Kitabı oku: «Амнезия души», sayfa 3

– Без вопросов. Вон в той комнате.

– Пошли, Лизка, будешь для меня танцевать!

Парочка удалилась в соседнюю комнату, откуда вскоре раздалась громкая энергичная музыка.

Глеб затушил сигарету и повернулся к другу:

– Трудно не позавидовать ее самоконтролю.

Джек оперся поясницей о подоконник, сложив руки на груди:

– Этого у Елизаветы не отнять.

Оба помолчали.

– Ты-то сам как? – спросил Иван.

Глеб пожал плечами:

– Нормально. Особенно после того как выпил.

– Спиртное не дает ответов, но помогает забыть вопрос?

– Где-то так, – Глеб выдержал паузу. – Извини, что не расспрашиваю тебя про Германию и все такое. Я по ходу малость перебрал.

– Пошли-ка, – Джек взял его под руку и повел к дивану. – Посиди минуту. А я сварю тебе кофе и принесу поесть.

Глеб послушно опустился на мягкое сиденье. Голова кружилась, в руках и ногах покалывали тысячи мелких иголок, отчего тело казалось невесомым. Обычно водка взвинчивала Глеба, толкала на подвиги. А сегодня возымела обратный эффект, погрузив в ленивое, бесчувственное спокойствие. Это было именно то, что нужно. Глеб устал напрягаться, переживать, отстаивать свои интересы. Сейчас ему было плевать на все и на всех. Приятное, необычное состояния.

– Держи, – Джек поставил на широкий полированный подлокотник тарелку с бутербродами и чашку с кофе.

Глеб посмотрел на пищу и снова закрыл глаза:

– Спасибо.

– Не спасибо, а ешь давай, – строго велел хозяин. – Пойду проверю, как там наши танцоры.

Танцевала меж тем только Лиза. Макс сидел в кресле, наслаждаясь эксклюзивным зрелищем и отбивая ногой в такт музыке. Увидев Джека, махнул рукой, приглашая присоединиться. Тот прислонился плечом к стене и вперил в подругу изучающий взгляд.

Лиза заметила нового зрителя, но нисколько не смутилась. У нее был крайне требовательный музыкальный вкус, ей мало что нравилось, но сегодня первый же включенный диск пришелся в масть. Ритмичная мелодия рвалась из больших квадратных колонок, расположенных по периметру помещения, звук обволакивал, кружил по комнате невидимым вихрем. Лиза впала в эйфорию, двигаясь так, словно танец был единственным смыслом ее жизни. Она осязала энергию, вибрирующую в воздухе, она сама являлась чистой энергией.

– Во дает, а, – выдохнул Макс. – Я уже не припомню, когда она так зажигала.

– Физическая нагрузка – лучший способ борьбы со стрессом, – заметил Джек.

– Чего вы шепчетесь? Потанцуйте со мной! – крикнула Лиза.

– Не-не, цыпа, нам и тут неплохо. Ты, главное, не останавливайся! – хохотнул Максим.

Джек постоял пять минут и вернулся на кухню. Глеб уже расправился с бутербродами и допивал кофе.

– Полегчало?

Приятель кивнул, достал из кармана сотовый телефон:

– Черт, уже поздно. Еще домой переть.

– Можешь переночевать у меня, – предложил Джек. – Обещаю не приставать.

Глеб пьяно улыбнулся:

– Ну, если приставать не будешь, тогда останусь.

– Спальня по коридору направо. Ложись на кровать, белье чистое, – объяснил Джек.

– Ладно, – Глеб поднялся с дивана и поплелся в спальню, бросив напоследок «спокойной ночи».

Джек проводил его взглядом, налил себе кофе и уселся на подоконник. Отпил глоток. Хлопнул по нагрудному карману рубашки, нащупал маленький острый камень. Вытащил, повертел между пальцев. С улицы доносился мерный шум автострады, ночной воздух остывал, позволяя городу отдохнуть от летнего зноя.

Меньше месяца назад психотерапевт Иван Кравцов так же сидел у открытого настежь окна – только не у себя дома, а в больничной палате мюнхенской офтальмологической клиники. Ветер так же беспрепятственно проникал в помещение, и все тот же камень лежал на ладони. С той лишь разницей, что теперь он мог его видеть.

Камень был продолговатой треугольной формы и напоминал акулий зуб. В длину не превышал трех сантиметров, цвет имел светло-серый. Острый угол его мог запросто разрезать кожу. Собственно, именно так камень и попал к Джеку. После несчастного случая в баре, когда осколки рухнувшей фрески повредили глаза Кравцова, затяжное отчаяние подтолкнуло его навестить давно примеченное место недалеко от города. Вызвал такси, объяснил дорогу и вышел на поле, куда любил наведываться для размышлений. Ступать по неровной почве слепому было трудно; он споткнулся, упал и распорол руку. Выдернул острый предмет из раны и по инерции положил в карман.

Для Джека этот камень стал символом борьбы – не столько с недугом, сколько с унынием. Слепота повергла его в состояние безнадеги, выбраться из него не представлялось возможным. Джек до сих пор не понимал, как пережил эти долгие месяцы темноты. Ему никогда не доводилось испытывать ничего страшнее и грандиознее.

– Любуешься пейзажем? – Лиза, блестящая от пота, с прилипшей ко лбу челкой добежала до крана, налила стакан воды и жадно выпила. Отдышалась. Налила второй и выпила уже спокойнее.

Следом за ней появился Макс:

– А Глеб куда свалил?

– Спать пошел. Я его сегодня у себя оставляю, – объяснил Джек, исподволь наблюдая за Лизой. Было в ней что-то неправильное, непривычное. Странно, что Макс не замечает. Глаза у нее смотрели иначе: дико и счастливо. В ее поведении, манере держаться и разговаривать что-то неуловимо изменилось. Если бы Джек не знал Лизу, назвал бы ее доброжелательной. Она казалась неестественно лояльной и удовлетворенной происходящим. Любопытная посттравматическая реакция.

Макс вернулся в соседнюю комнату, сделал музыку тише. Лиза тем временем прошмыгнула в ванную умыться. Джек посмотрел из окна вниз на светлую ленту дороги, обрамленную пятнами фонарей. Розовая неоновая вывеска сияла нарядной брошью на темном полотне здания, в одном из окон мигали разноцветные всполохи: работал телевизор, над соседней крышей в блеклом черном небе двигалась красная точка самолета. С момента восстановления зрения прошло больше двух недель, а Джек все не мог насмотреться. Замечал малейшие градации цвета, любовался линиями и формами, невольно запоминая мельчайшие детали понравившейся картины, будто судорожно накапливал зрительные образы, боясь снова ослепнуть.

Первые несколько дней после успешной операции Джек пребывал в необычном состоянии, которому не мог дать определение. Оно было грандиознее, чем эйфория, глубже, чем счастье, спокойнее, чем восторг. Джек не испытывал христианской любви ко всему сущему, но всеми фибрами души ощущал правильность мироздания. Все устроено так, как должно. Безупречная, отлаженная система, где ему посчастливилось возникнуть.

Чуть погодя философское настроение поутихло, но удовлетворенность осталась. Джек и до трагедии любил жизнь. Но сейчас любил несоизмеримо больше.

– Старик, я реально рад за тебя, – признался Макс, приблизившись к нему. – Ты поправился, Лизка нашлась, Глеб вроде не тупит. Жизнь налаживается, а?

– Определенно налаживается, – подтвердил Джек и после паузы спросил: – Нам, полагаю, стоит обсудить кое-что? Всем вместе.

Макс повертел головой, разминая шею.

– Само собой, старик, но не сегодня. Сегодня мы празднуем твое возвращение, так что о проблемах побазарим в другой день.

– Мальчики, – Лиза незаметно подкралась и обвила руками обоих мужчин. – А не устроить ли нам тройничок?

– Чего? – Макс моментально набычился. – Я тебе, б… ь, устрою!

Лиза рассмеялась, весело глядя снизу вверх на ревнивого друга:

– Ты такой милый. Обделался легким испугом?

– Сейчас ты у меня обделаешься, – буркнул товарищ. – Дурные у тебя шутки, Лизка.

– Не у каждого комика веселая публика, – возразила она, ткнув оппонента в ребро.

– Ах ты! – Он дернулся схватить подругу, но та спряталась за спину Джека.

– Ваня, я ваша на веки, только защитите меня от этого зверя!

Джек состроил серьезное лицо:

– Извини, Макс, больше мы с тобой не друзья.

– Да ну вас, идиотов. Налакались и буянят, – заржал Макс. – Ты, Лизка, настоящий клад.

– Правда?

– Правда. Так и хочется закопать.

Джеку почудилось, что все это уже когда-то было. Настенные часы показывали час ночи.

Глава 5

В последующие две недели встретиться всем вместе не получилось. Джек вернулся на работу в клинику. Лиза ушла с головой в дела корпорации. Макс днем мотался по городу, а ночью стоял на посту в клубе. Глеб плотно занялся поисками работы: деньги подходили к концу и нужно было искать источник дохода. Занятые повседневными хлопотами, друзья еще долго не собрались бы целой компанией, не случись кое-что непредвиденное.

Стоял погожий июльский день, психотерапевт Кравцов сидел в офисе, заканчивая сеанс с пациентом. Он успел соскучиться по практике и, как только представилась возможность, сразу приступил к должностным обязанностям.

– Сейчас панические атаки стали реже, не чаще раза в неделю, но я по-прежнему постоянно проверяю свое ощущение окружающей действительности и чувство своего «я», – бормотал молодой дерганый парень с обсессивно-компульсивным расстройством. – Я замечаю какие-то несоответствия и начинаю бояться. Меня преследует страх, что со мной что-то не так, что мир неправильный и я неправильно реагирую на этот мир. Чувствую, что не живу, как раньше, не воспринимаю себя адекватно. Я боюсь попасть в психушку, и меня это сильно беспокоит!

Иван кивал, делая в файле короткие пометки, и задавал уточняющие вопросы. Впрочем, пациент был словоохотлив, вопросов у доктора практически не возникало. Это был уже третий визит пациента в клинику, и в его состоянии наметились определенные изменения.

– Я очень доволен нашей сегодняшней встречей, – подытожил Джек. – Вижу некоторые улучшения, несмотря на то что мы только начали лечение. Продолжайте пить прописанные препараты и выполнять упражнения. Думаю, следующую неделю мы пропустим, а вот числа, скажем, 24-го увидимся вновь. Вам удобно в это же время? В таком случае обратитесь к девушке на ресепшене, она вас запишет.

Когда за парнем закрылась дверь, Джек откинулся в кресле, сцепив руки на затылке. В клинике в честь возвращения ведущего специалиста устроили торжественную церемонию – с алкоголем и закусками, само собой. Руководство ценило господина Кравцова, коллеги-мужчины уважали, а женская часть коллектива тайно вздыхала по красивому доктору – тот хоть и был неизменно галантен и щедр на комплименты, никому фавора не оказывал, лишь сильнее распаляя желание. Ни одна из сотрудниц не отнеслась безразлично к постигшему психотерапевта несчастью. Переживали все поголовно: от юных медсестричек до главврача – женщины пожилой, тучной и строгой. То-то радости было, когда сероглазый король вернулся зрячим и полным сил.

В первые дни к Джеку в кабинет потянулась череда паломников: коллеги наведывались по делу и без. Расспрашивали о Германии, о впечатлениях и планах. Он делился информацией ровно настолько, насколько требовала вежливость. По запросу раскрывать душу привычки не имел. Постепенно назойливое внимание утихло, и Джек сосредоточился на работе. Без сомнения, ему недоставало этой восхитительной привычной рутины.

Кабинет встретил хозяина в неприкосновенном виде. Уборщица регулярно протирала пыль и мыла полы, все поверхности сияли чистотой. Массивный элегантный стол цвета темного ореха, подвижное кресло из темной кожи с лакированными деревянными подлокотниками (эти два предмета мебели Кравцов купил на свои кровные), дипломы и сертификаты на стенах, три квадратных горшка с кактусами (горшки тоже сам выбирал) – все на своих местах. Блокнот с записями открыт на той же странице. Придраться не к чему. Какое наслаждение – иметь хорошую профессию, удобный кабинет и главное – дееспособность.

Джек запрокинул голову, мечтательно уставившись в потолок. На безупречно белом фоне проступили контуры женского лица – сперва неясные, а затем все более отчетливые, объемные. Высокие скулы, пухлый чувственный рот, большие насмешливые глаза…

Стоп!

Джек порывисто встал, прогоняя дивный мираж. Нажал на вызов секретаря:

– В 205-й приглашайте следующего пациента.

Имелась у Джека дополнительная причина поспешного возвращения в клинику: нужно было срочно чем-то занять свой мозг, чтобы не грезить об одной прехорошенькой немецкой медсестре.

Дверь отворилась, и в кабинет вошла Лиза:

– Иван Сергеевич, здравствуйте. Я на прием, можно?

Он удивленно приподнял брови, мельком глянув в график на компьютере.

– Я записана, – улыбнулась Лиза, поймав его взгляд.

– Я вижу, Елизавета Матвеевна. Проходите, присаживайтесь, – указал он на широкий удобный стул.

– Ах, спасибо, – церемонно ответила та, сделав вид, что приподнимает длинную пышную юбку, чтобы не помялась.

– С чем пожаловали? – не без любопытства спросил Кравцов и совсем не по-деловому уселся на стол одним бедром. Он обрадовался визиту подруги – в прошлый раз из-за масштабной пьянки поговорить не получилось. Профессиональная помощь Джека не оказалась бы лишней, он даже пару раз обдумывал, как вызвать Лизу на откровенный разговор. И тут, надо же, сама пожаловала. Прав был психотерапевт Кравцов, не веря в искренность ее оптимизма. Слишком резкий переход от депрессии к счастью – симптом нездоровый. Было что-то неестественное в столь стремительной реабилитации. Джеку приходилось работать с жертвами изнасилования, и большинство из них от радости не светились, наоборот, демонстрировали все признаки посттравматического стрессового расстройства. Паника, отсутствие интереса к семье и друзьям, депрессия, чувство вины – ничего из перечисленного Лиза якобы не испытывала, хотя провела в плену около двух месяцев. Последствия не могли пройти мгновенно и без следа. Даже самая упрямая воля дала бы трещину. Джек был лишен зрения, а не свободы и достоинства, его окружали любовь и забота, а не боль и насилие, и все равно он едва не повредился рассудком. Страшно представить, что пережила Лиза и что творилось у нее в голове.

– Поболтать хотела, – ее тонкие губы тронула улыбка – тусклая, почти страдальческая. Совсем не похожая на фирменную едкую усмешку.

– Конечно, Елизавета. Ты же знаешь, я всегда готов…

– У тебя курят? – перебила его Лиза и полезла в сумочку за сигаретами.

– Вообще-то нет, но для тебя сделаю исключение, – Джек дернул за ручку, приоткрывая окно. Пододвинул на край стола кружку – вместо пепельницы.

Лиза затянулась и надолго умолкла. Иван терпеливо ждал, позволяя ей собраться с духом. Он не хотел напугать ее неуместной нахрапистостью. Лиза смотрела в одну точку, выпуская едкие кольца дыма, и, казалось, позабыла, где находится. Одну за другой выкурила три сигареты (каждую – до половины) и лишь после этого подняла на Джека глаза.

– Я собиралась тебя убить, – будничным тоном сказала она.

Джек промолчал, не понимая, как реагировать на ее слова. Это признание или шутка? Сидеть на столе стало резко неудобно, но позы он не изменил.

– Сейчас это кажется далекой глупостью, – Лиза будто бы обращалась к самой себе. Ее руки безвольно лежали на обтянутых черными джинсами коленях. – Это было тысячу лет назад. Какая я старая, – из ее груди вырвался тихий вздох не то сожаления, не то облегчения. – Я тебя тогда очень любила и еще больше – ненавидела. Раздобыла яд. Я бы отравила тебя, ты меня знаешь. Но у кого-то очень проворный ангел-хранитель.

Повисла долгая пауза. Джек встал со стола и бесшумно сел в кресло.

– Этот урод взял меня тепленькую, – продолжала она. – Пьяную в дрова, с ядом в кармане пальто. Был дождь, сапоги промокли. Терпеть не могу, когда хлюпает в обуви. Я рыдала, как истеричка. Оплакивала будущую кончину старого друга, ха-ха. Урод подошел ко мне… А когда я очнулась…

Джек слушал, упершись локтями в стол и сложив треугольником пальцы.

Лиза выглядела уставшей, как после марафонского забега. Она хотела многое рассказать, но не имела сил для красноречия. Говорила бесцветно, будто диктовала конспект.

– Я его ненавидела. Ненавидела, но ждала его прихода. Потому что эта омерзительная тварь была единственной связью с миром. Единственным вариантом общения. Мне нужно было слышать хоть чей-нибудь голос, даже если это голос собственной смерти. В какой-то момент во мне что-то сломалось. Не рухнуло с треском и даже не пошатнуло внутреннее устройство, а как-то очень медленно, но неумолимо стало отмирать. Нечто важное, что непременно должно присутствовать в человеке, – душа, ощущение связи с чем-то большим, чем ты сам, я не знаю… – безвозвратно ушло, оставив меня донашивать свою жизнь, как вышедшее из моды платье, – Лиза перевела дыхание. – Но ты, Ваня… Ты должен быть благодарен ему. Он тебя спас.

Джек постарался придать своему голосу душевность и нотку раскаяния:

– Лиза, я сожалею, что тебе пришлось пережить такое… Отчасти по моей вине… Прости, если бы я знал…

– Ничего бы не изменилось, если бы ты знал, – она не дала ему закончить фразу. – Ты поступил бы точно так же. Насильно мил не будешь, не так ли?

Не так, конечно, не так. Любому приличному психотерапевту известно, что симпатия, страсть и даже настоящая нежная любовь легко синтезируются при должной тренированности ума. Сначала сознательно вдалбливаешь себе определенные установки, покуда они не закрепятся в подсознании. А затем подсознание начинает работать самостоятельно, подгоняя эмоции под внедренную программу. И вот тебе уже и заинтересованность, и восторг, и искреннее светлое чувство. И все-таки в одном Лиза была совершенно права: даже зная о предстоящем кошмаре, Джек не стал бы делать усилие, заставляя себя влюбиться. Ему просто не хотелось влюбляться в подругу. Если уж поддаваться иррациональной эмоции, то ради нового персонажа. Елизавету Гончарову Иван Кравцов уже давно изучил, в ней не осталось загадок и сюрпризов. Даже ее намерение убить его не удивило Джека. Ошеломило немного, но не удивило. Подруга всегда выбирала самый простой путь.

– Я отлучусь на минуту, – Лиза с усилием поднялась и покинула кабинет.

Пока она отсутствовала, Джек прикидывал, с чего начнет свой монолог. Лизе требовалась психологическая помощь, нужно быть предельно аккуратным. В таком состоянии пациент крайне восприимчив к любому нюансу речи – от фонетической составляющей до интонации голоса. Судя по всему, Лиза находилась на стадии внешнего приспособления – пыталась преодолеть тревогу и вернуться к прежнему образу жизни, вести себя так, словно кризис уже миновал. Этот период псевдоадаптации характерен тем, что психологическая травма отрицается, чтобы заглушить связанные с ней переживания. Жертва насилия старается казаться нормальной, тогда как внутренние ресурсы ее серьезно истощены. Лиза правильно сделала, что обратилась к профессионалу, это ускорит реабилитацию.

– Что, загрузился? Забей, Ванюша, нам ли быть в печали, – Лиза вернулась повеселевшая и посвежевшая. В ее глазах играли озорные огоньки, и не следа от недавней грусти.

Джек озадаченно посмотрел на нее, терзаемый подозрением:

– Куда ты ходила?

Лиза улыбнулась с легкой издевкой:

– В туалет, миленок.

– Что ты там делала?

– Ты серьезно? – Подруга выгнула бровь.

– Более чем, – Джек приблизился к Лизе, развернул к окну и внимательно изучил ее лицо. – Ты употребляешь наркотики?

Она отстранилась и плюхнулась в кресло Джека, не ответив на вопрос.

– Кокаин, – предположил он.

– Хочешь? У меня осталось, – Лиза шмыгнула носом и принялась крутиться в кресле из стороны в сторону.

– Ты разве не осознаешь, что в твоем состоянии прибегать к наркотикам – идея, мягко говоря, неумная?

– Выключи Иисусика, умоляю. Мы взрослые люди. Ты своим пациентам антидепрессанты прописываешь, разве это не те же наркотики?

Джек нахмурился:

– Прочитать тебе лекцию о том, чем отличается сертифицированный антидепрессант от кокаина и каковы последствия от применения того и другого?

– О нет, – воскликнула Лиза. – Я знаю все, что ты скажешь. Думаешь, я не изучила вопрос?

– Я не собираюсь учить тебя. Но хочу лишь предупредить, что подобные эксперименты крайне опасны, когда человек испытывает постстрессовый шок. Твоя психика сейчас очень уязвима. И дело даже не в том, что тебе труднее контролировать привыкание, – я нисколько не сомневаюсь в твоей сознательности, – дело в том, что неизбежный упадок настроения, наступающий после приема наркотика, может усугубить твое и без того неустойчивое состояние.

Лиза улыбнулась:

– Я в курсе. Просто сегодня такая тоска навалилась, хоть вой. И слабость. А у меня через час переговоры важные по работе. Может, удастся продать бизнес по очень неплохой цене. Я все равно в нем ничего не смыслю.

Впервые Лиза попробовала «белый» несколько лет назад. Они сидели компанией в кафе, отмечали день рождения Макса. Лиза уже собиралась домой – было за полночь и хотелось спать, – когда именинник загадочно подмигнул и попросил товарищей проследовать за ним. Они сели в машину, недоуменно переглядываясь. Макс достал маленький квадратный пакетик с белым содержимым и предложил попробовать.

Попробовали. И ничего не почувствовали. Вернулись в кафе, общались, ржали, плясали. А потом неожиданно подошел официант и сообщил, что кафе закрывается. Шесть утра, как-никак. Удивились, как незаметно пролетело время.

После выписки из больницы на Лизу нахлынула тоска и неудовлетворенность: тут тебе и ненависть к сбежавшему маньяку, и злость на неласковую, не скучавшую по ней дочь, и плохое самочувствие. За два месяца плена Лиза разучилась радоваться.

Она давно собиралась поговорить с Джеком. Нет, сеанс психоанализа ей не требовался, она знала себя куда лучше, чем кто-либо другой. Ее интересовала реакция Джека на сообщение о его несостоявшемся убийстве. Неизвестно, на что Лиза рассчитывала. Товарищ не изменил себе, оставшись сдержанным и холодным, как ледяная фигура, установленная на главной площади города перед новогодними праздниками. Статуя прозрачна и неподвижна, и лишь тусклые отблески разноцветных гирлянд плавно струятся по ее безжизненной коже, создавая иллюзию жизни. И кажется даже, что слезы медленно капают из ледяных, широко распахнутых глаз. Ты замираешь в трепетном предчувствии: неужели? Но нет, волшебства не бывает. Это всего лишь дорожка инея, оставленная ночными заморозками.

Джек неискренне изобразил сочувствие – у «пациентки» напрочь пропала охота откровенничать. У нее и так с самого утра настроение никудышное, а теперь стало совсем тошно.

По внутренней линии позвонили. Джек поднял трубку.

– Иван Сергеевич, вас ждет клиент по записи, – сказала секретарь.

– Хорошо, я сообщу, когда его пригласить.

Лиза встала с кресла:

– Конь копытом бьет, удила грызет? Ладно, не буду тебя отвлекать, хотя очень хочется.

– Елизавета, мы можем встретиться завтра или в любой другой день – когда тебе удобно, – чтобы поговорить о том, что тебя тревожит.

– Меня ничего не тревожит, Ванюша, – Лиза подалась вперед, звонко чмокнула его в щеку. – Петушок напился, и проскочило зернышко.

– Какое зернышко, Елизавета? – Джек почувствовал себя идиотом.

– Которое комом в горле стояло, – весело ответила она и выпорхнула из кабинета.

Едва за ней закрылась дверь, снова зазвонил телефон, на этот раз мобильный.

– Старик, собираемся сегодня. Все, кроме Глеба. Позже объясню почему, – голос Макса звенел от напряжения. – Кое-что случилось.