Тамара взглянула на опекуншу – только сейчас девушка поняла, как ей хочется спать, послушав совет бабки, она сняла кофту и юркнула под пуховое одеяло. Светло-каштановые волосы девушки рассыпались по подушке, она закрыла глаза и дала себе слово во что бы то ни стало посчитаться с обидчиками. Тамара усердно пыталась заснуть, но мысли, роившиеся в ее голове, не давали покоя, в ее памяти всплывали картины минувшей ночи, заставляя вновь и вновь пережить все заново. «Надо успокоиться… – уговаривала себя девушка. – Не дело – не спать из-за чьей-то дурной выходки». Веки девушки потяжелели, мысли начали путаться, и вскоре, сама того не заметив, она уснула.
Светало, ночь уступала права новому дню, над рекой клубился белесый туман, певчие птицы мелодичными трелями возвещали о восходе дневного светила, баба Дуня приготовила завтрак и стала будить внучку.
– Вставай, гулена, в школу пора… – суетясь у стола, произнесла женщина.
Тамара потянулась, глянула на часы и снова заснула.
– Говорю же, вставай! – сквозь сон услышала девушка.
«Неужели утро? Как хочется спать… – подумала Тамара. – Кто придумал эту школу? Учат, учат с утра до вечера, а я, может, спать хочу, не пойду на занятия, и все тут…» – девушка натянула на голову одеяло и засопела.
– Вставай, внучка, не то опоздаешь! – сердито произнесла баба Дуня.
Тамара знала, что женщина не отступит, и, отбросив одеяло, встала и пошла умываться.
ШКОЛА В ГУЩИНО располагалась в одной из хозяйственных построек, входивших некогда в состав усадьбы Родкевичей. Это был большой, добротный дом с просторными прямоугольными комнатами: в одной из них располагалась учительская, в другой – кабинет директора, остальные служили классами для деревенских детей. Школа давала семилетнее образование и являлась центром культурной жизни села. Учительский состав семилетки составляли приезжие, а обслуживающий персонал – жители деревни. Труд учителей оплачивался скромно, поэтому сердобольные сельчане, чем могли, помогали преподавателям. Ежедневно около восьми часов утра школьный двор оживал, деревенская детвора спешила на занятия. По традиции у входа в здание их встречал директор школы Абрам Романович Гольдман. Стоя на высоком деревянном крыльце, мужчина здоровался с учениками и делал им замечания относительно их внешнего вида, успеваемости и поведения. Пройти в школу незамеченным было невозможно. Вот и сегодня, как обычно, директор стоял на своем боевом посту и придирчивым взглядом оценивал всех, входящих в здание. Его костюм был тщательно выглажен, редеющие волосы – гладко причесаны и смазаны гусиным жиром. Глянув на уборщицу, мывшую перила крыльца, директор недовольно заметил:
– Что – опять лестницу чернилами намазали? Доберусь я до этих художников…
– Давно пора, – кивнула женщина, – а то пока я перила мою – сама в чернила вымазываюсь, руки потом с трудом отмываю…
– Сегодня же постараюсь выяснить, что за вредитель завелся в школе.
– Так они вам и сказали… – ухмыльнулась женщина.
– Куда они денутся? – ответил директор и вошел в здание.
Проходя мимо группы старшеклассниц, мужчина недовольно глянул на Розу. «Снова кудри навила…» – отметил мужчина. Каждый раз, когда он видел роскошную копну волос Варенковой, его распирало от негодования. «Совсем стыд потеряла… – в мыслях сокрушался Гольдман. – Ничего, я научу тебя, как следует вести себя в школе…» Девушки смущенно посмотрели на директора и вежливо поздоровались.
– Здравствуйте! – ответил глава школы. – Почему вы не в классе? Скоро начнется урок… Варенкова, подойдите ко мне!
Девушки переглянулись и, многозначительно посмотрев на Розу, вошли в класс.
– Снова к ней придирается… – вздохнула Зинаида и с сочувствием посмотрела на подругу.
– Бедная Роза, хоть налысо подстригись… – ответила Фая.
– А может, он по другой причине ее подозвал, – высказала предположение Настя.
– Как же… – ухмыльнулась Тамара.
В это время в класс вошел учитель географии, девушки замолчали и сели за парты, начался урок. Анисим Иванович Полуянов положил на учительский стол журнал успеваемости и осведомился у дежурного, кто отсутствует.
– Варенкова… – доложил Мохов.
– По какой причине? – поинтересовался учитель.
– Не знаю, – пожал плечами парень.
– Ее Абрам Романович задержал, – пояснила Зинаида.
– Вот как… – нахмурил брови географ.
Отсутствие Варенковой вызвало у преподавателя недовольство – не в первый раз Гольдман снимал детей с уроков для наложения дисциплинарных взысканий. «Эта чем ему не угодила?» – недоумевал мужчина. Начался урок…
Варенкова стояла перед директором, не смея поднять глаза. «Что ему нужно?..» – с замиранием сердца думала девушка.
– Вы хотели мне что-нибудь поручить? – поинтересовалась Роза.
– Все, что могла – ты уже сделала, – хмуро произнес директор. – Снова волосы накрутила – разве так ведут себя прилежные ученицы? Что нам завещал великий Ленин? Он завещал: учиться, учиться и…
– Учиться коммунизму, – смущенно пролепетала Роза.
– Говоришь ты, Варенкова, все правильно, а на деле занимаешься вредительством! Последний раз предупреждаю, если не прекратишь этот разврат – выгоню из школы! Сейчас пойдешь со мной в подсобное помещение и вымоешь голову…
Глаза девушки заволокли слезы, она не смогла сдержаться и расплакалась.
– Я не нарочно, они от природы вьются… – попыталась оправдаться школьница, но Гольдман ее не слушал, он был уверен, что ученица лжет.
Схватив девушку за руку, директор потащил ее в кладовую и там, наклонив голову ученицы над тазом, облил ее волосы водой из ведра. Бледный от злобы, мужчина пытался своими неуклюжими пальцами распрямить мокрые локоны Розы.
– Я тебе покажу, как школу позорить! – грозно приговаривал директор. – Взяла моду волосы крутить! Не хотела иметь прическу, положенную ученице, терпи…
Роза молча терпела боль, понимая, что ее слова ничего не изменят. «Пусть хоть все до одного выдерет», – в душе сокрушалась девушка. Ей так надоели придирки Гольдмана, что она предпочла бы остричься налысо, лишь бы не слышать его незаслуженных упреков. Не сумев распрямить девушке волосы, директор оставил ее в подсобке, наказав привести себя в порядок. Роза отжала руками волосы и стала искать, чем их вытереть… Дверь кладовки открылась, и в помещение с ведром в руке вошла Галина Кудрявцева.
– Что ты здесь делаешь? – удивилась уборщица и посмотрела на залитый водой пол.
Роза взглянула на женщину и расплакалась.
– Чего ты плачешь и почему у тебя мокрые волосы? Ты что – мылась здесь? – поинтересовалась уборщица.
Роза всхлипнула и поведала женщине о своем горе.
– Ну и чего ты расстроилась? – попыталась успокоить ее Кудрявцева. – Подумаешь – волосы вьются, радоваться надо, другие хотели бы иметь такие кудри, да не тут-то было, а на Абрама Романовича не обижайся, он о чести школы беспокоится, видимо, решил, что ты специально волосы накручиваешь…
Роза перестала плакать и взглянула на женщину. От надрывного плача нос и губы девушки распухли, а веснушки на лице стали заметнее, выражение её лица было столь жалким, что у Галины дрогнуло сердце.
– Глупая, разве можно так убиваться? – уборщица поставила ведро на пол и прижала девушку к своей груди. – Не расстраивайся… Нет такого горя, которое человек не смог бы пережить, все образуется…
– Правда? – шмыгнула носом девушка.
– Конечно… – Галина не могла поверить, что эта пышноволосая белокурая красавица, которую в деревне называли Мальвиной, могла навлечь на себя такие неприятности. – Ты, вот что… – произнесла Кудрявцева. – Возьми в тумбочке чистое полотенце и обсуши волосы.
Роза вытерла волосы, причесала их гребнем, лежавшим на подоконнике, и стала заплетать косу.
– Подожди, пусть обсохнут… – посоветовала женщина и подивилась локонам Розы, круто завившимся от воды. – Пошли к директору!
– Зачем? – испугалась девушка.
– Пусть удостоверится, что он ошибался.
– Не пойду, – покачала головой Роза.
– Почему?
– Он считает, что я специально их завиваю.
– Мало ли, что он считает – пусть убедится, что ты говоришь правду.
– Не знаю… – растерялась школьница.
– Пойдем! Надо доказать ему, что он не прав.
Роза собралась с духом и решила поступить, как советовала женщина.
– Ну, с Богом! – решительно произнесла Кудрявцева и, взяв девушку за руку, повела к директору.
Дойдя до кабинета, женщина поправила на голове платок и постучала в дверь. Услышав «Войдите!», Галина заглянула в комнату. Гольдман сидел за письменным столом и что-то сосредоточенно писал. Увидев женщину, он отложил в сторону бумаги и поинтересовался, в чем дело. Кудрявцева ответила, что дело не терпит отлагательства. Глава школы недовольно глянул на уборщицу, опустил в чернильницу перьевую ручку и произнес:
– По важному, говорите? Что ж – входите…
Галина подвела Розу к столу и, поборов волнение, произнесла:
– Абрам Романович, я по поводу Варенковой…
– Слушаю… – директор недружелюбно глянул на Розу.
– Я вас очень уважаю, но в отношении Варенковой вы не правы. Напрасно вы считаете, что девочка накручивает волосы – они у нее такие от рождения, вот, убедитесь…
Гольдман вышел из-за стола и подошел к опальной ученице. Роза уткнулась глазами в пол и не осмеливалась смотреть на мужчину. «Зачем я сюда пришла?» – корила себя девушка. Директор надел очки и с удивлением посмотрел на каскад белокурых завитков, украшавших голову ученицы.
– Н-нда… – озадаченно покачал головой мужчина.
– Видите? Волосы девочки мокрые, а по-прежнему вьются… – заметила Галина. – Если бы она их накручивала, они бы от воды распрямились.
– Действительно… – подивился мужчина. – То есть вы утверждаете, что это не завивка… Если это так, то я должен признать, что это самое удивительное, что я видел на своем веку.
Гольдман протянул руку, взял небольшую прядь волос девушки, потянул ее и отпустил – волосы закрутились в крупные завитки. Особенно много их было вокруг лба и на височной части головы ученицы, где волосы были подстрижены короче.
– М-мда!.. – произнес директор. – Похоже, на самом деле свои, но ведь родственники учеников утверждают, что Варенкова волосы накручивает… Кому верить?
– Это они из зависти… Признайтесь, хоть у одной женщины в округе вы видели такие волосы? – поинтересовалась Галина.
Гольдман молчал.
– Не видели! – ответила женщина. – Так зачем девочку винить в том, чего она не делала?.. – уборщица заметила смятение на лице директора и с чувством исполненного долга вышла из кабинета.
Гольдман чувствовал себя неловко. «Некрасиво вышло», – переживал мужчина. Глава школы сел за письменный стол и пристально посмотрел на ученицу.
– Извините, надеюсь, вы понимаете, что я это не со зла… – произнес директор.
– Да, – кивнула девушка.
– Что – да? Не могли бы вы изъясниться понятнее?
– Вы беспокоились о репутации школы… – пролепетала девушка.
– Ступай и впредь причесывайся аккуратней.
– Хорошо, – кивнула Роза. У неё будто гора с плеч свалилась.
Звон колокольчика оповестил об окончании урока, Варенкова вышла из кабинета директора и увидела, как из классов выбежали ученики и веселой гурьбой высыпали на школьный двор, где затеяли активные игры. «Лапта», «классики», «догонялки», «фантики» были любимыми играми школьников, гасившими их бурную энергию, которую педагоги с трудом сдерживали в течение уроков. Увидев подругу, вышедшую из кабинета директора, одноклассницы обступили ее и забросали вопросами.
– Ты, что, мыла волосы? – удивилась Тамара.
– Угу… – кивнула девушка.
– А зачем ты их мыла? Они же были чистые… – недоумевала Коржакова.
Роза вздохнула и с грустью посмотрела на подругу.
– Директор вылил мне на голову ведро воды, – пояснила Варенкова.
– Абрам Романович? Зачем он это сделал? – опешила Настя.
– Хотел распрямить волосы, думал, что я их накручиваю, – пояснила Роза.
– Ничего себе!.. – опешила Фаина. – Так он любую из нас может головой в ведро окунуть…
– У-у, вражина, – гневно глянув на кабинет директора школы, произнесла Тамара. – Что ты собираешься делать?..
– Ничего, – уныло произнесла Роза.
– Это ты зря, – покачала головой Коржакова.
– Брось, Томка, – махнула рукой Анастасия, – самое лучшее – забыть о том, что произошло. Нельзя злить Гольдмана – он обязательно отыграется, знаете, какой он мстительный… Нам еще выпускные экзамены сдавать…
– Пойдемте на улицу, – предложила Зинаида, подруги не стали терять времени и вышли во двор школы.
Фаина оглянулась, увидела у раскрытого окна директора и предложила одноклассницам прогуляться.
Мужчина проводил старшеклассниц взглядом и стал наблюдать за игрой школьной детворы. «Кто из них мог испачкать чернилами перила крыльца?» – размышлял Гольдман. Взгляд директора остановился на группе старшеклассников, игравших в «лапту», мужчина отошел от окна и направился к двери. Выйдя на улицу, он подошел к футбольному полю и окликнул Юрия Стригунова, однако парень был так увлечен игрой, что не слышал зова главы школы.
– Юрка, тебя Абрам Романович зовет! – крикнул другу Виктор.
Стригунок оглянулся и окинул взглядом школьный двор. В этот момент мяч, брошенный противоборствующей командой игроков, пролетел над головой парня и упал в заросли шиповника, росшего вдоль забора школы.
– Мазила… – упрекнул одноклассника Мохов.
Юрка нашел мяч и бросил его Виктору.
– Стригунов, Седельский, Рыжаков! Зайдите ко мне в кабинет, – строго произнес Гольдман.
Юрка взволнованно глянул на друзей: «Что ему надо?» – растерялся парень.
– Доиграть не дал… – недовольно буркнул Виктор.
Раздался звон колокольчика, оповестив об окончании перемены, школьный двор опустел, и только стая растревоженных голубей летала над опустевшим футбольным полем, где еще недавно играли ученики.
СТАРШЕКЛАССНИКИ ВОШЛИ в школу и отправились к директору, настроение у ребят было скверное.
– Как я появлюсь у него в таком виде? – переживал Колька. – Начнет расспрашивать, откуда у меня на лице царапины… Что я скажу? Может быть, баба Дуня наябедничала?..
– Откуда ей знать, что это были мы? – успокоил друга Виктор.
– А если все же узнала?
– Не мели ерунды, темно было.
Ребята подошли к кабинету директора и постучали в дверь.
Услышав «Войдите!», Стригунок открыл дверь и шагнул через порог. Колька и Виктор последовали за другом.
– Абрам Романович, звали? – переминаясь с ноги на ногу, поинтересовался Юрка.
– Проходите, хотел поговорить с вами по поводу важного дела…
Ребята переглянулись.
– Присаживайтесь… – Гольдман указал рукой на лавку у окна, его угрюмое выражение лица наводило парней на мысль, что разговор будет неприятным.
Директор заложил руки за спину и прошелся по кабинету.
– В последнее время в нашей школе участились случаи вредительства, – произнес мужчина, – в прошлую пятницу стул учителя в вашем классе был намазан клеем, перед этим кто-то испачкал чернилами перила входной лестницы, в результате чего нанесен ущерб школьному имуществу и личным вещам педагогов, обслуживающего персонала школы и учеников.
Гольдман пристально посмотрел на парней.
– Вы думаете, что это сделал кто-то из нас? – поинтересовался Виктор.
– Да.
– Почему вы так решили? – спросил Седельский.
– Например, ваше лицо… Откуда эти царапины?..
– Это меня домашний кот поцарапал. Я его за хвост дернул – вот он и вцепился когтями… – слукавил Колька.
– Значит, говорите, кот… Вполне может быть, а что относительно школьных происшествий? Вы готовы сказать правду или на чистосердечное признание духа не хватает?
– А что мы можем сказать?.. – развел руками Юрка.
– То есть вы хотите сказать, что вам об этом ничего не известно…
– Абсолютно верно, – кивнул Стригунок.
– Именно это я и предполагал услышать… – резюмировал Гольдман. – Рыжаков, вы тоже придерживаетесь такой точки зрения? – поинтересовался директор.
– Да, – кивнул парень, – я сам пострадал, вот, смотрите… – Виктор встал и продемонстрировал главе школы чернильные пятна на бортах своего пиджака.
– В таком случае будем считать, что наш разговор закончен, – сурово произнес Гольдман, – а так как личность вредителя установить не удалось, то мальчики школы будут заниматься военной подготовкой до тех пор, пока кто-либо не сознается в содеянном. Сейчас вы пройдете по классам и объявите о моем решении. Жду всех во дворе школы…
Юноши переглянулись. Зная зловредный нрав главы школы, ребята понимали, что в случае неповиновения его приказу последствия могут быть самыми серьезными. До конца урока оставалось мало времени, поэтому старшеклассники, распределив между собой, кто в какой класс зайдет, отправились выполнять поручение директора.
НАСТРОЕНИЕ У ГОЛЬДМАНА было скверное, он злился на парней за их несговорчивость. Директор вышел на крыльцо школы и осмотрелся по сторонам, его взгляд остановился на цветах настурции и ноготков, росших у стены здания. Красота цветов и веселый щебет птиц, радующихся погожему дню, немного успокоили его. Гольдман подумал о том, что советское правительство и лично товарищ Сталин не должны пожалеть, что доверили ему воспитание подрастающего поколения. Он считал своим долгом сделать все от него зависящее, чтобы организовать работу школы как можно лучше и подготовить молодежь села для вступления в самостоятельную жизнь. Будучи членом партии, глава школы сознавал, что молодой, набирающей темпы развития стране нужны образованные, культурные, преданные идеям революции люди, и путем к достижению этой цели он считал воспитание сознательной дисциплины у подрастающего поколения.
– Товарищ Сталин прав, говоря о том, что в каждой мысли, в каждом движении, в каждом дыхании жизни должен проявляться гражданин нового мира. Страна с каждым годом ощущает все большую потребность в квалифицированных кадрах: мастерах, бригадирах, трактористах, бухгалтерах, командирах, летчиках, ученых… Долг педагогов – подготовить их, – вслух произнес мужчина, – и если для этого потребуются все силы моей души – я обязан выполнить это.
Гольдман вздохнул и занес руку над поручнем лестницы, но, вспомнив, что он может быть испачкан чернилами, спешно отдернул руку и спустился с крыльца. В этот момент из здания школы вышли учитель физики Георгий Константинович Рогозин, учительница младших классов Светлана Владимировна Гаршина и учитель географии Анисим Иванович Полуянов. По выражению лиц педагогов можно было догадаться, что они не согласны с решением главы школы.
– Абрам Романович! – обратился к директору Рогозин. – Когда школьную дисциплину укрепляют в ущерб основным предметам – это не хорошо. Неужели нельзя найти другое время?
Гольдман пропустил упрек мужчины мимо ушей. «Надо же – вздумал меня учить…» – в душе возмутился мужчина. Дав учителю физики высказаться, директор хладнокровно произнес:
– Георгий Константинович! Я уважаю вас, как педагога, умеющего найти подход к самым трудным ученикам. Я вижу, сколько сил и времени вы тратите на то, чтобы привить детям любовь к своему предмету, и никогда не вмешивался в методику вашего преподавания. Каждому из нас партия доверила конкретный участок работы, и каждый несет ответственность за то, как он эту работу выполняет. Я, как директор школы, отвечаю за организацию учебного процесса, потому предоставьте мне право решать, что и как делать.
– Да, но… – попытался возразить Полуянов.
В этот момент на крыльцо школы вышли ученики, географ замолчал и глянул на Гаршину. Для учителей урок был не закончен – в классах их дожидались девочки, с любопытством наблюдавшие через окна за тем, что происходит во дворе.
Гольдман заложил руки за спину и не спеша прошелся вдоль стены школы. Ученицы испугались и заняли места за партами.
– То-то… – то ли самому себе, то ли кому-то еще вслух произнес мужчина и подошел к выстроившимся в шеренгу мальчикам.
«Что он задумал?.. – недоумевал Седельский. – Неужели все директора такие вредные?» Парень смотрел на перекосившееся от злобы лицо Гольдмана и не мог взять в толк, как ему могло придти в голову стать учителем. «Похоже, он даже себя не любит»… – отметил Колька. Директор дождался, когда ученики утихомирились, и произнес:
– Я собрал вас для того, чтобы поговорить о дисциплине… В последнее время участились случаи порчи школьного имущества – это откровенное вредительство. Партия и товарищ Сталин делают все возможное, чтобы дети нашей страны получили бесплатное образование. И что?.. Как вы благодарите за возможность стать образованнее и интеллигентнее?.. Вредительством!
В строю послышался ропот, директор поднял правую руку, и воцарилась тишина.
– Мне неприятно об этом говорить, – продолжил мужчина, – но среди учеников нашей школы есть некто, кто своим недостойным поведением порочит имя советского школьника, – Гольдман многозначительно посмотрел на Стригунова и его друзей. – Мне хотелось бы, чтоб их имена были названы.
– Простите, Абрам Романович, – произнес Константин Николайчук, – в чем дело?..
– В том, милейший, что на протяжении нескольких дней перила лестницы, ручки входной двери и классов школы кто-то умышленно вымазывает чернилами, в результате чего ученики, педагоги и обслуживающий персонал пачкают себе руки, оставляя следы чернил на одежде, школьном инвентаре, стенах коридора, партах, учебниках и тетрадях. Сегодня мною была предпринята попытка узнать имя злоумышленника или группы таковых, но она ни к чему не привела. Думаю, что усиленный курс военной подготовки, которым вы сейчас займетесь, освежит вам память. Заниматься вы будете до тех пор, пока имя хулигана не будет названо. Ученики с первого по третий классы сейчас вернутся на уроки. Если вам будет что сказать, прошу сообщить об этом мне или кому-либо из педагогов. Ученики с четвертого по седьмой классы: нале-во! К полосе препятствий шагом марш!..
После прозвучавшей команды мальчики младших классов вернулись на урок. Нехотя поднимаясь по лестнице крыльца, они с горечью смотрели на старшеклассников, дружно маршировавших по футбольному полю. Колонну учеников завершал директор школы. Полуденная жара была в самом разгаре. Нагретый осенним солнцем воздух дрожал над раскаленным песком школьного двора. Клубы пыли вздымались вверх от синхронного марша пяти десятков мальчишеских ног.
– Левой, левой, раз, два, три!.. – командовал директор.
Когда мальчишки дошли до полосы препятствий, Гольдман дал команду остановиться.
– К полосе препятствий, бе-гом! – скомандовал мужчина.
Послышался топот ударявших по земле ног и новая команда директора:
– Лечь на землю, сделать по тридцать отжиманий от земли!
Девочки, прильнув к окнам классов, с замиранием сердца наблюдали за происходящим во дворе.
– Бедные мальчишки! Они же испачкаются… – переживала Фая.
– Мучитель! – гневно произнесла Зинаида. – Томка, стань на стреме!
Коржакова отбежала от окна, открыла дверь класса и выглянула в коридор…