Kitabı oku: «Рихард Феникс. Том 1. Книга 2. Остров», sayfa 2
С рыжих кудрявых волос и форменной одежды старшего детектива стекала вода, руки были перепачканы чернилами. Нолан выглядел не лучше. Урмё выслушал добытые напарником сведения и покачал головой.
– Вот зачем ты сунулся в дом Хайме? Мы же договорились. Кстати, забыл тебе сказать, что жена последнего убитого жила с ним на территории тюрьмы. Вдвойне интересно, как потерявший память мальчишка смог пройти под всем караулом незамеченным. А я их опросил. Никто ничего не видел! Представляешь?
– Глаза им отвели, что ли…
– Не удивлюсь. Хотя это было бы весьма прискорбно: если нет надежды на стражу тюрьмы, то и о компетентности городской остаётся только мечтать. Чем только занимается Йон-Шу на своём посту? Эх, зла не хватает, друг мой Нолан. Кстати, про зло…
– Нет, к Маджеру я ещё не ходил. Завтра навещу двенадцатого советника, а потом домой, в деревню. Возле Маджера всё это время было трое лекарей, в том числе мой отец. Но слова из них не вытянешь, – развёл руками Нолан.
Урмё рассмеялся, видимо имел ввиду под «злом» нечто иное, а не старого противника своего друга. Но потом улыбка стала кривой, огорчённой, и слова прозвучали не лучше:
– Вот так так… Мало вам, Фениксам, что вас люди и Тени не любят, так ещё и меж собой собачитесь. Вас ведь наперечёт осталось – держитесь друг за друга, цените друг друга! Вы ведь там все дальние родичи.
– Я ценю твою заботу, – отчеканил Нолан, ему стало неприятно, что старый друг поучал жизни в фениксовом племени.
Урмё отвёл взгляд, поняв, что перегнул палку, проводил на второй этаж в гостевую комнату, которая почти не изменилась за тринадцать лет. Нолан стянул перчатку с левой руки, мокрую куртку, развесил их на спинке кровати, и уже спокойней спросил:
– Завтра пойдёшь к писцу?
– Вместе пойдём, – лукаво улыбнулся Урмё. – Я видел сегодня издали его жену. Знаешь, она мне чем-то напомнила Шермиду. И есть у меня подозрение, что говорить лучше с ней.
– Почему ты так думаешь?
– Тебе ведь сказал шестой советник, что не особо хочет родниться с Тенями. Но жена Нгуэна не Тень. Кто угодно, но только не Тень. Это меня немного… хм, интересует, тревожит… Я отчего-то уверен, что эта ниточка куда-то нас приведёт.
– Да-а, что не женщина, то загадка, – покачал гость головой и рассказал о беседе с леди Ксенией.
Урмё от души рассмеялся.
– Тебе повезло, друг мой. Она – лучшая выпускница школы. Продвигает передовые реформы. И это в свои-то семнадцать лет! Девчонка далеко пойдёт! Ох, пробивная!
Они вместе приготовили ужин, не прерывая разговор в процессе и во время еды. Нолан наконец-то смог позволить себе есть и пить не боясь быть отравленным. А после разошлись по спальням. Ливень ещё хлестал, когда дом погрузился во тьму и сон сморил двух уставших напарников.
* * *
Тавир
Спины радонасцев путеводной звездой вели его к цели. Наконец появилось время подумать о предстоящем деле. Сложном, невыполнимом, непонятно за какие грехи навязанном деле. Хотя, хм, понятно, за какие. Но неравноценный обмен был. Да, неравноценный – это Тавир знал точно.
Надо было проникнуть на корабль. Найти главного. Дать ему выпить содержимое фляжки, хранящейся в рукаве – настой из крови Энба-оленя. Показать знак на фляжке и сказать заветную фразу: «Назови своё имя и присягни на верность тому, кто покажет тебе этот знак в следующий раз». И всё! Остальное – дело других. Точнее, другой – коварной леди Филиппы, будь она проклята, будь проклят Тавир и тот день семь лет назад.
Мальчишка выругал себя в который раз. «Было бы время, ещё два дня, нанялся бы на корабль, выполнил приказ, а потом, если повезло бы, сбежал. Может даже улетел. Феникс я или редька с глазами? А теперь придётся выкручиваться», – зло бубнил он себе под нос и вспоминал, как летал на своих крыльях в первый и единственный раз во время инициации, а больше не довелось. Сила отказывала своему птенцу в этом.
Мачты корабля Радонаса показались над крышами дома впереди. Огромные. Толстенные. Мальчишка испугался. Он понимал, что шансов у него ничтожно мало. Но нужно выполнить приказ. Иначе Фениксам придёт конец. Отдельные соплеменники волновали мало, но вот племя целиком – уже другой разговор. Если леди Филиппа действительно обладала той силой и теми связями, о которых говорила, то триединая сила Энба побережий моря Тарбах под предводительством города Ярмехель восстанет против Фениксов Красных гор. Нельзя! Нельзя этого допустить! Даже если это будет не прямо сейчас, а через несколько лет.
Зычный крик впереди. Радонасцы, за которыми следовал Тавир, остановились, щёлкнув каблуками, на краю пирса. Перед ними выросла скала: огромный мужчина в алом, с металлическим подобием короны вокруг меховой шапки. Здоровяк снова крикнул, и те двое склонились ещё ниже. Руки одного были заведены за спину и сильно дрожали.
– Нашёл, – выдохнул Тавир.
Краем глаза он заметил две быстрые фигурки, пронзившие потоки людей и выскочившие на правый пирс, самый длинный, самый дальний, ведущий к кораблю королевства Прэстан. Пригляделся и узнал своих спутников: маленького птенчика, обещанного в качестве извинительного подарка принцу Августу, и подлую Тень, которая зачем-то выжила, пройдя усиленную охрану у южных ворот. Засмотревшись, Тавир чуть не упустил радонасцев. Здоровяк поднялся по трапу первым, двое других понуро телепались следом. Ветер бил их плащи, кидал в лицо солёные брызги. Мальчишка вновь убедился в том, насколько быстро большое становится малым рядом с превосходящей мощью. Этот, в короне, откровенно пугал. Казалось, не достанет сил сопротивляться великому. Но и убежать нельзя.
Тавир, держась в густой тени корабля с краю пирса, юркнул за мужчинами следом, почти ползком взобрался по трапу и сразу нырнул между штабелей ящиков с краю палубы. Корабль качнуло. Вторженец высунул нос из укрытия, огляделся. Здоровяк стоял у мостков, ведущих на возвышение в начале корабля, где у руля навытяжку ожидали трое мужчин. Человек в «короне» отдавал им приказы, и близко к нему никто не подходил. Да, можно было подобраться, но вот как? Как сделать это незаметно? Как?..
Тяжёлый гул колокола раздробил суету мыслей. Шквалистый ветер и сильный крен. Тавир обернулся, вытянул шею над высоким бортом. Корабль королевства Прэстан, вспучив паруса, покидал порт. Крик. Тонкий, надрывный. И белый фонтан брызг. Тавир узнал голос Чиёна и прерывисто вздохнул – одним меньше и даже рук марать не пришлось. Суета на палубе. И уже здесь, под красными флагами, «Дон-дон-дон-н!» колокола.
На какое-то время стало плевать на всё. Тавир понял, что не успеет исполнить приказ до отплытия. Изнутри будто вынули стержень. Сполз по борту спиной, сел, ссутуливши плечи, чтобы вмещаться в узкий просвет между ящиков, стиснул зубы, рвано и редко дышал.
Он сбивчиво рассуждал то вслух, то в мыслях, загибал узловатые пальцы, теребил сальные патлы, корил себя и хвалил, до крови кусая губы: «Я никого не убил. Я сделал и сделаю всё, что нужно… Он сам туда пошёл. Он – шанс Фениксов сбежать на другой континет, где много железа, которое можем добывать и обрабатывать только мы. Пусть он всё сделает правильно… Пожалуйста! Что я наделал? Зачем его бросил? Нельзя было отпускать его одного… Я не хочу больше бояться возмездия непонятно откуда. Ярмехельские Энба с востока, Прэстан – с Запада. И уже не на Теней. А на нас, Фениксов… За что нам это? Нет-нет, всё хорошо! Всё так и задумано! Я ведь пообещал Августу! Я не сделал ничего плохого! Птенчик сам туда пошёл! Но я ведь ему помог! Ха-ха! Подменил рекомендации на суде! Как знали, как знали, что так будет нужно! Но ведь… Беда-а! Он же там совсем один! Только инициирован, да что он вообще сможет? Его убьют! Его точно убьют! И никто не поможет! Крысёныша скинули…».
Древний бог Феникс стиснул сердце безумца в угольных когтях, проклёкотал, брызжа ядом: «Привязался к птенчику? Он ведь свой. С твоего племени, с твоей улицы. Думаешь, что благодушие целого королевства покупается жизнью одного ребёнка? Глупый, наивный малыш. Лишить тебя силы?».
Внутренний голос потонул в рокоте волн, криках экипажа и треске корабля. Тавир приподнялся и увидел, как белоснежные паруса Прэстана скрылись вдали слева. Мальчишка знал об отливе немного, но понял, что течение уже разделилось на северное и южное: не догнать птенчика и больше с ним не по пути.
Густая тень стала чернее. Тавир обмер, с трудом развернулся. Один из недавних радонасцев стоял напротив, хмуро глядя на забившегося между ящиков вторженца.
– Что ты делаешь здесь?
– Работу ищу. Любую. Пожалуйста! – пролепетал Тавир.
Мужчина кивнул:
– Следуй за мной.
А дальше всё было как в тумане. Вопросы на нескольких языках, ответы невпопад, множество людей в красных плащах, ещё больше без них, сверлящий взгляд капитана корабля и того, огромного, в короне. Место на палубе для сна, миска еды, щедро брошенные кем-то сапоги, тычок под рёбра на рассвете, лазурная гладь небес, перетекающая в море, ведро и скребок на длинной ручке, ряды бурых раковин на борту под гальюном, треск и ветер.
Тавир пришёл в себя, сидя на верёвочных качелях. Закатное солнце светило в спину. Спина и руки болели от отупляющей работы. Подошвы сапог едва касались зеленой ряби бескрайнего океана. Мальчишка сковырнул ещё несколько ракушек с борта, закинул в ведро под сиденьем и подёргал хлипкую плетёнку, обёрнутую вокруг пояса. Качели поползли вверх.
– А чего так мало? Господа недовольны будут! – заверещал, брызжа слюной, кособокий мужик, едва заглянул в протянутое ведро, отобрал и с силой ткнул мальчишку в плечо.
«Что я здесь делаю? Что за бредовая ситуация? Который сейчас день? Где я?» – думал Тавир, развязывая верёвку на поясе трясущимися руками. Мысли блуждали и сталкивались. Мальчишка провёл ладонями по лицу, пытаясь прийти в себя, скинул капюшон, расстегнул куртку. Но та не перевесилась на одну сторону, как бывало всегда.
– Где? – Тавир в панике обшаривал одежду. Фляжка из рукава пропала. Глубокий карман был не рван, а вывернут. Кто-то украл?
– Чего? – мужик недобро покосился и хмыкнул: – А, жижа твоя драгоценная? Так ты ж её сам капитану вручил, сказал, на сохранение. Всю ночь бредил ею во сне, мол, надо кому-то отдать. Что, не помнишь? Совсем мозги вытекли?
Мужик ещё что-то бухтел, а Тавир истерично смеялся.
Глава 42. Вопросы, вопросы
Рихард
– Подожди. Я помогу.
– Сначала руки, – прошептал он, переворачиваясь на живот и подставляя нежданному благодетелю крепко связанные запястья и локти.
– Зачем ты пришёл? – спросила Лукреция, медленно растягивая тугие узлы верёвки.
Этот голос Феникс запомнил хорошо. И даже сейчас, после безумной гонки, поимки и грубого волочения по кишкам коробля, после пережитых азарта и страха узнал Чародейку, у которой следовало забрать свою рекомендацию. Один дурак на суде перепутал, а его, Рихарда, схватили ни за что и теперь везут непонятно куда. Хотя, понятнее некуда – за море.
Прохладные пальцы скользнули через прореху в рукаве по шрамам. В иных обстоятельствах это было бы даже приятно, но не сейчас.
– Эй, ты же тот самый, да?
– Помолчи и дай подумать, – рыкнул Рихард.
Ему всё это не нравилось. Связали, на голову надели мешок, заперли в гадких условиях. Если Чародейка тоже тут, то врядли она почётная гостья. Наверняка ей не хотелось быть здесь, как и ему. Стиснул зубы, упёрся лбом в пол, пока Лукреция растягивала верёвки. Попытался отвлечься, пофантазировать как в детстве, будто он – герой из былин и легенд, спасающий прекрасную деву, но это не помогло. Противники оказались старше, больше, сильнее, грубее. Как и говорил дядя Маджер: решает сила, а не переговоры. И юному Фениксу это казалось глупым. Тогда. Но сейчас он жалел, что не принял огненный дар дяди. Возможно, его сила, бесстрашие и боевой опыт хоть немного, но передались бы племяннику.
Как же Рихарду до смерти надоело быть слабаком! Прошло всего одиннадцать дней с инициации, а уже произошло столько всякой мерзости, что она перечеркнула всю легкомысленную жизнь до этого, всё детство за надёжной спиной отца.
Надо было выбираться с корабля. Забрать проклятую рекомендацию, возможно, девчонку и бежать. Точнее, лететь. Ведь он – Феникс, а не бесполезный мусор. Крылья нужны не для распугивания друзей, а для полёта. Да!
Рихард сосредоточился на своих локтях, прогоняя в них внутренний огонь. Лукреция вскрикнула, а руки вдруг оказались свободны. Мальчик дёрнул тесёмки на шее, сорвал с головы мешок и приказал:
– Вставай! Мы улетаем отсюда.
Напоролся взглядом на белую маску на лице Чародейки. Девушка полулежала у стены крошечной клетки, отгораживаясь выставленными руками. На бледных ладонях играли огненные блики. Рихард представил, как скручивается внутри тугая бобина с пламенным канатом, и блики исчезли вместе со втянувшимися крыльями за спиной. Удивительно, как деревяшки темницы ещё не загорелись.
– Не бойся. Я тебя заберу. Не оставлю здесь. Надеюсь, моя рекомендация у тебя?
Маска качнулась вверх-вниз. Рука скрылась под плащом, извлекла на свет тонкую книжицу. Ребята обменялись рекомендациями. И тут корабль, что и так немилосердно качало, бросило в сторону. Феникс повалился рядом с Чародейкой. Мысли о побеге крошились под гнётом действительности. И Лукреция не упустила возможность задать неприятные вопросы:
– Как мы выберемся отсюда наверх? Ты умеешь летать или только предполагаешь? В какую сторону отправимся? Ты меня удержишь?
М-да, стоило ещё раз всё обдумать. Желательно в тишине и покое, но где их сыскать?
– Как ты вообще здесь оказалась? Почему отправилась именно по западному тракту к порту?
– Не твоё дело, – глухо донеслось из-под маски, и девушка забилась в угол, обхватив колени руками.
Препираться, отвечать на вопросы, на которые не было ответов, Рихард не хотел, он ушёл в себя, выискивая силу для полёта. Очень надеялся, что крылья вернутся и помогут выбрать направление способностей: оборона или нападение – что же из них? «Эх, дядя Маджер, почему я тебя не послушал?»
* * *
Чиён
Он не знал, что пахло так остро и обволакивающе одновременно. Но для себя определил запах как варёные в морской воде водоросли и сыр из козьего молока. До боли знакомый запах. Да и само ощущение пространства вокруг было будто из глубин памяти.
Открыл глаза. Сложенные квадратами балки, сужаясь, уходили вверх. Казалось, Чиён лежал в очаге посреди квадратной комнаты, взглядом уносясь к небу через дымоход.
Тело, придавленное толстым шерстяным одеялом, было непослушным, ладони, прижатые к бёдрам, совсем обледенели, пальцы ног поджимались до судорог в икрах. Одеяло не спасало от внутреннего холода, от памяти морской бездны, поглотившей в одночасье хрупкое тело.
– Очнулся, цыплёнок? – прошамкали сбоку. И Чиён вспомнил и голос, и фразу, и дом.
Память, будто кусочки мозаики, вставала по местам. Старые, самые незначительные детали. Но такие драгоценные после стольких дней беспамятства.
* * *
Вот ему без четверти два года. Эта же комната. За стеной шторм и встревоженные голоса. Кричит женщина, которую папа велел называть мамой. Кричит другая женщина – чужая. А потом плачет взахлёб.
Скрип и грохот двери. Голоса ещё громче. Отец выбегает из комнаты, опрокидывает кастрюлю с супом. И тот же острый запах теперь заполняет всё. Споры и крики.
Плач. Плач. Плач. Других, самого малыша Чиёна. И море за стеной как-будто бы вторит. И тот же голос сбоку: «Очнулся, цыплёнок?». Чьи-то крепкие объятия, неокрепшие растерянные голоса.
Сухая рука гладит по голове. В доме тихо. Солнечные лучи косым снопом через квадратное отверстие в крыше. И снова голос: «Ты спи. Во сне не так больно близких терять. Авось, наладится всё. Спи, цыплёнок».
Маленький Чиён не понимает, но запоминает. Только чувствует интонации: тревога, печаль, обречённость. Сейчас воспринимает их такими. А в детстве всё одно – грусть.
* * *
Голос не велел спать. Наоборот настойчиво возвращал в реальность вопросами:
– Откуда будешь, маленькая Тень? Ты где живёшь? Кому послать весточку о тебе? Кушать будешь? Где твои родные? Холодно?
Бульон из водорослей согрел нутро, озноб растаял, и Чиён смог говорить, не стуча зубами. Собеседник – старый смотритель пирсов – слушал и кивал, спрашивал, ласково подтыкал одеяло узловатыми пальцами.
– Мне кажется, я тут уже был, – наконец признался Чиён.
– Может быть… Чем море притягивает деток – не пойму. Да только каждые два дня мои внучки вылавливают ребятишек. Может, и ты среди них был когда-то? Тебе ещё свезло, что уцепился штанами за гвоздь опоры. А так бы уволокло тебя течение и поминай как звали. Ты чего это купаться полез во время отлива, да ещё так далече? – Старик говорил тихо, размеренно, качая морщинистой головой и щурясь на огонь в маленьком камине.
– Случайно. Хотел с другом на корабль попасть. Да вот только друг там остался, а меня скинули. Как мне его забрать оттуда? Вы знаете, смотритель?
– Забудь. Даст море – свидетесь. Утро уже, корабль далёконько отошёл, не догнать. Забудь и живи дальше.
Парень нахмурился, отказываясь принимать такой ответ. Быть не может, что уже наступило утро, что он здесь, а Рихард далеко в море. Сел, зажмурился от тошноты и головокружения, еле разлепил веки и огляделся. Заметил рядом с камином свою одежду, развешанную на жердях. Снова вернулся к волнующему осколку памяти.
– Простите, но я действительно был в этом доме раньше…
– Может, был, может, нет. Может, был в точь таком же.
– Нигде не видел домов с таким потолком, сказать по правде.
– Глядел плохо, али не везде тут был. Весь Макавари с этого дома начался. Это же мы – Дракатри юга – привезли сюда такой способ дома строить. Тю?! Слово незнакомое? Дракатри… Как это по-вашему? – Старик потёр лоб, опустил ладони между колен, ссутулил плечи и улыбнулся так, как обычно улыбался отец Чиёна, рассказывая о великих и богатых временах дома Шау.
– Да ладно… – попытался отмахнуться парень, но смотритель пирсов прервал:
– Дракатри – это трое людей устроителей. Всегда трое. И у каждого сотня, а то и две душ, тех, кто следуют за головой. Дракатри и их люд переезжали испокон веков с места на место, строили деревни, али малые города, называли туда других людей, оставляли им дома, наделы и ехали дальше. Вот так мы, Дракатри юга: я – Серый Сол, Арчибальд Ястреб и Добромир Лисий Хвост, – пришли на эти земли и отстроили Макавари. Но нет нам замены, да и куда дальше идти? Выше – холодно. Восточней – занято. Дракатри изжили своё. Может, другие ещё и здравствуют, но мы про них не слыхивали.
– Значит, южнее тоже есть дома с такой крышей?
– Наверное, коль не снесли, не переделали. Мы-то добротно строим, чтоб после нас ещё жили в тепле и покое. А уж как мы уйдём – не наша забота.
– И не жалко? – Чиён заметил, как нахмурился старик, будто не понял вопроса, добавил: – Не жалко всё отстраивать и уходить?
– Тю! А чего жалеть? Нам – чистые места, новые места, не изгвазданные. Им – добрый дом. Коли людям есть, где приткнуться и чем заняться, не будут они шастать, да под ногами мешаться. Правильно ведь? – смотритель подмигнул и улыбнулся беззубым ртом.
– Наверное, – Чиён тихо рассмеялся.
Помолчали. Старик хлебал суп из жестяной кружки, Чиён рассеяно грыз жареный сыр, мысли не задерживались в голове, руки дрожали. Всё было будто во сне, в том странном сне, где стоишь на берегу лесного озера, солнечные блики пляшут по поверхности, но дна не видать, нырнёшь – не выплывешь, утянет проклятый омут. Оставалось только не смотреть в глубь, не искать дна, а нырнувши, не цепляться за коряги и камни – тонуть, погибать в одиночку, стать безмолвным напутствием другим, чтобы даже не думали соваться к обманчиво тихой заводи.
Смотритель нарушил тишину, спокойным голосом прогнал липкие видения:
– Сыновья когда мокрые вещи с тебя стягали, сказали, что у тебя на спине знаки Теней. Ты ж, наверное, с города за горами?
– Да, – кивнул Чиён. Он не помнил, но знал это точно.
– Вы, Тени, там, наверное, все друг дружку знаете? – Не дождавшись ответа, старик продолжил: – Город наш достроили совсем недавно, годков тринадцать назад, привечали всяких загорных. Так тут у меня пара Теней жила. Юноша был такой хороший, рыбалку любил. Правда, мы тогда с ним и со стариком Арчибальдом в шторм попали. Еле выбрались. А жинка юноши того туточки, в соседней комнате рожала. Ух, не ждали так рано. Мы вертались, а тут всё уже и кончилось. Интересно, как они там живут в городе своём? Не знаешь?
Чиён покачал головой, поджал колени к груди. От этой истории всё внутри переворачивалось, а аппетит отбило напрочь. Серый Сол досказал:
– Как бишь того юношу из Теней звали?.. Добрый такой. А жинка у него злая была, кричала на всех. То ей не так, это не эдак. Чего взять с беременной-то бабы? А другая, что тут была, померла. Жалко. Вот она была тихая. С пузом, а всё помогать рвалась. То-о-очно, того юношу Хайме звали. Знаешь такого?
Парень опустил в ладони лицо, надавил на глаза, пока не заломило виски. Имя было знакомое. До боли, до ненависти. Как падающее домино обнажало знаки, так открывались кусочки потерянной памяти. Образы, список имён, «Хайме» среди остальный, два жёлтых глаза на чёрном оперенье… А дальше снова провалы. И шрам на груди чесался, хоть ногтями рви.
– Простите, не знаю. – Чиён решил сменить тему, прячась от боли, рвущей нутро: – А этот Арчибальд жив ещё?
– Так ты ж сам мне про него напомнил, – всплеснул руками старик, – когда сказал, где вы с дружками поселились. Он ведь ту ночлежку и держит. Сам ключи выдаёт, сам комнаты убирает. Никому не доверяет. А деток любит. Своих-то нет. Он же вам скидку на комнату сделал. Хе-хе, вам, наверное, после города своего цена показалась большенькой?! Дак она меньшенькая, ведь вы – детки. А взрослым лбам Арчибальд цену удваивает. Правильно ведь?
Чиён горько усмехнулся. Дурацкий город. Дурацкий маленький портовый городишко, где все друг друга знают, где всё связано.
– Спасибо вам за всё. Мне пора возвращаться к друзьям. И сыновьям своим, внукам от меня благодарности передайте, пожалуйста.
– Тю-у, побудь ещё чуток. – Старик засуетился, принёс чаю, достал маленькую коробочку с засахаренными фруктами, сухие печенюшки в промасляной бумаге, ласково сказал: – Одёжка твоя ещё сохнет. Побудь, расскажи, что у вас там в городе есть, как люди живут, чего едят, во что одеваются?
– Только недолго. А то спохватятся меня, – ответил Чиён и принялся выдумывать, прощупывая тёмные участки памяти, которые будто по запросу, открывались и выдавали нужные сведения. – В городе за горами очень много фонтанов на площадях. Вокруг них – дома с высокими квадратными башнями. На каждой башне по флагу, а на обычных крышах флюгеры. Широкие улицы и проспекты. А вот садов и парков становится всё меньше…
* * *
Бэн
– А где все? – Мару ввалился на рассвете в ночлежку и был тут же сцапан и обнят встревоженным Бэном. – Отпусти, отвали от меня, пирожочек! Просто скажи, где все, и дай поспать, окаянный!
– Да не знаю я! – задыхаясь, всхлипнул толстяк. – Сначала ты ушёл, потом Рихард с Чиёном, после Тавир выскочил, будто раскалённым прутом его подгоняли. Бросили меня-а-а, – заголосил он.
Мару икнул, осоловело глядя на рыдающего спутника.
– Фу, от тебя алкоголем разит! – Бэн отодвинулся, закрыл нос рукавом ночной рубашки. – Где ты вообще был?
– Окошко открой и увидишь! – Мару самодовольно ухмыльнулся и опёрся о косяк.
Бэн бросился к окну, распахнул ставни и огляделся. Улица заполнялась людьми и повозками, терпко пахло рыбой.
– Да вон же, смотри! – Мару подошёл на подгибающихся ногах, поднырнул под руку толстяка и перевесился наружу. Дрожащая после ночи разгула ладонь указала на маленькую крытую повозку с двумя лошадьми. – Глянь, я сделал денег и купил нам эту красоту, чтобы не ногами по дорогам ёрзать, а катить, как приличные люди. Оценил?
– Ого! – Бэн не нашёл других слов, но подумал и добавил, переводя взгляд с повозки на макушку собеседника: – Мы все туда не поместимся. Если Рихард заберёт Лукрецию, нас будет шестеро. А сюда вместятся от силы трое. Да и лошадки больно хилые, не утянут.
– Будь благодарен! – фыркнул Мару и, содрогаясь всем телом, опорожнил желудок прямо на куст под окном. Бэн едва успел сграбастать добрую сотню косичек спутника и держал их как очень странный букет.
Мару сполз на пол и попросил воды. Тихо, давясь словами и закатывая глаза, пробормотал:
– Если у тебя есть деньги, займи, будь другом. Мне никак не поднять на этих лошадках больше трёх галтуров. Мне бы ещё столько же. Займи, а?! Не для себя прошу – нам всем пригодится.
Бэн помедлил. Довелось ему как-то свести знакомство с одним заядлым игроком, которого только случайная смерть спасла от окончательного разорения. Парень мысленно прикинул наличность, кивнул. Также зная о слабости игроков к чужим деньгам, Бэн взял свою сумку и вышел из комнаты под неодобрительное цоканье Мару. Они ещё ни на столько друзья, чтобы показывать, где у кого кошели лежат.
– Хэй, юный путешественник! – окликнул хозяин от входа в ночлежку.
Бэн замер, радуясь, что не успел достать монеты. Тощий старик хитро глядел на постояльца сквозь стёкла огромных очков.
– Коль до вечера не съедете, не забудьте заплатить за будущий день.
– Обязательно, – кивнул Бэн и протопал за дверь, ведущую в баню.
Тревога за спутников, утихнувшая с приходом Мару, разыгралась вновь. И где кого искать было не ясно. Оставалось только ждать и верить. Но всё же стоило прогуляться, авось кто и встретится.
Когда парень вернулся в комнату, Мару уже сопел, свернувшись клубком на одной из застеленных кроватей. Бэн со вздохом стащил с пьянчужки сапоги, тот заворчал, не просыпаясь, перевернулся на спину, дрыгая ногами. И юный лекарь замер, заметив на смуглой тонкой шее тёмные борозды, будто от верёвки.
* * *
Нолан
– Вот здесь и живёт семейство Шау, – зевая, сказал Урмё, указывая на крепкий, но старый дом, стоящий позади лавок и крошечных мастерских. – Нгуэн, как дела вниз пошли, снёс забор и теперь, как видишь, сдаёт куски земли под всякие торговые дела.
– А кто это? – Нолан, ещё не совсем проснувшийся, указал на высокую даму у дверей дома.
– М-м, скоро узнаем, – Урмё повлёк напарника в зазор между двух лавок в десяти шагах от дома, откуда было всё прекрасно слышно.
Дама стучала в дверь. Нет, не так. Дама долбила в дверь кулаками и ногами. Синее платье в оборках и огромный поросячьего цвета капор выглядели при таком-то поведении как галоша на торте. Сочным грудным голосом дама взывала:
– Господин Нгуэн, леди Филиппа, откройте! Я не уйду, пока не узнаю, где Чиён!
Урмё присвистнул и шепнул:
– Нам страшно повезло, мой драгоценный друг! Сама судьба привела к нам эту юную особу. Ну-ну, не удивляйся так. Перед нами младшая дочь шестого советника Брандта Фарсона – Брунгильда. И, что особенно ценно, невеста нашего подозреваемого. Этот голосок в точности как у её папеньки в лучшие годы.
– Но почему она здесь оказалась? – не сводя взгляда с девушки, спросил Нолан.
– Это не она здесь, а мы. Я услышал от соседей, что кто-то по утрам навещает дом Шау и ведёт себя крайне громко и грубо. Мне стало любопытно. Поэтому мы с тобой здесь в такую рань, даже не съевши первого завтрака.
Брунгильда отошла на два шага от двери, изящным движением приподняла подол, отвела назад ножку в шнурованном сапожке с металлической набойкой, да так и застыла. Дверь резко распахнулась. На пороге появилась женщина с пепельным, изуродованным яростью, лицом.
– Хватит, пожалуйста, делать это! – сквозь зубы громким шёпотом прошипела женщина.
Со стороны было прекрасно видно, что хозяйка дома едва доставала до груди рослой девице. Такая разница могла напугать кого угодно, но, видимо, не леди Филиппу.
– Я прекращу! Честно, прекращу! Только скажите, где он! Куда вы его отправили?
– Вы, милочка, заблуждаетесь! Никуда мы его не отправляли! И я понятия не имею, где этот неблагодарный мальчишка! А теперь прочь из моего дома! Вы хотите, чтобы ваш отец узнал, как вы его позорите?
– Мне плевать на отца! – крикнула Брунгильда и дважды топнула, несчастное крыльцо под каблуком немилосердно кряхтело. – Отдайте мне моего Чиёна!
– Нет его! – гавкнула женщина и захлопнула дверь.
Девушка отшатнулась, всхлипнула и попятилась прочь.
– Леди Брунгильда, – сладким голоском позвал Урмё, не показываясь из укрытия.
Девушка завертела головой, но никого не увидела.
– Кто здесь?
– Идите в булочную «Сдобушка» на углу этой улицы, там и встретимся, – промурлыкал Урмё и потянул напарника дальше по узкому проходу между лавок.
– Думаешь, надо с ней поговорить? – с сомнением спросил Нолан.
– Да, надо. К тому же это она увидела того потерявшего память мальчика на территории тюрьмы и велела стражам осмотреть всё. Так они и нашли вторую жертву.
– Надеюсь, это поможет делу, – кивнул Нолан.
