Kitabı oku: «Кобзарь (в переводе русских писателей)», sayfa 3

до 1844 года

ДУМЫ

 
Ой, вы, думы, мои думы, —
Горе, думы, с вами!
Что вы встали на бумаге
Хмурыми рядами?
Что вас ветер не развеял
Словно пыль степную?
Что вас горе не заспало
Словно дочь родную?
Горе злое вас на свете на смех породило;
Доливало вас слезами, – что ж не затопило?
Что не выбросило в море, не размыло в поле?
Не узнали бы за что я проклинаю долю!..
Позабыли б меня люди, – вспоминать не стали.
«Делать нечего!» – с насмешкой мне бы не сказали!..
Думы мои, думы мои, —
Сердцу дорогие, —
Для чего ж любил, лелеял
Вас, мои родные?
Кто ж над вами плакать будет
Здесь, на белом свете
Так, как я? Ох, думы, думы, —
Думы – мои дети!
Может быть найдутся очи
С черными бровями,
Что, услышав вас, заплачут
Горькими слезами?
Мне не надо слез обильных, —
Мне слезинку надо, —
Буду пан я над панами —
Вот моя отрада!
Думы мои, думы мои,
Тяжело мне с вами!
Вы туда рвались, где очи
С черными бровями,
А за вами сердце рвалось,
Думы выливало,
Выливало, как умело
Все, что прежде знало:
Темный вишневый садочек,
Словно море – ночи,
Ласки жаркие девичьи,
Черны брови, очи…
Степи, степи да могилы
Там – на Украине!..
Но о них молчит, ни слова
Сердце на чужбине.
И не хочет, чтоб собралась
В снежном поле рада
С булавами, с бунчуками
Славная громада.
Пусть же души запорожцев
Мирно там витают, —
Где простор степной начала
И конца не знает,
Как та воля, что минула…
Днепр широкий, милый,
Степь и грозные пороги,
Горы и могилы, —
Там казацкая родилась
Воля, воспиталась;
Там шляхтою, татарвою
Поле засевалось.
Долго билась и уставши,
Тихо опочила,
А над волей в это время
Выросла могила.
Сторожа могилу, черный
Там орел летает
И кобзарь про волю людям
Песни распевает;
О былом он выливает
В песнях думы – грезы;
Он от Бога дар имеет, —
Я же только слезы
За родную Украину
Плача проливаю,
Как словами людям горе
Высказать – не знаю.
Горе, горе! – Что ж такое?
Кто его не знает?
Много слез оно на свете
Горьких проливает.
Тяжело живется в мире
С чуткою душою, —
Ад ему на этом свете,
А на том…
Тоскою
Не прикличу себе доли
И не дозовуся,
А над теми, кто смеется, —
Сам я посмеюся.
Схороню тоску я в сердце,
Чтобы не видали
Горьких слез, и жалоб, смеха
Люди не слыхали.
Пусть же дума словно ворон,
Каркая летает,
А сердечко соловейком
Тихо распевает.
Пусть же льются горьки слезы
Дни и темны ночи,
Пока мне чужой землею
Не засыплют очи!
Так вот так-то! Что же делать?
Плачь не плачь – все то же.
Кто завидует несчастным —
Тех суди ты, Боже!..
Думы мои, думы мои —
Думы мои дети.
Где же я найду, родные,
Вам приют на свете?
На Украину идите —
Нашу Украину,
На задворки, к бедным людям,
Я же здесь загину!
Там любовь найдете, думы;
Там вас приласкают;
Там и правда!.. А быть может
Славой увенчают!..
Так прими же моих деток,
Родина святая, —
Приласкай их неразумных
Словно мать родная!..
 

И. Белоусов

ИВАН ПОДКОВА

1

 
Было время – по Украйне
Пушки грохотали;
Было время – запорожцы
Жили – пировали;
Пировали, добывали
Славы, вольной воли.
Все то минуло – остались
Лишь могилы в поле;
Те высокие могилы,
Где лежит зарыто
Тело белое казачье,
Саваном повито,
И чернеют те могилы,
Словно горы в поле,
И лишь с ветром перелетным
Шепчутся про волю.
Славу дедовскую ветер
По полю разносит…
Внук услышит – песню сложит
И с той песней косит.
Было время – на Украйне
В пляску шло и горе;
Как вина да меду вдоволь —
По колена море!
Да, жилось когда-то славно!
И теперь вспомянешь
Как-то легче станет сердцу,
Веселее взглянешь.
 

2

 
Встала туча над Лиманом.
Солнце заслоняет,
Лютым зверем сине море
Стонет, – завывает.
Днепр надулся. «Что ж, ребята,
Время мы теряем?
В лодки! – море расходилось:
То-то погуляем!»
Высыпают запорожцы —
Вот Лиман покрыли
Их ладьи. «Играй же, море!»
Волны заходили…
За волнами, за горами
Берега пропали.
Сердце ноет; казаки же
Веселее стали.
Плещут весла; песня льется;
Чайка вкруг порхает…
Атаман в передней лодке
Путь-дорогу знает.
Сам все ходит вдоль по лодке;
Трубку сжал зубами;
Взглянет вправо, взглянет влево —
Где б сойтись с врагами?
Закрутил он ус свой черный,
Вскинул чуб косматый,
Поднял шапку, – лодки стали —
«Сгинь ты, враг проклятый!
Поплывемте не к Синопу,
Братцы-атаманы,
А в Царьград поедем в гости
К самому султану».
– «Ладно, батька!» – загремело.
– «Ну, спасибо, братцы!»
И накрылся.
Вновь горами
Волны громоздятся…
И опять он вдоль по лодке
Ходит, не садится;
Только молча, исподлобья
На волну косится…
 

М. Михайлов

ПЕРЕБЕНДЯ

 
Стар и слеп наш Перебендя, —
Кто его не знает?
Ходит-бродит он по свету,
На кобзе играет.
Старика встречают люди
С радостью, приветом:
Он печаль разгонит, – сам же
Тяготится светом.
Нет приюта горемыке, —
Нет ему покоя; —
Спит под тыном; – знать над старым
Шутит горе злое.
А ему хоть что! – Затянет —
«Не шуми дуброва!..»
И о том, что одинок он —
Никому ни слова!..
Вот таков-то Перебендя, —
Он чудак не малый, —
Песню грустную затянет,
Кончит разудалой.
Попадет к девчатам, – грянет
«Грицу» да «Веснянку»,
Как в шинке приступят парни, —
«Сербина», «Шинкарку»
А с молодками на свадьбе,
Где свекровь лютая, —
Про «Тополю», «Долю злую»,
Иль поет – «У гаю»…
На базаре – про «Лазаря»,
А чтоб люди знали, —
Он рассказывает в песне,
Как Сеч разоряли…
Вот таков-то Перебендя, —
Он чудак не малый, —
Песню грустную затянет,
Кончит разудалой!..
Ветер по полю гуляет,
Веет, – повевает,
На кургане Перебендя
На кобзе играет.
А кругом его, как море,
Ширина степная,
За могилою – могила, —
Без конца и края.
Чуб и ус седой, играя,
Ветер развевает, —
То, прислушиваясь, стихнет,
Как кобзарь играет.
Как сердце смеется, как очи слезятся —
Послушает ветер и вдаль полетит;
И вновь, распевая, старик одинокий
В широкой степи на могиле сидит.
Никто там не видит, не слышит седого,
Лишь ветер слова его полем несет,
Чтоб люди не знали… То Божие слово,
И с Богом то сердце беседу ведет,
И Господа славу оно восхваляет, —
А дума на туче край света гуляет.
Парить сизокрылым могучим орлом,
До самого неба касаясь крылом,
И ясному солнцу вопрос задает:
Где солнце ночует, как солнце встает?
И слушает чутко, как море шумит,
И спросит могилу, – что вечно молчит?
И снова на небо, – там горя людского
Не видит… На свете местечка такого
Тому не найдется, кто знает все, чует,
Как море шумит, и где солнце ночует…
Приюта никто старику не дает, —
Один средь людей он как солнце сияет,
С людьми незаметным на свете живет.
А если бы знали, как он распевает, —
То Божие слово они б осмеяли,
Назвали бы дурнем и прочь бы прогнали, —
Пускай, мол, он с морем беседу ведет…
Да и ладно, друг кобзарь мой,
Что к могиле ходишь,
И что с ней в степи безлюдной
Речь свою заводишь,
И ходи, покуда сердце
Не уснуло, бьется;
Так, чтоб люди не слыхали
Пой, пока поется.
Но чтоб люди не чуждались, —
Примирись с толпою:
«Скачи, враже, як пан каже, —
Он богат казною»…
Вот таков-то Перебендя, —
Оп чудак не малый, —
Песню грустную затянет,
Кончит разудалой!..
 

И. Белоусов

ТАРАСОВА НОЧЬ

 
За селом кобзарь на кобзе
Жалобно играет;
Вкруг него молодки, парни
Маком расцветают.
Он играет, распевает,
Говорит словами,
Как Москва, орда и ляхи
Бились с казаками;
Как громада собиралась
В воскресенье рано:
Хоронили казачину
В поле у кургана.
И поет кобзарь, играет —
Горе с ним смеется:
Было время – Сечь стояла,
Было – не вернется!
Встала туча из-за моря,
А другая с поля!
Закручинилась Украйна:
Знать, такая доля!
Закручинилась Украйна,
Как дитя рыдает:
Не приходят к ней на помощь;
Вольность погибает;
Гибнет слава; негде деться —
Места нет на свете;
Некрещеными казачьи
Вырастают дети;
Не повенчанные пары…
Без попа хоронят;
Вера куплена жидами —
Вон из церкви гонят.
Как те вороны на поле,
С ляхами станицей
Налетают униаты —
Некому вступиться.
Отозвался Наливайко —
Пала с ним кравчина!
Отозвался вслед Павлюга —
Сгинул казачина!
Отозвался пан Трясило
Горькими слезами:
«Ненаглядная Украйна
Стоптана врагами!»
«Отозвался на защиту
Пан Тарас Трясило —
Отозвался: не забудут
Ляхи нашей силы!
Отозвался: «Нам Украйны
Не спасти слезами!
А пойдем-ка лучше, братцы,
Биться с поляками!»
Уж не три дня, не три ночи
Бьется пан Трясило.
От Лимана до Трубежи
Землю кровь вспоила.
Встосковался казачина —
Крепко истомился,
А поганый Конецпольский
Вдруг развеселился:
Вкруг себя сбирает шляхту —
Пировать до света.
Казаков Тарас сбирает
Попросить совета:
«Атаманы, панибраты,
Господа-громада!
Дайте мне совет хороший,
Что нам делать надо?
Торжествуют вражьи ляхи
Наше безголовье.
Пусть пируют, торжествуют,
Пусть их – на здоровье!
Пусть поют, покамест солнце
За горою сядет,
А казак, как ночь наступит,
С паном-ляхом сладит»!
Село солнце за горою,
Звезды засияли,
А казаки, словно туча,
Ляхов окружали,
Только месяц стал средь неба,
Пушка взговорила;
Всполошились паны-ляхи,
Да уж поздно было.
Всполошились папы-ляхи
Да уже не встали:
Встало солнце-паны-ляхи,
Мертвые лежали.
Альта красною змеею
Весть несет поведать —
Манит воронов из степи
Падали отведать.
Тучей вороны слетелись —
Ляхов добудиться;
А казачество сошлося
Богу помолиться.
Громко вороны кричали,
Вырывая очи;
А казаки пели песни
Под покровом ночи,
Той кровавой, темной ночи,
Что навеки стала
Славой войска и Тараса,
Что врагов заспала.
«Над рекой, в степи могила
Высится, чернеет:
Где казачья кровь лилася —
Травка зеленеет.
Ворон каркает печально
На могиле, в поле…
Вспомнит Сеч казак за плугом
И вздохнет о воле».
Смолк кобзарь, горюя: руки
Что-то не играют.
Вкруг него молодки, парни
Слезы утирают.
Встал кобзарь, да как с кручины
Грянет-заиграет —
Мигом молодцы вприсядку…
Он им припевает:
«Вот что будет, поглядите!
Дети, дома посидите;
Я в кабак пойду, горюя,
Повстречаю там жену я,
Повстречаю – с ней напьюся,
Над врагами посмеюся!
 

Н. Гербель

ТОПОЛЬ

 
По дубраве ветер воет,
По полю гуляет,
Гибкий тополь у дороги
До земли сгибает;
Стан высокий, лист широкий
Пышно зеленеет…
А к чему? Вокруг, как море,
Только степь синеет.
Чумаки ль пройдут, – их сердце
Сдавится тоскою.
На холме ль пастух с свирелью
Сядет там порою,
Поглядит, – заноет сердце:
Хоть росла б былинка…
Одиноко на чужбине
Гибнет сиротинка.
Кто ж взрастил на злую гибель
Стройный стан сиротки?
Погодите, расскажу я, —
Слушайте ж, красотки!
Молодой казак девице
Больно приглянулся;
Он уехал – и обратно
К милой не вернулся.
Если б знала, что он сгинет,
Верно б не любила;
Если б знала, что он сгинет,
Верно б не пустила,
Если б знала, – не ходила б
Поздно за водою,
Не стояла б до полночи
С милым под вербою.
Знай она!.. И то не ладно,
Если прежде знаешь,
Что ты горе или счастье
В свете повстречаешь, —
Лучше доли вам не ведать —
Сердце сыщет друга…
Пусть же, пусть до двери гроба
Сохнет от недуга.
Ведь не век вы, чернобровы,
Ваши очи ясны,
И румянцем пышут щечки
И уста прекрасны;
Стукнет полдень – все завянет,
Личико слиняет…
Так любите ж, наслаждайтесь,
Как сердечко знает.
Соловей засвищет звонко
На лугу в калине,
Запоет казак удалый,
Бродя по долине.
Он поет, пока не выйдет
Сердцу дорогая;
Подойдет он к ней и спросит;
«Била ли родная?»
Обоймутся, станут слушать, —
Трели звонко льются…
И послушавши, тихонько
Снова разойдутся,
И никто того не видит,
И никто не спросит:
«Где была ты? Где гуляла?»
Все в сердечке носит.
Так красавица любила,
А сердечко млело;
Сердце чуяло невзгоду,
А сказать не смело.
И одна она осталась,
День и ночь скучает
Как без голубя голубка…
А никто не знает.
Соловей уж не рокочет
В роще над водою;
Не поет уже красотка,
Стоя под вербою.
Не поет, сироткой вянет
От недуга злого;
Мать с отцом – для ней чужие
Без дружка милого.
Без милого солнце светит —
Словно враг смеется; —
Без него весь свет могила,
А сердечко бьется.
Год прошел, другой проходит,
Друга не приносит;
Сохнет, бедная, как цветик,
А никто не спросит:
«Отчего ты горько плачешь?»
Мать не спросит слова
И тайком в мужья ей метит
Богача седого.
«Выйди, замуж, мать твердит ей,
Век не быть девицей;
Он богатый, одинокий —
Заживешь царицей».
– «Не хочу я жить Царицей,
Ручники уж сшиты
И меня в сырую землю
Ими опусти – ты.
Пусть попы поют, а дружки
Плачут надо мною;
Легче в гроб, чем с ним венчаться,
Стать его женою».
Не послушалась старуха,
Делала что знала:
Дочь все видела и сохла,
Сохла и молчала.
Раз пошла она к ворожке,
Чтоб от ней добиться:
Долго ль в свете ей без друга
Плакать и томиться?
«Ах, бабусенька, голубка,
Цветик мой отрадный!
Расскажи ты мне всю правду
Где мой ненаглядный?
Жив ли? Любит ли как прежде,
Иль забыл, покинул?
Я пойду за ним повсюду,
Если он не сгинул.
Где он, бабушка, голубка?
Расскажи, родная.
Хочет мать, чтобы с немилым
Под венец пошла я.
Полюбить его, бабуся,
Верь мне, не могу я;
Утопилась бы, да жалко:
Душу загублю я.
Если умер чернобровый,
Сделай, моя пташка,
Чтоб домой я не вернулась; —
Ах, как тяжко, тяжко!
Ждет там старый со сватами,
Укажи ж мне долю…
– Хорошо! Исполни только
Прежде мою волю!
И сама была я девкой,
Это горе знаю;
Все прошло, я научилась,
Людям помогаю.
О судьбе твоей, голубка,
Я заране знала —
И заране для тебя я
Зелья припасала.
Вышла старая и с полки
Скляночку достала,
«Вот возьми, и с этим к речке
Ты ступай сначала.
И пока не крикнул пивень,
Вымойся водою,
После выпей – и кручину
Снимет, как рукою.
Как напьешься, добеги ты,
Чтоб не приключилось,
Вплоть до места, где надолго
С милым распростилась.
Там ты стань, а выйдет месяц,
Выпей вновь отсюда;
Не придет твой друг, – пей снова, —
И свершится чудо:
После разу зацветешь ты
Прежней красотою;
После двух, в степи широкой
Топнет конь ногою;
Если жив казак твой милый,
Мигом он прибудет;
После третьего ж… но лучше
Ты не знай, что будет.
Да смотри ты не крестися:
Все снесет водою…
Ну, пойди, же, полюбуйся
Прежней красотою».
Зелье девушка приняла…
«Ну, прощай, бабуся…
Что, пойти иль воротиться?
Нет, не ворочуся».
Вмиг умылась да напилась
И похорошела…
А как в третий раз хлебнула
Сонная, запела:
«Плавай, плавай, белый лебедь,
Плавай в синем море;
Ты расти повыше, тополь,
На степном просторе.
Разрастись высок и тонок,
Вплоть до самой тучи;
Там узнай – дождусь ли друга,
Иль иссохну, ждучи.
Разрастися выше, выше,
Погляди за море;
Там за морем мое счастье, —
Здесь тоска и горе.
Там мой милый, чернобровый
Бродит в чистом поле;
Здесь – я плачу, годы трачу
В муках и неволе.
Ты скажи ему, что всякий
Надо мной смеется;
Ты скажи ему, что сгину,
Если не вернется.
Мать сама толкает в землю
Дочь свою родную;
Где ж потом она приклонит
Голову седую?
Кто ей в старости поможет?
Кто пригреет? Кто же?
Мать моя!.. О доля, доля!
Милосердный Боже!
Погляди же, гордый тополь,
Если друга нету,
Плачь, но так, чтоб не видали,
Рано до рассвету.
Разрастайся же повыше
На степном просторе!
Плавай, плавай, белый лебедь,
Плавай в синем море»!..
Только песенка умолкла,
Диво совершилось;
Черноокая казачка
В тополь превратилась.
Не вернулась в дом родимый
И милого ждучи,
Доросла – тонка, упруга —
Вплоть до самой тучи.
По дубраве ветер веет,
По полю гуляет.
Гибкий тополь у дороги
До земли сгибает.
 

А. Шкафф

ГАМАЛЕЯ

 
«Что ни ветру, ни волны от родимой стороны,
От Украйны милой?
Что-то наши не летят: видно биться не хотят
С некрещеной силой.
Ветер, ветер, зашуми, в море синем подыми
До неба пучину,
Наши слезы осуши, наши вздохи заглуши
И развей кручину.
Ты волной из края в край, море синее, взыграй,
Взвой под байдаками:
То казаки к нам плывут, скоро-скоро будут тут,
Загуляют с нами.
Хоть бы то и не по нас, добрый путь им в добрый час
Дай, великий Боже!
Хоть взглянуть на них глазком, наши головы потом
Веселей мы сложим».
Так-то в крепости в Скутари казаки поют, гутарют;
И на слезы их горючи взвыл Босфор могучий,
Встал, широкий, встрепенулся, к морю оп метнулся,
И понес он в сипе-море казацкое горе;
Сине-море подхватило, к Днепру прикатило —
Речи братних голосов,
Весточку из плена.
Встал наш дед: с седых усов
Побежала пена.
Зашумел он: «Слышишь, Луг?
Ты, сестра-Хортица?».
– «Слышу, слышу, братец-друг!»
Молвила сестрица.
Днепр покрыли байдаки;
И запели казаки:
«У турчанки молодой
На сторонушке на той
Хата на помосте.
Море синее, играй!
Скалы черные ломай!
К ней мы едем в гости
«У турчанки молодой
Сундуки, лари с казной,
И всего есть вволю.
Не карманы вытряхать —
Едем резать… выручать
Братьев из неволи».
«У турчанки молодой
Янычаров с их пашой
Целая орава.
Мы управимся с врагом!
Умирать нам нипочем!
Наша воля, слава!»
Так-то плыли, распевали:
Весело казакам.
Атаман их Гамалея
Управлял байдаком.
Только сердце Гамалеи
Вдруг захолонуло:
Заиграло сине-море
И байдак качнуло.
Да не больно синя-моря
Наши испугались:
За волнами, за горами
Спрятались, сховались.
Дремала в гареме – в раю Византия,
Дремал и Скутари; лишь шумен Босфор:
Ревет и клокочет, как будто бы хочет
Старик с Византией вступить в разговор;
Но море в ту пору сказало Босфору:
«Молчи, а не то твои ребра-валы
От краю до краю песком закидаю!
Смотри-ка какие летят соколы!
И море завыло: знать наших любило;
Босфор испугался; утесы дрожат.
Турчанка не внемлет. Султан же – тот дремлет,
Лишь только в Скутари казаки не спят:
Все очи возносят, Всевышнего просят
И в гости кого-то из-за моря ждут;
А волны-то скачут, и воют, и плачут,
И на берег рвутся, и страшно ревут.
«Всемогущий покровитель
Всей Украйны милой,
Наш защитник и хранитель,
Господи, помилуй.
Горьки слезы льем рекою
Здесь и дни, и ночи;
А умрем – чужой землею
Нам засыплют очи.
Запорожцам верным, Боже,
Возврати свободу!»
– «Бей неверных!» – Это кто же?
Тьма кругом народу!
То они неверных страх,
То казаки на валах,
То на Гамалее
Шапочка алеет!
Вот и пушки, лежа в ряд,
На Скутари говорят,
Но козацтво смело
Градом овладело.
Разбивают казаки
У тюрьмы лихой замки.
Слышат соколята
Гамалея-хвата.
«Вольны пташки, из тюрьмы
Вылетаем снова мы!»
Ночь – и та проснулась,
Словно встрепенулась;
Засмотрелся целый мир
На казацкий славный пир;
Все при Гамалее Стали веселее.
«Что впотьмах нам есть шашлык?
Мы огня добудем в миг!»
Вплоть до самой тучи
Дым встает летучий.
Гамалеевцы зажгли
На Босфоре корабли.
Видя Византия
Огнища такие,
Пробудилася – и вот
Помогать своим плывет,
Яростно скрежещет
И очами блещет…
Вот уж близко доплыла —
И на пиках замерла.
Как в аду Скутари
Мечется в пожаре;
По базарам кровь течет
И в Босфор широкий льет;
А в дыму казаки
Вьются, точно птахи,
Добываючи добро;
Жемчуги и серебро
Шапками таскают,
В лодки насыпают.
Трубки в полыме зажгли,
К байдакам своим пошли,
По волне кровавой
Поплыли со славой.
По волнам они плывут,
Сами песенки поют:
«Атаман наш Гамалея,
Атаман завзятый!
Знают турки Гамалею,
Знают супостаты!
Как поехал Гамалея
По морю гуляти,
Но синю морю гуляти,
Братьев выручати.
Как приехал он в Скутари,
Где свои бедуют,
Дожидаясь лютой казни,
Плачут и горюют.
Крикнул-гаркнул Гамалея:
«Братья, биться будем!
Будем жить да пить горелку,
Горе позабудем!
Будем бить поганых турок,
Воевать с ордою,
Курени же крыть атласом,
Золотой парчею!»
Выезжали запорожцы
В поле жито жати;
Жито сжали, в копны склали,
Песни зачинали:
«Честь и слава, Гамалея,
Атаман наш смелый,
Честь тебе на всю Украйну
И на весь свет белый,
Что казаков, наших братьев,
Не хотел покинуть,
Что ты не дал на чужбине
Им в неволе сгинуть».
Так плывут, забывши горе,
Казаки чрез сине-море.
Гамалея свой народ,
Как орел орлят, блюдет.
Страшно гнаться супостату:
Он боится за Галату,
Чтобы снова молодец
Не спалил ее Чернец;
А не то Иван-Подкова
Их не вызвал в море снова.
Гамалей домой летит.
Солнце волны золотит
Заходящими лучами,
А под нашими ладьями
Море Черное шумит…
 

Н. Берг