Держи меня, соломинка!

Глава 4. Не все волки злые

Для создания настроения я запалила свечу, накинула на ночную сорочку бабушкину шаль, положила перед собой страницу, вырванную из тетради, и сунула кончик ручки в рот.

– Итак, она звалась Татьяной….

Я грызла колпачок и думала, с чего начать. Как-то глупо звучит: «Здравствуйте, лесной дух! Меня направила к вам ясновидящая Маруся. Помогите определиться с женихом, да и вообще с жизнью. Условия странного уравнения таковы: известен только первый кандидат на мою руку, остальных двух в глаза не видела».

– Запишем их как мистер Икс и мистер Игрек, – обозначила я для себя неизвестных членов любовного уравнения, выводя буквы латинского алфавита в уголочке листа. Подумав немного, написала на чистой странице «Здравствуйте!» и, упустив кажущееся глупым обращение, изложила сложную историю своих отношений с Андреем. В итоге я попросила не дать мне пройти мимо грядущего счастья и поделиться советом. Немного подумала и подписалась внизу: «Просто Мария». Я знала, как быстро по деревне расползаются сплетни, стоит кому-то болтливому разнюхать чужой секрет. Я обезопасила себя со всех сторон, назвавшись чужим именем.

Чуть свет я тайно покинула дом. Слышала, как Надя гремит ведрами в сарае, где топчется и ждет утренней дойки корова. Цыкнула на несушек, кинувшихся ко мне с громким кудахтаньем, думая, что я пришла задать им корм.

– Кыш, предательницы! – я едва не упала из-за бестолковых кур.

– Кто там без дела шляется? – тут же послышался грозный окрик Надежды, и я, перепрыгнув через невысокий штакетник, понеслась в сторону дубовой рощи. Как объяснить домочадцам, что я двинулась головой и спешу отыскать дерево, чтобы спрятать в нем секретное послание? Чтобы лесной дух как следует разобрался в моей ситуации, пришлось изложить подробности жизни аж на четырех тетрадных листах.

Дубовая роща раскинулась на противоположном конце, поэтому пришлось мчаться через всю деревню. Когда добежала до околицы, обнаружила выстроившиеся в ряд новенькие коттеджи. Судя по стилю и высоким заборам с камерами наблюдения, принадлежали они вовсе не простым дачникам. А я даже не слышала, что за прошедшие два-три года Медведково так сильно разрослось.

Я остановилась, чтобы перевести дух, а заодно определиться с какой стороны начать поиски дупла. Пошла по тропинке, ведущей трем красавцам-дубам, стоящим в стороне от остальных. При этом внимательно смотрела себе под ноги. Мне хватило впечатлений, когда однажды едва не наступила змею, греющуюся на песочке.

На мое счастье один из трех дубов был с дуплом, но оно располагалось так высоко, что мне пришлось изрядно постараться, чтобы сунуть в него послание. Получилось только с подскока. Назад шла с чувством выполненного долга. Считала, что теперь я в надежных руках. Волшебный дух присмотрит за мной.

Но не тут-то было. У магазина на центральной улице меня едва не сбил мотоциклист. За шлемом не смогла разглядеть лица, но послать ему вслед крепкое словцо успела. Устыдилась, когда услышала каркающий смех. Старуха Извергиль, ждущая на крыльце сельпо, когда откроется винный отдел, показала мне всемирно известный знак одобрения – большой палец.

– Растет пополнение! – с гордостью прошамкала она, не забыв обругать «обнаглевших ***». Простонародное слово, метко характеризующее любителей однополых отношений, я никогда не рискнула бы проорать на всю улицу. Местные мужики такого баловства не понимали, а потому могли набить морду любому, кто их обозвал.

Так и случилось: мы обе застыли, когда поняли, что оскорбленный мотоциклист разворачивается и едет к нам. Извергиль со скоростью проворной белки шмыгнула за магазин, я же осталась встречать кару одна. Для уверенности уперла кулаки в бока и по примеру родственницы задрала нос на сантиметр выше положенного.

– Снежинка! Ты ли это? – мотоциклист затормозил в метре от меня и снял шлем.

– Волк?! Волчара! Какой же ты стал здоровый! – я кинулась к другу детства.

Мы не виделись лет десять, если не больше. Еще в школьные годы Волков-старший, разбогатев на фермерском деле, отправил наследника постигать знания за границей. Рассказывали, что Макс даже пытался сбежать из английского пансиона для мальчиков, но строгий отец быстро отбил охоту к своеволию. Намаявшись на чужбине, Максим вернулся, когда ему стукнуло восемнадцать, и наотрез отказался учиться где-либо, кроме России. Бабушка как-то упомянула со свойственным ей сарказмом, что после окончания аграрного университета, Волк практикует свой чистый английский с буренками иностранных пород.

– Я тебя не узнал, – он улыбался во весь рот. Темно-серые глаза лучились счастьем. – Ты стала такая… такая…

– Взрослая? – я не отставала в проявлении чувств. Губы сами разъехались в искренней улыбке. Приятно встретить старого знакомого.

– Улетная.

– Ты тоже изменился, – я потрепала его по русоволосой макушке. – В шлеме особенно не узнать. Сделался здоровым, словно бык.

– Снежинка, – он поднес руку к моему лицу и ласково провел большим пальцем по брови, – меня профессия обязывает быть сильным.

Я не думала уклоняться от неожиданной ласки, помня детскую любовь и случай, что заставил нас сблизиться. Лишь Максим имел право называть меня Снежинкой. Другим не разрешалось, поскольку это был наш и только наш большой секрет.

Однажды, когда я приехала к бабушке на зимние каникулы, Макс в порыве щенячьей нежности ткнул меня лицом в сугроб, не подозревая, что под пушистым снегом лежат ледяные глыбы. У меня до сих пор сохранилась под бровью ниточка шрама. Нас тогда обоих напугала кровь, хлынувшая из раны. Размазывая слезы, сопли и кровь по лицу, я видела, какими глазами смотрел на меня Максимка, когда фельдшер спросил, кто сотворил со мной такое зверство. Узнай правду Волков-старший, он точно выдрал бы сына. Дядя Паша был с ним слишком суров. Я соврала медработнику, что съехала головой вниз с ледяной горки.

Мой первый, пусть и детский поцелуй, тоже был с Максом.

– Вечером смотаемся в Себеж? – он похлопал по заднему сиденью. – Посидим в кафе.

Я вздохнула и покачала головой.

– Не могу. Обещала деду пойти с ним в клуб.

– А что там? Вроде дискотеки сегодня нет.

– Да так. Ерунда. Будут распределять роли в спектакле ко Дню деревни, – я махнула рукой, прекрасно понимая, что Макса, хоть он и носит прозвище Волк, в клуб никакими пряниками не заманишь. Двадцать пять лет не тот возраст, когда есть желание играть в сказки.

– Тогда завтра съездим? Или для меня всегда «нет»? – Максим склонил голову к плечу. В глазах светилось напряженное ожидание.

– Завтра смогу, – развеяла его сомнения я.

– Ты замужем? – он вдруг вспомнил, что я всего на два года младше.

– Нет.

– Жених есть?

Макс посмотрел в конец улицы, словно надеялся увидеть там ждущего меня мужчину. Будто я, такая раскрасавица, не могу ходить одна. Когда-то, еще до отъезда в пансион, Волков встречал меня у дверей дома и провожал до них. Мы ходили только вдвоем. Держались за руки.

Наткнувшись взглядом на Извергиль, Максим усмехнулся – старуха показала ему средний палец. Неугомонная. Я замялась, не зная, как ответить на вопрос. Есть у меня Андрей или нет?

– Понятно. Есть, но не здесь, – Волков понял заминку по-своему.

Я неопределенно пожала плечами.

– Я пошла. Бабушка будет беспокоиться.

– Хочешь подвезу?

– Не надо, – я знала, что грохот мотоцикла заставит вывалиться на крыльцо всех Гончаровых, а я еще надеялась незаметно вернуться в дом. – Прогуляюсь. Утро хорошее.

– Тогда до завтра? Я за тобой заеду.

– Давай.

Я шла домой и улыбалась. Не знаю, что помогло: провидение или скорая помощь лесного духа, но я твердо знала, кто прячется за маской Мистера Икс. Судьба подбросила мне встречу с человеком, к которому я очень тепло относилась. Нас связывали замечательные воспоминания.

Осталось дело за Мистером Игрек.

Глава 5. Удивительные чтения

В клуб собирались словно на свадьбу. Бабушка пахла французскими духами, дед дорогим коньяком. Дома осталась только Надя, поставившая тесто для пробных пирожков. Все были заняты мыслями о предстоящем спектакле.

Делегацию театралов-любителей возглавляла бабушка, как всегда, задравшая нос на непозволительную высоту. Цоканье ее каблучков заставляло соседей высунуться в окна, чтобы в очередной раз полюбоваться на райскую птичку. Сегодня она была в красном. В летящем наряде Вероники Романовны читалось тайное желание выглядеть молодой и годной на главную роль.

Следом вышагивал строевым шагом дед. Он старался держаться мысленно нарисованной прямой линии, поскольку дегустация марочного коньяка неожиданно затянулась. Надо было бабушке с утра взяться за прическу, и тогда у деда не оказалось бы столько свободного времени.

Мы с Ксюшей по очереди тащили тяжелый баян. Большей частью она, поскольку в сестре силы было немерено. Я изредка брала его в руки, чтобы показать, что в клуб иду не просто так, а по делу. Замыкал нашу процессию любимчик деда пес Полкан, сорвавшийся с цепи. И не было никаких сил прогнать его назад.

– Мы с ним одной крови, – веселился дед, видя наши потуги навести порядок в строю. – Я полкан и он Полкан. Он, как и я, будет блюсти вашу честь.

– Как будто на нее кто-то покушается, – Ксения, видя, что я под тяжестью баяна согнулась пополам, сжалилась и забрала музыкальную махину, в которой чувствовалось не меньше десяти килограмм веса.

Возле клуба неожиданно оказалось слишком многолюдно. В основном толклась молодежь, ищущая, чем бы заняться в воскресный вечер. Путались под ногами дети. Дискотеки проводились исключительно по субботам, чтобы трудовая неделя начиналась без опозданий и с трезвой головой – так постановило правление сельсовета. Выгнанные из клуба взашей подростки с недовольством косились на Сару Леопольдовну, которая пропускала в святая святых только тех, кто, по ее мнению, подходил на роль или мог пригодиться в процессе подготовки. Забракованный женой режиссера народ роптал: такая потеха – и только для избранных!

– Зайка, может, все же поменяешь свое решение? – супруге заискивающе заглядывал в глаза господин Рубинчик. – Надо приобщать молодых. А вдруг им понравится, и кто-то захочет поучаствовать?

– Знаю я их, – Сара, уперев руки в бока, стояла стеной. – Они же сюда развлечься явились. Позубоскалить и насорить. Мети потом. Нет, не пущу.

Супругам пришлось отойти, чтобы пропустить нашу семью. Дед, удивившись, что на ответственных рубежах стоит женщина, быстро взял дело в свои руки. Развернув Сару Леопольдовну в сторону зала, легонько подтолкнул ее по направлению к сцене, где дожидался аккомпаниатора черный рояль.

– И мышь не пройдет! – пообещал дед, закрывая спиной дверной проем.

Когда на первых двух рядах собралось человек двадцать жителей Медведково, Аркадий Матвеевич позвенел колокольчиком, привлекая к себе внимание. Перед режиссером стоял стол, украшенный букетом полевых цветов. Рядом с вазой примостилась бутылка с минеральной водой. В нервных руках Рубинчика трепетали листы сценария. Услышав «первый звонок», Сара Леопольдовна сорвалась с места с кипой бумаг в руках. Слюнявя пальцы, она отсчитывала листы с текстом и раздавала присутствующим. Нам с Ксюхой достался один экземпляр на двоих. Пес Полкан, вздохнув, улегся у наших ног.

Только господин Рубинчик в последний раз тряханул колокольчик и прочистил горло, собираясь говорить, как в дверях произошла заминка: дед грозно кого-то допрашивал.

– Что там? – нервным фальцетом поинтересовался режиссер. – Нам дадут работать или нет?

– Дадут-дадут, – в проходе появился Волков-младший. Следом за ним шло еще несколько человек. – Может, мы тоже хотим поучаствовать в спектакле.

Найдя меня глазами и поняв, что места рядом заняты – с оной стороны сидела Ксюша, с другой на полу развалился Полкан, Максим направился к третьему ряду и сел в кресло за моей спиной.

– Привет, красавицы, – скалясь в широкой улыбке, он поприветствовал нас с Ксюшей. Пес Полкан открыл один глаз, но тут же вновь задремал, решив, что чести подопечных ничто не угрожает.

Присутствие Максима меня смущало, я чувствовала, что он смотрит мне в затылок, отчего постоянно ерзала и не могла сосредоточиться на сценарии. Сунула его сестре.

Для неожиданных слушателей копий не хватило, поэтому господин Рубинчик решил не затягивать с чтениями, а устно изложить суть постановки. По своей извечной привычке, Аркадий Матвеевич говорил, красуясь. Делал акценты, повышая и понижая голос, рокотал или шипел. Увлекаясь происходящим в пьесе действом, выкрикивал реплики и театрально взмахивал руками. Его супруга слушала его с благоговейным вниманием. Она любовалась им. Вот что значат настоящие чувства. Хотела бы я через тридцать лет так смотреть в рот любимому и гордиться им.

– Заяц молил о помощи, и Шапочка не смогла отказать, – трагическим голосом прервал мои размышления Рубинчик. – Ее ужасали мазки крови на его одежде, а потому она поспешила следом за Косым.

Услышав имя персонажа, которого не было в классической сказке, я сосредоточилась на пьесе. В нее явно добавились герои из Колобка: Медведь, Заяц и Лиса.

Встреча с введенными в спектакль героями должна была отвлечь Красную Шапочку от основной цели – похода к бабушке. У внештатных персонажей произошел сговор с Волком, который, узнав от болтливой Шапки, что бабушка серьезно больна и неизвестно как долго продержится на этом свете, решил завладеть ее имуществом. Докажи потом, что старушка не по доброй воле переписала дом и несколько соток земли на берегу чудесного озера, где собираются строить курорт, в пользу тайного любовника. По задумке режиссера Волк был до того хорош, что перед ним не могли устоять ни девочки-подростки, считавшие его своим кумиром, ни обожающие его старушки, готовые отдать свои дряхлые сердца в его ненадежные руки. Так что никого не удивило бы, если бы Волк сделался наследником.

– Волк любит мясцо пожестче? – выкрикнул кто-то с третьего ряда. Его поддержали смехом.

Рубинчик перестал говорить и строго посмотрел на нарушителя.

– Но разве Волку поверят, если у него на руках не будет нотариально заверенных документов? – моя бабушка была за реализм, поэтому беспокоилась о нюансах.

– Вот для этого ему и нужно было время! – вернулся к сценарию режиссер. Его глаза горели, голос звенел. – Пока Шапочку отвлекали Заяц, Медведь и Лиса, Волк дал взятку нотариусу Кабану, который обязался заверить дарственный акт.

– Акт дарения наследники могут оспорить, – не унималась бабушка. – Вот если бы…

– Вероника Романовна, я тоже за реализм, – вздохнув, Рубинчик поправил черную бабочку. Накрахмаленный ворот рубашки явно натер ему шею. Осмотревшись, я заметила, что все пришедшие на пробы принарядились. – Но давайте не будем забывать, что у нас сказка.

– Это он здорово придумал, что ввел в сценарий кучу народа, – заметила Ксюша, наклонившись ко мне. – Сама сказка слишком простая. Можно сказать, всего три диалога: матери с Шапкой и дважды у Шапки с Волком.

– Так он старуху все-таки съест? – никак не мог угомониться третий ряд.

– Нет, зачем же? – Рубинчик поправил очки. Он вспотел от излишней экспрессии. – У нас не будет кровавых сцен. Хотя сообщники Серого приложат все силы, чтобы отвлечь Шапочку, она все равно явится слишком рано. Волк вынужден будет затолкать Бабушку в сундук, который у нас символизирует волчье чрево, а сам займет ее место в кровати.

– Шапочка слепая? Как можно не понять, что перед ней Волк, а не Бабушка? – опять подали голос с третьего ряда.

– Конечно же, она сразу поймет, что перед ней лежит вовсе не бабушка, но она умная девочка и будет тянуть время бесполезной болтовней, чтобы обдумать, как действовать.

– Короче, она примется заговаривать Волку зубы, – пояснил мой дед, обернувшись на молодняк. – А сама меж тем станет прикидывать, с какой скоростью надо добежать до двери, чтобы ее не успели поймать.

– Не успеет, бедняжка. Все равно сожрут.

Я обернулась на подавшую голос. Сильно накрашенная шатенка откровенно прижималась к Волкову. Я никогда прежде не видела этой красотки в нашей деревне, но судя по тому, как она стрельнула в меня глазками – девица была опытной в любовных делах. Моментально почувствовала во мне соперницу. Максим, заметив мой взгляд, убрал руку незнакомки со своего колена. М-да. На Волкова устроили охоту, и вовсе не в сказке.

– Итак, предлагаю следующее распределение ролей, – Рубинчик потряс колокольчиком. Его громкой звон резанул слух. – Красная Шапочка – Анна Гончарова.

Я опешила и не сразу пришла в себя от такого поворота. Только хотела сказать, что не смогу участвовать по множеству причин, и первая из них – мой отпуск закончится раньше Дня деревни, как за спиной поднялся в полный рост Максим.

– Тогда я буду Волком, – уверенно произнес он и снисходительно посмотрел на меня. Мол, никуда не денешься, Шапка, все равно съем. – Запишите меня.

– И меня. Я буду Лисой, – поспешила застолбить место его соседка.

– Я Зайцем, – то ли шутя, то ли на полном серьезе сказал тот, кто больше походил на медведя. Здоровяк пришел вместе с Максимом.

– Ха–ха–ха, – не удержался его тщедушный приятель, поправляя круглые очки, похожие на те, что носил Кролик в мультфильме про Винни Пуха. – Тогда я буду Медведем.

– А я Матерью, – успела вставить дама за пятьдесят, явно из дачниц.

Бабушка, видя, как молниеносно расходятся роли, выкрикнула, сорвавшись на высокие ноты:

– Бабушка моя! И только попробуйте вякнуть! Будете иметь дело с моим Полканом.

Оба полкана подали голос одновременно.

Господин Рубинчик цвел от счастья. Старожилы, не успевшие застолбить роли, возмущались. Но у одного из них еще будет шанс проявить себя. Подложу свинью Волкову. Пусть на репетиции узнает, что Красную Шапочку играю не я, а Сара Леопольдовна.

Глава 6. Про свидание Шапки с Волком

Я дождалась, когда старожилы, не получившие роли, перестали рвать режиссера и покинули клуб. Задержав господина Рубинчика у выхода, я напрямик заявила:

– Зря вы назначили меня на роль Шапочки. Я в деревне надолго не задержусь. Москва, работа и все такое, – я не стала вдаваться в подробности.

– Ничего не зря! – воодушевленно откликнулся Аркадий Матвеевич, пальцем возвращая съехавшие очки на переносицу. – Это был продуманный ход. Спасибо Сарочке, надоумила!

Он с умилением посмотрел на супругу, застывшую в дверях с кипой бумаг, букетом, что недавно украшал стол, и початой бутылкой воды. Супруга режиссера зарделась от похвалы и, видя, что я ничего не понимаю, терпеливо пояснила:

– Я сразу заметила, что сын Волкова с тебя глаз не спускает. Поэтому решили поймать его на живца. Если бы не ты, не видать нам в спектакле Максима и его компании. Как ни крути, а из семидесятилетнего Петровича никудышный волк.

– Кашляющий волк и забывающий реплики герой – это на самом деле не смешно, – Рубинчик не мог не улыбаться. Он упивался привалившим ему счастьем.

– Молодой и сильный волк – это хорошо, – кивнула я. – Но на ближайшей же репетиции он поймет, что я взяла самоотвод. Что вы тогда будете делать?

– Когда ты возвращаешься домой? – Рубинчик устал бороться со съезжающими на кончик носа очками, снял их и принялся тереть салфеткой. Без очков его светлые на выкате глаза уже не ужасали размерами.

– Через две недели, – я немножко убавила срок отпуска. А то от заведующего клубом можно ожидать, что он побежит в правление договариваться о досрочном проведении Дня деревни.

– Ты же не откажешь старому знакомому в маленькой просьбе? – произнес он воркующим голосом. – Походи на репетиции, подыграй нам. А к тому времени, когда Волков с друзьями втянется, мы подберем ему другую Красную Шапочку.

– В крайнем случае, я возьму эту роль на себя, – кивнула Сара Леопольдовна. – Твой дед прекрасно исполнит музыкальную программу один.

«Вот же лиса, – подумала я. – Как ловко она обошла мою бабушку, мечтающую о роли Шапки. Выиграла битву титанов, всего лишь щелкнув пальцами».

Я вздохнула. Бабушка расстроится, если узнает о хитрости Сары.

– Хорошо. Я постараюсь не подвести. Но через две недели меня здесь не будет. Когда репетиция?

– Раз задействованы все местные, то назначим на среду, – радостно отозвался Рубинчик.

– Учи роль, – Сара сунула мне в руки потрепанный экземпляр. Наверняка его в сердцах измял кто-то из обиженных.

Дома я застала обсуждение собрания в клубе. Бабушка кипятилась наглостью молодых, Надя, хоть и не присутствовала, поддакивала, дед прерывал реплики пассажами на баяне, который дотащил назад сам. В спине не обломился. Перед ним лежал листок со списком композиций для спектакля, которые следовало выучить. А моя сестра сосредоточенно дегустировала пирожки, братья которых однажды займут место в корзинке Шапки.

– И что? – бабушка отвлеклась на меня, стоило мне появиться на пороге. – Ты решила остаться? А как же работа?

– Возьму без содержания, – вяло отбилась я. Не хотелось травмировать бабушку рассказом о заговоре Рубинчиков. Пусть все идет своим чередом. Я сама не представляла ба в роли молоденькой девочки, но упаси меня боже, сказать ей об этом.

Помыв руки, я села рядом с Ксюхой. Пирожковый аромат начисто выбивал все мысли из головы.

– Остальные уже поели, одна ты голодная ходишь, – известила меня сестра, пододвигая ближе тарелку. – С грибами попробуй. Чудо.

– Боюсь, на сцену Шапка выйдет с пустой корзинкой, – прошамкала я с полным ртом. – Очень вкусно. Массовка не удержится, расхватает пирожки. Надо готовить реквизитные. Из папье-маше.

– Ну это вы сами, – обиделась Надя. Я и не подумала, что своим предложением отнимаю у нее причастность к праздничному событию. – Я только по настоящим пирожкам мастер.

– А ты чего молчала в клубе? – я пихнула сестру локтем. – Тоже могла бы роль получить. Про роль Охотника, например, никто не вспомнил. А его ух как можно было бы сыграть. Положительный герой.

– Мне к свадьбе надо готовиться, а не в куклы играть, – сестра еле дожевывала пирожок с капустой. Объелась. – И не с руки мне мотаться сюда каждые выходные. Вам и без меня будет весело.

***

В понедельник вечером домочадцев переполошил рокот мотоцикла и резкий сигнал у калитки. Надя по пояс высунулась в окно.

– А Аня выйдет гулять? – скалясь во весь рот, спросил Волков-младший.

– Иду! – крикнула я на весь дом, на ходу собирая волосы под резинку.

Совсем вылетело из головы, что согласилась на свидание с Максимом. Весь день провозилась с бабушкой, перешивая наряды для спектакля. Тарахтела на швейной машинке в основном бабушка, а я была подмастерьем. Подай-принеси. Создание театральных костюмов увлекательное дело, вот и забыла о времени.

– Куртку надень и капюшон натяни, – Надя наблюдала, как я прыгаю на одной ноге, ища запропастившийся второй кроссовок. – Вечерами холодно. А на мотоцикле так вообще можешь мозги выветрить. Привезут назад дурочкой.

– Я в шлеме буду, не выветрит, – я схватила с крюка куртку и вылетела на крыльцо.

Это я вырядилась как попало – рубашка да джинсы, а вот Максим выглядел стильно.

Весь в черном. Кожаные штаны, косуха с готической надписью на спине и какой-то космической формы шлем.

– Я ужас, летящий на крыльях ночи! – подразнила я его.

– Цепляйся, – он постучал по заднему сиденью, сунув мне в руки шлем. Заметив, что я вожусь, не зная, каким макаром напялить шлем (никогда прежде не приходилось рассекать на мотоцикле), со снисходительной улыбкой нахлобучил мне на голову сам.

Я визжала до самого кафе. Скорость, резкий ветер и страх вылететь из «седла» не давали рту закрыться. Я цеплялась за жизнь, вжавшись в спину Максима и цепко обхватив его руками.

– Назад пойду пешком, – выдала я, с трудом разгибая пальцы и спину, когда зверь, наконец, остановился. Дошла до кафе походкой кавалериста-новичка. Максим держался сзади и посмеивался.

Заказал еду сам, сославшись на то, что лучше знает, что мне придется по вкусу. Он знал. Мы не раз совершали набег на погреб его бабушки за солеными огурцами и мочеными яблоками и воровали горячие пироги, неосмотрительно оставленные ею «подышать» на подоконнике.

– А кто та шатенка, что прижималась к тебе в клубе? – спросила между прочим я, осматриваясь в кафе. Сделанное на американский манер, оно было таким же бездушным. Длинный прилавок с горящими картинками блюд, ряды столов у окна. Впечатление, что находишься в вагоне-ресторане. Небольшой пятачок в торце с музыкальным автоматом. Песни на английском языке. В меню гамбургеры, картошка фри, что-то из курицы, коктейли.

– Заметила? – он улыбался так, словно я похвалила его за удачную обновку.

– Еще бы. Она едва не лежала на тебе.

– Полинка Осипова. Она у отца на фирме младшим бухгалтером работает.

– Старшим хочет быть, – я хмыкнула.

– Угадала. Думает, что я не понимаю, что ей от меня надо.

– А ты? Пользуешься положением?

– Я ничего не обещаю. Раз дают, надо брать.

– Цинично, – я щелкнула языком.

– Надо жить проще, Анюта.

– Не получается у меня проще. Совесть не дает.

Мы замолчали. Подошла официантка с кофейником, наполнила чашки.

Кафе потихоньку заполнялось. Уходили родители с детьми, их места занимала молодежь. Становилось шумно. Несколько парней с веселыми девицами подходили здороваться с Максом. Джинсы, кожа, в руках шлемы. Меня с интересом изучали. Значит, не часто Волков выбирается сюда с девушкой. На очередную так не пялились бы.

Пока ели, кто-то поставил танцевальную музыку, и парни топтались с висящими у них на шеях девчонками на пятачке у музыкального аппарата.

– Потанцуем, – Волков протянул руку. Обнял крепко. Я чувствовала перекатывающиеся под майкой мускулы. Его руки скользили по моей спине, но без наглости. – Эх, если бы не твой дед, украл бы я тебя, Снежинка.

– А что не так с моим дедом? – я улыбалась. Мне было хорошо. Приятная медленная музыка, умелый партнер.

– Полковник обещал отстрелить мне яйца, если с тобой что-нибудь случится.

Я рассмеялась.

– И когда только успел?

– Может, начнем встречаться, а? Тянет меня к тебе, – Максим дышал в ухо. Электрические импульсы щекотно простреливали от шеи вниз. Я начинала заводиться. Волков был из тех мужчин, что поражают звериной сущностью. Есть в них что-то от природы. Дикое, завораживающее.

– А как же Полина?

– Кому нужна Полина? Бухгалтерии? Мне – нет.

– Я скоро уеду.

– Ах, да. Забыл. Там ждет другой.

«Может, и не ждет».

Я вздохнула. Вслух говорить не стала, не желая давать надежду. Курортные романы меня не устраивали. Я не Полина. А к серьезным отношениям еще не готова. Болело у меня при воспоминании об Андрее.

– Может, дашь мне хотя бы попробовать? – губы Макса сомкнулись на моей шее, но я дернула плечом, заставляя Волкова поднять голову. – Вдруг я поражу тебя игрой в спектакле?

Он улыбался.

– И я стану твоей фанаткой?

– Нельзя отказывать в шансе, – выдал Волков, сделав серьезное лицо.

Я ничего не ответила. Время покажет.

Договорившись встретиться в клубе на репетиции, мы расстались. Попытку поцеловать меня в губы я пресекла, подставив щеку.

Родственники встретили равнодушными лицами, но потому, как были задраны занавески на окнах, выходящих на калитку, было понятно, что они наблюдали за нашим прощанием.

– Не видать тебе роли Шапки, – тихо произнес дед, держа газету вверх тормашками, на что бабушка обиженно поджала губы. А я потопала в свою комнату, пытаясь разобраться с чувствами.