Kitabı oku: «Письма из апокалипсиса. Кит», sayfa 2

Без пяти минут мёртвые воды, в которых с каждым днём становилось все меньше и меньше кислорода, под холодным взглядом луны монотонно накатывали на берег.

После прилёта сферы мир изменился, смерть больше никого не удивляла.

Ты мог порезаться бритвой в собственной ванной и умереть меньше чем через час от сепсиса, мог сесть в автобус и не выйти из него, потому что кто-то чихнул. Аномалия могла съесть асфальт под колесами машины, а потом переработать железо в ржавую пыль, совершенно неожиданно могла упасть стена дома или целый небоскрёб. Невидимая глазу аномалия непредсказуемо разрушала мир, а на его руинах тут же возникала буйная чужая растительность. А вот с человеческим телом было иначе. Можно было попасть в эпицентр аномалии и выжить, организм мог справиться и дать отпор. Для человечества еще оставалась надежда, так во всяком случае говорил Герман. Все последние шесть месяцев, он уверял нас, что на далеком берегу озера Байкал, в научном городке, ученые со всего мира день и ночь ищут ответы, как спасти мир.

Но мой мир они спасти уже не могли. Моя жизнь дымилась в яме и никто не мог её оттуда достать. Смахнув слёзы, я направился к кромке воды, собираясь утопить горе в океане. Несмотря на то, что большая часть смертоносной земной фауны перестала существовать, на нашем берегу всё еще можно было встретить как голодных акул, так и ядовитых медуз, и это несмотря на подводную станцию по добычи урана.

Австралийские экологи не верили отчетам ООН и называли такие станции грязными бомбами. Австралия единственная страна, которая выдержал энергетическую осаду и не попалась на урановый крючок, они придерживались своего закона о защите прав окружающей среды и не строили атомные электростанции. Когда же на мир обрушилась аномалия и странным образом не коснулась южного континента, фанаты теорий заговора усмотрели в этой особый смысл, так этот засушливый мир стал землей обетованной нового времени и на континент потянулись беженцы со всех уголков планеты. Австралию спасло то, что некогда огромный мир снова стал маленьким. Самолеты необъяснимо падали и летать почти перестали. В морях и океанах бесследно пропадали корабли и мореплавание снова вернулось к тому с чего началось – к прибрежной зоне, правда теперь у штурвала стояли не люди, а компьютеры.

Я почти зашёл в воду, когда услышал пронзительный крик. Распознал я его не сразу, а когда понял что слышу, то побежал на звук, на ходу доставая из кармана сигнальную ракетницу. Ракета еще не успела упасть, а на берег уже бежали ооновцы в форме и с оружием. Следом за военными на берег высыпали жители нашей коммуны и местные рыбаки из Веревочного городка. Сваи, на которых он стоял, теперь лежали как скошенная трава. На мелководье лежал кит, выбросившийся на берег, он бил хвостом и звал сородичей. С ходу я не мог определить к какому виду относится этот гигант, но подойдя ближе, увидел на хвосте мигающий маячок. Под протестующие крики Линды и капитана Хамстера я вошел в воду по пояс и достал телефон, чтобы отсканировать чип и узнать откуда этот кит тут взялся. Кит оказался из Флориды, запись в реестре сообщала что это самка и она вынашивает детёныша.

Шансов выжить у выбросившегося на берег кита мало, статистика беспощадна. Животное быстро погибает от обезвоживания или задыхается под тяжестью собственного веса. Учёные так и не смогли объяснить почему киты сотнями выбрасывались на берег, теперь же, когда во всем мире насчитывалось всего несколько тысяч особей, ответ уже ничем не мог помочь. Самые крупные млекопитающие нашей планеты задыхались в океане, пути их миграций лежали теперь в обход мусорных островов и многочисленных зон гибели. Люди же, сами оказавшиеся на грани вымирания, спасали только себя.

И потому мигающий маячок, стал для меня символом надежды. Кто-то продолжал бороться и не только за свою жизнь, но и за мир вокруг. Это все еще наш дом, какой бы аномальным он ни был.

Линда Варма продолжала кричать и махать руками, требуя чтобы я немедленно вышел из воды. Военные уже ставили ограждение, чтобы не подпустить людей к киту. Помочь хотели многие, я видел как люди надевали защитные костюмы и брали вёдра. Один из ооновцев в полном защитном снаряжении вошёл в воду следом за мной и, схватив за ворот гавайки, силой вытащил на берег. За щитком маски я не рассмотрел его лица, но на манжетах перчаток ярко горел символ радиации. Где-то на дне того, что от меня осталось, всколыхнулась ярость. И после этого они говорят, что станция по добыче урана безопасна?

Линда схватила меня за руку и потащила подальше от кита, она что-то бормотала про самоубийственную простоту деревенских мужиков и я не сдержал нервный смешок. Мне было сорок четыре, я родился и вырос в огромном городе с населением около десяти миллионов, и это только по статистике, а ведь нелегалов никто не отменял. Хелен говорила, что аристократизм отпечатан на моём высоком, белом лбу, плавно переходящим в лысину, и особенно отчетливо он выпирает из меня по утрам, когда я неторопливо пью разбавленный непонятно чем, просроченный растворимый кофе из очень маленькой фарфоровой чашечки.