказать совсем не то, что хотелось бы.

Так и доели ужин по-семейному тихо, только за ушами трещало.

А потом как-то так и повелось: общие завтраки с шутками Степки и моим суровым баритоном, крепкая хватка волчонка за руку Ярославы, чтобы отвести ее в комнату, разговоры про людей и волков, чтение вслух вечерами, прогулки с Джоем, обеды, на которые я приезжал почти каждый день, за которыми мальчишка разбалтывал все мои «секреты», и ужины в спокойной обстановке втроем.

Словно настоящая семья.

Я стал замечать, как хочу быстрее закончить дела и рвануть домой, как думаю, что сегодня приготовить и какой помощью нагрузить Яру, которая участвовала в нашей скучной семейной жизни со Степкой с большим удовольствием.

Вскоре она перестала носить очки дома, и я наконец-то узнал цвет ее глаз – голубой в утренней дымке. Степка называл ее эльфийской принцессой, и ведь не погрешил против истины. Ярослава действительно была до рези в глазах солнечной и воздушной.

Но по ночам я слышал, как она тяжело дышит во сне и мечется по кровати. В такие моменты я пулей устремлялся к ее комнате, но замирал на пороге, будто там пуд соли рассыпали, не давая пройти такой нечисти, как я.

«А если я напугаю ее больше? А если страхи ее из-за нас, волков? А если…»

Я мог до бесконечности перечислять все возможные причины, из-за которых боялся войти в комнату, как однажды, спустя где-то месяц нашего совместного проживания у них Ярославы, ко мне не спустился Степка. Волчонок выглядел сердитым, аж глазки желтизной блестели в темноте, выдавая в нем древнюю проклятую кровь настоящего вервольфа.

– Чего не заходишь? Нравится слушать, как она мучается?

Я оскалился, показывая, что еще чуть-чуть – и Степа перейдет черту, но тот ощетинился, светлые волосенки на загривке встали дыбом, а потом он меня укусил за руку до крови.

– Ах ты, щенок непослушный! – прорычал я и выдернул руку, зло уставившись на приемного сына, и хотел договорить, но дверь в комнату распахнулась, а на пороге замерла полуголая Яра, а в ногах у нее встал Джой.

– Что случилось? – хрипловатым ото сна голосом спросила она у меня, и я бы и рад ответить, но взгляд так и приклеился к желтым трусикам, которые кокетливо открывали линию стройных бедер, еле-еле прикрытые моей же футболкой, которую я отдал Яре для сна еще в первый день, но несмотря на то, что мой помощник забрал ее вещи у Выстроцких. И глядя на эту эро-фантазию, я сглотнул и открыл рот, чтобы ответить, но мелкий меня опередил:

– Яра, Ярочка! – слезливо проныл десятилетний актер. – Помоги! Я Ониксиму руку прокусил… нечаянно. Испугался.

Ярослава молча схватила меня за руку, угадав с первого раза какая, и нежно огладила пальцами, ища рану, а когда нашла, также молча повела в ванную. Степа уже не «плакал», довольно улыбаясь, а напоследок показал язык и ускакал к себе в комнату, забирая с собой Джоя.

Я же шел за Ярославой, как на эшафот, не в силах отвести взгляд от милого рисунка на трусиках и от слишком (слишком!) аппетитной задницы, по которой я так и хотел провести языком.

Пары вервольфа и человека не осуждались, хоть и не всегда приносили потомство, но Зверь должен быть спокоен, остальное значения не имело. А кто еще может подарить такой покой и счастье, как не любимая Пара?! Но, идя послушно следом, я сомневался, что Яра когда-либо подарит мне эту пресловутую гармонию, она будила в моем Звере такие мысли и такие желания, что я отчетливо понимал – человек Ярослава никогда не согласится быть Парой моего Зверя. Но какая ведь злобная Судьба у вервольфов?! Заставит полюбить ту, кто ничего к тебе не чувствует.

«Зато ты за двоих стараешься. Вон уже колом стоит», – огрызнулся я про себя и попытался успокоиться: не хватало еще, чтобы Яра заметила.

В ванной я постарался прижаться к большой раковине, усадив на край ванны Ярославу, но та сразу потребовала дать ей руку, как только услышала, как я выключил воду. Тонкие длинные пальцы нежно прошлись по запястью, обвили его легонько, подушечки пальцев ощупали рану. Сердце у меня бухало уже в горле, пытаясь выпрыгнуть наружу, прямо в эти нежные пальцы. Клыки стали удлиняться, вытягивая за собой остатки здравомыслия.

– Достаньте, пожалуйста, хранитель и бинт. Я сейчас обработаю…

Ярослава не договорила, будто почувствовав повисшее удушливым ароматом напряжение. Она замерла, но мое чутье уже кричало, что Яра возбуждается: частое дыхание, приоткрытые губы, пульс, что так лихорадочно бьется в жилке на шее под тонкой кожей. И настолько нежной, что ее нестерпимо хотелось попробовать на вкус.

Я очнулся от чужого судорожного вдоха. Яра была сдавлена в моих объятиях, а губы мягко касались нежной кожи за ухом. Она не вырывалась, но теперь к запаху возбуждения отчетливо примешался страх. Зверь внутри заворочался, напружинился и прыгнул, не в силах устоять перед такой желанной капитуляцией Пары. Как же это невероятно сладко ощущать! Теплый, пряный аромат желания и острый, мятный аромат страха.

Я тихо зарычал и прижал Яру сильнее, уже грубее целуя ее в шею, облизывая ключицу, покусывая сладкие губы, а потом напористо проникая внутрь языком.

Ярослава постанывала, вцепившись мертвой хваткой в предплечья. Мне на краю сознания показалось, что она отталкивала меня, но ведь такого быть не могло! Пара сама признала во мне сильнейшего и лучшего, ведь желать могут только такого волка. Я стащил Яру на пол, оседлав ее сверху, и принялся вылизывать все, что попадалось в поле зрения: торчащие бусинки сосков, родинки, пупок.

Преграду в виде трусиков я преодолел быстро и сразу же стал тереться щекой о низ живота, пытаясь как можно больше впитать в себя этот дурманящий аромат. Ярослава тяжело дышала и мелко дрожала, но не шевелилась, а я только и радовался, вылизывая все, что хотел.

Вскоре мне захотелось большего, и я прошелся языком по нежным складкам, смакуя такой сладкий вкус Пары. Зверь внутри ликовал от счастья, желая вывернуться наизнанку, но доставить удовольствие, и я старался, вытягивал душу из Ярославы. Она тихо стонала, выгибаясь, а вскоре и кончила, как-то обмякнув.

– Ярушка, моя хорошая, – начал шептать я, но осекся, увидев, что Ярослава потеряла сознание, а нижняя губа кровит. И в одну секунду меня выкинуло в лютую зимнюю стужу, Зверь завыл от боли, пелена бесконтрольного желания спала. Сразу вспомнились и руки Яры, которые отталкивали, и тихие всхлипы, когда я оседлал ее, придавив своим немалым весом, и напряженная поза, когда я вылизывал ее.

Я же, кусок собачьего дерьма, просто накинулся на нее! Ничего даже не сказал, не прошептал на ухо о том, как она бесценна для меня, а просто диким волком принялся метить любимое тело.

В горле пересохло, и я попытался сглотнуть вязкую слюну, в которой еще ощущался терпкий привкус Яры.

Стало только хуже.

Я бережно поднял ее, отнес в спальню, одел в новое белье и укрыл, как укрывал Степку, и тихо вышел за дверь.

«Бежать», – крутилась единственная мысль в моей голове. Бежать в лес. Кинуться в овраг и сломать себе шею, раз держит такую дурную голову. Глаза мерцали желтым в темноте дома, Зверь выл и просился в лес, чтобы зализать раны на сердце, успокоиться немного, но я все не мог отойти от двери в комнату. Уже спящей Ярославы. В итоге вернулся обратно, да так и сел на пол у ее кровати.

Утром меня подбросило. Я в испуге открыл глаза и понял, что сижу на полу, укрытый пледом. Ярослава уже не спала, а сидела тихо в кровати и слушала что-то в наушниках. Она почувствовала движение рядом и вынула капли из ушей, прислушиваясь к звукам в комнате.

– Ониксим, – позвала она меня по имени. Голос у нее был спокойный и мягкий, отчего ночная выходка придавила внутри каменной глыбой. Весь кислород, сука, выдавила, и я судорожно вдохнул.

– Не уходи, пожалуйста. Догнать я тебя не смогу. – Ярослава улыбнулась и протянула руку.

Я сглотнул и замер – меня не выгоняли, не игнорировали зло, не обвиняли. Со мной хотели поговорить.

– Не уйду, – пробасил я и сел на кровать, хватаясь за протянутую руку, словно утопающий. Хотелось вдруг зарычать и сказать «никогда», но я себя одернул – эти волчьи замашки и так пугают, а уж такие заверения точно окажут противоположный эффект на обычного человека. Ярослава сидела тихо и держалась за руку, не шевелясь, не ерзая нервно, была удивительно спокойна.

Я смотрел на нее во все глаза и боялся вздохнуть, чтобы рукой нечаянно не шевельнуть, мало ли, Яра решит, что мне неудобно, и отпустит мою руку, а я уже не смогу попросить взять меня снова за пальцы, чтобы не докучать, не навязываться. Не объяснишь же в двух словах, что ради Пары я кожу заживо буду сдирать, если нужно будет. Это ведь не любовь, это связь духовная. Навсегда.

– Я мало знаю о волках. – Яра нервно закусила нижнюю губу, но продолжила: – Да почти ничего. Страх у меня есть, но лишь от незнания. Сколько живу в поселке, только хорошее слышала о вас, а еще что вы очень строго соблюдаете законы и в касту свою чужаков не впускаете. – Голос ее становился тише. – А у меня с тобой договор на определенный срок, и… – Ярослава замолчала, подбирая слова. Я видел, чувствовал, как тяжело ей сейчас говорить. – И ты мне очень нравишься, хотя я даже не трогала твоего лица, но «курортный роман» заводить не хочу.

– «Курортный роман»? – растерявшись, спросил я. Где-то на подкорке я примерно понимал, о чем говорит Яра, но хотел не домысливать, а знать точно.

– Краткосрочные отношения, – тихо ответила Ярослава и сжала губы в линию. Я слышал заполошный стук ее сердца, и так больно тянуло свое при этом, что сил сдерживаться уже не было. Я рыкнул и быстро оказался около Ярославы, целуя эту сжатую линию губ.

– Не надо, не делай так, мне очень больно видеть твою тревогу, – шептал я в перерывах между поцелуями. – Ярушка, никаких краткосрочных отношений. Ты моя драгоценная Пара. Прости, но я никому тебя не отдам, даже если сама попросишь. Я не смогу.

Я поднял дрожащие руки Яры и положил на свое лицо. Тонкие пальцы нежно и аккуратно прошлись по всем выступающим участкам, а потом вернулись на скулы.

– Ты очень красивый, – прошептала Яра, но я лишь улыбнулся и ответил так же тихо:

– Это ты очень красивая, моя Ярушка!

Почему-то говорить громче не хотелось, только шептать, чтобы сидеть вот так рядышком и не отодвигаться, вслушиваться в каждое слово и наслаждаться близостью. Кто-то из стаи говорил, что от Пары сносит крышу и на уме лишь секс, чтобы пометить, присвоить – Зверь вырывается на свободу. Но у меня все было иначе. Мой Зверь хотел быть рядом, свернуться калачиком и оберегать, слышать эти размеренные вдохи и выдохи. И шептаться, рассматривая любимое лицо. Яра, несомненно, чувствовала мой взгляд, поэтому слегка опускала лицо, чтобы уйти от жадного взгляда влюбленного вервольфа.

– Прости меня за вчерашнее. Я напугал тебя?

Яра кивнула, сглотнула, но сказала прямо:

– Меня напугал не ты сам, а воспоминания. Ко мне часто приставали, когда я еще видеть могла, а уж потом нападки участились. Раз слепая, значит, плевать с кем. А мне не плевать, я хочу своего человека найти. Или волка, – добавила, застеснявшись собственной прямолинейности, Ярослава, а потом как-то погрустнела: – Жаль, что слова не все понимают.

Сразу вспомнился тот разговор про Игоря, и я зарычал тихо от ненависти к этой мрази. Беспомощных нужно оберегать, раз сила тебе такая дана и возможности, каждый волк с рождения это правило знает, но у людей все не так. Человек – ошибка природы, все в нем есть, а душа только у каждого десятого почему-то. И вечно на какие-то животные инстинкты кивают, совершив злодеяние. Да будто есть у них эти инстинкты! Были бы, то о родителях заботились и детей своих любили.

Яра ласково провела по моим волосам, успокаивая взбаламученное дно моей памяти, но я уверенно сказал:

– Больше ты Выстроцких не встретишь. Уж я все связи подниму, но их из поселка выставлю. Давно пора их убрать, а теперь, когда ты сможешь стать моей официальной Парой, то и опека их закончится. Ты же станешь? – почти скуля, спросил я.

Ярослава замерла, подбирая слова:

– А если… если я откажусь, что тогда будет?

Я окаменел и глухо ответил правду, что уж ее скрывать:

– Я умру без тебя.

И уже приготовился к неверию, к снисходительной улыбке, от которой будет тошно – люди не верят словам, а у волков только они и есть, чтобы попробовать рассказать, как все внутри горит и плавится от близости со своей Парой. И как это смертельно мучительно потерять ее.

Но Ярослава схватилась за меня, навалилась, залезая на колени, и прижалась со всей силой к моей груди.

– И я умру, – всхлипнула она. – Потому что не представляю, как без тебя теперь жить буду. Без Степы. Ты мне настоящий дом подарил. Взял и впустил в свое логово. Отогрел. Как к равной относился. Я каждый прожитый день ненавидела, что он проходит так быстро, приближая меня к сентябрю. Ты невероятный…

Я впился в губы Яры. Не нежно, а по-волчьи грубо, присваивая. Даже если Ярослава только влюбилась в образ, в ее мечты об идеальном мужчине, то ничто не помешает мне им стать. С человеческой Парой это был единственный плюс. У волков любишь-не-любишь, но раз Луна свела, то уживайтесь, ищите общую тропу. А человек чист, как первый снег, с ним можно свою собственную тропу протаптывать, лаской и заботой взрастить и укрепить любую симпатию, чутье подскажет, Зверь почует направление.

Поэтому я залюблю свою Ярушку в прямом и душевном смысле. Вот прямо сейчас и начну…

Дверь с грохотом отворилась, и в комнату влетел Степка с Джоем. Швырнул в нас сорванные в саду лепестки распустившихся цветов и радостно прокричал:

– Пусть ваша Луна всегда будет полной, дети мои, – повторил слова волчьих шаманов, что те произносили на брачных ритуалах, а потом запрыгнул в кровать и захохотал, радуясь то ли своей проделке, то ли за своего Наставника и его Пару.

Я даже не рыкнул, улыбнувшись доброй выходке, и помог Яре снять с волос лепестки.

– Я надеюсь, ты не все кусты общипал, мелкий троглодит? И стучать я тебя не учил? Ты у меня дикий лесной бродяжка, а не стайный волк?

Степка насупился и молча принялся помогать собирать им же и брошенные лепестки.

– А какого они цвета? – вдруг спросила Яра, держа в пальцах один такой снятый с волос.

– Белые, конечно, – деловито ответил Степа. – За розовые кусты меня бы выдрали, а эти можно. Ай, не бей по голове. Дурачком стану!

– Уже, видимо, долупил до твоей дурости, – пробасил я. – Чтобы стучал, прежде чем войти. А теперь марш отсюда. И Джоя оставь.

Степка насупился, но в дверях посмотрел на меня и хулигански поиграл бровями. Я ему показал звериный оскал, и мальчонку сдуло в момент. Он будто чувствовал, когда нужно остановиться, не пересекая опасную черту, за которой его Наставник превратится в настоящего вервольфа.

Яра улыбалась, сжимая в одной руке лепесток, а другой поглаживая Джоя, который ластился к хозяйке.

– Кстати о Джое, – спросил я. – А почему он у тебя так плохо обучен? Спокойно свою хозяйку бросает, играется с тобой, как со зрячей?

– А он и не поводырь, – ответила Яра, почесывая за ухом ретривера. – Я его забрала к себе из приюта, когда еще видела. Он никого не подпускал, а меня подпустил. Родители против были, но он меня слушался, поэтому долго не противились. Не представляю, что с ним прежние владельцы делали, ведь такую породу семейные пары заводят, но люди очень безответственные. А когда зрение потеряла, так Джой стал единственной опорой.

Я снова сел совсем рядом, положил голову на плечо, слушая спокойный голос любимой. Безответственность – это очень мягкое определение для некоторых…

– Ярушка, а как случилось, что ты зрение потеряла? И что у тебя с образованием? В общем, чем я тебе помочь могу? – посыпал я вопросами, которые давно вертелись на языке. И вроде и не та атмосфера, про ритуал бы лучше рассказал, но я хотел знать о Ярославе все. Хотел помочь всем, чем смогу, а ритуал от нас не убежит в лес. Мне было важно, чтобы она поделилась со мной своими переживаниями. Сухие строчки доклада о ее жизни я так все выучил.

Ярослава переплела наши пальцы и прислонилась ко мне еще ближе.

– В той аварии и потеряла. Выжила только я, родители на месте скончались. Мы тогда ехали на мое выступление. Я же по классу фортепиано в консерватории обучалась, концерты давала, как подающая надежды пианистка. В Лондон должна была лететь в составе нашей музыкальной группы из студентов. И вот…